Вот как это происходит

С первых месяцев жизни ребенка учат не только что делать, но также и что видеть, слышать, трогать, думать и чувствовать. И кроме всего этого, ему также говорят, будь он победителем или неудачником, и как кончится его жизнь. И эти инструкции программируют его ум и его мозг так же жестко, как карточки — работу компью­тера. То, что в более позднем возрасте человек считает своей независимостью, — это просто свобода выбирать определенные компьютерные карточки, дырочки же по большей части остаются там, где они были пробиты с самого начала. Некоторые люди обретают возбуждаю­щее чувство свободы с помощью бунта, что обычно оз­начает одно из двух: либо они берут стопку карточек, впечатанных в раннем детстве, которыми они до сих пор не пользовались, либо они переворачивают некоторые из карточек вверх тормашками или справа налево и дела­ют противоположное тому, что написано. Часто это оз­начает просто следование инструкции специальной кар­точки, которая гласит: «Когда тебе будет 18 (40), исполь­зуй эту новую стопку карточек или переверни вот эти карточки». Другой род бунта следует инструкции: «Когда тебе будет 18 (40), выброси все карточки серии А и ос­танься в пустоте». Эту пустоту приходится заполнять так быстро, как только возможно, новыми случайными про­граммами, получаемыми от наркотика или от «револю­ционного» лидера. Таким образом, в попытках избежать превращения в тупоголовых или яйцеголовых, эти люди кончают превращением в кислоголовых и злобно-левых. В любом случае каждый человек послушно кончает к пяти или шести годам — да, к пяти или шести, — форми­рованием скрипта или жизненного плана, в значитель­ной степени продиктованного его родителями. В этом плане указано, как он собирается провести свою жизнь, как он ее кончит, будет ли он победителем, непобедите­лем или неудачником. Умрет ли он в большой комнате, в окружении близких и любимых, или в коридоре город­ской больницы, или он умрет, как птица, камнем падаю­щая в холодные неспокойные воды Золотых Ворот. В пять-шесть лет ребенок не знает еще всего этого, но он знает о львах-победителях, одиноких пустых коридорах и мертвой рыбе в холодной воде. И он знает достаточно, чтобы прийти первым или вторым, как его отец, его па­почка, или последним, как «мой старикан — уж он удер­жит свой стакан!» Это свободная страна; но не глазей на людей. У нас свобода слова, так что слушай меня. Если ты не позаботишься о себе, никто другой о тебе не поза­ботится, но (1) нет, нет, не трогай, или (2) убери лапы от моих денег, или (3) ты что, вором хочешь вырасти?

Ну-ка, дай ему сдачи! Задай ему хорошенько! Изви­нись сейчас же. Смотри у меня! Ты у меня поплачешь, маленькое чудовище. Позлись, позлись. И тебе не стыд­но! Да кто же так делает?! Ты что, пришибленный? Я научу тебя, как думать и что чувствовать. Не думай та­кого. Обдумай это хорошенько, пока не будешь смотреть на это, как я. К тому же покажу тебе, как это делать. Вот как с этим справляются. Ты не знаешь, кем стать, когда вырастешь? Я покажу тебе, кем быть. Будь хорошим. Делай, как тебе сказали, Адольф, не задавай вопросов. Будь другим. Почему ты не можешь быть, как все дети?

Так, наученный на что не смотреть, чего не слышать, чего не трогать, что чувствовать, как не думать, кем не быть, ребенок отправляется в школу. Здесь он встречает учителей и детей, таких же, как он. Это называется на­чальной школой, в действительности же это школа законничества. К десяти годам (возраст, на котором за­стревают юристы) он становится совершенным сутягой в самозащите. И для него это необходимо, в особенности если он трудноподдающийся или непослушный. Вы ска­зали не замазывать то, что написано на доске, но вы не сказали, что нельзя стирать (или наоборот). Ты сказал, чтобы я не отнимал у нее пирожное, а про жевательную резинку ты не говорил. Ты сказал, чтобы я не говорил дурных слов кузине Мори, но ты не говорил, чтобы я ее не раздевал.

Позже, в старших классах, формируются реальные скрипты. «Не давай себе воли. Ты забеременеешь». До сих пор она не знала, как быть с возможностью забере­менеть, теперь знает. Но она все еще не готова. Она должна дождаться сигнала. «Не давай себе воли — забеременеешь! — пока я не дам тебе сигнала». Она знает, что матери было шестнадцать, когда она родилась, и без труда соображает, что была зачата вне брака. Естествен­но, мать чувствует сильное беспокойство, когда дочь до­стигает шестнадцатилетия. Однажды мать говорит: «Ле­то — самое плохое время. Вот когда старшеклассницы беременеют!» (Она обобщает свой собственный опыт.) Это и есть сигнал. Девочка принимает его и беременеет.

«Не заходи в мужскую комнату, там может оказаться дурной человек, который сделает с тобой нечто отврати­тельное», — говорит отец восьмилетнему сыну. Он по­вторяет это примерно раз в год. Так что в определенный момент мальчик начинает интересоваться, что это за «нечто отвратительное», и он знает, куда пойти, чтобы выяснить это. Отец другого подростка вкладывает в одно предложение не только сексуальные инструкции, но целый жизненный сценарий: «Смотри у меня, если я тебя поймаю по дороге в этот дом на Бурбон-стрит, где женщины сделают все, чего ты захочешь, за пять долла­ров!» Поскольку у парня не было пяти долларов, он ста­щил их из кошелька матери, собираясь пойти на Бурбон-стрит завтра же после обеда. Но нужно было так случить­ся, что мать именно в этот вечер решила пересчитать деньги. Пропажа была обнаружена, а мальчик пойман и наказан. Он получил хороший урок: «Если бы я пошел сразу же после обеда, вместо того чтобы откладывать это на завтра, все было бы хорошо». Его не поймали бы с его пятью долларами. Это хороший скрипт непобедителя. Если хочешь женщин — добудь денег и потрать их так быстро, как только возможно, прежде чем тебя поймали. Ты не можешь победить, но ты, без сомнения, можешь уберечься от проигрыша.

Инструкция для неудачника звучит приблизительно так: «Если тебе не удастся сразу же, пробуй снова и снова. Даже если ты немного выиграешь, не оставляй попыток, и ты в конце концов проиграешь, потому что «ты же не можешь побить их всех». Инструкция для по­бедителя: «Зачем вообще терпеть поражение? Если ты проиграл, значит, ты плохо играл. Так что давай еще раз, пока не научишься делать это хорошо».

Если не вмешается какая-нибудь решительная сила, скрипт будет доведен до своего счастливого или горького конца. Есть три такие силы. Величайшие разбиватели скриптов — крупные массовые события, безжалостно обрубающие пути истории: войны, голод, эпидемии, уг­нетение, которые сминают всех на своем пути, как кос­мические паровые катки, всех, кроме тех, кому дано взо­браться в кабинку и использовать их как средство своего продвижения. Вторая сила — психотерапия и другие преобразования, которые разбивают скрипты и превра­щают неудачников в не-побеждающих («постепенное улучшение»), а не-побеждающих в победителей («Вы­здоровление», «Рывок», «Увидел свет»).

В редких случаях побеждает третья сила — скрипт разрушается собственным решением или перерешением самого человека. Это происходит с людьми, скрипт ко­торых позволяет им принимать самостоятельные реше­ния. Наиболее яркий пример последнего времени — Мао Цзедун, глава КНР, начинавший как человек сред­него класса с соответствующим скриптом, но в результа­те внутренней борьбы ставший тем, что он называет ре­альным пролетарием. Он стал чувствовать себя ком­фортно в этой роли и неуютно в роли человека среднего класса, которая благодаря непреодолимым обстоятель­ствам китайской истории превратилась в роль неудачни­ка. Оседлав историю, он стал победителем в войне и по­литике, равно как и в литературе: мало кто в наше время так популярен и широко читаем при жизни.

Важно отметить, что скрипт не «бессознателен»; его легко обнаружить, искусно задавая человеку вопросы, причем он даже может сделать это и сам. Проблема лишь в том, что большинство людей сопротивляется тому, чтобы признать существование такого жизненного пла­на, и предпочитает демонстрировать независимость по­средством игр — игр, которые сами диктуются их скрип­тами.