Вопрос 20: если даже ученые не открыли тайну происхождения жизни, Разве у них нет доказательств, что эволюция — не выдумка

Свидетельства в пользу эволюции часто связаны с тем, что ученые подразумевают под словом эволюция. Установить значение этого слова чрезвычайно важно, однако каким-то неуловимым образом оно постоянно меняется. Прежде всего мы должны научиться различать два понятия: микроэволюция и макроэволюция.

Микроэволюция — это цикличные изменения внутри одного вида. Например, форма и размер клюва зябликов, обитающих на Галапагосских островах Тихого океана, варьируются в зависимости от условий среды обитания. На протяжении жизни нескольких поколений зябликов длина их клювов менялась в зависимости от того, какой размер требовался, чтобы добыть пропитание. Другой пример: в Англии некоторые виды птиц научились пробивать клювом крышечку из фольги на молочных бутылках, оставленных у дверей жильцов. И те, и другие приспособились к новым условиям обитания, чтобы добывать пищу. Можно привести сотни, даже тысячи примеров такой адаптации и не найти в них никакого противоречия. Но при чем здесь эволюция?

Вот здесь возникает проблема. Если то, что биологи называют эволюцией, — это вариации формы клюва у зябликов или умение расправляться с бутылочными пробками у птиц, тогда и я могу называть себя эволюционистом. Но это еще не все. Есть и другое значение слова эволюция, намного более противоречивое.

Макроэволюцией считается процесс, который предположительно создает совершенно новые реальности, например новые сложные органы или новые части тела. Дарвинисты «утверждают, что макроэволюция есть не что иное, как микроэволюция, растянувшаяся на огромный период времени и совершающаяся под действием механизма, называемого естественным отбором», — пишет Филлип Джонсон в своей книге Defeating Darwinism (Победа над дарвинизмом). Это заявление очень противоречиво, так как «механизм макроэволюции должен уметь проектировать и создавать очень сложные структуры, подобные, например, крыльям, глазам или мозгу», к тому же он должен владеть этим искусством постоянно и в совершенстве.

Однако многочисленные эксперименты показывают, что малые изменения никак не приводят к крупным модификациям. Все, что открывается ученым в ходе их наблюдений, — это модификация уже существующих видов живых организмов, но не возникновение новых.

Макроэволюция также показывает, что модификациям живой природы нет предела; сложность же в том, что объем наблюдаемых модификаций весьма ограничен. Фермер может путем селекции улучшить вкус зерна, получить более крупные розы или вывести породу более быстрых лошадей, но все они так и останутся зерном, розами и лошадьми. Никому еще не удалось вывести новый вид живого организма.

Эволюционисты берут на вооружение эти модификации и начинают на их основе строить теории и рассуждать о том, что могло бы произойти, если бы все эти вновь наработанные незначительные признаки в полном объеме перенести на миллионы лет назад, в туманное прошлое нашей планеты.

В таком подходе не было бы ничего страшного, если бы в нем нашлась хоть капля здравого смысла. Новые признаки, приобретенные в результате выведения новых пород, вначале выражаются довольно четко, однако в последующих поколениях воспроизводятся все слабее и постепенно исчезают. Это значит, что есть предел, за который селекционеры выйти не могут. Если же они все-таки пытаются сделать это, то подопытный организм постепенно ослабевает, теряет иммунитет и умирает. Да, селекционер может вывести большую розу, но он никогда не получит розу размером с подсолнух.

Дарвин считал, что природа, как селекционер, способна отбирать организмы, что позволило ему назвать свою теорию естественным отбором. Согласно Дарвину, жизнь поступательно развивается, неощутимо-малыми шагами, начиная от простейших одноклеточных организмов и заканчивая организмами очень сложными, подобными птицам и животным.

Однако непрерывность такой цепи ничем не засвидетельствована. В природе все виды животных: и медведи, и бобры, и летучие мыши четко разграничены. Между основными биологическими видами прочерчена безусловная граница и отсутствуют всякие переходы.

В ответ на это Дарвин предположил, что промежуточные звенья между видами по ходу времени отмерли и когда-нибудь будут обнаружены среди ископаемых останков. В соответствии с этим дарвиновским тезисом история палеонтологии превратилась в поиск исчезнувших звеньев.

Если бы Дарвин был прав, то ископаемые останки показали бы буквально миллионы переходных форм. Но как раз этого-то палеонтологи не могут предоставить. Конечно, ископаемые останки показывают, что прежние условия жизни сильно отличались от нынешних: некоторые виды слонов имели густой волосяной покров, их называют мамонтами; некоторые рептилии были гигантских размеров, например, Tyrannosaurus rex. Но что поразительно: все эти странные признаки совершенно четко совпадают с основными признаками известных сегодня видов живых организмов. Слоны и тогда были слонами, а рептилии и тогда были рептилиями. Все границы видов, засвидетельствованные ископаемыми останками, и сегодня существуют в живой природе.

Итак, все фактические наблюдения сводятся к следующему: на протяжении своей истории наука наблюдает модификации существующих видов живых организмов, но ей ни разу не удалось обнаружить новые виды живых существ.

Выводы, к которым смогли прийти эволюционисты-натуралисты, совершенно не подтверждают их теорию.

К началу страницы