Anima minima 89

она кладет конец философской эстетике, ее пол­ностью завершая.

Достаточно вкратце напомнить присущие этой последней трудности. Вместе с художественной критикой она занимает место в современной мыс­ли как раз в тот момент, когда искусство начинает преподноситься как деятельность в себе, несводи­мая к полаганию культовых и политических целей, которые всегда и повсюду ее направляли. В нача­ле восемнадцатого века открываются первые пуб­личные выставки. Музыкальные, визуальные, ли­тературные каноны, так или иначе установленные классической или христианской поэтикой, узако­нивали произведения, призванные волновать при­дворное общество и круг приверженцев, причем и те, и другие этими канонами и формировались. Канонами же диктовались манеры, основанные на той или иной концепции идеальной красоты (а од­новременно и на концепции блага).

Напротив, новая публика выставок и салонов в том, что касается вкуса, совершенно неведома. Она берется судить о произведениях, не научив­шись подчинять свое удовольствие правилам. И не очень-то задумывается об идеальностях. Итак, если имеются условия доставляемого искусством удовольствия, они не являются нормирующими вкус априорными правилами, они могут быть только закономерностями, извлекаемыми из мно­жества свободно выдвинутых суждений. Эстетика рождается из этого устраняющего поэтику перево­рачивания и тотчас же сталкивается с апорией, на которую ее обрекает собственный статус философ­ской дисциплины: аргументировать условия суж­дения вкуса, каковое не должно определяться по­нятийно.