Глава 5. Разговор

БЕЗУМНАЯ ПЕСНЯ

В клоках небосклон,

Студеный и лютый.

Коснись меня, Сон,

Печали распутай!

Но щурится заря,

Восток животворя.

Щебетание утренних птах

Занялось в небесах.

И в полог угрюмый,

В шатер небоската

Летят мои думы,

Печалью чреваты,

Смущая ночи слух

И взоры солнцу застя,

И вселяют безумную ярость

В бушеванье ненастья.

Как морок, плыву

И в туче рыдаю.

Я ночью живу -

Наутро истаю.

К востоку спиной повернусь,

Приманкой его не прельщусь,

Ибо свет обжигает мой мозг,

Как расплавленный воск.

Перевод А. В. Парина (У. Блейк)

В те дни пока не было Калеба, мне казалось, что меня не существует. Я была не просто расстроена и подавлена, скорее я была растерзана своей совестью. Я была пустыней, не способной поглощать воду жизни.

Разговор с Евой, заставил посмотреть правде в глаза, и понять, что без чьей-либо помощи мне не справиться, и я ужасно измучилась от своих мыслей, тревоги и ожидания возвращения Калеба назад. Я думала и придумывала, как поговорить с ним об этом, как объяснить все, и все мои планы, и придуманные сценарии казались мне ужасными, а я еще хуже. Я поняла, что такое действительно ненавидеть себя. Раньше я ненавидела, только кого-то другого, а теперь вся эта желчь излилась на меня саму.

Калеб позвонил в тот же день, что мы были с Евой на речке, но мы не смогли с ним долго разговаривать, он был занят. Но то, как звучал его голос, и его слова, дали мне сил продержаться до его приезда.

Я бывала настолько злой и скандальной, что родители почти перестали со мной разговаривать, Прат просто убегал прочь, видя меня, а видеться с друзьями я даже не решалась, боясь, что сделаю что-то плохое. Мой мир, внезапно начал рушиться, и уснуть помогало лишь снотворное. И во снах теперь меня мучили действительно кошмары, больше я не мучила волков, это были то мои родители, то друзья и что самое ужасное Калеб. Единственным утешением было, что даже во сне, я себя презирала, и уже не было удовольствия от моих действий. Что-то во мне угасало.

Я просто ожидала приезда Калеба, зная, что только тогда что-то может измениться. Только он сможет мне помочь, я даже не представляла как, но была в этом свято уверена.

День навевал скуку, поведение домашних тоже, но я не спешила уходить из дому.

Я не любила классическую музыку. Меня раздражало то, как Терцо и Самюель проваливались в нее. Ну не то, чтобы вовсе не любила, но их транс навевал мне воспоминания о том, как Калеб рисует. Все-таки Калеб прав – в этом было что-то не правильное.

И все же в этот день я села на ступеньки, предполагая, что родители знают о моем присутствии, но не выказывают этого. Они наслаждались музыкой и обществом друг друга. А я слушала их музыку, и считала минуты до приезда Калеба. Он должен был быть сегодня.

Я в раздражении трясла ногой, и обкусала ногти и кутикулы на пальцах – антисанитария, но оказывается, это действительно успокаивало. В каком-то роде. Я не могла себя нечем занять, все валилось с рук, близнецы ужасно раздражали своей подвижностью. Я была словно вор, который украл нечто, а теперь решила совершить чистосердечное признание, но, конечно же, не хотела получать сурового наказания. Я стала просто одержима своим состоянием. И в этом мне помогало мое отражение в зеркале. Оно стало мне противным. Я даже думать забыла о подготовке к вступительным экзаменам, если таковые потребуются в Глазго. И если бы я могла, то просто бы проспала все-то время, что нужно было ожидать Калеба. Не выдержав, я таки выскользнула на улицу. Все же лучше чем сидеть взаперти, и смотреть все время на часы. Прат был прав, я сходила с ума. Медленно и уверено. Голова болела и словно атрофировалась от тела, как нечто несущественное. От этого чужие сознания имели ко мне доступ, а я пыталась их блокировать, хотя на это просто не хватало сил. Почти ни на что не хватало сил. Муки совести, были слишком сильным изматывающим средством, против которого у меня не было оружия.

Просто упав в траву, там, где в прошлом году был маленький помост, я уставилась в небо. Синее небо и пушистые облака немного расслабляли. Я смотрела на них, слушала шум деревьев, впитывала в себя жару, и кончено тем самым облегчала свое состояние. И все же лежать в одном и том же положении не могла. Скрутившись как котенок, и положив голову на локоть, я ожидала звука мотора. Его все не было. И, наверное, я задремала, потому что мое сознание, погрузилось в странный сон…

…Я шла следом за Евой по коридору дома Гроверов. Но я не была нею, как раньше, теперь я просто присутствовала в ее сознании, обитала, но не принимала участия, хотя как я догадывалась, могла.

Она несла в руках чистые полотенца, складывать их, вероятнее всего в шкаф. Это качество было объединяющим у Евы и моей мамы – чистота и порядок. Я кончено же любила первое, но всегда испытывала сложности со вторым. В моей комнате редко был порядок, но чистоту меня наводить заставляли. Хотела я того или нет. Прошло кончено же то время, когда я не делала этого, чтобы меня карали за подобное. И все же Самюель была очень настойчивой в том, что она хотела, а хотела она чистоты и порядка, и ее раздражала сама та мысль, что в ее идеальном доме, находиться комната, которую очень редко можно назвать аккуратной. Каюсь, это была моя комната.

Настроение Евы было хорошим, она, как и я Калеба, ожидала приезда Грема, только вот в ее душе в отличие от меня не было темных туч. Ей легко было радоваться, так как она не чувствовала раздражающую пустоту и вину. Даже не смотря на то, что почти каждый человек, которого она встречала, был потенциальный лангет, ее сила воли явно превозвышала мою. Мне стоило поучиться у нее. Нас так же разделяло то, что Еве было свойственно и нормально думать о людях, как о пище, а я сомневалась, что в мире были еще такие люди как я, которые хотели бы чувствовать то, что хотела я. Возможно, многие обладали подобными талантами, и даже общались с вампирами, но чтобы так погружаться в их мир смерти и страдания, как я - вряд ли такие были. Ну вот – я единственная и неповторимая, только где же радость?

Следовать за Евой и смотреть на ее методичные движения, было успокаивающим средством, теперь пребывая рядом с ней, я уже так не тревожилась о приезде Калеба. Я ждала его, но более не боялась, а может просто на меня подобным образом действовало умиротворенное сознание подруги.

Но вскоре Ева стала выглядывать в окно, так же как и я с утра, дожидаясь звука машины. И вот он появился. Я даже сперва не поняла, чем мне это сулит, пока Ева радостно не повисла у окна. Темная машина Грема стояла во дворе, а за ней остановился темно-синий джип Калеба.

Я знала, что не должна присутствовать при том, как Ева и Грем встретятся, но куда было деться моему сознанию. И вопреки желанию увидеть Калеба, я была свидетелем жарких объятий Евы и Грема. Их поцелуй продолжался, кажется целую вечность до того времени, как я поняла что в комнате есть еще кто-то. Но я смогла его увидеть лишь тогда, когда на него перевела свои глаза Ева. Калеб.

Я затаила дыхание, словно боялась, что он меня заметит, но тут же сообразила, что я сейчас Ева, и лучше не стоит на нее переносить свои чувства Калебу. Зато именно это заставило Еву, наконец, оторваться от Грема.

Калеб не был смущен их жаркими объятиями, и при этом он был так красив в простой рубашке и джинсах, на ногах просто сандалии, а волосы, как всегда в беспорядке. Он устроился в кресле и откинул голову, как это делают усталые люди. И я наслаждалась его внешностью, пока Ева смотрела в его сторону.

- Вас так долго не было, - проговорила Ева, обращаясь к обоим одновременно, но ее слова больше относились к Грему. Мне пришлось довольно тяжело. Когда Ева посмотрела на Грема, я поняла, какое зрелище меня ожидает, если я в ближайшие минут 10 не покину ее сознание.

- Мы тоже не ожидали такой задержки со временем, но Калеб решил немного…отдохнуть. – задержка в словах Грема меня и Еву удивила.

И все же трудно было сосредоточиться на Греме, пока в поле моего (в данном случае Евиного) зрения сидел Калеб. Но слова Грема не ушли в пустоту.

- Отдохнуть? – Ева немного отстранилась от Грема, хотя на самом деле, это ее заставило сделать мое сознание. – От чего?

- Скорее всего, подумать, чем отдохнуть, - лениво отозвался Калеб, не смотря при этом на нее, а в окно, будто пытаясь там что-то уловить.

- О, ясно, - голос Евы прозвучал настолько понимающе и даже виновато, что я смутилась сквозь свое отстраненное сознание. Глаза Калеба тут же блеснули некоторой мыслью, словно он о чем-то догадался. Наверное, точно догадался о том, что я говорила с Евой не только об ее проблемах.

Он тут же стал серьезней, пропала веселость и усталость, оставив после себя озадаченный вид. Не знаю, отметила ли это Ева, так же как и я, но ее сознание не было испугано этой переменой во внешности Калеба. В отличие от меня.

И словно грозный знак мне, в холе раздался телефонный звонок, на которой отреагировал Грем, удивленный поведением сына и любимой. Немудрено, Ева теперь вела себя не так как всегда, потому что в ее сознании была я. Хотя я старалась не проявлять себя и не управлять эмоциями и поведением Евы, и все же со стороны для него должно было что-то измениться.

Он поцеловал Еву и со словами: «Наверное, звонит Терцо узнать о новостях», вышел.

Стоило отцу выйти, как Калеб устремил на Еву подозрительный взгляд. Миг и он оказался на ногах, другой – и вот Калеб стоит возле Евы, смотря так, словно пытаясь понять, о чем она думает. Или же что может скрывать.

- Рейн с тобой говорила? – спросил он, и я тут же узнала эту манеру растягивать слова, когда он расстроен. Глаза Калеба и так были черны до этого, но теперь в них появился недобрый блеск. Губы сжались в твердую тонкую линию, скулы напряглись, и я кое-как могла, сдерживала в себе свои чувства к Калебу, чтобы они не передались Еве. Его темная устрашающая сила действовала на меня не так, как должна была. Только я не понимала, почему он злиться. Или же не хотела понимать, ведь мое сознание все еще пыталось обелить меня, в отличие от совести. Или же дело было в Еве? А может в том, что я говорила с ней, а не с ним?

- Говорила, - Ева занервничала, и для меня это было недобрым знаком. Все начинало выглядеть так, словно я нечто рассказываю ей, а не ему. Хотя так оно почти и вышло. Но главное то, что Ева не умела еще скрывать свои чувства, как остальные вампиры. И если Калеб читал на ее лице вину, так же как я в ее сознании, дело примет плохой оборот.

- О чем? – мягко переспросил он, и разговор тут же принял характер допроса. Он смотрел на нее так, как кобра в глаза человека – гипнотизируя, заставляя говорить правду. По моей коже прошел мороз.

- Калеб, мне не нравиться, как ты со мной об этом говоришь, - отозвалась с обидой в голосе Ева, и это могло бы смягчить Калеба, но нет. Он оставался таким же напряженным, как и раньше. Зато выбрал другую тактику.

- Прости, но мне нужно знать.

Это было сказано уже не в таком вызывающем тоне, и все же решимость Калеба не давала Еве расслабиться. Как и я. Потому что знала, что Калеб не позволит Еве что-то утаивать.

- Она и так с тобой об этом хочет поговорить, - Ева все еще была на моей стороне, не смотря на угрожающий вид Калеба.

- О чем? – голос Калеба был все так же требователен, но он понял, что не стоит давить на Еву.

- Калеб, не дави на меня, это не мое дело.

Калеб еще одно время внимательно смотрел ей в глаза, нам в глаза, прежде чем тяжело вздохнуть. Он поднял руки и протер лицо, и я узнала этот жест. Такой тяжелый и растерянный, когда он просто не знал, что мне сказать, чтобы не казаться отцом. То же самое было теперь, когда он говорил с Евой теперь. Но я думала лишь об одном. Лишь не позволяй ему брать себя за руку! Лишь не позволяй. Я хочу сама все рассказать!

Но я узнала следующий жест. Который убил все надежды, быть услышанной.

- Прости – я не должен был… - протянул Калеб и ненавязчивым жестом придержал ладонь Евы. Может для нее это и был жест раскаяния, но я знала, что это значит. Калеб смотрел ее воспоминания. Калеб смотрел мою ложь, Калеб видел мою тревогу.

Теперь он узнает все, подумалось мне, но эта мысль вовсе не принесла облегчения. Увидит все, что было, когда мы с Евой ездили на реку. Разговор с Евой. Ссору с Сеттервин и мои позывы. Истерику. И то, какой я была все эти дни. Мне стало больно. И страшно. Теперь тот разговор, которой я хотела завести с ним, терял смысл, потому что я видела, каким печальным он стает. Все теперь будет звучать по-другому. Все мои заверения исправить свое положение, и позабыть о снах, потеряют смысл.

Лицо Калеба за доли секунды прояснилось, но глаза стали холодными, и пораженными.

- Я действительно не хотел, - прошептал он, но только я знала, что имел в виду Калеб.

Как раз вовремя вернулся Грем. Он улыбался, после разговора с Терцо, и я на миг забылась, потому что меня с волной накрыли теплые чувства Евы к Грему. Увидев ее восторженное лицо, Грем сделал вид, что не заметил ее предыдущего расстроенного лица и напряженного Калеба.

- Терцо и Самюель ждут нас вечером в гости, - объявил Грем, обращаясь одновременно к сыну и Еве.

- Да, конечно, - Ева сделала вид, что улыбается при этой мысли, но я знала, о чем она подумала. О том, что, наконец, решилась уехать, и значит стоит об этом с ним поговорить. К тому же она краем глаза следила за Калебом, не зная чего от него ожидать.

- Думаю, вам сегодня будет еще, о чем поговорить, - отозвался Калеб, уже зная о решении Евы из ее воспоминаний. – А вот мне точно нужно к Туорбам.

Калеб быстро пошел прочь, но я смотрела ему вслед глазами Евы, чувствуя, как мое сердце разбивается от любви и страха…

… Начинался дождь, и я проснулась от того, что первые крупные капли начали хлестать меня по щекам. Это было кстати. Даже вовремя. Пока Калеб такой злой, как теперь, нам лучше было не говорить.

Я лихорадочно вскинулась на ноги, и поспешила в дом за ключами от машины. После того, как в прошлом году мой Мерседес стал похож на лепешку, упав в овраг, я ездила на Ягуаре, как по мне он не был таким броским как Феррари, к тому же более легким в управлении. Но так как Прат брал ее для своих гулек, мне пришлось отвозить ее в мойку в Лондон, чтобы там сделали санитарную проверку – найдя там презерватив, я не могла спокойно сидеть на сидении, боясь что-то подхватить. А вот покрасить царапины я все так и не собралась с духом. Убить его за это, мало! Единственное, что спасло Прата от этого, что в начале лета он перекрасил Ягуар в зеленый цвет, что-то на грани морской волны, и сочного зеленого, и это вовсе не резало глаза. Я понемногу привыкала к своей машине, и все же не без тоски вспоминала Мерседес, и еще больше сердце резало, когда я видела Теренса на копии моей крошки. Мне не было жалко, что родители подарили ему машину, но это навевало ностальгию за моим Мерсом.

Я понимала, что лучше дать Калебу время остыть, прийти в себя, не воспринимать все слишком серьезно (хотя так оно и было), и понять, что все еще может мне верить. И что я по-прежнему доверяю ему. На это нужно было время. И общаться с ним сейчас, когда он увидел, все что случилось на реке сквозь воспоминания Евы и так немало осуждающие меня, разговор не принесет ничего хорошего. Да, это было трусостью, а может быть самым умным из моих поступков за последние месяцы.

Мои руки были холодны от страха, и когда я сжимала руль, сама не зная куда еду, сердце словно остановилось. Меня не пугала неправильность этого, момента, потому что так срабатывал мой инстинкт самосохранения. Ведь Калеб будет не просто сердит, он будет в бешенстве.

Не зная куда ехать, я на самом деле ехала туда, где мне должно быть спокойно и умиротворенно. Я ехала к нашему месту, глупо думая, что Калеб туда не приедет, но какой ужас охватил меня, когда я заметила его машину, стоящую на обочине дороги. Если я думала, что сердце до этого момента не билось, тот теперь оно вообще оборвалось. Тяжело дыша, я остановила машину, так и не двигаясь с места. Что же мне было делать? Калеб зол, и я не думаю, что разговор с ним будет удачен, да и я сама на взводе.

Настоящий выбор всегда прост и до невозможности сложен. У меня было два пути – и не один мне не нравился. Я могла уехать отсюда, понимая, что Калеб уже знает о моем присутствии, а могла пойти к нему, обнять и поцеловать, как об этом мечтала давно, ну и, конечно же, как возмездие, получить свою долю соли.

Трусость преобладала над здравомыслием всего несколько долгих мгновений, когда я уже была готова нажать на педаль акселератора и умчатся подальше. Но дрожь при мысли, что он рядом, так близко, не дала мне убежать. Это почти сделало меня героем в своих же глазах – никогда не замечала за собой трусости до этого дня. Я действительно начала терять значительную часть себя в этой борьбе с желаниями и разумом.

Я вышла из машины и на негнущихся ногах последовала к нашему месту. Дождь затих на некоторое время. Ступни в простых сандалиях тут же промокли от влажной травы, и все же я шла вперед.

Калеб не стоял возле обрыва, как ожидала я, он лежал на траве, закрыв глаза от яркого солнца, которое пробивалось сквозь штормовые облака, так внезапно набежавшие на этот город и на мою жизнь. Как-то раньше я не отмечала, какие яркие цвета стают перед грозой. Зелень словно вобрав в себя ультрафиолет, просвечивалась насквозь от косых солнечных лучей, и побелела. На самом деле, это ветер перевернул листву другим боком, от чего они казались такими светлыми. А тучи, темные, тяжелые, дымчато-фиолетовые, с подтеками синего, словно перевернутая рыба, сбились в одном месте, но сквозь них, небесное светило пробивало своих воинов, ослепительно орошая землю. Город словно завис и затих в преддверья чего-то жуткого. Я тоже. Ноги не хотели слушать меня, они словно приросли к месту и не могли двинуться в сторону, где замер Калеб, наверняка стараясь не двигаться, чтобы не спугнуть птичек, присевших неподалеку от него. Маленькие существа яростно чирикали и дрались, и я не понимала, почему они еще не прячутся от непогоды, готовой в скором времени хлынуть сюда.

Я и сама не знала, почему мы с Калебом не пришли к такому же решению, ведь он видел, как быстро надвигается дождь, и не мог не ощущать порывов шквального ветра, с силой шевелящего его волосы. Должен он был это заметить? Должен. Так в чем причина такого безрассудства? Неужели все еще более серьезно, чем думала я? Насколько он мог быть сердитым и обиженным?

Вот голова Калеба повернулась в мою сторону, и мне показалось, он смотрел на меня целую вечность, прежде чем протянуть ко мне руку, и я двинулась к нему. Даже не знаю, когда он успел подняться на ноги, но вот я обняла его за шею и прижалась всем телом, возвращая ему поцелуй со всей страстью, которую накопила за дни, проведенные вдали от него. Конечно, я знала, что Калеб всегда обращает свою злость на меня в чувственную сторону наших отношений, и именно таким образом, я думаю, я до сих пор цела и невредима.

- Ты знала, что я здесь? – Калеб заставил меня оторваться от него, и невольно мои щеки стали красными от стыда. Я смотрела на него и видела, как на его лицо наплывает понимание. – Ты не хотела меня здесь найти.

Горькая констатация в его голосе сбила меня с ног, колени не произвольно подгибались, и все же я продолжала стоять, цепляясь за него. Сердце громко билось об грудную клетку, а за тем я перестала его вовсе замечать. Разочарование в глазах Калеба и его боль, сделали меня слабой.

- Я хотела дать тебе время, чтобы…

- Чтобы я перестал злиться? Но я не зол Рейн. Совершенно не зол. Я расстроен, наверное, и так же чувствую боль. И ничего общего со злостью.

Я не могла поверить его словам, и все искала на лице следы гнева, но, как и говорил Калеб, их не было. Белое, строго высеченное лицо, поджатые губы, все это усугубляло мою вину, зато уже не пугало, так как раньше.

- Но ты должен злиться, я ведь совершенно ничего тебе не рассказывала, а теперь ты знаешь об этом не от меня, а из воспоминаний Евы.

- Ты видела это?

Меня озадачили его тон и взгляд. Я попыталась понять, что это может значить. Его слова показались мне слишком сухими. Это было не к добру.

- Да. Я спала дома, и попала в мысли Евы, будто бы ожидала, что ты приедешь сначала домой…наверное я знала что ты так сделаешь. Мое подсознание…понимаешь, мне иногда кажется, что оно действует без меня.

Калеб криво усмехнулся. По затылку и рукам пробежали холодные мурашки, желудок скрутило в предчувствие чего-то плохого. Я чувствовала приближение беды, как и этой грозы, готовой обрушиться на наши головы в любую минуту. Калеб отстранился, и мои руки внезапно безвольно повисли вдоль тела, а вокруг будто бы образовалась пустота.

- И теперь ты снова начнешь убеждать меня, что все еще чувствуешь себя человеком? – Калеб не отходил, просто сделал так, чтобы между нами было пространство. Но мне это показалось пропастью. Это и была пропасть, просто я еще не готова была ее признать, хотя сама ее и сделала, тогда, когда намеренно начала утаивать от Калеба свои проблемы.

- Нет, - тихо отозвалась я. Больше не было смысла убеждать себя в обратном. Так и есть. Я уже не чувствую себя человеком, иногда я даже презираю людей, думая об их слабости. Потому Сеттервин показалась мне легкой мишенью – я не видела в ней живого существа, а кого-то мизерного и ничтожного по сравнению со мной. – Я поняла это, в то время пока тебя не было.

- И что такого сказала тебе Ева, чего не сказал бы я? – почему-то фигура Калеба на это время показалась мне призрачной. Если я скажу сейчас, что-то не правильное она исчезнет, как туман.

- Не знаю, но это не имеет значения, ведь мы с тобой уедем отсюда, и я знаю, ты мне поможешь. Сложнее всего было рассказать тебе, а когда ты знаешь, это уже не имеет значения. - страстно воскликнула я, желая, чтобы Калеб понял как я сожалею, и доверяю ему, раз готова все обсудить.

Но Калеб странным образом молчал. Голова его качнулась вперед, скрывая от меня выражение глаз.

- Мы не уезжаем. Уезжаешь ты.

Калеб продолжал говорить, но слова посыпались на меня мелким песком, и я их не воспринимала. Не слышала и не понимала, что происходит. Видела его лицо, холодное и отстраненное, и все же не такое бесчувственное, как он хотел его сделать.

Стою прямо и пытаюсь дышать, пропуская сквозь себя воздух. Дикое ощущение, словно кто-то проводит по душе обжигающе холодным ножом, тревожно медленно, при этом я ощущаю каждую трещину, исходящую из этой раны. Холод медленно распространяется по телу, бежит вниз по позвоночнику, задевает руки, и я не могу двинуться – больно, ужасно тошнотворно больно. Я не знала о боли до этого момента. Болело все и в то же время ничего.

- Почему?

Калеб лишь теперь понял, что я совершенно не слышала всех следующих его слов. Он застыл и смотрел на меня, а я в ответ, и при этом чувствовала, как все немеет, принося подобие облегчения. Приятный самообман.

- Разве ты не замечаешь – твоя любовь ко мне ограничивает твою дорогу в жизни. Ты ничего больше не видишь вокруг. Тебе нужна некоторая свобода.

Я в шоке уставилась на него. Все поплыло перед глазами, но я заставила себя не думать об этом, нужно было держаться, и рассеять этот кошмар наяву.

- Это месть за те мои слова, что я хочу хоть немного делать ошибки? Или из-за волков?

Калеб был поражен и обижен. Он сжал мою руку, такую холодную и безжизненную, что я даже почти не ощутила его прикосновения.

- Никакой мести. Мне пришлось долго и много думать о твоих словах. И я решил, что ты права. Твоя поездка на обучение, даст тебе время взрослеть без меня и моего присмотра. У тебя будет время и возможность делать свои ошибки. Я не буду осуждать тебя, и ты сама сможешь избавиться от своих желаний.

- Это жестоко. Я просила лишь о малом пространстве. Ты же говоришь о расставании. Это не может быть ни чем иным как расставанием.

Он глубоко втянул воздух и не стал смотреть на меня.

Я почувствовала, как воздуха сразу же стало мало. Разве он ограничивал меня? Его желания были моими желаниями, и я жила тем, что по утрам его губы будили мои глаза. Я ела – он смотрел и так всегда. Я постоянно знала чего ждать, и он был рядом. Большего ничего не надо. Только он.

- Калеб как объяснить, что расставание с тобой физически болезненно. Ты все, о чем я могу мечтать. Я уже не могу без твоих рук и твоего дыхания. Это нечестно…

Калеб взял мое лицо в свои холодные ладони, и впервые я поняла, что замерзаю от этого. От него веяло холодом и непреклонностью. Глаза твердили о том же. Я чувствовала, как теряю над ситуацией контроль и проваливаюсь в зыбкую темноту будущего, которая меня ожидала.

- Я, как и любой влюбленный, эгоистично хочу верить, что ты навек в моей судьбе, поэтому я должен тебя отпустить. Но я не смогу расстаться с тобой надолго. Всего лишь год. Один жалкий год, и мы снова будем вместе, как и раньше. Но я надеюсь, ты к этому времени, больше узнаешь о жизни. Тебе это необходимо. Кем ты стала, оглянись, и в этом не только твоя вина. Думаю, мне тоже необходимо время.

Нельзя сдаваться, твердил мне мой разум, и я впервые за сегодня послушалась его. Нельзя все это оставлять так, даже не смотря на то, что Калеб верит в то, что придумал. О, я знала, как он любил решать за нас, но я не собиралась отпускать это на самотечь. Я была ужасно виновата перед ним, перед родителями и перед собой, но теперь не время было опускать руки из-за чувства вины, иначе волки и то, что поселилось во мне после них, выиграют.

Я привстала на носки, зная, как неистово громко бьется мое сердце, и что Калеб слышит каждый его удар. Может хоть оно расскажет ему о моих чувствах, и тогда Калеб поймет, как болезненно для меня слышать слова о вынужденном расставании.

- Калеб, разве это выход?

- Я не вижу другого.

- И это все что ты видишь?

Калеб мягко взял меня за запястья и посмотрел в глаза. Я затаив дыхание, ждала ответа, а сердце ускорялось, и вот-вот мне должно было стать дурно. Возможно, потому что уже знала ответ. Я читала его в глазах Калеба, как что-то свершившееся, чему уже не дать обратного хода. Пустота обволакивала меня, но я не была готова в нее поверить.

- Все, - тихо, но непреклонно сказал он, - Ты поймешь мой выбор, но немного позже.

- Мне его никогда не понять, и это вопрос еще не решен, - в глухом отчаянии я отошла от него, будучи полностью уверенной, что Калеб своего решения не изменит, и ничего не поможет – ни крики, ни ссоры, ни угрозы. Сегодня Калеб не был тем уступчивым Калебом, к которому я привыкла. Он знал, к чему стремился и шел к этому. К тому же он свято верил в свое решения, верил, что это поможет решить мои проблемы. Все мои проблемы, все наши проблемы. Я не могла на это закрывать глаза, потому что знала, что в этом моя вина.

Мне бы хотелось обладать его уверенностью и пониманием будущего. Но его не было. Я не видела картинки, которую предположительно рисовал в своей голове Калеб, думая, что мне будет хорошо отдельно от него. То будущее, в котором не было Калеба, не существовало для меня, пусть даже это только год.

Калеб подошел ко мне очень тихо, но я поняла, что он рядом, как понимала это всегда. Ток прошел по коже. Словно он ощутимо прикоснулся ко мне, и от этого я почувствовала тепло, но всего лишь на миг. За ним пришел холод. Теперь меня надолго лишат этих ощущений.

Но если Калеб думал, что я так быстро успокоилась, то он ошибался. Я могла выглядеть спокойной, только это было не так. Мне хватало силы духу, пока что, держать себя в руках. Волны отчаяния и страха, накатывали слишком сильно, чтобы сопротивляться им, и своему огорчению. Моя тревога обрела форму.

Холодные руки оказались на моих плечах. Я вздрогнула, и оглянулась, не позволив Калебу задуматься от чего это было:

– Так что же, мы уже прощаемся?

– Да. Почти. Ты ненадолго поедешь в Глазго из-за недвижимости.

До меня вдруг дошло, что я могу его больше и не увидеть. Эта мысль погасила мою радость от его слов о «всего лишь годе» подобно тому, как и я, объяснив Еве, что ее ждет в ближайшие годы, развеяла все ее мечты.

– Но ты ведь будешь приезжать ко мне?

Он помедлил с ответом, и мне это не понравилось.

– Если смогу.

– Мне кажется, ты, избавляешься от меня? – отметила я, не глядя ему в глаза. – Я думала…

Калеб застонал и притянул меня к себе. От этого стало еще хуже. Я видела, что он страдал больше моего. Тогда зачем эта глупая игра в расставание?

– Думала что?

– Что я нужна тебе.

– Ну конечно, ты нужна мне. Как никто другой, без тебя моя жизнь пуста, и ты знаешь это.

– Но… я думала о другом… – Краска залила ее лицо, шею. – Мне казалось, что я стала нужна тебе больше. После того что между нами произошло.…Почему ты хочешь отослать меня? По этой причине?

– Нет, Рейн. – Он потянулся к моей руке, но передумал и засунул свою руку в карман брюк. Я поежилась, при виде этой картины тысячи иголок в один миг забились в мое сердце.

– Все дело лишь в том, что ты слишком молода…

– А ты так стар, что тебе больно это сознавать? Какие глупости, для меня ты не стар.

– Старше, чем ты хочешь себе признаться, – ответил он с некоторой заносчивостью. – Я хочу, чтобы ты увидела мир, который еще не был открыт для тебя. А уже тогда я хочу, чтобы ты принимала решения, и я очень надеюсь, что потом ты захочешь вернуться ко мне. Хочу, чтобы ты увидела меня с другой стороны – стороны взрослого человека.

– Но… разве так я не теряю тебя!? - крикнула я. Если он думал, что я легко сдамся, то ошибался. Все во мне только нарастало, и я начинала злиться. Гнева было уже не унять.

- С нами ты вообще забыла, что такое быть человеком. Ты не живешь нормальной жизнью.

- Можно подумать до встречи с вампирами у меня была офигительно чудесная жизнь. – Я перешла на крик.

- Не знаю, но ты уже и не стараешься жить как все люди. Твоя человеческая жизнь проходит мимо тебя.

- Не говори так со мной. – Я замахнулась, чтобы ударить его, мне казалось, он предавал меня. Но его рука резко и нежно перехватила мою.

- Ты же сделаешь себе больно, - мягко сказал он.

- Мне и так больно! – не выдержала, я и слезы хлынули из глаз. Какая же я слабачка.

– Я люблю тебя, Рейн. Я желаю для тебя лучшей жизни. И я хочу, чтобы ты узнала, что она существует.

– Я знаю, – я взглянула ему в глаза, пытаясь вновь почувствовать злость к нему, но, уже зная, что сердцем и душой я принадлежу ему. И просто не могу злиться. Как быстро мое настроение возле него изменялось. Я не могла что-либо изменить.

– Тогда скажи, что я не нужна тебе. Что ты больше не хочешь меня, и я никогда больше не стану говорить с тобой об этом.

– Ты отлично знаешь, – хрипло проговорил он, – как я хочу тебя, и как ты мне нужна.

– Тогда почему мы не вместе? Зачем этот глупый год расставания?

– Потому что так будет лучше.

– Для кого?

– Для тебя.

- Очень исчерпывающий ответ.

Я поджала губы. Мне было действительно плохо.

- Посмотри на это с другой стороны – мы все равно будем видеться, может не так часто как бы нам хотелось, но ты должна начать жить как человек до того, как станешь вампиром, иначе это испортит тебя. Наше присутствие с тобой уже тебя испортило, и я не готов брать на свою душу этот грех. Ты должна вспомнить, что такое быть человеком. Помоги же мне в этом.

Я плакала тихо и беззвучно, слезы было трудно контролировать, когда я поняла, что проиграла бесповоротно. Я уже ничего не могла изменить. Все вдруг открылось с четкой ясностью. Даже слова родителей о Еве и ее переезде, показались мне наполненными другого смысла, которой в тот вечер понял Калеб, но не я. Решил не только Калеб, решили все они, и просто ждали его приезда, чтобы он сказал мне об этом. И мне некого было винить в происшедшем. Я так упорно просила Калеба в прошлом году о свободе, и вот она мне дарована.

В таком молчании мне еще не приходилось ехать с Калебом. Он бывал зол, и бывал, расстроен моим поведением, опечален словами, что я говорила ему, но такого еще не было. Ехать с ним, и осознавать, что мы не увидимся почти год, 9 месяцев, которые пройдут в жуткой депрессии (в этом я не сомневалась), было сверх моих сил.

С трудом выбравшись из его машины, так будто бы это в последний раз, я растеряно смотрела на свой дом, словно увидев его впервые. Все показалось мне чужим и не нужным. Листва, словно пожухла и размылась от начавшегося ливня. Я глотала слезы, хотя это было не важно – они и так мешались с каплями дождя.

- Значит, ты не поедешь со мной к адвокату? – я спросила это, уже зная ответ, но хотела, чтобы Калеб сказал мне сам.

Калеб оказался рядом, и капли дождя так неожиданно обрушившиеся на нас, показались уже не такими холодными. Я смотрела на него, щурясь от воды, с силой, хлещущей по лицу, и пыталась разгадать, о чем думает он. Это было не сложно – Калеб горевал не меньше меня об этом расставании, и я понимала, что сама все рушила вокруг себя.

Калеб прислонил свой лоб ко мне, такой же мокрый, и закрыв на миг глаза я позволила себе поверить, что того разговора не было. Забытье принесло облегчение. Но это была всего лишь краткая вспышка света, в бездонной бочке боли.

- Не могу. С тобой поедет Прат, потому что все мы едем сопровождать Бет и Теренса на их первые сборы Свор. Мы вязли на себя такую обязанность. Адвокат ждет тебя в определенный день, а нас не будет неделю.

- Хуже уже не будет, - я даже изобразила подобие улыбки. И Калеба разозлила эта веселость, похожая на сумасшествие.

Руки его были сжаты, а в серых глазах читалось самоосуждение.

– Доброй ночи, – еле выговорила я, плохо справляясь со своей дрожью, но, так и не отпуская его из своих слабых объятий, который не были для него преградой.

Улыбка приподняла уголки его рта, но мне не показалось, что он готов веселиться. Калеб был грустен. Ему было плохо. Мне еще хуже, но между нами была разница – потому что мой эгоизм привел ко всему этому.

Я оглянулась, когда двери дома неожиданно раскрылись, а в следующее мгновение Калеба не было рядом. Чувствую, как задыхаюсь, я кинулась в дом. Не смотря на то, как я была зла на родителей, я позволила им обнять меня, и наконец, разрыдалась.