Делайла

Как только его мать покидает комнату, Эдгар поворачивается ко мне. — Это было очень близко, — говорит он с большими глазами.

Я сразу же сажусь за компьютер и печатаю как сумасшедшая новый конец у модифицированной сказки, который должен вызволить Оливера из истории, но курсор прыгает вверх и начинает удалять слова, которые я написала.

Когда исчезает последнее слово НОВЫЙ, и остается только КОНЕЦ.

— Нет, — пыхчу я и осматриваюсь. Мое подозрение подтверждается: тело Оливера, которое постепенно появлялось и начало материализоваться на наших глазах, снова исчезло.

— — Куда он делся? — спрашивает Эдгар и смотрит под кроватью и в шкафу.

Я не знаю, почему мне не удается произвести такие простые изменения на компьютере. Возможно, все из-за странного файерволла, который писательница установила для защиты файла, возможно, даже какого-либо продвинутого вирус.

Во всяком случае, это наглядное подтверждение того, что говорила мне Жасмин Якобс, якобы история живет в головах ее читателей. Нельзя изменить ее, так как она уже существует в своей изначальной форме.

Это также как раньше, когда Оливер пытался переписать конец книги в своем мире, или, когда он вырисовал меня в нее. Если что-то не принадлежит истории, изменения не за горами.

Если что-то было однажды определено в истории, оно высечено в камне. Она имеет начало, завязку и развязку, которые нельзя изменить, так как если бы это можно было сделать,

это была бы другая история.

— Это происходит не впервые, — объясняю я Эдгару. — Это похоже на то, что у истории есть своя частная жизнь.

Он думает некоторое время. — Ты умеешь хорошо писать?

— А что?

— Потому что у меня есть идея, — он садится на кровать и кладет руки на книжный переплет. — Нельзя изменить историю, если ее уже рассказали. Но ты, же можешь теперь написать новую историю?

— Я не понимаю.

Эдгар наклоняется вперед, он совсем взволнован. — В один момент Оливер — единственный, который

хочет изменить действие. Но представь себе, все персонажи в книге смогли бы разыграть целый новый отрывок. Если они все будут заодно, история, вероятно, допустит изменения.

Я хватаю книгу и открываю сорок третью страницу.

Оливер смотрит на скалистую гору, бледный и исчерпанный. — Ты здоров, — шепчу я.

— Я такой, каким был всегда, — говорит он тихо. — В этом то и проблема.

— У Эдгара есть идея, — я объясняю Оливеру план.

— Я не знаю, что это могло бы изменить, — придирается он, когда я заканчиваю. — Я был и остаюсь просто персонажем в книге.

— Но в конце новой истории ты уйдешь, — разъясняю я ему. — А все остальные тоже смогут это сделать.

Оливер вздыхает.
— Ну, в таком случае я попробовал бы все варианты.

Я сажусь за компьютер, потому что печатаю быстрее Эдгара. — Итак, — говорю я, глядя на него. — Как начнем?

Гробовое молчание. Как выясняется, никто не представлял, как трудно просто так выдумать историю из воздуха.

— Как насчет такого: Собака встречает кошку и влюбляется в нее, но ее семья против, — предлагает Оливер.

— Ну, замечательно, Ромео, — возражаю я. — Ты хочешь выйти из сказки пуделем или питбулем?

Оливер качает головой.

— Нет, мне кое-что пришло в голову! — глаза Эдгара сияют. — Темной, погрузившейся в бурю ночью убийца-зомби с топором творит свое бесчинство...

— Ты действительно сын своей матери, — бормочу я.

Эдгар пожимает плечами. — Итак, ты еще совершенно ничего не предложила.

И тогда, совершенно внезапно, меня посещает идея.

— Жил-был принц, который был пойман в сказке, — говорю я. — Пока одна девочка из внешнего мира не услышала его.

Я наклоняюсь над клавиатурой и начинаю печатать.