Черный день

Прощание с Зитой, Паийей и Моханом после восьми с половиной лет было очень тяжелым для меня. Зита все же в основном относилась ко мне хорошо. Она никогда не била меня, а в последние месяцы обращалась со мной больше как с собственным ребенком, чем со служанкой.

До сих пор мы поддерживаем с ней контакты. Когда я в прошлом году выступала по телевидению, где давала интервью по проекту «Камалари», она позвонила мне и была очень взволнована:

— О, я так горжусь тобой! Я никогда не думала, что увижу кого-то из моих детей по телевизору!

Ни с того ни с сего она вдруг назвала меня своим ребенком! Даже не верится! То, что я в этом интервью протестовала против практики продажи девочек в качестве камалари, ее не смутило.

Сама же Зита до сих пор не чувствует себя виноватой в том, что заставляла меня работать у себя в качестве камалари.

— Ладно, ты не ходила в школу. Зато я всегда хорошо обращалась с тобой. Я давала тебе одежду, еду и даже дарила подарки. Я воспринимала тебя как родную дочь, — так она извинялась за свои действия.

И с Паийей я тоже до сих пор поддерживаю дружеские отношения. Она изучает медицину в Катманду. Когда я в последний раз была в городе, проводя кампанию, я побывала у нее в гостях. Она относится к традиции покупать камалари намного скептичнее, чем ее мать. Она говорит, что то, что я делаю, — это здорово. То, что я борюсь за права камалари.

Она также извинилась передо мной:

— Это неправильно, что девочек, таких как ты, за мизерные деньги заставляют работать в чужих семьях. Девочки из бедных семей тоже должны иметь право ходить в школу!

Это было жарким летом в месяце ашад, когда вдруг кто- то позвонил в дверь. По непальскому календарю было 18 марта 2061 года, а по западному — среда, 2 июля 2004 года.

Я так точно знаю это, потому что за некоторое время до этого я начала вести дневник. Я записывала в тетрадь все, что было у меня на душе и о чем я никому не могла сказать. Первая тетрадь уже была почти полной. Хорошо было иметь такого «союзника». Мне надо было лишь стараться хорошо прятать дневник, потому что если бы Зита или кто-то из ее детей нашел его, у меня определенно были бы большие неприятности. День, когда я покинула

Зиту и перешла на работу к ее тетке, навсегда запечатлелся в моей памяти. Это был черный день для меня…

Зита нажала на кнопку открытия двери. Через пару минут двери лифта открылись и в дверях появилась худощавая, элегантно одетая женщина в светлом костюме песочного цвета. Ей было где-то около пятидесяти лет. На ней были солнцезащитные очки, которые она сдвинула на волосы, губы были накрашены светло-оранжевой помадой, и вообще у нее был очень строгий и важный вид.

— Я приехала, чтобы забрать девочку.

Зита приветствовала ее почти с трепетом. Я еще никогда не видела ее такой подобострастной. Паийя и Мохан тоже поклонились тетке. Она лишь коротко коснулась их голов.

— Урмила, это моя тетя. Она твоя новая махарани. С этого момента ты будешь работать у нее, — объяснила Зита.

Мохан и Паийя убежали назад в свои комнаты и наблюдали за этой сценой с безопасного расстояния.

— Я могу предложить тебе чай или стакан воды? — спросила Зита.

— Нет, спасибо, у меня мало времени, — ответила тетка.

Зита помогла мне упаковать мою сумку. Потом взяла ее в руки и проводила меня и тетку вниз. Я попрощалась с Моханом и обняла Паийю. Мои глаза наполнились слезами. Паийя пообещала мне, что мы будем видеться.

— Ну иди же сюда, девочка, — нетерпеливо позвала тетка.

Перед домом стоял большой темный джип с затемненными стеклами. Водитель в синем костюме открыл мне дверцу и поставил мою сумку в багажник. Тетка попрощалась с Зитой и села на заднее сиденье.

— Намаете, Урмила, — сказала Зита и крепко прижала меня к себе, — надеюсь, что тебе у моей тети будет лучше. Она пообещала платить тебе в месяц тысячу пятьсот рупий[12] — ты можешь послать эти деньги своей семье или приберечь их для себя. Это было бы хорошо.

Я не хотела отпускать ее, и несколько слезинок скатились по моим щекам.

— Ну иди же! — Зита мягко подтолкнула меня к двери. Я села в машину, и она тронулась. Я махала рукой до тех пор, пока Зита и ее дом не исчезли из виду.

Моя новая махарани жила в Джавалкхеле, в Лалитпуре, на другой стороне реки в другом конце города. Водитель и махарани во время поездки не сказали мне ни слова. По радио передавали новости. Какой-то мужчина взволнованно рассказывал о банда — забастовках на юге страны, которые также должны были перекинуться на Катманду. Я, как часто бывало в моей жизни, почувствовала себя совершенно маленькой на большом заднем сиденье.

За окном мимо меня тянулся город. Шум, сигналы машин, обычный транспортный хаос, огромное количество людей, идущих и едущих с работы или из магазина домой. Тук-туки[13], автобусы, рикши, которые пытались проложить себе дорогу. Все выглядело странно золотистым через затемненные стекла.

Перед заправкой стояла длинная очередь из машин и мопедов. Наверное, опять были проблемы с бензином, поэтому все становились в очередь. На террасе перед рестораном фаст-фуда под солнечным зонтиком седела пара девочек моего возраста. Они были одеты по-западному, на них были облегающие джинсы, пестрые кроссовки, футболки с блестящими надписями, и их волосы были распущены. Они через соломинки пили безалкогольные напитки из картонных стаканчиков и громко смеялись. Я с завистью смотрела на них. Чего бы я только ни отдала, чтобы быть рядом с ними и чтобы у меня тоже была подружка. Подружка, которой я могла бы рассказывать все, с которой могла бы делиться всем и с которой мне было бы так же приятно.

Возле реки я впервые увидела хижины из пресс-фанеры, картона, пластиковых панелей, тряпок и гофрированного железа. Еще беднее, чем в моей деревне. В них жили люди. Каждый день сотни людей приходили в город. Они покидали деревни, надеясь найти здесь, в Катманду, работу или лучшую жизнь. Но многие из них терпели неудачу и попадали в эти поселения возле реки. Среди мусора и нечистот.

Машина ехала мимо трущоб, мимо офисов и бюро, придорожных ресторанов и магазинов, мимо храмов и жилых кварталов. Она ехала наверх, на холмы, где усадьбы были все больше и больше, а ограды вокруг домов — все выше и выше.

Тетя жила в шикарном и дорогом жилом квартале. Лишь изредка здесь можно было через дверь или ворота увидеть господский дом.

Машина остановилась перед большой виллой. Дом выглядел как замок и был окружен высокой каменной стеной. Водитель посигналил, и ворота открылись. Мы свернули в пышный зеленый сад.

Я нерешительно вышла из машины. Газон имел цвет сочной зелени и был коротко подстрижен, словно ковер.

Садовник работал на одной из цветочных клумб, хотя уже смеркалось. Такого красивого места я еще никогда не видела. Все выглядело так упорядоченно и красиво! Здесь могли бы жить сразу несколько семей — столько здесь было места.

Я, онемев от изумления, озиралась вокруг, когда чей-то голос позади меня внезапно окликнул:

— Девочка, где ты?

Это была тетка. Она строго посмотрела на меня.

— Идем, я покажу тебе, где ты будешь спать.

Водитель поставил мою сумку возле входа. Я взяла ее

и пошла вслед за теткой в дом. Она прошла по коридору и направилась к одной из дверей. За ней узкая лестница вела в подвал. Там было несколько комнат для обслуживающего персонала.

Тетка показала мне на одну комнату.

— Здесь ты будешь спать. В настоящее время у меня нет других слуг, которые жили бы здесь. Так что ты можешь выбрать себе кровать.

В комнате стояли две двухэтажные кровати и металлический шкаф с четырьмя ящиками, окон здесь не было, и все помещение выглядело почти как тюремная камера.

— О нет, махарани, пожалуйста, не надо оставлять меня здесь! Я боюсь оставаться одна в подвале! — заплакала я.

— Во-первых, ты должна обращаться ко мне «ваше превосходительство», а во-вторых, мой персонал всегда живет здесь! — набросилась она на меня.

— Но тут же никого нет, ваше превосходительство!

— Да, сейчас никого нет. К сожалению, повариха ушла от меня. Она была такой неблагодарной, как и большинство служащих.

Я при всем желании не могла себе представить, как я буду спать одна в этой темной дыре.

— Пожалуйста, мадам, ваше превосходительство, разрешите мне спать где-нибудь наверху. Дом такой большой, я его еще не знаю, я боюсь оставаться одна.

— Это мы еще посмотрим, — раздраженно сказала тетка. — В любом случае, свои вещи ты оставишь здесь. Сейчас я сначала покажу тебе, где ты будешь работать.

Она повернулась, простучала каблуками по лестнице снова наверх и провела меня в кухню.

— Здесь в основном ты и "будешь работать, — объяснила она, — для начала тебе этого хватит. Больше тебе сегодня пока ничего не нужно, — решила она и стала задавать мне множество вопросов: откуда я родом, сколько мне лет, кто мои родители, умею ли я готовить еду, умею ли я стирать и что я слышала о ней. Она даже спросила меня, есть ли у меня друг.

— Нет, — ответила я и покачала головой.

— Я хочу, чтобы ты знала, что я, если ты работаешь на меня, ожидаю от тебя абсолютной преданности. Если ты за моей спиной будешь говорить обо мне плохо или будешь говорить вещи, которые мне не нравятся, то я вышвырну тебя вон. Значит, не серди меня, девочка! Я пережила уже много глупых служанок, которые думали, что они хитрее, чем я, — угрожающе предупредила она меня.

Вечером она разрешила мне спать перед дверью ее спальни на втором этаже.

— Но только сегодня, потому что ты еще новенькая, — тут же добавила она, — завтра ты будешь спать внизу, в комнате для персонала.

Я была рада, что мне не придется спать одной в подвале, и разложила свою циновку в коридоре.

На следующее утро она разбудила меня в пять часов. Сначала она приготовила себе чай на кухне, затем показала мне остальную часть дома. Он был огромен. В доме было три этажа и подвал. От коридора расходились в разные стороны многочисленные комнаты, но все двери были заперты. Собственно, дом был слишком велик для нее одной. Множество дверей и помещения, в которых не было людей, внушали мне страх. Я боялась, что заблужусь в этом лабиринте.

— Чего ты боишься? — спросила тетка. — Возле ворот всегда дежурит сторож, который следит за всем. Сюда без разрешения никто не войдет.

Казалось, ей нравится жить в крепости.

Наверное, ей и надо было жить так, потому что она была депутатом парламента. Она была членом Национальной демократической партии, поддерживающей короля.

До 1990 года Непал был абсолютной монархией. Это я прочитала в школьном учебнике Паийи. Первые попытки создать здесь демократию переросли прямо в гражданскую войну. Конфликт то затухал, то разгорался снова. Регулярно возникали забастовки, баррикады на улицах, а также вооруженные столкновения, во время которых восставшие и сторонники маоистов сражались на одной стороне, а полиция и армия — на другой. В ходе боев часто были убитые, как сообщали об этом новости.

Однако Непал до сих пор является феодальным государством. Это значит, что сейчас несколько богатых и привилегированных людей правят страной, как раньше правили короли и князья. Тетка относилась к этой элите. Она родилась в одной из влиятельнейших семей и принадлежала к высшей касте. Она с самого детства привыкла к тому, что ее все обслуживают и ей повинуются. Этого же она всегда требовала от всех своих подчиненных. И особенно — от меня.