Введение: как говорят о сексе

Эрик Берн. Секс в человеческой любви

СОДЕРЖАНИЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Введение

КАК ГОВОРЯТ О СЕКСЕ

Скользкая тема

Несколько холодных, сухих слов

Несколько теплых слов

Неприличные слова

Природа непристойности

Мусорное ведро

Сквернословы

Непристойности для удовольствия.

Непристойности и любовь

Сексуальное образование, начальный курс

Сексуальное образование, средняя ступень

Сексуальное образование, продвинутый курс

Сексуальное просвещение взрослых в Америке

Стандартный сексуальный словарь

Часть первая

СЕКС И ПОЛОВЫЕ ОРГАНЫ

ЗАЧЕМ НУЖЕН СЕКС

Введение

Что такое пол?

Но о чем это все?

Цель секса

Секс и наука

Секс и религия

ПОЛОВОЙ АКТ

Мужские и женские половые органы

Как это начинается?

Мужская сексуальность

Женская сексуальность

Оргазм

Психология секса

Биология секса

ЭКСПЛУАТАЦИЯ ПОЛОВЫХ ОРГАНОВ

Введение

Эксплуатация пениса

Эксплуатация влагалища

Половые органы в структурировании времени.

Эксплуатация оргазма

Сексуальные отклонения

Часть вторая

СЕКС И ЛЮДИ

ФОРМЫ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ

Человеческая личность

Диаграмма взаимоотношений

Знакомые

Деловые отношения

Члены комитета

Уважение

Восхищение

Привязанность

Когда мужчина «заводится»

Разврат

Приятели

Друзья

Интимность

Любовь

Классификация отношений

Брак

Юридические отношения

СЕКСУАЛЬНЫЕ ИГРЫ

Введение: этот безумный мир

Родительское программирование

Вот как это происходит

Типы скриптов

Проделки природы

Что такое игра?

Некоторые сексуальные игры Почему люди играют в игры Иллюзия автономии......

СЕКС И ЗДОРОВЬЕ ИЛИ ПРОФИЛАКТИЧЕСКАЯ ИНТИМНОСТЬ

Введение

Физический контакт и физическое здоровье

Шесть видов голода

Секс и этика

Секс и эстетика

Секс и интимность

Секс и брак

Секс и исследования

Секс и здоровье

Часть третья

ПОСЛЕ ИГРЫ

ВОПРОСЫ

Вопросы и ответы

Избранная библиография

ЧЕЛОВЕК МИРА

Любовь и брак

Афоризмы

Печальные афоризмы

Последние слова

Приложение

КЛАССИФИКАЦИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ

Введение

Типы отношений

Обсуждение

ВВЕДЕНИЕ: КАК ГОВОРЯТ О СЕКСЕ

СКОЛЬЗКАЯ ТЕМА

О сексе нелегко писать главным образом потому, что это тема скользкая и «влажная». Каждый, кто этого не учитывает, рискует почувствовать себя несколько не­ловко.

Однажды я сказал знакомой поэтессе, написавшей о сексе красиво, но без проникновения, что вряд ли стоит говорить сухими словами о столь «влажных» чувствах. Она начала пользоваться выражениями «помокрее», но и это меня не удовлетворило, и я предложил ей взять на вооружение такие слова, на которых можно «поскольз­нуться». Ей это понравилось, и в ответ она рассказала мне об образе беременной женщины, сидящей у окна и думающей о черной змее. Не будучи женщиной, я этого не понял, но мне показалось, что это звучит. Во всяком случае, это лучше, чем беременная женщина, весьма благопристойно говорящая о своих надеждах иметь до­статочно молока и хорошо кормить своего пупсика. Это напомнило мне анекдот о леди из Бостона, которая из­винялась, если ей случалось сказать о цветке, растущем «в горшке», но однажды поведала историю о своей при­ятельнице, которая упала с табуретки, обтянутой «дерьмотином».

— Я думаю, что для начала нам полезно просмотреть наш словарь и решить, какие слова наиболее ясно и удобно выражают то, о чем мы собираемся вести речь.

НЕСКОЛЬКО ХОЛОДНЫХ, СУХИХ СЛОВ

Слова, которыми люди пользуются для того, чтобы говорить о сексе, начинаются с «конъюгации», — это от­носится к низшим организмам; далее следует «копуля­ция» — «соединение двух особей при половом акте» — это для высших животных. «Половым сношением» на­зывают это у людей. Люди большой учености, говорят «ко-и-тус»; если это слово заставляет их почему-то нерв­ничать, то они произносят с придыханием «ко-и(к)-тус». Правильно же — «коитус».

«Брачный союз» — это то, о чем можно говорить перед аудиторией, преимущественно по воскресеньям. Вообще-то можно говорить обо всем вышеназванном, кроме «полового сношения». Предполагается, что об этом вы не будете говорить; вместо этого вы должны «выступить с сообщением». «Сообщение» может быть настолько затруднительным, что некоторых (меня в том числе) это доводит до головной боли, так что простой разговор гораздо лучше, если вам это удастся. До голов­ной боли могут довести даже «сообщения» других, осо­бенно если они не знают, о чем они «сообщают» и кому. Короче говоря, «делать сообщения» — малоприятное за­нятие, и большинству людей нужно рано или поздно на­учиться разговаривать друг с другом, если они хотят к чему-нибудь прийти. Худший род «обмена сообщения­ми» называется «продолжающимся диалогом», который может довести не только до головной боли, но и до хро­нического катара желудка. Однако иногда во время «продолжающегося диалога» люди начинают разговари­вать друг с другом, и тогда все налаживается. Один мой циничный приятель, д-р Хорсли, советует слишком образованным парам перестать «вступать в коммуника­цию» и начать просто разговаривать друг с другом, и тогда все утрясется.

Беда всех вышеназванных слов в том, что они кажут­ся холодными и сухими, даже если они не таковы. «Конъюгация» звучит как попытка разжечь огонь трени­ем скорлупы двух яиц друг о друга. «Совокупление», может быть, и соответствует сути дела, но несколько от­талкивает. «Коитус», «соитие» — очень уж густо, будто идешь по патоке в тапочках. «Половое сношение» — го­дится для разговора на людях или письменной речи, хотя это слишком добропорядочно и не передает привлека­тельности. Ради разнообразия можно также пользовать­ся синонимом «половой акт».

Не лучше обстоит дело со словами, обозначающими конечный результат этих деятельностей. «Сексуальное удовлетворение» — нечто вроде хорошего бифштекса для мужчины или сыра-суфле для женщины. «Спустить пар» — напоминает кофеварку. На письме, я полагаю, лучше всего пользоваться словом «оргазм».

У юристов — свои слова, но они немногим помогают. Их любимцы — «сожительство», «сексуальные отно­шения», «прелюбодеяние», «адюльтер» — все это обяза­тельства или обвинения. Юристов совершенно не инте­ресует, есть ли в сексе что-то приятное. Им нужно только «установить» и «доказать» так, чтобы кто-то дол­жен был за это расплачиваться. Расплата одинакова, было ли это самым волнующим событием вашей жизни или это не принесло ни малейшего удовольствия. Безот­радность не вызовет скидки, а экстаз — вознаграждения. Юристы говорят также о «преступлениях против приро­ды», хотя природа не ведет счет жалобам. Словарь законников ничего не знает о приличии наготы. Всякое обнажение для него неприлично, если не будет доказано противное. Однако это противоречит презумпции неви­новности, по которой каждый невиновен, пока не дока­зана его вина, и приличен, пока не доказано его непри­личие. Законники больше всего спорят о том, что такое «непристойность» — к этому мы еще вернемся.

Проблема в том; что все эти слова и выражения ук­лоняются от сути дела — вожделения, удовольствия, упоения; поэтому они холодны, сухи и бесплодны.

НЕСКОЛЬКО ТЕПЛЫХ СЛОВ

Спаривание — звучит тепло и плодотворно. Может быть, более всего по-человечески и наименее вульгарно звучит «заниматься любовью». В этом есть и нечто теп­лое, влажное, плодотворное, и нечто обещающее — больше, чем сам акт. Никто не может сказать, что будет утром с людьми, которые совокуплялись, имели коитус или половое сношение. Люди же, которые занимались любовью, скорее всего вместе будут завтракать. Поэтому юные леди в большинстве своем предпочитают эти слова остальным. К сожалению, похоже, что мужчины менее к нему склонны, даже те, которые охотно садятся завтра­кать с женщинами.

НЕПРИЛИЧНЫЕ СЛОВА

Вполне возможно, и я полагаю — желательно, гово­рить о непристойностях, не будучи непристойными. На­пример, мы можем написать четыре распространеннейшие сексуальные непристойности задом наперед или поменять буквы местами, не вводя никого в заблуждение и никого не оскорбляя: «cuff», «swerk», «tune», «kirp».

Cuff — единственное слово в английском языке, передающее полноту ощущения, возбуждения, щекот­ливости и аромата полового акта. Его сладострастное «ff» придает ему особую реалистичность. Синонимы, о кото­рых мы говорили в предыдущих разделах, старательно обходят возбуждение и желание, и еще более тщатель­но — примитивнейший и наиболее сильнодействующий элемент секса — запах. «Cuff» вбирает в себя все это, как ребенок, потому что поначалу это было детское слово.

Как ни странно, это не англосаксонское слово, как обычно думают. Оно пришло в Англию из Шотландии в 1500 годы; скорее всего оно происходит от датского или немецкого слова «fieken», что означает «бить», что очень похоже на арабское слово «док», что означает «толочь пестик в ступе». Толкание, проталкивание — один из наиболее важных элементов полового сношения, о чем подробнее будет речь дальше. Так же важно то, что араб­ские сексологи называют «хез», что означает возбуждаю­щее, сладострастное, свободно раскачивающееся движе­ние женского таза. «Cuff» включает «док» и «хез», так что передает и импульс, и «свинг».

«Cuffing» — это нечто, что двое делают вместе, в то время как swerk — одностороннее слово. Одна умная де­вочка по имени Амариллис однажды сказала: «Мне нра­вится cuffing, но я не хочу иметь дело с парнем, кото­рый swerk меня только для того, чтобы потом выпендри­ваться».

«Balling» — это тоже то, что делают вместе. Говорить о «kirp» и «rune», а также об их многочисленных синони­мах нет необходимости: это просто вульгаризмы, ничего существенного не добавляющие к нашему пониманию сути дела. Пенис для большинства людей представляется чем-то тощим и не слишком внушительным, или для тех, у кого в доме есть маленькие мальчики, — чем-то очень миленьким. Этот термин годится для невозбужденного состояния. Для более величественного состояния эрек­ции, я полагаю, больше подходит «фаллос», хотя это и звучит несколько искусственно и недостаточно сочно. Вагина, влагалище — слово для женского органа, обла­дающее по меньшей мере теплотой слова «tunk». Труднее с наружной частью женских половых органов. Анатомы называют это «вульва». Это слишком медицинское слово для повседневных целей, но похоже, что более пригод­ного термина нет, так что нам остается вернуться к ус­ловному «гениталии».

Множество других слов вы можете найти в «Тезауру­се» Роже, в различных словарях сленга и уголовных ко­дексах, но приведенного списка достаточно для повсе­дневного употребления.

ПРИРОДА НЕПРИСТОЙНОСТИ

Теперь я поясню, почему я предпочитаю избегать непристойности. Слово «непристойный» само по себе означает «вызывающий отвращение». Непристойности обычно разделяются на два типа: порнографию и скатологию. Порнография описывает детали распутного поведения и в точном смысле относится к «словам спальни», скатология — к «словам туалета». Некоторые люди находят отвратительными и то и другое, иные — одно или другое. Это может навести на мысль, что непристой­ность — следствие искусственных правил но это не совсем так. У нее есть гораздо более глубокое психологическое значение.

Каждое слово, которое стоит произносить, вызывает какой-то образ в говорящем и в слушающем также. Эти образы не всегда выявляются с полной ясностью, но при некотором старании их можно выловить из глубин ума³. У большинства слов образы смутные, слабооформленные, похожие на тени, они исчезают в неизвестном фоне, если только не являются очень знакомыми. Пото­му-то их так редко замечают, когда говорят. Это можно назвать образами Взрослого, это образы-тени. Другие слова сопровождаются образами более живыми и властными. Эти образы остались от детства, их можно назвать детскими или первичными образами. Будучи подробны­ми и яркими, первичные образы вызывают эмоциональ­ную реакцию. Некоторые из них поразительно красивы, как образы, возникающие у людей, когда они курят ма­рихуану или принимают ЛСД. Иные образы отвратительны, и именно они нас сейчас интересуют, поскольку дают нам ключ к психологическому объяснению непри­стойности. Слово становится непристойным, если оно сопровождается отвратительным первичным образом. Ото происходит потому, что образ и реальность, которую он замещает, становятся живыми и отвратительными в детстве, как это обычно бывает с запахом экскрементов но время обучения туалету; образ сохраняет свою силу и в последующие годы. Это определение непристойности основано не на искусственных правилах, выдуманных деспотичными и злобными авторитетами, чтобы лишить людей свободы речи, а на знании структуры человечес­кой нервной системы и глубинной психологии.

Если непристойность основана на глубоких и уни­версальных психологических факторах, уходящих кор­нями в детство, тогда только детские слова могут обла­дать этим свойством. Язык, выученный человеком после шести лет, не может содержать для него непристойнос­тей, потому что он не слышал его слов в первые годы жизни. Если, однако, новый язык проникает более глу­боко, если человек начинает думать на нем, некоторые его слова могут постепенно проникнуть на первичные уровни и таким образом обрести качество непристой­ности.

Эти наблюдения показывают, что качество непри­стойности остается, но те или иные слова, которые вы­зывают подобную реакцию, зависят от случайности. В основе они имеют отношение к запаху и вкусу, а также к скользкому прикосновению. Непристойные слова.— это те, которые связываются с чем-то скользким в сфере первичных образов. В специальных случаях наиболее безобидные слова могут оказаться тесно связанными с непристойностью в результате детского опыта, когда эти образы формировались.

Таким образом, новое поколение может отвергнуть старые представления о непристойности, но при этом создать новые, превращая обычное слово в непристой­ное («свинья») или вводя редкие выражения в общее употребление («mother-cuffer»). Можно представить себе, что дети могут воспитываться совершенно свобод­ными от реакций непристойности, но это маловероятно практически в связи с тем, как устроена человеческая нервная система. Я полагаю, что весьма трудно отучить человека от того чувства облегчения, которое большинство людей испытывает, выходя из общественного туа­лета.

Шокирующее свойство непристойных слов или их способность приносить облегчение, если они использу­ются для этой цели, или их эротическая ценность, если они используются для возбуждения, происходит из их «ароматических» свойств не в меньшей степени, чем из неприличности. Наиболее сильные непристойности связаны с самыми сильными запахами, в то время как наи­более слабые — это литературные слова, далеко отстоя­щие от первичных образов и полностью дезодорирован­ные. Для невролога и психолога это — интереснейший феномен, имеющий отношение к целостной структуре мозга и сознания: отношения между запахом, визуаль­ными образами, словами, социальными действиями и эмоциональным шоком, облегчением или стимуляцией.

В силу этих психологических истин внимательное отношение к воздействию непристойностей не есть за­бавный отголосок старомодного способа мышления. Скорее, это один из аспектов способа жизни, в котором одним из важнейших качеств является благородное изя­щество. Это подразумевает изящество движений, изяще­ство моментов одиночества и совместимости. Это каче­ство прекрасно понимали танцоры, риторы, дзэн-буд­дисты или последователи других восточных философий. Это означает благородство речи и превращение каждого часа в произведение искусства. Это означает внешность и поведение, которые делают каждый год лучше, чем предыдущий. И, наконец, это означает, что вся жизнь, с ее дружбой и враждой, интимностью и ссорами, коме­диями и трагедиями, дает по меньшей мере возможность завершения в некоей цельности и в некоем благородстве, охватывающих ее. Для меня благородство равно изя­ществу, изящество равно сдержанности, избеганию пре­увеличения и дисгармонии — в речи, в танце, в рисунке.

Встретиться с безобразным и увидеть его как тако­вое — не значит принять. Каждый имеет собственное представление о красоте, так что невозможно опреде­лить ее словами. Но по крайней мере можно отмежевать­ся от того, что не есть красота. Есть одно — и, я полагаю, только одно — универсальное правило эстетики, универ­сальность которого основывается на наследуемых био­логических тенденциях эволюции человеческой расы. Красота возможна вопреки дурным запахам, но не по­средством дурных запахов. Что такое дурной запах — знает каждый. Это запах чужого «о мерд», его вторжение в каждый наш вдох. С другом все иначе. Как сказала од­нажды Амариллис: «Друг — это тот, чье «о мерд» и газы не воняют, и чье «сипп» — песня в ваших ушах. Если чужой предложит вам все это, вы пнете его по одному месту» — (у Амариллис несколько вульгарный склад ума, как показывает ее употребление слова «вонь»).

Ввиду этого я полагаю, что непристойности не долж­ны быть навязываемы другим без их согласия. Для неко­торых это — часть жизненного плана и является добавле­нием к их радостям. Для других ограничение свободы речи касается не только крика «пожар!» в переполнен-- ном театре, но и выкрикивания вульгарностей при детях. Поэтизация всегда более привлекает. Менструация не слишком привлекательна в качестве «месячных», но приобретает некоторый шарм (по крайней мере для муж­чин) в качестве «крови на лике луны» или, как у францу­зов, — «мои цветы расцветают».

МУСОРНОЕ ВЕДРО

Поистине можно многое узнать о своих соседях, если поглядывать в их мусорные ведра. Философствую­щий мусорщик может развить целую философию жизни на основе того, что он находит на помойке; он может увидеть, что люди выбрасывают, насколько они эконом­ны или расточительны, чем они кормят своих детей. И найдется много людей, которые увидят в нем провозвестника истин, покоящихся на твердом основании. Посмотри, дружок, в мусорное ведро, и ты получишь самые свежие новости относительно человеческого рода! Но это не так. Археологи часто попадают на помойки и редко куда-нибудь еще, и по этим остаткам они стараются восстановить, каким было общество. Некоторые писатели следуют тому же методу, пытаясь разобраться в нашей жизни и судить о ней по ее отбросам. Но археологи продвигаются в своих исследованиях гораздо больше, когда обнаруживают город, вроде Помпеи, чем когда просто роются на древних помойках. Видя целый город, они лучше могут судить, что происходило с его людьми, благородными и неблагородными. Приемная и библиотека, гостиная и детская рассказывают о жизни людей больше, чем притон наркоманов. Быт женского монастыря заслуживает большего внимания, чем быт борделя, поскольку монастырь обращается — сколь бы ограни­ченным ни было это обращение — к высшим чаяниям человеческой расы, в то время как бордель, — по крайней мере, как его описывают порнофилы и сводники, — статичен и если и движется, то в сторону или вниз. В конце концов, в ребенке больше человечности, чем в опухоли матки, в эмбрионе больше истины, чем в фиброме.

Непристойные книги не больше просвещают и не ближе к «истине жизни» (даже если истина несколько завшивела), чем нормальные книги. Только Толстой мог увидеть то, что написано им в «Войне и мире»; между тем любой достаточно умный студент, сердитый на свою мать, мог бы написать «Философию в будуаре» маркиза де Сада, включая как будуарные сцены, так и филосо­фию.

СКВЕРНОСЛОВЫ

В крайних случаях непристойность становится спо­собом жизни. Порнограф, приговоренный к жизни в спальне, вечно стремящийся к обетованному оргазму, никогда не увидит леса, океана и солнечного света. Скатолог, запертый в своей благоухающей кабинке, должен перебирать все, что попадает в руки, чтобы доказывать, что если это не «о мерд», то обязательно в «о мерд» пре­вратится. Оба — неудачники, потому что порнограф ни­когда не найдет волшебную, всеудовлетворяющую ваги­ну, которую ищет, а скатологу никогда не удастся пре­вратить в золото все фекалии, которыми он себя столь трудолюбиво окружил. Порнографу все-таки немного лучше, он хоть обретает некие преходящие удовольст­вия, в то время как из туалета можно получить только горшок с не-золотом. Выкрикивание непристойностей может кое-кому принести облегчение, но это лишь под­тверждает факт, что слова имеют особую психологичес­кую нагрузку.

Ребяческая теория, что стоит только наговорить до­статочно грязных слов, и все будет хорошо, не работает, как выясняется, лет пять или десять спустя. Это изна­чально подход неудачника. Сказав «о мерд» или «... твою мать» сто тысяч раз (по меньшей мере тридцать раз каж­дый день), сквернослов почти всегда (как свидетельству­ет мой клинический опыт) обнаруживает, что дела стали хуже, а не лучше, и ему остается только скрежетать: «По­смотри, как я старался! Почему это всегда происходит со мной?» А это лишь доказывает, что старание — не ответ и дела не пойдут лучше, если он произнесет свою излюб­ленную непристойность даже триста раз в день.

Неудачника делает неудачником не сама теория, а то, как она применяется. Победитель, исходящий из той же предпосылки, выделит себе на это два дня и осу­ществит всю программу в 50 000 ругательств в день и по­смотрит, будет ли получен желаемый результат. Если пет — он найдет новую теорию, ведущую к успеху, и будет опираться на нее, выиграв десять лет. Такова раз­ница между неудачником и победителем в жизни. Кто ты — победитель или неудачник, — это самая важная пещь, которая определяет жизненный путь человека и его достижения.

НЕПРИСТОЙНОСТИ ДЛЯ УДОВОЛЬСТВИЯ

Есть другие люди, которые согласны с тем, что названая непристойность оскорбительна и потому достой­на порицания. Но существует два рода ситуаций, когда непристойность может быть эффективной именно в силу своего неприличия: соблазнение и забава. При соблазнении непристойности могут использоваться в каче­стве, рекламы своего товара. Это искусство эксплуатации природной красоты.

Непристойность для забавы — это сатира на испор­ченность, а сатира — это хирургический смех, вскрывающий нагноения хитростей тела и человеческих отно­шений. Следовательно, непристойность для забавы де­лает жизнь менее непристойной. Франсуа Рабле более скатологичен, чем большинство писателей, потому что он пытался наслаждаться своим скатологическим време­нем. Эпиграф к моему любимому изданию его сочине­ний гласит:

«Дюйм радости превысит горя пядь,

Смех должен человека украшать».

Но сатира отличается от непристойности как выра­жения бунта: «Я хочу сказать эти грязные слова, и по­смотрим-ка, что будет написано на ваших лицах, на­сколько вы держитесь за вашу благопристойность, пере­станете ли вы меня любить за это, вы, свиньи».

Точно так же юмористические поэмы времен Рес­таврации о Триппере и Великом Сифилисе, по-видимо­му, неизбежных и неизлечимых для гуляк тех дней, отли­чаются от жалостливых и слюнявых писаний на ту же тему некоторых современных авторов. Непристойности наиболее противны, когда принимаются всерьез произ­носящим или слушающим их. Если они произносятся шутливо, а не швыряются в лицо, как гнилые апельсино­вые корки, читатель или слушатель волен либо разде­лить забаву, либо уклониться и сказать: «Мне это не нра­вится».

Каламбуры, шутки, лимерики — излюбленные спо­собы забавляться непристойностями. К сожалению, ко­личество возможных каламбуров, которые можно при­думать вокруг шести основных непристойных слов, ограничено, и все они давным-давно придуманы. Коли­чество возможных неприличных шуток больше, но зна­чительная их часть также восходит к давним временам, поскольку сотни миллионов студентов провели сотни биллионов часов в сотнях тысяч таверн за последние столетия*. Основное поле, где еще можно в наши дни проявить оригинальность, — это лимерики. Один из наиболее приятных способов забавы по поводу непри­стойности и ее цензоров — использование похоже звуча­щих искусственных слов вместо настоящих, как это де­лается в «Оффишиал секс мэньюал». Там говорится, на­пример, об «эрронеусных зонах», о том, что во время «когинуса» мужской «вектор» должен прорвать «хифену». Еще забавнее словарь, выдуманный в рассказе Твигса Джеймсона «Билли и Бетти»; его искусственные слова ближе к подлинным и могут с успехом использоваться реальными любовниками. Например, тот, кто не сумел найти партнера для «слипания», может «автоматировать». И Джеймсон иллюстрирует, как можно дойти до завершения таким образом, в зависимости от того, имее­те ли вы пустой «пударкис» или полный «гландер».

НЕПРИСТОЙНОСТИ И ЛЮБОВЬ

Возможно, что непристойности уместны, когда лю­ди занимаются любовью. Поскольку это «первичная» сцена, то первичные образы, по крайней мере сексуаль­ного рода, могут иметь здесь ценность. Это не подразу­мевает ни соблазнения, ни эксплуатации. Когда занима­ются любовью, оба партнера уже дали свое согласие, и каждый активно заинтересован в возрастании наслажде­ния другого. Нет необходимости отвергать возникаю­щие первичные образы; для некоторых они расцветают пышным цветом. Они усиливаются и сами в свою оче­редь усиливают множество ощущений, которые они высвобождают: зрение, звуки, прикосновение, запах, вкус и тепло, которое разгоряченные тела отдают друг другу. Это нечто совершенно иное, чем использование непри­стойностей в качестве оскорбления или богохульства.

СЕКСУАЛЬНОЕ ОБРАЗОВАНИЕ, НАЧАЛЬНЫЙ КУРС

Мы ставим здесь серьезные цели: просветить или даже дать наставления в отношении вопросов секса. Мы пришли к соглашению относительно употребимого сло­варя, включая некоторые анаграммы, и договорились избегать непристойностей, насколько это возможно. Да­вайте также договоримся, что нет необходимости избе­гать юмора, и тогда мы можем использовать различные подходы к нашей основной теме.

Наиболее беспокойный вопрос в области сексуаль­ного образования — «Как вы объясняете секс вашим детям?» Причина в том, что это довольно пустой вопрос, в котором не больше смысла, чем в вопросе, как вы объ­ясняете детям геометрию (или историю, или домоводст­во). Нужно несколько лет обучения и домашней работы, чтобы «объяснить» историю или геометрию, и при этом мало кто из детей, да и не все учителя, действительно «понимают» предмет. Многие родители кончают тем, что говорят себе (или друг другу): «Да не знаем мы, как объяснить секс нашим детям, вот нескладехи!» Или еще хуже: «Ха! Я единственный из родителей, умеющий объ­яснить секс своим детям!» На самом деле плохи не роди­тели, а идея, что действительно есть такая вещь как «секс», которую можно «объяснить». Это мало чем отли­чается от, например, готовки, если пытаться ее «объяс­нить» (не пробуйте воспользоваться «Лярусс гастрономик» — там вы найдете всего лишь немного истории). Может быть, полезно поговорить о паре и запахе из ка­стрюли, но вы не сделаете девочку хорошей хозяйкой, рисуя ей схемы прокладки газовых труб или предупреди­тельно описывая ядовитые грибы. Тут нельзя отвести сына или дочь в сторонку (в сторонку — от чего?) и ска­зать: «А сейчас я объясню тебе секс. А + В = С. Вопросы есть? Спокойной ночи, малыш, пора спать».

Малыши обычно спрашивают прежде всего о том, откуда берутся дети. Поскольку реально никто не знает на это ответа, большинство родителей чувствуют вызов объяснить cuffing. И тут они либо уклоняются, кивая на аиста, либо мужественно встречают вызов, начиная объ­яснять, что мужчина засовывает свою штучку в женскую штучку, оставляет там семя, и т.д. — вот так получаются дети. При этом папа или мама либо выглядят оживлен­ными, либо поджимают верхнюю губу, отчасти потому, что они знают, что это неправильный ответ, и хотели бы они, чтобы кто-нибудь сказал, в чем тут дело! Ребенок же, вместо того чтобы слушать, что ему говорят, задает себе действительно важный вопрос: почему это папа па­ясничает, почему это мама поджала губу? Ребята с улицы гораздо более естественны и действительно объясняют это. Даже если они объясняют неправильно, или кто-то из слушателей полагает, что ничего подобного не может произойти у его родителей, все расходятся с ощущением, что посетили очень стимулирующий и поучительный се­минар. Все серьезны, задумчивы, рассудительны, никто не паясничает и не поджимает губы.

Это — про сексуальное образование для младшего возраста, от трех до одиннадцати. Сексуальное образова­ние для школьников среднего возраста, от двенадцати до двадцати, немногим лучше.

СЕКСУАЛЬНОЕ ОБРАЗОВАНИЕ, СРЕДНЯЯ СТУПЕНЬ

Оно часто предлагается в форме книг и лекций.

Вы знаете, что я предполагаю, что в каждом есть как бы три разных человека: Родитель, который может быть критичным, сентиментальным или воспитывающим; Взрослый — рациональный, придерживающийся фак­тов; Ребенок — уступчивый, протестующий или спон­танный.

Книги и лекции про секс могут быть классифициро­ваны в зависимости от того, исходят они от Родителя (и какого), от Взрослого или от Ребенка (и какого из на­званных типов). Обычно книга или лекция придержива­ется одного определенного отношения к теме; их можно разделить на пять классов:

1) Секс как приманка на большом крючке. Секс «ол раит» на своем месте, то есть в супружеской спальне, где его держат связанным под кроватью. Но берегись, если ты наткнешься на него где-нибудь еще, под ним крючок. Берегись противоположного пола: они затащат тебя, стоит только расслабиться на минутку. Опасности, под­стерегающие поучаемых, систематизированы в лимерике о юной леди по имени Уайлд; каждый, кто знает этот лимерик, знает все необходимое об этом чудовище:

Мисс Уайлд юной леди была,

Невинность она берегла,

Помня о вере,

О кожно-венерическом диспансере,

И о том, как кузина Мери,

Того не хотев, родила.

«Большой крючок» выдумал Папа, хота Мама тоже о нем знает.

2) Секс — дар ангелов. Это нечто прекрасное и свя­щенное, что нельзя замутнять земными расчетами и пач­кать похотливыми мыслями. Ангелов придумала Мама. Папа тоже знает о них, но относится к этому несколько скептически, потому что сам их никогда не видел.

3) Секс как триумф инженерной механики, нечто вроде конвейера, на вход которого поступают естествен­ные продукты, а на выходе получаются дети. Или это может быть уменьшено до ручного набора, как было уже описано: «Засуньте штучку А в отверстие В, проделайте операцию С и — бац! — к утру Рождества будет ребенок». Это рациональный подход, который правильно описы­вает некоторые факты. Это в духе Взрослого, но не очень вдохновляет. Само по себе это может быть и верно, но это не та истина, которая делает жизнь лучше.

4) Секс как непослушание возникает, когда бунтую­щий ребенок берет верх в человеке любого возраста (чаще в отрочестве или после сорока) и говорит: «Все эти правила и запрещения ничего для меня не значат. И я выплюну вам это все в лицо прямыми англосаксонскими словами и докажу, что я свободен». В этом неправильны три вещи: (а) слова не англосаксонские, (б) это не дока­зывает, что он свободен, (в) это не работает. Через десять лет оказывается, что эти люди не более счастливы, чем большинство людей вокруг них. Маркиз де Сад — хоро­ший пример.

5) Секс — это приятно. Люди, которые находят секс приятным, обычно немного говорят об этом. О том, что приятно, почти нечего сказать, кроме «как хорошо!» или «у-у-у». Это, как и предыдущий, подход Ребенка, но, ра­зумеется, более любящего и спонтанного.

СЕКСУАЛЬНОЕ ОБРАЗОВАНИЕ, ПРОДВИНУТЫЙ КУРС

Продвинутый курс сексуального образования, как правило, рассчитан на лишенных юмора коллег, торгов­цев женщинами, индийских раджей и магараджей и арабских работорговцев, хотя многие обычные люди также могут извлечь из него пользу. Это зависит от того, предпочитаете ли вы рисовать собственные картины или пользоваться «книжками-раскрасками» с указанием, где какой цвет следует употребить.

Основное учебное пособие — «Камасутра» Ватсьаяны, основателя индийской или «могущественной» школы секса. Она написана то ли в 677 г. до н.э., то ли в 350 г. н.э. К ней можно добавить книгу «Ананга ранга» Калиянамаллы, написанную около 1500 г. Обе книги дают тонкие указания относительно поцелуев, прикос­новений, искусного cuffing, оставления следов зубов и ногтей в правильных местах, соблазнения жены соседа и сохранения спокойной совести. Они без сомнения ин­структированы, но также и обманчивы, потому что заме­няют страсть и творчество технической виртуозностью, а иногда просто обманом.

Как говорит мой приятель д-р Хорсли, «может быть особенный кайф в изучении тонких методов кусания, царапания и совращения, но гораздо приятнее приду­мать их самостоятельно, а не вычитать в книжке, как приятнее самому найти себе жену, чем вычислить с по­мощью компьютера. С другой стороны, добавляет он, слегка скривившись, если вы хотите знать методы, кото­рыми пользуются «подруги» для извлечения денег из мужчин, вам, конечно же, лучше почитать эти книги, чем пытаться расспросить соседнюю проститутку, пото­му что методы одинаковы в наше время и в те времена».

«Нет смысла, — соглашается Амариллис, — повто­рять ошибку беззубого моряка, который отправился к одной из девочек со своей золотой челюстью, а вернулся без нее». Так возникла песенка «Моя любимая украла любимые мои зубки».

К достоинствам этих книг следует отнести совет со­блюдать терпение и мягкость, в особенности по отноше­нию к маленьким девочкам.

К седой древности «Камасутры» примыкает книга «Благоухающие сады» шейха Нефзави, представителя арабской школы 1400 годов. Это практическое руко­водство, дающее много предупреждений относительно коварства женщин, советов относительно половых недо­моганий, а также описания поз для здоровых пар. Кроме того, шейх описывает специальные позы для особых слу­чаев: для очень толстых людей, маленького мужчины и высокой женщины, для людей с различными уродства­ми. Он отдает должную дань уважения высоким знаниям и акробатическим способностям индийцев, в особен­ности восхищаясь женщиной, которая может держать зажженную керосиновую лампу в воздухе на ступне ноги в течение всей процедуры, но полагает, что многие из их рекомендаций придают акту больше неудобства, чем удовольствия.

Длинная глава Нефзави о педерастии до сих пор не переведена, о чем можно сожалеть, так как это могло бы пролить некоторый свет на судьбу мальчиков и девочек-рабов, от четырех до десяти лет, все еще ввозимых по авиатрассе из Сахары на Арабский полуостров. (Я сам видел двухлетнего мальчика, обучаемого нежным искус­ствам раба в Испанской Сахаре.)

Здесь стоит упомянуть еще одну книгу, «Золотую книгу любви» д-ра Иозефа Векерле, в которой описана 531 поза — больше, чем в «Камасутре», «Ананга ранге» и «Благоухающих Садах», вместе взятых; так что в этом от­ношении упомянутые книги становятся устаревшими, так же как Бахаристан, Гулистан и семь эротических ру­ководств Камал Паши. Но даже Векерле оказывается всего лишь европейским эмпириком. Легман, используя современные компьютерные методы, вычислил, что воз­можны 3780 поз. В свете столь разработанного подхода «Камасутра» может показаться чем-то примитивным,. вроде сексуального Ветхого Завета, хотя в действитель­ности это не так.

Но хватит о сексуальных притонах Индии, Аравии и Вены. Прежде чем мы перейдем к сексуальному просве­щению здоровых, полнокровных, здравомыслящих аме­риканцев, скажем несколько слов о «сексуальном обра­зовании» в школе. Понадобится лет двадцать, чтобы су­дить о его эффективности, пока вырастет поколение, которое ему подверглось. Главное, чтобы его осущест­вляли не синие чулки под неусыпным надзором суше­ных вобл из попечительского комитета. В этом отноше­нии секс похож на юмор. Уроки юмора, если уж они нужны, должны даваться людьми, которые хоть раз в жизни смеялись и которым это понравилось.

СЕКСУАЛЬНОЕ ПРОСВЕЩЕНИЕ ВЗРОСЛЫХ В АМЕРИКЕ

В Соединенных Штатах всерьез приняли лозунг «за­ниматься любовью, а не войной» (make love, not war). Возникло несколько местных школ любви, на чисто американской инициативе, без всякого государственного финансирования; это одна из немногих областей, где ис­следование продвигается независимо от правительствен­ной поддержки.

Первая, наиболее строгая, — Школа Социологии Секундомера, лозунг которой «24.40 и ни секундой меньше», то есть двадцать четыре минуты сорок секунд на оргазм (цифра уточняется в зависимости от результа­тов последнего опроса, среднее время определяется по данным воскресных газет). Хотя на словах они и при­знают вариации, но некоторые последователи этой школы полагают, что каждый, кто допускает сколько-нибудь значительные отклонения, — либо неудачник, либо помешанный, либо коммунист — если не все это вместе.

Далее следует школа Журнала Общественных Норм Для Женщин, дающая удовлетворительные рецепты для обставления приличиями разврата средних классов. Вы вынимаете мужчину из морозильника и создаете непри­нужденную обстановку, чтобы он оттаял. Добавляете не­много ласки и теплую постель: пусть поспевает на мед­ленном огне до появления тонкой поволоки на глазах. После этого вам решать: хотите подавайте к столу, хоти­те нет, смотрите сами, этого рецепт не касается.

Есть также психоаналитическая школа, она же Школа Бюро Стандартов. Это официально признанное учреждение, стоящее на страже Интернациональных Стандартов Половой Жизни. Она не вполне соответству­ет заветам Фрейда — но так уж получилось.

С этой школой жестоко конкурирует популярное Движение Общения, основавшее Школу Сравнительно­го Оргазма, в которой принято следующее ежедневное приветствие: «Как у вас дела в межличностных отноше­ниях в области оргазма?» Это вежливый способ спро­сить, «удалось ли вам достичь хотя бы одного, который бы соответствовал Стандартному Оргазму, хранящемуся под стеклом в Бюро Стандартов (США) рядом со Стан­дартным Метром, Стандартным Килограммом и теперь несколько устаревшим Стандартным Опорожнением Кишечника?» Для этих людей Стандартный Оргазм за­менил Святой Грааль, и многие пары проводят свою жизнь в погоне за ним, выкрикивая: «Держи его, держи! Опять от нас ускользнул, черт возьми!»

СТАНДАРТНЫЙ СЕКСУАЛЬНЫЙ СЛОВАРЬ

В идеале полный сексуальный словарь должен со­стоять из четырех слов. Родительский или моральный аспект личности, действующий как своего рода консуль­тант, нуждается в словах «да» и «нет». Взрослый, рацио­нальный и ответственный аспект, тот, который подпи­сывает контракты и соглашения с другими людьми, также нуждается в «да» и «нет». Ребенок, или инстинк­тивный аспект, та часть человека, которой, собственно, это касается больше всего, нуждается лишь в.одном слове для выражения своей реакции: «У-у-у!» В тех ред­ких случаях, когда Родитель или Взрослый ошиблись в своих суждениях, Ребенку может быть нужно «ффу». Все, что сверх этих четырех слов, означает, что с кем-ни­будь что-нибудь не в порядке. Разве что можно оставить в резерве «Потрясающе!». Некоторые не понимают, когда и почему люди говорят «у₇у-у» и «Потрясающе!», но для тех, кто знает, в чем дело, нечего добавить. Таким образом, есть те, для кого жизнь — это «да» и «у-у-у!», и другие, для кого она «нет» и «ффу!».

Рассмотрев таким образом некоторые из проблем, возникающих в разговоре о сексе, и найдя решение не­которых из них, мы можем перейти к самому разговору; посмотрим, что нам удастся по сравнению с нашими предшественниками. Но будем помнить, что истина ря­дится в шутку, более того, часто это просто — шутка, вы­сказанная всерьез.