Оливер

Когда Делайла открывает книгу в следующий раз, я нахожусь в месте, в котором еще никогда не бывал. Письменный стол, зеркало и розовое одеяло, которые я видел в комнате Делайлы, отсутствуют.
Я забираюсь на край страницы и пытаюсь больше рассмотреть окрестности.
— Где мы?

— Я часто играла здесь, когда была маленькой. Это мой домик на дереве, моя крепость, — Делайла делает шаг назад, чтобы я лучше мог рассмотреть все вокруг. Стены сделаны из деревянных досок с импровизированным окном.
На полках стоят банки с цветными карандашами, монетами и камнями. В углу лежит стопка старых газет, края которых завернулись от влажности.
Должен признать, что не сражен…
Я еще никогда не видел такой крепости. — Это удивительно, что враг еще не смог захватить ее, — тихо замечаю я.
Враг нет, а вот соседская собака, была близка к этому, — говорит Делайла. — Это не настоящая крепость. Я просто представляю ее таковой.
— Почему ты делаешь вид, что живешь в военное время?
— Так часто поступают дети, — объясняет Делайла.
— Ты поймешь, когда попадешь сюда.
На этих словах мы оба замолкаем. Пришло время для нашей попытки выписать меня из сказки.
— Я намеренно принесла тебя сюда, — продолжает она. — Так как думаю, что здесь надежнее.
— Почему же?
— Ну... во-первых, мы не знаем, насколько громко это будет... И, во-вторых, если моя мама еще раз услышит, как я разговариваю с книгой, она
точно засунет меня в сумасшедший дом, — она медлит. — И, в-третьих, она не будет в восторге, если это сработает, и она найдет в моей комнате незнакомого мальчика.
— Хорошо придумано, — говорю я и рассматриваю экземпляр сказок, который я стащил с книжной полки Раскуллио. Хотя он и познакомился с огнем, он снова выглядит целым, и на нем нет следов повреждений.
— И что теперь? — нервно спрашивает Делайла.

— Я думаю, что должен переписать конец.
Но теперь, когда это зашло так далеко, мое сердце подскакивает к самому горлу. А если не сработает и на этот раз, и я не попаду в мир Делайлы, а другую книгу, историю которой я даже не знаю? А если я застряну между моим миром и миром Делайлы?
Или возникнет новая книга из-за того, что я перепишу и я найду себя все в той же ситуации, только еще глубже, так что ускользнуть больше не будет шансов?
И самый страшный сценарий, что если это сработает, а Делайла решит, что не хочет нагружать себя бывшим сказочным принцем, который не имеет ни малейшего представления о реальном мире? Если я не буду похож на того, каким она меня представляет?
— Чего ты ждешь? — спрашивает Делайла
И, вероятно, мой самый большой страх. Что, если я подпишу себе смертный приговор этой попыткой? Если место, в которое я попаду, будет ни моим, ни ее миром, а ничем?
Я рассматриваю лицо Делайлы, вижу, как она покусывает нижнюю губу. Я хочу попробовать ее на вкус. Я желаю ее. Никакой из рисков не так ужасен, как представление остаться здесь и знать, что я даже не попытался быть вместе с Делайлой.
— Итак, — я вытаскиваю из камзола кусок древесного угля, который я прихватил с собой со сцены с Пиро, так как перо и чернила в одежде не очень практично, и заостряю его об скалу, у которой стою. — Ну, давай начнем, — говорю я и открываю последнюю страницу в книге Раскуллио.
Даже не глядя на иллюстрацию на противоположной стороне, я перечеркиваю слово конец углем.
Внезапно я лечу кувырком через страницы, мне приходится собрать все силы, чтобы не выпустить из рук книгу и уголек.
Ветки колдовского леса больно бьют по лицу; отвратительная запятая зацепляется за мои брюки и делает дырку; я погружаюсь в темноту и снова выныриваю на свет; меня окатывает водой и ветром, и огнем, чтобы в самом конце я приземлился на живот на вечном морском берегу.
Поднявшись на локти, я выплевываю песок и вздрагиваю, так как каждая мышца в теле болит. Вокруг меня стоят все персонажи,которые ожидают нашу свадьбу с Серафимой.
Я всматриваюсь в книгу, которую держу в руках, и понимаю, что не до конца зачеркнул слово конец. Я провожу древесным углем и вычеркиваю последнюю букву в слове КОНЕЦ.
— Оливер! — ревет Фрамп. — Что ты там делаешь?
Но в, то время как он говорит, края его лохматых ушей и кончик его хвоста становятся прозрачными и он исчезает.
Я поворачиваю резко голову вправо и вижу, как Серафима разочарованно протягивает ко мне руку, в то время как она тоже растворяется. Все мои друзья из истории растворяются, оставляют белые пятна в полной тишине, до тех пор, пока не остаюсь только я, растянувшийся на пляже, окруженный пустыми контурами фигур.
— Бог Всемогущий! — шепчу я, когда все цвета морского берега блекнут, пока меня не окружает лишь абсолютная белизна.
Я все еще держу книгу и кусок древесного угля. Дрожащими руками я разглаживаю страницу и пишу.
И тогда он жил долго и счастливо до конца их дней с Делайлой Ив МакФи.
Как только последняя буква имени Делайла закончена, белое помещение на моих глазах вспыхивает, и в центре возникает дыра как от огня, когда сгорает бумага.
Белизна крошится, и вокруг возникает жалкая старая крепость, в которую Делайла пригласила меня, во всех цветах и полностью совпадающая с оригиналом.
Чем дальше распространяется огонь, тем больше я узнаю, пока, наконец, не смотрю в объятое ужасом лицо Делайлы.
— Оливер? — говорит она.
Все же ее голос ослабевает, как раньше голос Фрампа, до тех пор, пока мне не кажется, будто она говорит с другого конца туннеля. Дыра в белизне становится меньше, до тех пор, пока жестянки с цветными карандашами и стопка с газетами не исчезают в углу моего поля зрения.

Разочарованно я неподвижно смотрю на книгу на коленях и в ужасе понимаю, что последняя буква "и" в имени МакФи, полностью расправляется и затем, дрожа, исчезает.
Тоже самое происходит с "ф" и "к" и т.д., пока мой предусмотренный конец полностью не исчезает.
Затем я чувствую сильный удар в грудь, который лишает меня дыхания и заставляет увидеть звездочки. Когда я снова прихожу в себя, то нахожусь в руках Серафимы, и вокруг нас стоят персонажи этой истории и с криками и хлопками празднуют нашу свадьбу.
Другими словами, я снова там, где никогда не хотел быть.
Прежде чем Делайла и я можем обсудить, что пошло не так, ее зовет ее мать.
Я слышу Делайла говорит, что она вернется назад как только сможет, я ничего не отвечаю на это. Вместо этого я принимаю поздравление пиратов и раздаю находящимся в слезах морские нимфы, чтобы утешить их, в то время как я молюсь все время, чтобы Делайла была бы так любезна и закрыла книгу
и спасла бы меня от этого постоянного кошмара.
Едва она делает это, Фрамп шумит: — Разошлись!
Я хватаю его за ошейник.
— Где ты был? И почему ты пришел назад?
— Был? — Фрамп качает головой. — Приятель, мне кажется, у тебя солнечный удар. Никто никуда не уходил. Мы как всегда праздновали твою свадьбу, — говорит он и кривит морду.
— Но я видел, как ты исчез... и... и все стало белым...
Так, наверное, чувствует себя Делайла, когда никто не понимает слово, которое она произносит. Почему никто не помнит о том, как исчез пляж? И куда они все исчезли?
Тогда мне становится ясно, что их воспоминания стерлись. Как всегда книга восстанавливается. Это похоже на то, как будто последняя сцена, как я пытался переписать ее, никогда не происходила.
И это, вероятно, лучший вариант, иначе они, конечно, с удовольствием линчевали бы меня.
Фрамп косо смотрит на меня. — Вероятно, тебе стоит зайти в гости к Орвиллю, и он поможет тебе с этим.
Прежде чем я успеваю ответить, меня сзади ударяет дерево. По крайней мере, мне так кажется, пока я не поворачиваюсь и не вижу, что Снорт, самый маленький тролль, постучал меня по плечу.
Он оттащил меня в сторону, чтобы он мог поговорить с Фрампом. — Шеф, — говорит тролль, — в последней сцене у меня возникли кое-какие трудности, чтобы достоверно сыграть своего персонажа. Я все еще зол на принца? Или я просто хочу убить его?
— У истории счастливый конец, Снорт.
Тролль хмурит лоб. — Тогда я хочу убить его?
Фрамп вздыхает. — Что происходит в твоей голове, мне все равно, до тех пор, пока ты выглядишь счастливым!
Справа от меня Сокс и Пиро углубленны в беседу. — А ты знаешь, что иллюстрация прибавляет до пяти килограммов, — высказывает свое мнение Сокс.
— Что правда, то правда, — отвечает Пиро.
— Поэтому прописал себе сенную диету без углеводов, — доверяет ему Сокс. — Она творит чудеса с моей талией.
Опустив голову, чтобы изолироваться от приглашения поиграть в шахматы или поплавать с морскими нимфами с самого начала, и ускользаю от вечного морского берега.
Что же там произошло?
Все, кажется, функционировало. Почему все сорвалось в конце?
Совершенно не заметив, я оказываюсь на полпути к волшебнику. Вероятно, Фрамп был прав и мне нужен был только один из напитков Орвилля, чтобы снова получить свежую голову.
Его перекошенная старая хижина немного напоминает крепость Делайлы, как мне теперь бросается в глаза. На поперечных балках висят пучки высушенных трав и веер из ржавых ложек. Я стучу, и одновременно с этим слышу изнутри взрыв и шум.
— Орвилль? — реву я.
— Все в порядке! — заверяет меня волшебник.
— Просто маленькая ошибка в зажигании!
Через мгновение он открывает дверь. Его кожа покрыта сажей, и она создает резкий контраст с белоснежной бородой и дикому белому густому кустарнику волос. — А, мой дорогой мальчик. Тебя надеюсь, послала не
королева. До конца месяца эликсир вечной молодости будет определенно готов, честное слово...
— Я пришел не по поручению королевы, — отвечаю я. — Мне нужна твоя помощь, Орвилль.
— Чем я могу тебе помочь? — спрашивает волшебник и отходит в сторону, чтобы пропустить меня.
Я не знаю, как ему удается в таком тусклом свете смешивать свои напитки. Из-за большого количества книг, древних фолиантов, воздух настолько затхлый, что у меня начинается сильный приступ кашля.
У стола в середине комнаты отсутствует нога, которую Орвилль заменил стопкой колдовских книг. На столешнице стоят несколько больших котлов чугуна, в каждом торчит ложка, которые самостоятельно перемешивают содержимое. — Орвилль, — говорю я, — мне кажется, там закивает.
Когда волшебник поворачивается, жесткая, ярко-зеленая жидкость бьет ключом через края котла.
Он пыхтит, хватает банку с глазными яблоками и бросает три из них в варево. Затем жидкость шипит.
— Что это за черт? — спрашиваю я.

— Ревность, — объясняет Орвилль и жестом указывает жестом на содержимое котла. — Отвратительно воняющая вещь, — он вытирает руки об фартук и оставляет два светящихся отпечатка рук.
— Итак, Принц Оливер, чем я могу тебе служить? — ухмыляясь, он указывает на полку у потолка со стеклянными сосудами, тщательно подписанные каллиграфическим почерком: СИЛА. ТЕРПЕНИЕ.
КРАСОТА. ХИХИКАНЬЕ.
Я потираю затылок, чтобы пригладить волосы. — Недавно я испытал небольшое прерывание, и Фрамп посчитал, что ты можешь, вероятно, дать мне что-то... я не знаю... чтобы я мог лучше сконцентрироваться.
— Да, конечно, — говорит Орвилль. Он начинает, двигать тигель туда-сюда, показывает мне контейнер со змеиными зубами и другой с зубами дракона, пока он что-то ищет. — Это должно быть где-то здесь, это я знаю, — бормочет он и забирается по старой шаткой лестнице, чтобы добраться до верхней полки, где он достает длинный, тонкий рулон кинопленки и темно синий миксер с волшебной пылью, так что вокруг нас образуется блестящий дождь и вызывает приступ чиханья.
— Если ты не сможешь найти его, — шумлю я, — мне хватит и нескольких пиявок...
— Ага! — кричит Орвилль. Громыхая, он спускается вниз по лестнице, с сумкой ракушек в руке. После того, как он развязал ленточку, он вытаскивает горсть сверкающих ракушек в ладонь. Из них он выбирает одну, вскрывает ее ножом и вытаскивает две совершенные
жемчужины на свет. — Возьми их и возвращайся завтра утром, — приказывает он мне бодро.
Как раз, когда я убираю жемчужины в сумку, в другом конце комнаты слышен пламенный взрыв. Волна отбрасывает меня на землю и поднимает Орвилля в воздух. Он приземляется с завязанными узлом конечностями на выкованной железной люстре, которая висит на потолке.
— Великолепно, — торжествует он. - Оно готово!
— Что готово? — спрашиваю я и встаю на ноги.
— Ах, просто маленький эксперимент, — Орвилль подходит к черному постаменту, который напоминает купальню для птиц, в котором полыхают лиловые клубы. Восхищенно он потирает руки, затем достает куриное яйцо из кармана фартука.
— Молись за меня, — просит он, когда я отхожу в сторону.
Он бросает яйцо в цветной туман, но я
не слышу, чтобы оно разбилось. Вместо этого поднимается дым в высокую колонну и формирует экран лавандового цвет. Через мгновение на нем видно курицу.
— Это... я не понимаю, — говорю я.
— То, что ты здесь видишь, — объясняет Орвилль, — это будущее.
"Или прошлое,"— думаю я. Это извечный вопрос: Что появилось раньше, курица или яйцо?
Орвилль прерывает мои мысли. — Действительно гениально, как ты считаешь?
— Но это... ты же не можешь...
— Попробуем с чем— нибудь другим, — волшебник осматривается в хижине и хватает гусеницу на косой оконной раме. Он бросает ее в туман, и вскоре после этого из фиолетового дыма по спиральке из глубин постамента поднимается бабочка.
— Орвилль! — кричу я. — Это невероятно!
— Не плохо для старикашки вроде меня, или?— он ударил меня локтем в бок, затем начинает рвать волосы на голове. — Но это никогда не срабатывает...

Он бросает волос в туман, и мгновение позже мы увидели его перед нами, ясно и четко, только с большим количеством морщинок на лице. Будущий Орвилль склонился над котлом, который внезапно взрывается и поднимается пурпурный дым.
— Конечно, — говорит Орвилль. — Это, однако, проходит довольно хорошо.
Я хотел бы тоже попробовать. Я хотел бы увидеть свое будущее.
Волшебник хмурит лоб. — Но зачем, Оливер? Ты же знаешь, что произойдет с тобой. Ты живешь в счастье и радости до...
— Да, да, ясно. Но все же. Никогда не знаешь. Я имею в виду, буду я жить в королевстве или уйду? Будут ли у меня дети? Начнется ли война? Я хотел бы несколько подробностей...
— Я не думаю, что это хорошая идея...
Прежде чем Орвиль может удержать меня, я вырываю волос и бросаю его на постамент.
Долгое время совершенно ничего не видно кроме вихря лавандового цвета.
Наконец туманный гейзер стреляет к потолку и опадает подобно куполом вниз. Внутри этого купола тумана я могу увидеть себя.
Первое, что бросается мне в глаза, что я не одет в свой камзол.
И у меня нет ни меча, ни кинжала.
И я нахожусь не за кулисами сказки.
Вместо этого я одет, как люди, которых я видел на фотографиях в комнате Делайлы. Я сижу в комнате, которая напоминает спальню Делайлы... однако она другая.
Например, в ней есть открытый камин, а в комнате Делайлы нет. За мной находится полка, битком набитая книгами. Я не могу прочитать некоторые надписи на корешках книги, так как не знаю языков.
Все равно сцена кажется мне довольно заманчивой для будущего вне этой истории.
По меньшей мере, пока в комнате не входит девочка и не обвивает руки вокруг меня. Я не могу рассмотреть ее лицо со своего места.
Вдруг Орвилль кидается вперед и развеивает рукой лавандовый дым, так что картинка исчезает. — Ваше величество, аппарат, очевидно, еще находится в тестовой фазе, — говорит он нервно.
— Есть еще некоторые уязвимые места, которые нужно устранить...
Я хватаю волшебника за воротник. — Верни ее назад!
— Я не могу, Ваше...
— На место!
Орвилль дрожит. — Ты определенно не хотел этого видеть, — шепчет он. — Та, с кем ты был вместе... была не принцесса Серафима.
Я выщипываю еще одни волос и бросаю его на постамент. Снова поднимается дымчатый купол и появляется та же сцена как раньше. — Если ты испортишь это еще раз, — шепчу я Орвиллю. — Я натяну тебе глаз на шею.
Девушка в пурпурном тумане обвивает руки вокруг меня. Она медленно поворачивается, так что я могу видеть ее лицо.
Орвилль был прав.
Я действительно не хотел бы этого видеть.
Не потому что это не Серафима, а потому что это не Делайла.
Я всегда думал, что моим самым заветным желанием было выбраться из этой проклятой книги.
Теперь я знаю, что должен следить за своими желаниями. Выбраться отсюда могло оказаться не самой заветной мечтой, а моим самым ужасным кошмарным сном.
Я пытался выбраться из книги, и это не сработало. Я увидел мое будущее, и Делайлы там не было.
Навсегда быть пойманным в сказке, с этим я мог бы жить, но жизнь без нее немыслима.
Мне нужна помощь. И как можно быстрее. И поэтому я бегу вопреки неприятной уверенности, что возможно это ранит других, к пещере Раскуллио.
Я добираюсь туда запыхавшийся и вспотевший.

Дверь открывается, и небесный аромат ванили встречает меня. Я на ощупь иду внутрь и нахожу его на кухне, где он выпекает печенья. Он как раз поливает их розовой сахарной глазунью, и я откашливаюсь, чтобы привлечь его внимание.
— А, Ваше Величество! Ты как раз вовремя, чтобы попробовать первую партию. Они еще теплые!
— Раскуллио, — говорю я. — Сейчас нет времени для кексов. Мне нужна твоя помощь.
Тогда он замечает, что это серьезно, он откладывает свою лопатку. — Следующую партию доставать от двенадцати до четырнадцати минут из печи, так что у меня пока есть время, — объясняет он торжественно.
Я хватаю его за руку и тяну к мольберту, на котором не так давно я пытался неудачно выбраться из книги, и так жалобно потерпел неудачу. — Ты должен нарисовать для меня кое-что.
— Снова? — спрашивает Раскуллио. — Это насчет твоего срочного дела? У тебя художественная интуиция?
— Просто сделай это, — говорю я разочарованно. — Мне нужен портрет девушки. Я расскажу тебе, как она выглядит, и ты перенесешь ее портрет на свой волшебный холст.
Его глаза начинают светиться. — Ты имеешь в виду объявление о розыске!
Хмм. Можно было бы сформулировать и так. — Точно, — говорю я.
— Я уже подготовил несколько, знаешь.
Мой шедевр — это шедевр червового валета, после того, как он украл тортики у королевы. Он все еще в тюрьме дворца.
— Великолепно, — я сажусь на книжную стопку, и поднимается облако пыли, — у нее темные волосы, которые падают на ее плечи. Они очень гладкие, только кончики слегка поднимаются вверх.
— Я должен сначала сделать эскиз, — Раскуллио берет блокнот и начинает рисовать.
— Какого она роста?
Я не знаю. У меня нет рамок для этого.
— Среднего роста, — предполагаю я.
— А ее глаза?
— Они карие.
— Точнее шоколадно-карие или черно— карие как темные уголки души?
— Я пожимаю плечами. — Теплый коричневый, как мед. А ее рот...
— Примерно так?
Раскуллио показывает мне небольшую дугу, которая должна представлять собой губы, но они вообще не похожи на губы Делайла. Ее уголки рта постоянно приподняты вверх, как будто она постоянно улыбается, и как следствие, кажется, как будто она всегда хочет рассказать мне что-то замечательное, даже если говорит просто:"Привет."

Таким образом, мы продолжаем, пока не наступает момент, когда надо доставать кексы, я делаю предложения, исправляю и корректирую портрет, который рисует Раскуллио.
— Давай быстрее, — говорю я.
Я не знаю, сколько у нас времени, до того как Делайла откроет книгу снова, так что вся работа будет бессмысленной.
— Гениям нужно время, — возражает Раскуллио. Но наконец, он поворачивает блокнот, чтобы я мог видеть. И в самом деле, на меня смотрит Делайла.
— Да, — говорю я кивая.
Раскуллио доволен собой. — И к чему спешка? Что она сделала?
— Сделала? — спрашиваю я.
— Какое преступление она совершила?
Тогда я вспоминаю, к какой хитрости я прибег, чтобы он нарисовал Делайлу. — Она — воровка, — объясняю я.
В глубине это не ложь. Так как она без всяких сомнений украла мое сердце.