II мрачные столетия 5 страница

Меньше чем в миле от этого места в черном «Мерседесе» по темным безлюдным улицам Маннеринга мчались Джен и Луиза Невилл и с ними двое «кнутов». Повернувшись к Невиллу, Луиза требовательно произнесла:

— Джон, будь так любезен, объясни мне, куда мы направляемся.

— Для начала мы навестим профессора Пратта, — бодро ответил он, — а уж он, по всей вероятности, пошлет за Петрой.

— Но ведь уже темно! — воскликнула она. — Нам давно пора находиться в своих комнатах с этим растением — как уж там его? — под боком, а не носиться по улицам!

Он сунул руку в карман и вытащил несколько изломанных веточек борца-травы.

— А это растение и так у нас под боком.

— Но зачем все это?

— Мы сделали открытие, — возбужденно проговорил он и тут же принялся рассказывать ей обо всем, что произошло с тех пор, как они расстались в кабинете Брачера. При этом он так увлекся, что не заметил, какое поистине ошеломляющее впечатление произвел его рассказ на жену. Он закончил следующими словами:

— Как видишь, мы на верном пути. Конечно, о завершении эксперимента говорить пока рано, но нам удалось доказать, что каким-то образом по той или иной пока еще непостижимой причине, данный фермент действительно вызывает фундаментальные изменения в генетической структуре клеток. Волосы и ногти продолжают расти после отмирания жизненных функций. — Он помолчал. — Правда, конечно, несколько удивляют перемены в черепном строении, так как…

— Да ты понимаешь, что ты говоришь! — закричала Луиза. — Остановись на минутку и прислушайся к собственным словам! Фредерик УБИВАЕТ людей, ни в чем не повинных людей, а ты, Петра, и этот идиот-профессор помогаете ему в этом. И сейчас ты мне рассказываешь, как ты счастлив по поводу достигнутого прогресса! Боже мой, Джон! Боже мой!

Он мгновенно перешел в оборону:

— О каком счастье ты говоришь! Конечно, мне все это не нравится. Ты же знаешь, я не хотел заниматься этим проектом. Просто это… ну, как бы сказать…

— Просто что, Джон? Просто ты очень доволен, что сегодняшний эксперимент прошел удачно, правда? Просто это очень здорово, что ты совершил надругательство над трупом несчастного, которого сам же и убил, так ведь?

— Это несправедливо, Луиза, — мягко сказал он, отвернувшись от нее.

— Бедняжка Джон! Никто-то тебя не понимает!

— Я делаю то, к чему меня вынуждают.

— Да, и тебе это, очевидно, начинает нравиться, — холодно произнесла она.

Он устало потер глаза.

— Прошу, Луиза, не начинай все сначала. Мы оба знаем, в какой переплет мы попали.

— Но я, по крайней мере, ищу выход из этого «переплета»! А ты ведешь себя так, как будто перед тобой новое интеллектуальное упражнение.

— Да я ведь тебя хочу защитить! — настойчиво повторил он.

Она издала короткий уничижительный смешок.

— Ты и впрямь думаешь, что сможешь защитить меня от Фредерика или от чудовища, да вообще от чего-нибудь?

Бриггс и Петерсен с трудом удерживались от смеха, слушая эту дуру с куриными мозгами. Переглянувшись, они дружно захохотали, после чего Бриггс тронул Петерсена за плечо и сказал:

— Тормози. Приехали.

Когда машина остановилась, он продолжил:

— Ты пойдешь с преподобным. А я останусь и составлю леди компанию. — Он улыбнулся Луизе и, приблизив к ней револьвер, сказал с притворной строгостью:-Ведите себя хорошо.

Невилл вылез на обочину и обернулся к Луизе:

— Думаю, это не займет много времени. Ты пока подожди здесь и…

Она откинулась на спинку сидения и сердито сложила руки на груди.

Они подошли к входной двери, когда Петерсен взялся за дверную ручку, дверь открылась. «Как глупо, — подумал Невилл, — не запирать дверей. Если ты важное лицо в городе, то это еще не значит, что грабители будут обходить твой дом стороной».

Две мысли промелькнули в голове Невилла, когда они с Петерсеном вошли внутрь. Первая, — даже не конкретная мысль, а скорее неоформленное ощущение, что входная дверь не просто не заперта, а сам замок разбит вдребезги.

И вторая — воспоминание детства. Однажды отец возвратился из командировки с подарком для Джона — маленьким черным щенком коккер-спаниеля. Щенок был просто восхитительным, особенно когда получал мясную косточку. Так забавно было наблюдать, — вспомнил Невилл, — как шаловливый песик в один момент утрачивал всю свою игривость, его взгляд загорался каким-то плотоядным светом, и, оскаливая маленькие зубки, он злобно рычал, угрожая любому, кто смел покуситься на его добычу.

Невилл так отчетливо вспоминал в эту секунду своего щенка, потому что увидел тот же взгляд в глазах чудовища, жадно пожиравшего окровавленные изуродованные останки Уильяма Пратта. Угрожающее рычание, которое так забавно было слышать от крохотного коккер-спаниеля, теперь, когда оно исходило от оборотня, бросило в дрожь скованного ужасом Невилла.

Они с Петерсеном, как зачарованные, стояли и смотрели на монстра. Их транс длился не более секунды, но этого времени было вполне достаточно, чтобы зверь бросился к ним, схватил Петерсена, повалил на пол и разорвал ему горло. Из огромной раны вырвался фонтан крови, забрызгав Невиллу брюки и башмаки. Словно внезапно очнувшись от кошмарного наваждения, Невилл шарахнулся назад, с треском захлопнув за собой дверь. Он кубарем скатился со ступенек, бросился к лимузину и прыгнул на переднее сидение. Он гнал машину с бешеной скоростью, не обращая внимания на ругательства Бриггса, не разбирая дороги и толком не зная, где находится, одержимый лишь одной мыслью: им нужно бежать, спасаться, потому что Клаудиа обнаружила их, она знает, кто они и где их искать, и хочет убить их, всех до одного убить.

— Преподобный! — заорал Бриггс;- Если вы сейчас же не остановитесь, я пристрелю вашу жену!

Невилл посмотрел в зеркало.

— Сзади! — крикнул он. — Сзади!

Бриггс обернулся. Его лицо залила смертельная бледность.

— О, черт! — прошептал он.

Оборотень настигал их.

Невилл гнал как сумасшедший. Мимо пустынного в этот час муниципального парка, мимо городского Концертного зала, мимо темных безмолвных зданий. Он гнал уже не одну милю, а зверь не отставал, наоборот, казалось, что с каждым мгновением он становится все ближе и ближе. Вдруг Невилл резко нажал на тормоза, чтобы не столкнуться с одним из огромных дубов, которыми обсажен бульвар Линкольна. И этой секундной потери скорости было достаточно, чтобы монстр, одним махом сократив разделяющие их метры, запрыгнул на багажник автомобиля.

Невилл вновь нажал на газ, но зверь держался крепко и в следующий момент, ударив могучей лапой, разбил заднее стекло. Луиза закричала, но ее крик заглушили вопли Бриггса, оказавшегося следующей жертвой оборотня, который словно чудовищными граблями провел когтями по лицу «кнута», напрочь сдирая губы и нос и практически выдрав у несчастного правый глаз.

Невилл видел все, что происходило сзади. Он снова резко нажал на тормоз, и в этот раз чудовище, не удержалось, перелетело через крышу автомобиля и грузно упало на дорогу перед колесами. Бриггс открыл дверь и выпал на обочину в тот самый момент, когда Невилл нажал на газ, и машина, взревев, наехала на оборотня. Поверженный наземь монстр страшно закричал. У Невилла мелькнула надежда на опасение, но в следующий момент он понял, что это крик ярости, а не боли, ибо оборотень был снова на ногах и опять бросился в погоню за удирающим автомобилем, «забыв про истекающего кровью «кнута», скорчившегося на обочине.

Невилл все жал и жал на газ, его руки, сжимающие руль, дрожали, а по лицу ручьем текли слезы. Луиза на заднем сидении тихо плакала и молилась. Взглянув в очередной раз в разбитое заднее стекло, она вдруг увидела, что расстояние между ними и чудовищем стремительно увеличивается.

— Быстрее, Джон, — закричала женщина. — Она отстает.

Он почти вдавил в пол педаль акселератора и в следующий момент потерял контроль над управлением. Лимузин развернулся вокруг своей оси на обледеневшей дороге и врезался в телефонную будку на обочине. Невилл и Луиза выбрались из машины и побежали.

Они бежали целый час безо всякой цели, покуда Невилл не почувствовал, что его сердце, и легкие, и ноги больше не в состоянии выдерживать этот бешеный темп. Луиза, запыхавшаяся, но еще полная сил, постоянно подгоняла его, но когда он, наконец, остановился, привалившись спиной к фонарному столбу, прижимая одну руку к груди, а другую к горлу, она остановилась тоже. Он огляделся и сразу увидел оборотня меньше, чем в десяти футах от них. Невилл заглянул в холодные желтые глаза и увидел в них смерть.

Оборотень медленно приближался к ним. Длинные руки свободно болтались из стороны в сторону, зверь тяжело дышал, в зубах застряли куски человеческой плоти. Он жадно и как-то даже похотливо облизывался, и Невилл почувствовал отвратительное зловоние, запах крови, смерти, разлагающейся плоти и грязной шерсти. И тут он вспомнил о борец-траве. Вытащив веточки из кармана, он выставил их перед монстром, который вдруг остановился и часто заморгал от удивления и замешательства, не в состоянии постигнуть своим звериным умишком, откуда исходит эта неожиданная слабость, охватившая все его члены. Он сделал еще один шаг к своей добыче, но в следующий момент отшатнулся назад, замотав огромной мохнатой головой. Несколько секунд, которые показались Невиллу вечностью, оборотень стоял, и не мигая, смотрел на них. Затем он повернулся и убежал в темноту. Только реальность переживаемого им ужаса, только боязнь разжать кулак и уронить растение удерживали Невилла от обморока. Луиза прижалась к нему так крепко, что у Невилла начали затекать руки. Они смотрели в пустынную мглу и исступленно шептали молитву.

Шло время, час, второй, третий, а они так и не находили в себе сил сдвинуться с места. На улицах было по-прежнему пусто, лишь однажды мимо по дороге проехал легковой фургон, за рулем которого сидел молодой фермер. Луиза закричала и замахала руками, но он либо не увидел ее, либо предпочел не обратить внимания на ее крики. Фургон уехал, оставив на дороге у фонарного столба двоих насмерть перепуганных людей, прижавшихся друг к другу.

До рассвета оставалось не более часа, когда, наконец, прибыла долгожданная помощь в образе черного лимузина, остановившегося рядом на обочине. Впервые за эту ночь Луиза улыбнулась, впрочем улыбка мгновенно улетучилась, когда задняя дверца лимузина распахнулась и на дорогу вылез взбешенный Фредерик Брачер.

— Какого черта?.. — закричал он. — Как вы сюда добрались?

— Ф-Ф-Фредерик, — запинаясь начал Невилл, — послушай…

Брачер подошел ближе, посмотрел на них исподлобья и затем сильно ударил Невилла в живот. Пастор шумно выдохнул, его ноги подкосились и он медленно опустился на колени. После этого Брачер повернулся к кузине и ударил ее ладонью по лицу с такой силой, что ее отбросило от столба, и она повалилась на холодную землю.

Брачер приказал водителю затолкать чету Невиллов на заднее сидение лимузина, после чего залез туда сам и, вытащив револьвер, сказал:

— По-хорошему, мне бы следовало пристрелить вас обоих на месте.

— Выслушай, Фредерик, прошу тебя, — задыхаясь произнес Невилл, прижимая левую руку к животу, а в правой все еще сжимая борец-траву. — Формула сработала… и Клаудиа… мы видели Клаудиу.

Из тьмы близлежащей аллеи за отъезжающим лимузином наблюдали два желтых горящих глаза. Зверь был голоден и зол оттого, что добыча ускользнула из-под носа. И когда несколькими минутами позже на другой стороне улицы показались парень и девушка, оба навеселе, громко хохочущие и постоянно спотыкающиеся, то злость и разочарование улетучились, уступив в его звериной душе место новому чувству.

…ГОЛОД… ВСЕ ЕЩЕ ХОЧЕТСЯ ЕСТЬ…

Оборотень начал подбираться к ним.

…МЯСА… ЕЩЕ МЯСА…

Крик ужаса, рычание, звук раздираемой одежды и треск костей.

…ХОРОШО…

Теплая густая красная жидкость, растекающаяся по замерзшему асфальту с нежным шипением, тут же остывая, выпустив легкие струйки пара.

…АХ, КАК ХОРОШО…

Темные улицы, вновь погрузившиеся в молчание.

…ХОРОШО…

До следующего полнолуния оставалось еще целых четыре недели, и все участники проекта спокойно исполняли свои обязанности. В каком-то смысле смерть Пратта многое упростила. Для Петры Левенштейн он всегда был напыщенным, глупым, сладострастным скотом, и теперь ее уже ничто не отвлекало от работы. Само собой, когда Невилл на следующее утро рассказал ей об ужасной смерти Пратта, она тут же умчалась из Маннеринга в аэропорт Бисмарк и ближайшим рейсом в Нью-Йорк. Впрочем, посланные Брачером «кнуты» настигли ее на следующий же день в доме у одной близкой подруги. Они вынуждены были надеть на нее наручники и буквально волоком тащить назад в Маннеринг. Брачеру понадобился целый час угроз и убеждений, чтобы она осознала, наконец, всю неразумность подобного поведения. После всего этого Петра вновь вернулась к своим исследованиям. Однако с наступлением сумерек, обещавших еще одну ночь, с которой следующее полнолуние становилось все неотвратимее, росла ее озабоченность и нервное напряжение.

Смерть Пратта была также на руку и капитану Брачеру. Авторитет расового эксперта, а также абсолютное доверие к профессору со стороны Крейтона Халла вносили определенную напряженность в отношения Пратта и Брачера, хотя, безусловно, ветеран вьетнамской войны и ЦРУ оставался вне конкуренции. Теперь же, когда то немногое, что осталось от Пратта, было предано земле, уже никто, кроме самого Халла, не мог вмешиваться в дела Брачера.

Место директора Центра вместо Пратта занял доктор Карлейсл Реймор, который отлично выполнял роль буфера, как того и хотел Брачер.

Дуэйн Бриггс, побывав в объятиях смерти, довольно быстро поправился, хотя ему поневоле приходилось вспоминать об этом всякий раз, когда он смотрелся в зеркало. Когти монстра оставили ужасающие следы на его лице — багровые рубцы на губах, носу и щеке, которые уже никогда не исчезнут.

Невилл почти пришел в себя после встречи с оборотнем, однако это событие пробудило в нем твердую решимость во что бы то ни стало самому дознаться, как и почему Калди и Клаудиа стали такими, постичь природу их превращений, выяснить, можно ли подчинить их своей власти, и как их уничтожить. Теперь, движимый не только страхом, но и любопытством, он работал не столько на Брачера, сколько на себя самого.

Луиза все дни проводила в беседах с Бласко, который с нетерпением ждал каждого ее визита. Старик-цыган и молодая американка по-настоящему привязались друг к другу, и эта привязанность сама по себе усиливала печаль и стыд, навсегда поселившиеся в душе Луизы. Пожалуй, только эти беседы, которые велись на итальянском и романшском, давали хоть какое-то подобие уединенности, так как после своего неудачного побега Луиза находилась под неусыпным наблюдением, причем ее стражам не нужно было твердить о бдительности, ибо они отлично знали, что произошло с Ларри Беллами. Молодого «кнута», невольно поспособствовавшего ее бегству, полиция нашла на улице, он был страшно избит и нуждался в экстренной медицинской помощи. В больнице на операционном столе он скончался.

А Янош Калди большую часть времени молча и неподвижно сидел на стуле в сшей камере, уставившись в пространство, творил только когда к нему обращались, не проявляя ни малейшего интереса к чему бы то ни было, он не возражал против сеансов гипноза, но по-прежнему безучастно, не испытывая никаких эмоций. Он был целиком погружен в отчужденное и мрачное ожидание тех адских мук, которые обрушатся на его душу с наступлением полнолуния.

* * *

И где-то рядом, совсем близко, ждала Клаудиа.

— Калди… Калди…

— Да.

— Вы слышите меня? Вы знаете, кто я?

— Да, доктор.

— Вы уже дошли до следующего значительного события в ваших воспоминаниях?

Пауза.

— Где вы находитесь, Калди? В каком году? Можете ответить?

— Мы идем через сугробы… иней на ветвях.

— Зима?

— Да. Зима.

— Какой это год?

— Не знаю.

— В каком месте?

— Я не… не могу сказать точно.

— Ну, хоть приблизительно, хоть что-нибудь?

— Это… это происходит еще до Полиньи.

— Задолго до Полиньи?

— Нет. За пять лет. Даже меньше.

— А что это за место, Калди? Смотрите и слушайте… Скажите мне, где вы находитесь.

Пауза.

— Оттоманская империя. ДА, МЫ В Карпатских горах… в империи османских турков.

— Клаудиа с вами?

— Клаудиа всегда со мной.

— Зачем вы пришли в Карпаты, Калди?

— Чтобы умереть. Мы пришли, чтобы умереть.

— Но почему в Карпаты? — Ответа нет. — Почему вы решили, что сможете умереть в Карпатах?

— Мы были в Багдаде и слышали там… истории, которые обычно рассказывают у костра…

— Истории о чем?

— О нем… Нам кажется, он сможет нас убить… Слухи, легенды.

— Легенды, в которых говорится о ком-то, кто способен убить вас, так, Калди? — Ответа нет. — Про кого эти легенды? Калди, про кого говорится в этих легендах?

Пауза. И затем:

— Про вампиров.

* * *

…В мрачном молчании они шли по грязной извилистой тропинке, которая вела от маленькой деревушки вверх к замку, зловеще вырисовывающемуся на вершине холма. Солнце уже перевалило за полдень, но до заката оставалось добрых пять часов. Клаудиа провела рукой по волосам, стряхивая снег и иней, и плотнее завернулась в тяжелый шерстяной плащ. У Януса Калдия плаща не было, поэтому он просто стянул правой рукой ворот своей потрепанной рубахи, а левую сунул за пазуху.

Ни мороз, ни ледяной ветер со снегом не могли причинить им вреда, и все же они ощущали холод, и это чувство было довольно неприятным. Они пешком преодолевали большие расстояния, никогда не задумываясь о возможной перемене климата и никогда по-настоящему не готовясь к ней. Их уже давно все это не заботило, ибо лютый мороз был для них столь же безопасен, сколь и острие копья, а обжигающее солнце пустыни приносило не больше вреда, чем удар меча. Когда они чувствовали холод, то надевали любую попавшую под руку одежду, а если им становилось жарко, то, не задумываясь, сбрасывали с себя лишнее. В то время, как другие умирали от жажды в раскаленных песках Аравийской пустыни, они все шли вперед как ни в чем не бывало; в то время, как другие замерзали насмерть посреди бескрайних русских степей, они по-прежнему продолжали свой бесконечный и бессмысленный путь.

Вот так, пешком, они пришли из Сирии. Это путешествие заняло больше года. И за все это время им ни разу не пришлось пересечь границ Османской империи, потому что тогда, в 994 году от хиджры ^[13] пророка Мухаммеда (или в 1616 году от рождества Христова), Османская империя простиралась от Персии до восточного побережья Средиземного моря, от Польши и Венгрии до гористых районов Верхнего Египта.

И потому, когда они прошлой осенью покинули Багдад и пустились в долгий путь через пустыню в Дамаск, им не нужно было думать, как обойти пограничный заслон или не нарваться на солдат; им не требовались ни документы, ни специальные пропуска, ничего, кроме золота, которым пришлось расплачиваться с капитаном корабля, доставившего их из Тира на север в Стамбул; и потом, когда они отправились пешком от бухты Золотой рог по холмам древней Фракии и дальше, через леса Болгарии и Валлахии, они по-прежнему оставались в пределах Османской империи; и лишь затем, отшагав тысячу миль, оказались на границе Венгерского королевства, перейдя которую оборотни вступили на землю Трансильвании.

Им пришлось еще долго скитаться по грязным городам и нищенским деревушкам, неизменно вызывая своими вопросами испуганные подозрительные взгляды и уклончивые ответы, пока, наконец, они не узнали, что тот, кого они так настойчиво ищут, проводит дневное время в снах в том самом полуразрушенном замке, возникшем перед ними на холме. Когда они вновь двинулись по грязной заиндевевшей тропе, Клаудиа повернулась и спросила:

— И он сможет нас убить, Янус?

Янус Калдий пожал плечами.

— Не знаю, Клаудиа. Если то, что мы слышали, правда, то он отлично с этим справляется.

— Да, убивает людей. Но ведь мы-то не люди?

Его ответ прозвучал если не раздраженно, то достаточно резко:

— Клаудиа, я ведь знаю о нем не больше твоего, да и о нас самих могу сказать лишь то, что тебе давно известно. Почему ты спрашиваешь меня?

— Тебе должно быть известно больше, чем мне, — с жаром произнесла она. — Ты дольше страдаешь от всего этого. Это ведь ты сделал меня такой.

Он мрачно улыбнулся.

— Откуда ты знаешь?

Она не ответила. Всю оставшуюся дорогу до замка они проделали в полном молчании.

Прошло уже более столетия, как замок был разрушен и разграблен турками, но осыпавшиеся стены и разбитые окна, обуглившиеся балки и развалившиеся бойницы до сих пор сохранились как молчаливое свидетельство ужасов минувшей войны. Янусу и Клаудии пришлось приналечь изо всех своих пока еще человеческих сил, чтобы сдвинуть с места чугунные ворота, после чего они неуверенно вошли во двор, а оттуда и в сам замок.

Не произнося ни слова, они бродили по развалинам, переходя с этажа на этаж, обыскивая комнаты и коридоры, пока, наконец, незадолго до заката не обнаружили подземный склеп, служивший местом захоронения властителей этого небольшого карпатского княжества. Они ходили между рядов деревянных и каменных гробниц, ища усыпальницу одного единственного князя — того, который был убит турками более ста лет назад, и который, как говорили, вместе со своими женами восстал из мертвых, чтобы сеять ужас и страдания среди беззащитных селян. Им удалось отыскать эту могилу довольно быстро, могилу того, кто с момента своей кончины уже более ста лет был проклятием Карпатских гор.

Янус попытался открыть крышку каменного саркофага, но одному это оказалось не под силу. Клаудиа пришла ему на помощь, и вдвоем им удалось приподнять крышу. Внутри каменного гроба лежал труп, неподвижный и безжизненный, и ничем не примечательный, за исключением разве того, что за все эти годы' ему давно бы следовало разложиться и превратиться в прах, а он был целехонек. Закрыв крышку, Янус сел перед гробницей и принялся ждать. Клаудиа устроилась рядом. Когда солнечный свет, пробивающийся сквозь маленькое разбитое оконце под сводами склепа, окрасился розовым и вскоре стал меркнуть, она повернулась к нему и спросила:

— А у нас хватит времени?

— У?

— А у нас хватит времени? Чтобы поговорить с ним, объяснить, что нам нужно. Через несколько минут солнце скроется, и мы превратимся.

— У нас хватит времени, — пробормотал он. — И ты это знаешь. Превращение ведь происходит не сразу и не в один момент. Если легенды не врут, он проснется, как только зайдет солнце. А наше превращение не наступит, пока не скроется последний солнечный лучик, и на небе не появится луна. — Он посмотрел на нее. — Почему ты меня об этом спрашиваешь, Клаудиа? Ты ведь все знаешь.

Она не ответила. Они помолчали еще немного. Темнеющее небо, наконец, сделалось черным. И вновь она спросила:

— Кто мы такие, Янус?

Он вздохнул.

— Не знаю, Клаудиа.

Прошло еще несколько минут, которые показались им вечностью, и, наконец, крышка гроба начала со скрипом открываться.

Янус и Клаудиа быстро вскочили на ноги, дрожа от возбуждения, какого не испытывали уже многие века. Они молча смотрели, как крышка полностью открылась, и оживший князь поднялся из своей могилы. Он сразу за метил их; более того, судя по спокойному выражению его хищного лица, можно было предположить, что он все это время знал об их присутствии. Холодные мертвые губы под пышными усами искривила злобная усмешка, в лучах умирающего солнца или зарождающейся луны блеснули острые зубы.

Медленно, плавно, с какой-то тягучей грацией вампир выбрался из гроба, и еще до того, как обе его ноги оказались на каменном полу склепа, он уже протянул правую руку к шее Клаудии и принялся ее ласково поглаживать. Он быстро посмотрел в сторону Януса и тут же отвернулся. Взгляд его горящих красных глаз был исполнен сознанием собственного могущества, и в нем не было места тревоге. Он просто отметил факт присутствия молодого человека, ничего более.

Вампир медленно притянул к себе Клаудиу, и она послушно запрокинула голову, подставляя шею. Он тихо засмеялся, как будто упиваясь своей властью над смертными, или, может быть, от удовольствия, что все получилось так складно, и ужин сам пришел к нему в постель. Он осторожно сжал клыками ее белую шею…

Уж долгие годы вампир ничему не удивлялся, но сейчас его лицо выражало откровенное изумление: он обнаружил, что не может проткнуть кожу женщины. И вдруг он все понял. Оттолкнув Клаудиу, он произнес на своем языке:

— Vroloki!

— Да, — кивнул Янус, обращаясь к нему по-турецки. — Мы оборотни. Он еле заметно улыбнулся. — А вы, по всей видимости, вампир.

Вампир долго смотрел на него и затем громко и хрипло рассмеялся.

— Значит, теперь среди турков и мадьяров завелись оборотни? — спросил он тоже по-турецки. — Если так, то я бы этим беднягам не позавидовал!

— Мы не турки и не мадьяры, — сказала Клаудиа. — Мы не знаем, откуда пришли.

— А также и куда идете, — закончил за нее вампир, не скрывая своего удивления- Что ж, обычная история. И все-таки, как странно, что судьба свела нас вместе.

Пока он говорил, Янус и Клаудиа услышали за спиной шорох и, оглянувшись, увидели, что к ним приближаются три женщины, закутанные в саван, с плотоядным блеском в глазах. Вампир поднял руку, останавливая их и сказал на румынском:

— Поберегите силы, мои милые. Их кожа не для ваших зубов. Поищите добычу в другом месте.

Женщины быстро переглянулись и покинули склеп. Воздух снаружи огласился хлопаньем крыльев, после чего вновь наступила тишина.

Янус сказал:

— Мы оказались здесь не по велению судьбы. Мы пришли по собственной воле, чтобы просить тебя о помощи.

— Вот как! улыбнулся вампир. — Это интересно. Мне уже давно не представлялся случай кому-нибудь… э-э… помочь!

— Мы хотим умереть, — сказала Клаудиа.

— Ах да, конечно, конечно! — засмеялся он. — В этом-то и заключается разница между мной и вами. Для меня бессмертие — это дар, величайшее благо.

— А для нас — проклятие, — произнес Янус.

— Вот именно, — сказал вампир.

Клаудиа выступила вперед и посмотрела ему в глаза, глаза мертвеца, светившиеся сейчас весельем и жестокостью.

— Ты можешь убить нас?

Вампир снова рассмеялся.

— Разумеется, нет, ведь это же очевидно! Боюсь, что если мы и далее будем пребывать в компании друг друга, то очень скоро почувствуем невыносимые терзанья голода.

— А знаешь ли ты способ убить нас? — спросил Янус.

— Знаю ли я способ убить вас, — повторил он, словно раздумывая, как ответить. Наконец, он улыбнулся.

— Конечно, знаю. Подобные вещи не представляют секрета для таких, как я, кому ведомы тайны самой преисподней.

— Только не говори о серебряных пулях, — сказала Клаудиа.

— По-твоему я темный крестьянин, vroloka, или невежественный раб? — сердито спросил он. — Я обладаю знанием, а не предрассудками.

Чувствуя возрождающуюся надежду, Янус спросил:

— Так ты знаешь, как нас убить? Ты знаешь, как положить конец проклятью?

— Само собой разумеется, — сказал он, облокотившись на гроб. — Решение вашей проблемы прямо противоположно породившей ее причине — это как бы зеркальное отражение. — Он опять улыбнулся. — Впрочем, не могу сказать, что в последнее время мне частенько приходилось иметь дело с зеркалами…

— Оставь свои шутки, — оборвала его Клаудиа. — Скажи, что нам нужно сделать, чтобы умереть?

— О, все, что может оборвать жизнь любого смертного, в состоянии убить и вас, как только будет снято проклятие, — ответил вампир. — А вот с этим, боюсь, у вас могут возникнуть трудности.

— Но как можно снять проклятие? — спросил Янус, стараясь не выдать своего нетерпения.

— Совершить нечто, противоположное тому, что первоначально навлекло его на ваши головы, — дружелюбно ответил он.

— Но мы же не знаем, почему это с нами произошло! — воскликнула Клаудиа. — Мы не помним ничего!

— Да, это правда, — кивнул Янус. — Наше прошлое давно покрылось тьмой. Я не знаю, как и почему я стал таким. Она говорит, что помнит, как я на нее напал…

— Но это не точно, — закончила она. — Может быть, это воспоминание, а, может, всего лишь сон.

— Не имеет значения, — улыбнулся вампир. — Здесь необходимы два условия. Оборотнем можно стать только вполне определенным образом и никак иначе, и только один, вполне определенный человек и при определенных обстоятельствах может им сделаться. Итак, первое условие понятно.

— Его должен укусить другой оборотень? — спросил Янус.

— Да, — ответил вампир, — его должен укусить другой оборотень.

— А второе условие?

Вампир тихо засмеялся.

— С какой стати я должен вам это говорить?

Ни Янус, ни Клаудиа сначала не нашли, что ответить. Наконец, Клаудиа сказала:

— Чтобы помочь нам избавиться от этой бесконечной пытки!

— Ах, ну да, конечно. Но почему я должен вам помогать?

Ответа не последовало. И вампир вновь заговорил:

— Из соображении морального долга? Или из чувства милосердия? Ради спасения несчастных беззащитных смертных из бесовского плена? — Он от души захохотал. Лицо Клаудии покраснело от ярости. Калди смотрел спокойно и холодно. Вампир продолжил: