Глава 8. Сквозь пальцы

Эта осень...

Эта осень должна непременно придти,

Нам не раз с ней придется встречаться;

Где бы ни были вы, хоть в начале пути,

Научитесь сначала прощаться.

Не застанут тогда вас врасплох холода,

И дожди затяжные – не мука,

Если кто-то вам скажет, что иногда

Потерять могут люди друг друга.

Как бы вам ни хотелось по небу летать

И крылами любимой касаться,

Прежде чем в этой жизни любовь отыскать,

Научитесь сначала прощаться.

Даже если вы знаете – все навсегда! –

Пригодится и эта наука,

Чтоб не сделала больно вам как никогда

Осень вашего счастья – разлука.

Нет, не надо бояться любить и мечтать –

Этой жизни не надо бояться,

Но затем, чтобы вам научиться прощать,

Научитесь сначала прощаться…

Сказоч-Ник

Месяц полностью скрылся за облаком, одним-единственным на всем небе, и за чернеющими кронами леса, проглядывали не частые звезды, и их свет был слишком мал, чтобы я могла увидеть что-либо впереди себя. Вдалеке прогромыхала машина, очевидно перевозящая какие-то продукты или бутылки – они четко и ясно звякали в тишине ночи. Мшистые, серо-зеленые стволы деревьев, между которыми я следовала за своей семьей и двумя волками – своими друзьями, в темноте не стали менее заметны. Луна, полная и сказочная не проглядывала из-за облака, и пока не было дождя, холод говорил о приближении рассвета.

Сегодня мы в последний раз двигались всей семьей сквозь ночь, следуя за моими друзьями оборотнями. Несколько недель отделяли меня от того момента, как мир перевернется и я уеду в Глазго. Без Калеба. И с оборотнями.

С того момента, как мы с Пратом вернулись из Глазго все перевернулось с ног на голову. Буквально вчера я жалела себя, и думала о том, как мне будет одиноко без Калеба, в тишине огромнейшего дома, а сегодня оказалось, что жить я там буду не одна.

Эта новость оказалась просто ошеломляющей, и вовсе не радостной.

Вся затея моих родителей раскрылась в тот день, когда они вернулись назад с первых сборов Бет и Теренса.

Я не сидела дома и не стала занудно отсчитывать минуты до их приезда, а потому пошла в город. Встретив там несколько одноклассников, перекинулась с ними словами, послушала, что лепечет обо всех Сеттервин, узнала, кто, куда собирается поступать. И кинула несколько писем на почте, которая у нас совмещала одновременно парикмахерскую, и маленький музей. Да, все это мой город, без которого мне тоже придется привыкать жить. Но ничего Рисдир его ни в чем не перещеголял.

По дороге к дому, поедая вкуснейшее мороженое, продающееся только возле почты, я встретила сестер Стоутон. Они меня больше не раздражали, так как раньше своими приветливыми манерами. Сестры очень любили близнецов, так что не любить их я не могла. Но все же понимала Прата, они его на дух не переносили, что было взаимно.

- Рейн, как мы рады тебя видеть, твоя мама говорила, ты поступила в университет, и будешь жить в Глазго? – я не совсем поняла, было ли это утверждение, и как отвечать на этот вопрос.

- Да, с сентября уже начинается наука, - отозвалась я, стараясь быть такой же милой в общении, как и они. Все-таки сестрам не всегда хватало такта, как Пенни. Посивевшие головки одобрительно закивали. Выглядели они словно куколки с картинки, только с морщинами и в аляповатых нарядах, который имел налет старости или традиций. Кто что мог себе в них усмотреть.

- А Калеб как мы понимаем, не будет учиться с тобой?

Я скрипнула зубами. Вот это был существенный недостаток сестер Стоутон, они хотели быть в курсе всего вплоть до мелочей, а я не очень хотела делиться тем, что доставляло мне боль. Но обижаться на них не стоило, ведь они не понимали, сколько усилий у меня уходит на то, чтобы горестно не орать.

- Выходит, что так. Он хочет заняться профессионально творчеством, - заметила я, так, словно это не было для меня больно. Стоутон не разгадали за моим каменным лицом, тех усилий, которые я прилагала. Милые старушенции расплылись в понимающих улыбках.

- Как понимаю, твои родители вернулись как раз из Глазго, там, наверное, много нужно приготовить для твоего переезда. Мы как раз встретили их, выходя из дому.

Услышав это, я даже не помню, что им сказала в ответ, прежде чем кинуть морожено и побежать. Они вернулись! Он вернулся! И мне было все равно, как это выглядело со стороны. Хотя я себе представляла, что потом об этом скажут сестры Стоутон. «О, она милая девочка, но совершенно без выдержки». Да это обо мне!

Тренированные ноги несли меня быстро, но, уже добегая к дому, я почувствовала, что мне не хватает дыхалки, надо было снова начать заниматься, к тому же срочно стоило успокоить свое сердце, так бешено перекачивающее кровь в моем теле в данный момент. Схватившись за ворота, я простояла там несколько минут, выравнивая дыхание, а сама смотрела на машины перед домом. На машину Калеба, и мысль что сейчас увижу его, снова заставляло сердце биться в ускоренном темпе. Успокойся глупое, успокойся.

Поднимаясь по ступенькам, я уже знала, что первым кого я встречу это будет Калеб. Он услышит меня, я знала это. Всегда слышал. И знала, что Калеб так же соскучился по мне, как и я за ним. Телефонных разговоров было недостаточно, как бы, не уговаривала я себя. Они не заменяли прикосновения его рук и губ, и тихого незаметного дыхания.

Распахнув двери, я тут же уткнулась в знакомую твердую грудь, и его запах налетел на меня, как толпа пчел, заставляя забыть обо всем. Тяжело выдохнув, будто мне было тяжело дышать, я ухватилась за Калеба, и потянулась к нему. Как легко Калеб приподнял меня в своих объятьях и поцеловал. Мне на миг показалось, что я растворилась в сладкой темноте.

Но я даже не успела толком окунуться в объятья Калеба, как разразился скандал. Крики не сразу же пробились ко мне, сквозь пелену наслаждения и облегчения что мы снова вместе. Сначала я была так погружена в Калеба, что не сразу же услышала истерических криков Бет. Но когда все же услышала, то тут же вопросительно уставилась на Калеба. Его лицо искривилось, потому что он вероятнее хотел провести последующее время этого вечера только со мной. Но видимо случилось что-то серьезное, раз Калеб решил оторваться от меня.

- Как бы я этого не хотел, но тебе лучше все услышать самой. Тебя это тоже касается.

Что же такого натворила Бет, или мои родители, чтобы меня это касалось, ведь нас с Пратом не было в городе!

Ведомая Калебом я пошла на звуки истерии. Гостиная просто вращалась от яростного движения Бет по комнате. Новая луна была в самом разгаре, и ее кровь бурлила словно кипяток. Только я не знала пока что причины разыгравшейся здесь картины. Она просто бегала по кругу, и чуть ли не верещала и топала ногами. Прям как Соня и Рики, добиваясь желаемого. Но им простительно, они любимые многими, немного избалованные и что самое главное маленькие, но то что творила Бет… я просто не находила слов для описания!

Волосы ее двигались в такт ходьбе, и словно жили своей жизнью, как у Медузы Горгоны. Она размахивала руками, добавляя жестикуляцию, как дополнительные аргументы, а я зачаровано следила за ней. Может она двинулась от чрезмерного общения с другими волками? Я читала у Грема в книгах, и не такое случается, если слишком долго быть волком. Наверное, у нее передоз каким-то волчьим ферментом. Я просто не находила другого логического объяснения тому, что видела. Куда делась моя добрая, милая рассудительная Бет!!!

Теренс сконфужено замер в кресле, явно стыдясь поведения Бет. Но он-то понимал, в чем причина подобного, я же пока что нет. И было от чего. Терцо и Самюель сидели вместе не впечатленные поведением Бет, так как когда-то я устраивала и не такие представления, узнав, что беременна, а мне запретили делать аборт. Бет даже и на четверть не перещеголяла меня. Но пока что ее поведение выходило за грани того человека которого я называла Бет. Я с ужасом смотрела на эту картинку и немела от неприятия. Когда-то Бет была ведь уравновешенной, доброй, позитивной и вполне миролюбивой девушкой. Но это трудно было разглядеть в ней сейчас. Кто теперь метался по комнате, я не могла понять.

Глаза ее были яркие, желтые, как расплавленный огонь, сама же она казалась бледнее любого вампира в комнате. Куда же делся ее здоровый румянец и блеск волос? Прислушавшись, я начала понимать слова, что она выкрикивала или бормотала:

- Мы же не собаки, которых нужно ставить на контроль или отсылать в ссылку!!!

Бред. Что она такое говорит? Может Бет заболела? Я посмотрела на Калеба, но он только качнул головой в сторону Бет, чтобы я продолжала слушать.

- Никто этого и не говорит, - мягко вставила Самюель. Сложив руки на коленях, она выглядела так, словно ожидала начала чаепития. Ее лицо не печалилась и она уж точно не обижалась на Бетани и ее злость. Наверное, мама прекрасно понимала, в чем дело, в отличие, по-видимому, меня одной в этой комнате. Еще раз глянув на Калеба, я поняла, что он следит за ходом событий.

Бет замерла на одну секунду, пытаясь вникнуть в смысл слов Самюель, и побежала в противоположную сторону, чем раньше.

- А как же назвать то, что нам сказали в таборе? Как??!! Почему мы должны отчитываться и уезжать отсюда?!! Я не хочу этого! Не хочу!!!

Мне казалось еще чуть-чуть и Бет упадет на спину и начнет бить руками и ногами в истерике. Это заставило меня ближе прижаться к Калебу, просто не хотелось верить тому, что я видела. Чертова луна!

Самюель втянула в себя воздух, словно пыталась объяснить что-то сумасшедшему, но я знала, что ей хватит выдержки все втолковать Бет, что собиралась. В своем сиреневом воздушном платье и серебристых босоножках, она совершенно не походила на чинную мать огромнейшего семейства. А просто женщину, до умопомрачения красивую. И ей вовсе не подходило сидеть здесь и развязывать истерику Бет, а стоять где-то на солнечной террасе, держа в руках бокал мартини, и улыбаться счастливо уходящему солнцу, и Терцо.

- Так надо Бет. Это не наши правила, и все же вы этому подчинитесь, так как это залог выживания всех волков. И боюсь не все так просто – не может быть так, как хотите вы того или нет. Здесь больше нет членов вашей своры. И теперь мы ваши, так сказать, кураторы, покровители. Как молодые особи вы не можете обходиться без таковых, потому вам придется следовать нашим указаниям, и вам обязательно нужно уехать.

- Нет! Нет, и нет!!! Я никуда не поеду! Мне это не нужно, и Теренсу тоже!

Теренс покачал головой и поднял руки верх, показывая тем самым, что не имеет ничего общего с помешательством Бет, и что он на все согласен, лишь бы его не трогали. Скорее всего, Теренс просто лучше, чем Бет, понимал некую угрозу для них. Иначе я не понимаю, почему бы Самюель была бы так настроена. Что же такое случилось на сборах, что мама и отец вдруг решили отослать оборотней и куда?

- Бет, - обратилась тихо Самюель к моей подруге, после того как обменялась взглядами с Терцо. – это не предложение. Ты просто не понимаешь, но вам необходимо уехать подальше отсюда. Хотя бы на время, чтобы местные своры забыли о вас. Или ты хочешь завербоваться в свору подобную той, от которой мы вам спасли? И чтобы потом вас так же уничтожили?

Бет застыла, тяжело дыша, отфыркиваясь от волос, попадавших на лицо и смотря на моих родителей, словно пытаясь понять, говорят ли они правду. Лица моих родителей понятное дело, что не менялись, пожалеть ее сейчас это значило бы проиграть, и увидев написанную на их лице твердость, с отчаянным стоном упала в кресло, и начала хныкать. Но хныкать без слез, как делали это близнецы, когда я заставляла их убирать свои игрушки. Но Бет была не ребенком, и должна была понимать, что мои родители не играют в игры. Уж я-то знала, что если они что-то решали, так и будет. И пусть Бет не хотела уезжать, ей придется это сделать. Не знаю, куда она должна ехать, но она туда поедет, и обязательно.

Но Бет была явно хитрее, и когда я уже думала, она сдалась, то Бет просто выбрала новую тактику:

- Не думайте, что я не благодарна вам, но я не хочу уезжать. Здесь живут все, кто мне дорог.

- Там ты тоже будешь не одна. К тому же подальше от родителей, а рядом будет Теренс и Рейн. По-моему именно об этом мечтают все дети – вырваться из-под опеки родителей и жить где-то подальше от них с друзьями.

Бет снова глухо застонала из подушки. А до меня дошло, что мама произнесла мое имя. Как-то я упустила весь смысл предложения.

- А где я буду с ними? – вопрос прозвучал почему-то очень глупо. Я даже посмотрела на Калеба, чтобы понять одна ли я такая тупая. Как оказалась одна. Калеб как мог, пытался скрыть улыбку.

- В Глазго, милая, - отозвалась с улыбкой Самюель, словно говорила с кем-то из близнецов.

Смысл слов по-прежнему оставался не понятным, хотя все в комнате, кроме меня были в курсе разговора, мне казалось, я пропустила какую-то очень важную часть. Именно ту, где мне в деталях объясняют все.

- То есть. Они поедут помочь мне с уборкой?

- Нет, - Самюель поднялась и подошла ко мне. Приподняв мои волосы, она взяла мое лицо за подбородок и заставила посмотреть на нее. Бледно-голубые глаза смотрели на меня с любовью и тревогой. На миг, пропустив ее мысли в свои, я ощутила, как же она нервничает и переживает, и верно ли делает, что отсылает меня в Глазго, без Калеба, и нужно ли так обязательно все это. Но это стало почему-то неважно, так как я почувствовала завораживающее давление сознания мамы на меня. – Они буду учиться с тобой в Глазго, и жить вместе с тобой. Так что как видишь, тебе не будет одиноко.

Как только давление ее таланта прошло, мне захотелось кричать, брыкаться и свирепствовать как перед этим Бет. Потому что, смотря на Бет сейчас, я уже представляла, что меня ожидает в этом году помимо одиночества и без Калеба. Бессонные лунные ночи, раздраженная Бет и чуть менее раздраженный Теренс, стенания по поводу того, что она не хотела никуда ехать, и как ей все надоело. Постоянно слушать это, и медленно сходить с ума от одиночества, когда буду заставать их в провокационных позах, или смотреть сны их личной жизни. Я была не просто в шоке, а в безнадежном ужасе. Схватившись крепче за Калеба, я едва устояла на ногах. А он, увидев кадры проносившееся в моей голове, лишь едва заметно усмехался, и сочувственно поддерживал меня. Да, только один Калеб знал, что меня ожидает впереди, потому что сквозь мои воспоминания знал, что я проживаю с волками.

- Не может быть, - еле проговорила я, - неужели это так необходимо? Ведь Бет не хочет.

Бет на миг благодарно посмотрела на меня, но знала бы она истинные причины моих слов, разозлилась бы пуще прежнего. Но Бет не была на моем месте, и никогда не видела чужих снов, и всего остального, что видела я.

Терцо поравнялся возле нас с Калебом.

- Необходимо. – он обращался одновременно ко мне и оборотням, - уже две стаи претендуют на то, чтобы заполучить их в свою свору. Нам нужно отдалить Бет и Теренса от дома, мы пустим слух, что они на время приняты в одну из свор на севере. Так нам не придется переживать за их безопасность, да и за твою тоже. Они хорошие защитники тебе, ты им, и при этом большие люди, чем мы.

Последние слова, сказанные Терцо, отразили на лице Самюель скрываемую боль. Кажется, это мучило ее постоянно, и уже давно. Она опустила голову, чтобы я не заметила этого, но мне не всегда нужно было смотреть, чтобы что-то знать. Ее сдерживаемые чувства были на поверхности сознания, и я теперь ощущала их. С каким тяжелым чувством я слушала все это. Только руки Калеба на моих плечах, давали сил не прыгать по комнате, как Бет и не кричать, как она. Все слаживалось во что-то ужасное, чему я не могла дать объяснение. Одна картина хуже другой вырисовывалась в моей фантазии, когда я представляла совместную жизнь с двумя оборотнями – то есть моим друзьями, на которых я постоянно тратила свои ночи. Я едва могла терпеть их раздражение во время лунных фаз, и при этом виделись мы не так уж часто. А что делать, когда они будут жить со мной под одной крышей? Их обжорство во время луны, безответственность, сексуальная активность, напор, и самовлюбленность – я просто не смогу это выдержать. Здесь всегда со мной был Калеб, который напоминал, что их поведение ненадолго, буквально пока луна не спадет, а что мне делать там? Это не было похоже на избавление от волков, потому что двое ехали со мной. А что мне делать, если я захочу мучить их? Что тогда? Или учитывать, что это доверие родителей ко мне? Возможно, в некоторой степени оно мне льстило, но мало кто представлял себе, что такое жить с этими двумя, когда я становилась на время ними, уж я-то это понимала. И пока не известно доподлинно, на какие факультеты поступают оборотни. Не может быть, чтобы Бет согласилась поступать на мой факультет. Или может? Я боялась об этом узнать, как и боялась спросить. Видеть Бет еще и в университете! Я любила Бет, терпела ее поведение, в роли оборотня, но и у меня есть предел.

- И мы будем учиться вместе, - я постаралась придать своему голосу хотя бы подобие доброты, чтобы не было заметно, как плохо я себя чувствую. А перед глазами так и стоял образ Бет-волка, когда она притащила мне задушенного кролика, чтобы я его приготовила. И так постоянно? Не может быть. - И насколько вместе?

- Теренс продолжает фармакологию, и будет учиться в одном корпусе с вами. А Бет вместе с тобой. Думаю это не только удобно, а и практично - ты должна будешь наблюдать за Бет в периоды полной луны. Теренс так не нуждается в опеке.

Снова раздался стон с того места где лежала Бет. Когда-то она очень любила книги, и по некоторым предметам училась лучше меня, но теперь, когда луна оставалась единственно важным фактором, Бет забывала об учебе и книгах. Она ставала оборотнем, любившем лишь себя, и немного Теренса, а та старая Бет, словно исчезала в мохнатом теле. В такие дни ее едва хватало на журналы. А это значит, что я снова буду ставать нянькой в лунные ночи. Все будет происходить примерно так: «Бет, вернись в образ человека и сделай контрольную», «Бет, перестань разбрасывать по этому чудному ковру кроличьи лапки», «Бет постирай с пола следы от твоих лап, в крови и грязи!». Мой кошмар с волками словно и не заканчивался. И я не могла ничего этого сказать вслух, и мои родители совершенно не понимали, чем для меня станет сожительство с оборотнями. По крайней мере, ни при Бет и Теренсе. Если есть хоть один реальный шанс, нужно будет поговорить с родителями, хотя я подозревала, что все будет, так же как и с моей ссылкой.

- Обалдеть, - выдавила я из себя, - в городе есть большие запасы еды, а в доме холодильник и погреб. Боюсь, нам нужно будет заказывать еду каждую неделю. В доме куча комнат, и мою ванну не трогать.

Сказав это, я вышла, Калеб следом за мною, в комнате же опять раздались занудные стенания. Истерика Бет продолжалась. Да, наверняка Бет чувствовала, что мне не нравиться идея соседства с ними. Она всегда осуждала меня за то, что мне доступны их сознания, но и признавала, что это удар и для меня самой. Ей должны быть понятны причины моего недовольства. Когда лунные ночи уступали более темным, и Бет почти становилась прежней Бет, то она соглашалась с тем, что ведет себя в роли оборотня иногда очень омерзительно. В ту ночь Калеб выслушивал уже мои стенания по поводу сложившейся ситуации. Он жалел меня, он понимал меня, и только он один видел воспоминания того, что видела когда-либо я, и все же ничего не мог изменить. Он мне сказал, что это действительно необходимо.

И вот, теперь стоя в темноте леса, прислонившись к дереву, я смотрела на луну, и подсчитывала, сколько лунных ночей мне придется провести на ногах за это год, не смотря на дождь, ветер, снег и любую другую непогоду. Слишком много - вот сколько. И постепенно моя неприязнь к состоявшемуся перерастала в безразличие. Присутствие Бет и Теренса, не может быть хуже, чем отсутствие Калеба там, в Рисдире, Глазго или Дамфрисе. Его не будет.

Калеб стоял с другой стороны дерева и тоже молчал, давая мне время свыкнуться с мыслью, что оборотни так и не оставят меня в этом году тоже. Они будут мне не просто сниться, а жить рядом. Ну вот, еще одно не сбывшееся желание, потому что я упустила падающую звезду. Не стоило стонать по поводу слишком большого для меня одной дома. Действительно, нужно бояться своих желаний, они исполняются и иногда слишком быстро, но совершенно не так как мы об этом думаем.

Я вздрогнула от неожиданности, когда холодная рука прикоснулась к моей, а потом лицо Калеба оказалось передо мной. Заглядывая в темноту, мы всегда так заворожены ею, что боимся дышать. Калеб был моим светом, и все его яство не могло быть темнотой, но почему я всегда так зачарована ним? Где рациональность, ведь свет нас радует, но лишь темнота манит к себе. Тонуть в темноте так легко, когда она обворожительно красива, как Калеб.

- Все так плохо? – тихо переспросил он, и его рука двинулась верх по моей кисти, достигая открытого участка кожи. Я уже давно перестала на него сердиться, когда он пытался так беспардонно воспользоваться своим талантом. Для него это было нормально, ведь и я не всегда спрашивала разрешения заглянуть в чью-то голову, я его никогда не спрашивала. Так стоит ли удивляться, что Калеб делает то, что для него органично?

Я не испугалась, что он увидит там, что-то запретное, а лишь побольше набрала воздуха, потому что он был так привлекателен в эти ночные часы, а его запах в прохладном воздухе не таял, и не растворялся, соблазняя меня, одурманивая. Луна светила ему в спину и я не могла видеть знакомого лица, так досконально как при свете, но моя память живо представляла его в точности, зная наизусть.

- Все хуже некуда, - безнадежно сказала я, и позволила себе всего лишь на миг попасть в его мысли. Тепло, вот что было там, тепло и уют. – Думая когда-то о Глазго я не думала, что все будет так…

Я не сразу же почувствовала его руку на своей шее, и подняла глаза, пытаясь понять, что за чувство сейчас на его лице. Он их так мастерски маскировал от меня в последние время, и как я подозревала, причиной тому была вина и горечь. Но виноват не он, совсем не он.

- Я могу чем-то помочь?

«Поехать со мной, например», - хотелось мне сказать, но я не могла позволить себе терзать его сильнее. Это было бы не правильно.

- Да, - слабо откликнулась я.

Я вся ушла в чувство, пытаясь забыться, и была не в силах сопротивляться прикосновениям Калеба. Огонь полыхал в моих жилах, заставляя быстрее бежать кровь, прогоняя усталость. Я не понимала, что происходит со мной, и будто наблюдая со сторону, увидела свою руку, так неожиданно оказавшуюся на его голой груди, когда я расстегнула рубашку. Мы смотрели друг на друга и знали, что сейчас должно произойти, и я видела, он больше не может сопротивляться.

Сейчас это было не так как в прошлые разы. Когда я себя принуждала чтобы чувствовать его близость, и понимать, что не теряю его. Я еще, наверное, никогда так не хотела его, и быть с ним. Калеб действительно спасал меня от страха перед нашим будущим, просто прикасаясь ко мне.

Калеб довольно грубо приподнял меня, но это не было занятием любовью, или чем-то похожим на все, что было до этого. Моя рубашка, как и его, была расстегнута, и это осталось единственным оголенным участком нашей кожи. Не моей и его, а нашей. Я с отчаянием целовала Калеба, и мы двигались синхронно, словно это было близостью. Тяжело дыша, я теряла контроль, и понимание того, где мы находимся. Все было слишком нереальным. В это время можно было поверить, что мы просто двое подростков, заблудших в лесу. И между нами нет разницы, у нас впереди просто ночь, в которой ни ему, ни мне нет смысла скрывать свои грехи. Вечность не тяготила бы нас, и я могла быть уверена в том, что этот год не окажется для нас пустым и одиноким.

Скользящие губы Калеба на моей груди, оставляли ощутимый холодный след, его руки двигались по моему телу, я же не была скована в движениях, как иногда со мной бывало. Преград не было, кроме того, что я не могла видеть его глаз в этот момент – темнота как всегда сопровождала Калеба. Тонуть в ней вместе с ним было легко.

Воздух между нами накалялся, и казалось мне не чем дышать, но конечно же, это так казалось, ведь я не теряла сознания. Напрягшееся тело Калеба, держало меня на весу, а руки и губы открыто заявляли права на все, что я считала всегда своим. Выгибая спину, я чувствовала, как холодеет кожа на свежем ночном воздухе, но причиной было и то, что я прикасалась к груди Калеба, от чего его начинало трясти. Его рука почти незаметно скользящая по моему бедру, перемещалась на спину, под рубашку, и я содрогалась от истомы. Он был таким сильным и крепким, что мое тело вдруг показалось слишком хрупким, чтобы выдержать всю эту сладость.

Я задрожала, чувствуя волну наслаждения, и откинулась назад, голова Калеба успокоилась на моей груди. Я знала, что сейчас он слушает мое сердце. Только это не казалось чем-то неправильным. Прикосновение его необычайно холодного лба, рассеяла все видения другой реальности, где мы были просто подростками. Мы это мы. Он вампир, и я соблазняю его не только своим видом, но и теплотой крови. Я человек, и да, наверное, то, что он вампир сильно влияет на меня. Любила бы я его меньше, если бы не магнетизм вампира? Не знаю, но надеюсь, что нет. Думаю, что нет. Даже будучи человеком, он никогда не был ординарен, и я знала это. Невозможно любить Калеба лишь за внешность.

Подошла рассветная мгла, а мы все так и не могли пошевелиться. Мы как всегда вели себя аномально. Он слишком страстен и влюблен, как для вампира, а я слишком погружена и отчаянно захвачена ним, как для человека. И обнимая его, я не верила, что сентябрь скоро придет. Его вообще не будет, просто не должно быть. С этой мыслью жить было легче, чем с болью. Пессимист из меня никакой.

Лето прошло, а я и не заметила. Потому что постоянно жила желанием побольше взять от наших отношений с Калебом перед разлукой. Теперь я стану как наркоман – буду слоняться за ним, забывая обо всем, и ни за что не буду отпускать от себя. Если надо поселюсь у него, и мне все равно, что на это скажут родители. Пусть видит как мне плохо, а я ведь еще не уехала.

Я знала, что придет осень, начнется учеба и время полетит быстрее, как гонщик на новом мотоцикле, но думать об этом я не могла. Невозможно было поверить, что я перестану скучать.

Я копила воспоминания о нем, словно деньги, отставляя их в уголки своей памяти. Это было моим самым дорогим хранилищем, и день ото дня оно пополнялось. С каждым днем приближался момент, когда я уеду, и я должна была заполнить его дополна. Что еще оставалось делать? Только так у меня появится возможность видеть его каждый день, где бы он ни был.

Время бежало слишком быстро. Вроде бы казалось, что это просто реальность, где отсутствуют даты и часы, но я внезапно с утра обнаружила, что через неделю мне нужно ехать в Глазго. Я потеряла из виду то, чего так боялась. Калеб приложил к этому усилия. Он занимал меня развлечением и постоянным рисованием с ним, для того чтобы я не утратила сноровку и вновь захотела рисовать по-настоящему.

В августе был день рождения Евы. Его мы решили отметить в Лондоне. Грем заказал отдельный зал для этого, чтобы люди не могли достаточно хорошо видеть нас. И не смотря на то, что ело нас только 6 – я, Бет, Теренс, Вунворт и близнецы, еды было слишком много. Зал украсили цветами, так как любила Ева, играла живая музыка, и оделись мы в стиле ретро, ведь этот день рождения для Евы должен был стать особенным. Первый день рождения в ипостаси вампира. Сегодня Еве должно было исполниться 19. Вечно 18-летняя. Вечно красивая. Вечно Ева.

Я хотела танцевать для Калеба и с ним, чувствовать вновь его объятия, смотреть в его безнадежно прекрасные, а теперь еще и печальные глаза. Слушать, как он напевает старые песни мне на ухо, вряд ли знакомых мне певцов. Больше всего на свете, я хотела бы, заставить его улыбнуться, чтобы мне не казалось это расставанием. Я всего лишь ехала учиться, и лишь на этот год, а со следующего мы будем снова вместе. Я согласилась лишь на один год расставания, и с этим пришлось согласиться ему. Не знаю, потому ли что считал такой срок подходящим для изучения жизни без него, или потому что понимал, что и сам не выдержит дольше. Но я была рада – сначала он намеревался предложить больше, что я узнала, покопавшись в его сознании, и там, же нашла не приятную для меня новость, что он уедет ненадолго в Лондон. Для того чтобы встретиться с Патрицией. Мне эта мысль почему-то не нравилась.

Мне казалось, что она будет против наших с ним отношений, и тут же глупые мысли начали кружиться вокруг, словно назойливые мухи. Но нет, я должна ему доверять. И все же встревоженность Грема по этому поводу задевала меня за живое. Раз Грем так обеспокоен, стоит ли переживать и мне? Я почти ревновала его к матери. И не могла понять, когда он это решил. Как я смогла проглядеть его желание увидеться с ней. Я знала, что он до сих пор сердит на Патрицию, и не может ей простить того времени, что отец потратил впустую на ее поиски. Так для чего эта встреча? А что если в ее семье есть красивые девушки вампиры? Я могла так накручивать себя и дальше. Но, наверное, не стоило. Калеб был волен решать сам как ему поступить, и я знаю, что мое нежелание расставаться с ним было причиной не доверия. Так поступать было не честно с Калебом. Это именно я желала когда-то свободы совершать свои ошибки, а не он, Калеб так старался меня оградить от проблем и меня самой, но мой эгоизм рвался наружу, и ему ничего не оставалось, как отпустить меня.

Обнявшись, мы плыли с Калебом под тихую мелодию, где-то рядом танцевали остальные, но я этого не замечала. Вечер проходил так замечательно, что я забыла обо все на свете. Приглушенный свет, и неспешные движения меня усыпляли, и все же я продолжала наслаждаться объятьями и крепкими руками Калеба.

Он был таким высоким и красивым в своем фраке. Даже будучи на каблуках, которые меня заставила одеть Самюель, под элегантное светло-голубое платье, я доставала ему едва ли до носа. Прижавшись ко мне головой, Калеб что-то напевал в очередной раз, но я не спрашивала, какие слова были в песне, и так понимая, что она грустная. Его молчаливая тоска, так отличающаяся от моей бурной и несдержанной, ввергала меня в еще большее отчаяние. Я знала, как он всегда боялся меня потерять. Как там говорил Прат, я поплавок для Калеба, чтобы держаться на плаву в своей темноте. И ему было плохо не меньше, чем мне, просто он не выражал свои эмоции так бурно. И иногда мне хотелось, чтобы он накричал на меня, сказал какая я глупая, и какой ребенок, но нет, Калеб оставался сдержан. Он держал многое при себе, не желая тем самым расстраивать меня. И все же изредка Калеб срывался на жгучие страстные поцелуи, и я понимала от чего это, и тогда еще больше тосковала и ощущала свою вину. А ведь мы даже еще не расставались. Какими ценными казались те часы, что мы проводили вместе. Я и раньше знала им цену, но теперь узнала, что они бесценны.

Темнота. Я дарила ей себя, только чтобы находиться с ним. Когда руки Калеба скользили по моим предплечьям, я застывала, пытаясь запомнить, как это когда он рядом. Руки покрывались гусиной кожей, а душа содрогалась. Поднимая голову, я наталкивалась на понимающий взгляд серых глаз Калеба. Он знал, о чем я думаю, потому что держал меня за руки, и читал воспоминания, мелькающие в моей голове. Качая головой, Калеб снова привлекал меня назад. Просто Калеб знал, на что я надеюсь, и понимал, что не может мне позволить остаться.

Мы уехали раньше всех, забрав с собой близнецов и устроившись в моей кровати, не раздеваясь, лежали до рассвета без сна. Это было мучительно для меня, но для него, я знала, это было просто пыткой. Мы не говорили. Это было не обязательно, потому что каждый знал, о чем думает другой. Это было уже не отчаяние, а что-то хуже. Я чувствовала, как Калеб ускользает от меня, словно песок сквозь пальцы, почти физически, не оставляя следа. И не нужно было читать его мысли, чтобы понять это. И если бы он был менее великодушен, то точно начал бы ненавидеть волков, отнимающих меня у него, но нет. Все что он испытывал по этому поводу, только злость на себя, потому что не доглядел тот момент, когда я начала тонуть, поглощенная своим талантом и властью. Думаю, он бы и не смог, ведь я от себя скрывала страх этого, и воспоминания о снах, он бы не увидел, если бы я не захотела.

Но страдания Калеба по этому поводу, не могли сравниться с тем, как себя ненавидела я. Это было трудно описать. Горечь и ненависть переплетались во мне причудливыми узорами, врезались в кожу, душу и мое сознание. Спастись от этого было тяжело, но я была готова признаться себе в том, что мой отъезд и даже мысли о нем уже начали помогать. Мне практически перестали сниться волки, у меня теперь было намного больше других горечей. Власть показалась довольно ничтожной по сравнению с потерей любимого, пусть и на год.

Но в надежных руках Калеба было немыслимо ненавидеть себя. Он так меня любил и так в меня верил, а с этим чувством ненависть не могла существовать. Возле Калеба желание власти исчезало, и забывались напрочь волки. Я так и задремала на Калебе, забывая обо всем – рядом с ним, завтрашний день мог и не наступать.

Когда остался последний день, и мои вещи были загружены в машину, я тут же поспешила к Калебу. Даже зная, что на следующее утро нам предстоит долгая дорога, я не собиралась тратить ночное время на сон.

Едучи по дороге к дому Гроверов, я думала о том, что это моя последняя поездка сюда, по крайней мере, осенью. Я сквозь слезы смотрела на знакомые дома и знакомый путь. И словно прощалась с пожелтевшими деревьями, слушая их шум. Сегодня я не слушала музыку как всегда, а старалась впитать в себя уходящую красоту, красоту, которая исчезает для меня ненадолго, оставит прочное воспоминание в моем воображении. Потом я смогу как фотографию доставать ее из памяти, но пока что я могла наслаждаться этим воочию. Потрепанный лист неожиданно ворвался в мое окно, но я не стала выкидать его, как сделала бы в любой другой день, это будет еще одним напоминание о доме, о Калебе, о прощании.

Я припарковала машину, как всегда в одном и том же месте, достала ключ от дома Гроверов и зашла в дом. В доме царила тишина, полумрак и прохлада. Здесь никогда ничего не менялось, даже тогда, когда хозяйкой здесь стала Ева. Картины, вазы с цветами, жемчужно-серые стены – все было по-прежнему, сколько я знала этот дом, и увидела его впервые, когда привезла Калебу его палатку.

Зная, что мы сегодня захотим побыть вдвоем, Ева и Грем уехали в леса на охоту, на несколько дней, оставляя в нашем распоряжении дом и приватность. Прощаясь со мной, Ева и я знали, что даже если осенью я смогу вырваться на каникулы, или хотя бы на пару деньков, то не найду ее и Грема. Они собирались уезжать в конце сентября. И пока что никто не знал, куда они поедут, кроме самого Грема. Грем не раскрывал Еве, где они будут жить последующий год, но я была не тем человеком, от которого можно что-то скрыть. Не то чтобы я очень хотела быть в курсе всего, просто Грем не контролировал своей радости, и она переливалась иногда в меня вместе с его мыслями. Блокировать его, я не привыкла, но молчала об этом. Возможно, Калеб что-то видел в моих воспоминаниях, но и он не распространялся. Грем никогда не делал что-то просто так.

- Я буду скучать, - сказал мне Ева, крепко обнимая, наверное, в последний раз в этом году. Оторвавшись, я посмотрела в ее зеленые глаза и впервые за долгое время не утаивала слез. Перед Евой не было нужды скрываться. Если кто-то и мог меня понять в этом доме так только Ева, лишь ей одной было известно, как простому человеку любить вампира. Когда-то мы были с ней равные в этом. Теперь для нее все стало проще. Она не боялась, что не так хороша для него, как раньше. Хотя Ева всегда была самой красивой из тех, кого я знала. Грива ее роскошных каштановых волос навсегда останется моей тихой завистью.

- Я тоже, - призналась я, понимая, что это правда, чего бы я ни сказала об оборотнях. С Евой было просто и легко, не только в общении, но и постоянно. Она никогда не была столь словоохотлива, как Бет. Ее мне будет ужасно не хватать. – Но там где ты будешь жить, мобильные телефоны работают.

Ева с любопытством уставилась на меня.

- Ты знаешь, куда мы едем?

Я лукаво усмехнулась.

- Я тебе ничего не скажу. Бери побольше курток, иначе там люди не поймут.

Ева поняла, что я знаю, но расспрашивать не стала. Она больше чем я доверяла Грему. Доверялась всегда, и была с ним в такой синхронности, что мне ставало даже горько это осознавать. Возможно, будь у меня такое доверие к Калебу, этого пустого года не было.

Но дом пустовал также оттого, что тут еще не было Калеба. Я знала, что он ездил помочь собраться Теренсу, так как одна часть вещей Бет поместилась ко мне в машину, вторую нужно было втоптать в машину Теренса. Они были давними друзьями, и даже понимая, что могу настоять, чтобы он был лишь со мной, я не стала. Это было бы в высшей степени эгоистично, даже для меня.

А вскоре он уедет в Лондон. Почему-то мысль о том, что он будет общаться там с Патрицией, пусть и не продолжительно, продолжала меня угнетать. Я даже до сих пор не могла понять, почему же он решился на этот поступок, ведь еще год назад, он даже не хотел знать, где она, когда сама Патриция обнаружила свое местопребывание. И как бы меня это не задевало и не пугало, я ни слова не сказал ему, потому что понимала, как Калебу необходимо именно теперь, когда нам пришлось расстаться, пусть и ненадолго, уехать на время. Возможно, действительно пришло время развязать некоторые узлы прошлого для него.

Только насколько ему должно быть сложно, если он все-таки в некотором смысле простил Патрицию и решился на общение с ней? И здесь была не лишь моя вина, и наше расставание, отъезд Грема тоже сказался. Конечно же, здесь у него были мои родители и близнецы. Но ничего более, что могло удержать Калеба здесь. Я могла себе представить, как глубоко он теперь погрузиться в рисование. Я надеялась что он, как и я будет ожидать наших встреч, и не сможет долго находиться далеко от меня. Грусть и нетерпение Калеба были моими союзниками.

Но меня интересовало то, измениться ли что-нибудь для Калеба, если он начнет общаться с Патрицей? А если ей не понравиться то, что я человек? Маловероятно. Но вполне возможно. Может ли забыть обо мне, если часто будет с ней и ее семьей? Я боялась продолжать думать о красивых вампиршах.

Новые невиданные ранее вопросы заставили меня внутренне похолодеть. Я потерла руки и решила не думать об этом, иначе сумасшествия не миновать.

Вот подъехала машина, и я лишь теперь поняла, что давно стою возле окна и дожидаюсь этого звука.

Вокруг никого не было, и Калеб не задумывался о том, как двигается. С заднего сидения он достал аккуратный деревянный портфель. Я не могла понять, что находится в нем, но это напоминало этюдник. Когда-то точно такой же я сожгла в Чикаго.

Калеб, будто почувствовав мой взгляд, поднял глаза и посмотрел на меня. Глаза у него были черные, глубокие, внимательные и нежные. Я почувствовала, как вдоль позвоночника пробежала дрожь и замерла холодным комком внизу живота. Он отвел взгляд и, хлопнув дверцей машины, вошел в дом. Я продолжала стоять.

Когда он оказался в доме, его глаза снова прояснились, став яркими и серебристыми. Он обнял меня сзади, просто прикасаясь ко мне, а я тут же вспыхнула. Сегодня мы будем вместе в последний раз. Я обернулась к нему, желая улыбнуться, но вместо этого заплакала. Слезы не были запланированы мной на этот последний вечер.

- Рейн, прошу, не плачь, не терзай меня… Мне уже достаточно плохо. Я просто не могу понять, что с нами происходит. Как все это так обернулось?

- Это все боль, - слабо улыбнулась я, понимая, о чем он говорит и, утирая слезы. Калеб провел холодной, как лед рукой по моей щеке, но слезы продолжали скатываться вслед за его ладонью.

- Мы не готовы к ней, - хрипло прошептал Калеб, уткнувшись в мою шею.

Я затихла. Чувственная волна поднялась вверх к сердцу, и место, куда коснулись его губы, словно загорелось. Я ощутимо почувствовала, как кровь прильнула к тому участку кожи. Буквально на миг мне показалось, что он прокусит мою кожу, но Калеб сдержал свой порыв, и я тут же об этом забыла, хотя чувство сопровождающее ожидание укуса, было подобно адреналину. Наверное, он добавил мне сил и страсти, когда его губы продолжили свой путь, скользнув к ключице, а руки тем временем раздевали нас обоих, и я не смогла бы уследить за движением его рук, даже если бы хотела.

Опрокинув его на пол, я не стала закрывать глаза, целуя его, Калеб тоже. Мы смотрели друг на друга, прикасаясь, казалось, что граница между нашими сознаниями стиралась. Я видела все его и своими глазами. Мое сознание от этого мешалось, но я ощущала руки Калеба и следовала своему желанию.

Гладя его руки, грудь, торс я полностью отдавалась ему. Калеб это знал, и какая-то старая часть его сознания, та эгоистичная и самовлюбленная, радовалась этому. А Калеб, который любил меня, боялся этого. Я гладила его тело дрожащими руками, и разглядывала, будто бесценный образец искусства. Не возможно было оторвать взгляд от белой кожи, и мышц напрягшихся под ней. Калеб как мог, сдерживал свою разрушительную страсть. Я даже и представить себе не могла, чтобы со мной случилось, если бы он взял меня со всей силой, на которую способен. Это в очередной раз доказывало, что страсть вампира не предназначена для человека. Я была Прометеем, который крал огонь богов для людей, точнее для себя. Пользовалась те, что не было заведомо моим.

Руки Калеба заставляли меня дышать глубже. Мои руки на его теле, наоборот, делали Калеба более сдержанным, он дышал, и прятал в себе свою силу. Прикасаясь к его губам в глубоком поцелуе, я ощутимо видела, как время останавливается, потому что Калеб словно замедлялся. Я словно возвращалась в прошлое, когда Калеб был человеком, ведь разве может быть вампир таким чутким? Его ищущие губы, и напористый язык, творили со мной все что хотели. Да, это было полное предательство человечества, и своего тела, как священного дара жизни, но я легко отдавалась ему.

После Калеб отнес меня в свою комнату, пока моя голова покоилась на его груди, я не была готова думать о чем-либо, а тем более о том, что завтра мне его уже не увидеть. Сегодня последняя ночь здесь. Я дремала, когда Калеб что-то сказал. Подняв голову, я переспросила его сонно, не зная, пойму ли что-нибудь. Смысл слов середине ночи терялся.

- Обещай мне, что приложишь все усилия, чтобы насладиться этим годом.

Я застыла и посмотрела ему в глаза более осознано, надеясь, что он говорит не искренне. Я недоверчиво покачала головой. Он не мог говорить этого всерьез.

Ночь жила своей жизнью, на то единственное мгновение, когда затих мир, пока Калеб держал мое лицо в своих ледяных ладонях, мне показалось все просто сном, и страшным кошмаром. Потому что я знала, что так быть не должно. Так не будет. Но Калеб не пойдет на компромиссы. Ночь. Она оставалась за окном, а Калеб по-прежнему требовательно смотрел на меня.

- Обещай мне!

- Я не могу. Я не буду обещать тебе подобное.

- Что плохого в подобном обещании? – изумился он, да так искренне, что я готова была улыбнуться. Но не теперь. Все было слишком серьезно.

-Ты действительно веришь, что я смогу наслаждаться этим годом, прожитым без тебя?

- Я просто на это надеюсь. Я хочу чтобы ты увидела другую сторону жизни без нас…без меня. А что если та жизнь тебе понравиться?

Теперь я действительно улыбнулась. Это было полнейшей ахинеей. Я не могла радоваться тому миру, в котором не было бы его. По крайней мере, не добровольно.

- Я соглашусь на этот год, но знай, как я протестую и знай, что я не буду счастливой.

- Ты говоришь это теперь – но там, за дверьми этого дома есть мир, и ты должна пожить в нем и узнать то, чего я тебя лишаю. Та жизнь будет отличаться от этой, что ты проживаешь со мной и своими родителями.

- И все же я считаю, что ты поступаешь не правильно.

- А я думаю, что более гениальной идеи еще не было в моем сознании.

Калеб улыбнулся – легко и ветрено, именно так, как я любила, словно он просто мальчишка, а я просто девчонка, и нет между нами никаких преград. Все просто.

- Надеюсь, ты вскоре поймешь, как глуп, - мне удалось искренне радоваться этим минутам. Пусть и последним, проведенным с ним.

- Ну, думаю, мне это не грозит.

Было легко сохранять возле Калеба хорошее настроение.

До рассвета мы были еще близки. В глазах Калеба стояла невысказанная горечь, и я не собиралась сопротивляться его и своим желаниям. Наши отчаянные и горячие объятья я собиралась сохранить в своей памяти.

Я уже почти засыпала, когда Калеб начал собираться. Свежий, почти сладкий запах поднялся в воздух, когда Калеб качнулся ко мне. Его руки легко прошлись, по моему предплечью, всего лишь касание, а не прикосновение. И невесомый поцелуй, как напоминание и обещание о скорой встрече. Словно я могла бы об этом забыть.

Рука Калеба накрыла мои глаза, но вот его руки нет, и, открыв, я увидела, что его тоже нет рядом. Теперь остается ждать. И я буду.