Террор и политические репрессии

Первые годы советской истории были отмечены кровавыми вспышками «красного» и «белого террора», число жертв которого очень трудно оценить. Репрессивные акты различных властей часто переплетались с военными действиями, были как бы их продолжением. Смертная казнь как форма репрессии против гражданского населения, скажем, сразу после захвата города «красными» или «белыми» войсками, нередко рассматривалась как нечто вроде продолжения боя, когда убийство противника не требует никакого юридического оформления, вынесения приговора и т.п. Поэтому значительная часть расстрелов, повешений, убийств в ходе погромов, уничтожения заложников, совершавшихся войсками обеих сторон, скорее всего, не попала ни в какую статистику и осталась неучтенной.

Смертная казнь, отмененная после Февральской революции, частично восстановленная Керенским для фронтовой полосы и снова отмененная Вторым съездом советов 26 октября (8 ноября) 1917 года, уже через несколько месяцев — в июне 1918 года — опять была восстановлена специальным постановлением Нарокмюста РСФСР, хотя в ограниченных масштабах она применялась и до этого, несмотря на отмену. А в постановлении СНК РСФСР от 5 сентября 1918 года «О красном терроре» уже прямо говорилось, что расстрелу подлежат «все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам» (ГУЛАГ 2000: 15).

Новые правила заработали очень быстро, расстрел как «высшая мера социальной защиты» во время Гражданской войны стал обыденностью. Смертная казнь за малейшее несогласие с властью считалась достаточно заурядным делом. Практика применения смертной казни в годы революции и гражданской войны, несомненно, была намного шире, чем об этом говорят любые официальные архивы. Часто расстреливали вообще без всякого суда и следствия. Расстрел очень быстро превратился в способ решения властью заурядных текущих вопросов. «В тех местностях, где расчистка снега производится не вполне удовлетворительно [речь идет о расчистке железнодорожных путей]..., взять заложников из крестьян с тем, что, если расчистка снега не будет произведена, они будут расстреляны», — гласило, например, постановление Совета обороны от 15 февраля 1919 года (Верт 1999: 111).

Правда, предпринимались и попытки отмены смертной казни, соответствующее постановление было принято, в частности, ВЦИК и СНК 17 января 1920 года. Однако долго существовать без этого инструмента правосудия власть, видимо, не могла. Революционные военные трибуналы продолжали приговаривать к расстрелу, в том же 1920 году было вынесено 6541 таких приговоров (Шишлов 2001). Несмотря на постоянное подчеркивание временного характера смертной казни как меры наказания, она сохранялась и в последующих законодательных актах на протяжении почти всего советского периода.

Разумеется, судить об общем количестве казненных чрезвычайно сложно. Имеющиеся более или менее официальные сведения весьма ненадежны. С. Мельгунов приводит опубликованные одним из руководителей ВЧК М. Лацисом данные, о том, что в 1918 году по приговорам ЧК было расстреляно 6185 человек, в 1919 — 3465. Только за второе полугодие 1918 года ВЧК, по сообщению Лациса, расстреляла 4500 человек. Но сам С. Мельгунов вел картотеку расстрелов, о которых можно было узнать из доступных ему газет, и у него за то же время накопилось 50 тыс. карточек расстрелянных (Мельгунов 1990: 44-45). Едва ли более надежны и ставшие достоянием гласности в последние десятилетия архивные данные о расстрельных приговорах по делам органов ЧК (9701 в 1921 году, 1962 — в 1922-м, 414 — в 1923-м, 2550 — в 1924-м, 2433 — в 1925-м) (Попов 1992: 28; ГУЛАГ 2000: 432-433).

По утверждению Н. Верта, сведения прессы позволяют считать, что только жертв «красного террора» осенью 1918 года «было никак не меньше 10-15 тысяч» — «за два месяца ВЧК казнила в два или три раза больше людей, чем приговорила к смертной казни царская Россия за 92 года» (Верт 1999: 100) [4]. Но если принять во внимание неполноту информации о числе погибших вследствие прямых репрессивных действий или попустительства «народному гневу» со стороны всех властей, то, скорее всего, число казненных по политическим мотивам или, во всяком случае, под прикрытием политических, «классовых» и тому подобных лозунгов за все время Гражданской войны было намного большим. С. Мельгунов приводит огромное количество свидетельствующих об этом разрозненных фактов, но, кроме того, он сообщает о том, что созданная Деникиным специальная комиссия по расследованию деяний большевиков насчитала 1,7 млн. жертв «красного террора» (Мельгунов 1990: 87-88). Постсоветские историки утверждают, что эта «широко используемая в средствах массовой информации с конца 1980-х годов цифра... не имеет никаких научных оснований» (Население России в ХХ веке 2000: 98). Может быть, это и так, но есть ли научные основания возражать против нее? Кто из возражавших работал с протоколами деникинской комиссии? И можно ли удовлетвориться указанием на несколько тысяч или даже десятков тысяч казненных в стране с населением в 150 млн. человек, которая на несколько лет погрузилась в пучину полного беззакония и произвола сменявших друг друга властей?

Разумеется, все это относится не только к «красному», но и к «белому террору», информация о котором в советской литературе часто приводилась с гораздо меньшей требовательностью к ее научной обоснованности. Его жертвы тоже исчисляются не единицами и даже не тысячами.

А кроме того существовал и вооруженный терроризм, не имевший определенной «красной» или «белой» окраски. Например, несомненно связанные с общей ситуацией в стране и противостоянием политических сил этноконфессиональные конфликты. Они также внесли немалый вклад в демографическое разорение страны. Так, «продолжавшиеся три дня после захвата Баку в сентябре 1918 года турецко-муссаватистскими войсками погромы привели к гибели около 30 тыс. мирных жителей». Еврейские погромы, по разным оценкам, привели к гибели от 70 тыс. до 180-200 тыс. и даже до 300 тыс. человек (Погромы 1992: 569; Население России в ХХ веке 2000: 98). Впрочем, эти и подобные им данные, приводящиеся в научной литературе, тоже далеко не всегда надежно документированы.