Жан-франсуа Лиотар. Ствия», о котором намекает их материя

ствия», о котором намекает их материя. Современ­ные авангарды только и сделали, что о нем на­помнили. Если эти произведения сохраняют под­час живую способность нас волновать и с исчез­новением своего «культурного контекста», то, ко­нечно же, потому, что мы образуем ту публику без определенного вкуса, которую наделила полномо­чиями современность; но прежде всего потому, что сквозь «манеры» своего времени они апеллируют к таинственному, ни с каким временем не связан­ному «присутствию», удостоверяют его в чувствен­ном. Всегда непохожие друг на друга, они возносят одну и ту же жалобу: эстетическое существование беспрестанно пробуждает от рабства и смерти. В великом произведении искусства всегда слышится поднятая перед угрозой небытия тревога.

Философское общее место — противопоставлять ложную полноту кажимостей истине бытия в ее от­сутствие. Именно поэтому философию возмущает настойчивость эстетического чувства, упорствую­щего в своей привязанности к иллюзии. Но фило­софия низводит при этом ощущение до одного из способов познания, никчемность которого с легко­стью и показывает. Тогда как ощущение — это так­же и аффекция, которую «субъект» — следовало бы сказать: мысле-тело, я же назову: анима* — испытывает по поводу чувственного события. Ис­тинный или ложный, айстесис непосредственно видоизменяет аниму, смещая ее расположенность

* душа (лат.)