делают вас еще легче... легче и спокойнее... И это замечательное превращение... тепла, прохлады... легкости... и покоя... струения... И вам очень нравится, что... ничто ни с чем не смешивается... все находится рядом... и запахи текут через вас... как будто вы вспоминаете множество разных запахов... и обостряются ощущения... тех запахов, которые вы слышали раньше... запахов, которые бывают осенью... или зимой... или летом... или весной... (Терапевт произносит название времен года разными голосами). И вам так приятно... что ни о чем не думая... запоминаете это глубокое-глубокое состояние... парение и покой... Глубокое состояние... умиротворение... созерцание... и растворение... Вы запоминаете... и где бы вы ни были... уносите его с собой... и очень не спеша... запомнив это состояние... вы начинаете слегка шевелиться и глотать... будто выплывая откуда-то... не спеша открываете глаза...
(Сергей открывает глаза, глубоко вздыхает.)
Терапевт: Ну, как?
Сергей (очень тихо): Я был здесь.
Терапевт (тоже тихо): Где?
Сергей: Я контролировал тело, сознание.
|
|
Терапевт: Ну и что?
Сергей: Было хорошо, как при легком трансе.
Это значит, что ему было хорошо, но он ожидал большего.
Терапевт: А что было не так?
Сергей: Нет, наверное все было так, но мне показалось, что глубокого транса не наступило.
Терапевт: Хотите, чтобы он был глубже?
Сергей: Да.
Терапевт: Что даете? Сколько у вас зубов как у волшебника? Сколько даете зубов, чтобы он был глубже?
Сергей: Один.
Терапевт: Хотите, чтобы было глубже на один зуб? Хорошо. Какой даете зуб?
Сергей: Последний.
Терапевт: С какой стороны?
Сергей: Справа, сверху.
Терапевт: А он там есть?
Сергей: Есть.
Терапевт: Хорошо. Закрывайте глаза. Будем превращать зуб. Сейчас посмотрим. Хорошо было?
Сергей: Да. Но мало.
С ним все происходит как бы в два приема. С первого раза он воспринимает ситуацию отстраненно, отдаляясь от нее рефлексией, но по-настоящему переживает ее, когда все уже закончилось, с некоторой отсрочкой. Поэтому первый транс был скорее проторением пути.
Терапевт: Закрываем глаза... представляем себе сено... его аромат... вы можете вспомнить, как раздуваются ноздри... слегка трепещут... и эта птица, которая высоко парит... вы чувствуете желание раствориться в небе... и может быть, сложить крылья... и плавно-плавно... не спеша, спланировать... и опуститься в воду... И может быть, вам захочется нырнуть... и поплыть... освежиться, как будто после сна... и вы вспомните, как вы плаваете... полежать на спине... и вода может быть удивительно чистой... прозрачной... как будто это особая вода... в которой вы плывете... и которую можно пить... Удивительное ощущение: эту воду, в которой вы плывете, можно пить... И так приятно окунать в нее лицо... чувствовать, как капли этой воды текут по телу... и если вы выходите на берег... вас освещает жаркое солнце... в какой-то вам немного прохладно... но вы одновременно и согреваетесь... Вам хочется... уже выйдя на берег... из этой, почти волшебной воды... почувствовать, как... вы лежите на берегу... и вам хочется задремать... на несколько минут... глубоко... так естественно... Вы вспоминаете момент, когда вы засыпаете... по телу вот-вот пройдет судорога... как будто вы сбрасываете все лишнее... надоевшую, иную оболочку... вы как будто киваете во сне... И это ощущение очень легкого и мгновенного отключения... лучше ненадолго... потому что за это короткое время... когда вы перестаете себя контролировать... как будто отпускаете себя... отпускаетесь вслед за своими веками... разжимающимися руками, за это время с вами происходит что-то очень важное... всплывает сон... какое-то очень красивое и приятное воспоминание... Как будто лопается пузырек воздуха... Как будто загорается фонарик внутри... ощущение приятного очищенного тела... и очень устойчивого... и яркого солнца... и хочется свернуться в клубочек, как птица... и испытать это ощущение облегчения... Тепло... и покой... И хочется вдруг найти какое-то неожиданное движение... согнуться в суставах... протянуть руку... набрать чуть больше воздуха... немножко подрожать... согреться... И кажется, что уже совсем во сне... натягивается одеяло... из солнечных лучей. И вот-вот... как будто в раскачивающемся маятнике... в этот миг моментального засыпания... произойдет момент покоя... и опять начнется просыпание... и от этого ощущения... раскачивания... спокойного раскачивания... происходит моментальное опускание... как будто бы при проглатывании... очень вкусного... кусочка слюны... И легкая дрожь... убаюкивает... И с каждой минутой хочется еще глубже расслабиться... успокоиться... С каждым днем все легче... и легче... направлять самого себя через... эту маленькую судорогу... успокоение... сон... приятные образы... Легко и спокойно... И, может быть, вам... приснится... синее-синее небо... и где-то высоко — птицы... и ощущение парения... чувство, что когда-то вы уже видели или испытывали это... И только какой-то один звук в полной тишине... далекий и тихий... (Длительная пауза.) Когда вы захотите... своим языком... вы нащупаете зуб с правой стороны... сверху... нежно прикасаясь к нему... вы почувствуете... как этот зуб... (Сергей приоткрывает один глаз и начинает смеяться.)
|
|
Терапевт: Ну, как?
Сергей: Глубже. (Общий смех.)
Терапевт: Мне кажется, что у Сергея были довольно глубокие переживания. Для меня критерием является то, что за единицу времени происходило много событий. В качестве признака глубокого транса клиент выделяет наличие ярких галлюцинаций, а мне это кажется весьма второстепенным признаком, который при желании легко вызвать. И, я думаю, весь наш разговор, который вызвал замешательство, частичный отказ от привычных категорий и ожидание, довольно сильное ожидание — были очень важны. Как волшебник я отношусь безразлично к его оценке моего мастерства. Оно не влияет на мое собственное ощущение процесса. Для меня транс характеризуется тем, что человек одновременно находится в состоянии трезвого сознания: знает, где находится, знает, что себя контролирует, и при этом существует в другом измерении, в котором больше чувствует, переживает. А может, еще и в третьем измерении! И эти измерения находятся рядом. А его презумпция заключается в том, что если есть одно, значит, нет другого. Что если это день, значит, в нем нет луны, если открыты глаза — значит, нет посторонних мыслей. Это точка зрения сознания. Установка. Мне кажется все-таки, что главное, о чем и шла речь в самом начале, это возможность пережить глубину, отказаться от привычных рамок оценки. И наш предварительный диалог привел к возможности отказа от таких рамочных конструкций. На уровне реальных ощущений, мне кажется, ответ был получен. Его запрос, его заказ состоял в возможности пережить глубокий контакт с самим собой. Пережить какое-то собственное глубокое состояние. А его сознанию нужно какое-то время для того, чтобы к этому привыкнуть, или для того, чтобы от этого отказаться. Но это уже другая история. Мне было важнее вызвать к жизни волшебника с мешком. Новое состояние, элементы иной реальности, иных измерений, иного волшебства сосуществуют какое-то время вместе со старыми способами. А волшебник отличается от простого аптекаря тем, что действительно обладает свободой превращений.
|
|
Огненная ящерка
Продолжение работы с Полиной. С ней мы уже встречались во второй главе этой книги.
Полина: Я хотела бы научиться отдыхать. (Открывает сумочку, которая лежит у нее на коленях, и начинает в ней что-то искать, долго перебирает ее содержимое.) У меня каждый раз возникают проблемы с отпуском. Я всем уже надоела, обсуждая, когда мне его брать и брать ли мне его. Это какая-то неразрешимая проблема, я не понимаю, в чем здесь дело.
Клиентка открывает свою сумку и начинает в ней рыться, как будто бы она собирает баул, по крайней мере, для недельной поездки. Моя ассоциация по этому поводу такова: в нашей совместной работе она решила забраться достаточно глубоко, она еще не знает, что там возьмет; там может найтись что-нибудь на дне, может быть, наоборот, на поверхности... Другая ассоциация: клиентка собирается что-то перебирать. Ассоциация с чердаком или сундуком, с чем-то, где много хаоса. Одновременно возникают два впечатления: ей хочется больше порядка, разложить все по полочкам, а с другой стороны — большого хаоса и растерянности... Оппозиция между порядком и растерянностью (хаосом) метафорически предъявляется тем, что Полина вроде бы идет на клиентский стул, но не смотрит на него, а роется в недрах своей сумочки.
Терапевт: Угу, угу.
|
|
Полина: И еще бы мне хотелось каждый день делать какие-нибудь физические упражнения. (Мечтательно смотрит вверх.) Йогу или еще что-нибудь, в общем, как-то двигаться.
Терапевт: А в чем проблема с отпуском?
Полина: Не могу понять. Какая-то нерешительность. Трудно выбрать. (Вертит в руках футляр для очков.) Когда нечего выбирать — все очень хорошо. Или когда есть только два варианта, тогда я выбираю методом исключений: это мне не подходит, значит, то, что остается, мне тоже не очень подходит, но все-таки как-то подходит. А когда есть несколько вариантов, я просто теряюсь, не могу выбрать. Поэтому я никогда не училась играть в шахматы: там очень много вариантов, у меня начинает болеть голова, и все... (Кладет ногу на ногу.) Отпуск... Разрешено разбивать его хоть на три, хоть на четыре части. Ясно, надо разбить. На сколько разбить, как какую часть построить? Я теряюсь.
Терапевт: Как вы думаете, с чем проблема связана?
Полина: Не знаю.
Терапевт: Вам не хочется после отпуска возвращаться обратно? Не хочется принимать решений?
Полина: Не хочется принимать решений.
Терапевт: Вам хочется после отпуска возвращаться обратно к жизни?
Полина: Как правило, да. Мне довольно скоро надоедает отдыхать. Через десять дней точно.
Терапевт: Еще какие возникают сложности?
Полина: Если я поеду в одно место, то другого ведь уже не будет.
Терапевт: А куда вам хочется ехать? Для примера: в одно место, во второе или вообще никуда не хочется ехать?
Полина (перебивает): Или остаться вообще дома!
Терапевт: Может, вы выбираете поехать туда, или поехать сюда, или лучше никуда не ехать, а просто лечь лицом в подушку и не двигаться. Потом вы думаете: нет, нельзя, надо все равно что-то делать дома.
Полина (задумчиво смотрит перед собой):Какие-то варианты уже перепробованы. Пробовала оставаться дома. Дома тоже можно отдохнуть, вставать когда хочешь, вообще не вставать. В конце концов, кататься на лыжах в парке. Но все оканчивается какими-то делами дома, никаких прогулок.
На мой взгляд, проблема заключается в том, что у клиентки нет ясной идентификации. Она в каком-то смысле могла бы быть и тем, и этим, она принимает разные формы. То, что она переводчица, тоже отражает проблему отсутствия ясной идентификации, которая оставляет опасность того, что вдруг на нее что-то нахлынет, и она не сможет отвечать за себя. Отсюда такая тщательность, привязанность к внешним обстоятельствам, понятным обстоятельствам — это для нее способ хотя бы внешне себя идентифицировать, глядя извне, четко осознавать кто она.
Терапевт: А вторая проблема?
Полина (положила футляр для очков на колени, задумчиво чешет за ухом): Я поняла, что дома оставаться нельзя, нужно обязательно сменить обстановку.
Терапевт: Как вы думаете, вторая проблема с чем связана?
Полина: Физкультурная?
Терапевт: Угу.
Полина: Исключительно с ленью. Нужно переменить положение, подвигаться.
Терапевт: Есть образы, которые эту проблему иллюстрируют. Первый — спящая красавица. Так хорошо: лежишь себе в хрустальном гробу, раскачиваешься на цепях и спишь.
Полина (смеется, теребит футляр для очков): Это неплохо.
Этот мотив ей понравился. Потому что в нем заключено основное: не надо двигаться. Есть оболочка. За тебя уже все решено. Просыпаться самой не нужно. “Может быть, разбудят, но это уже их проблемы, а не мои. И главное, чтобы мне было гарантировано, что я — царевна. Я — спящая царевна, и моя профессия — спать.”
Терапевт: И никому до тебя нет дела.
Полина (смеется): Прекрасно! И главное, чтобы не будили!
Терапевт: И даже неважно, везут ли гроб в одну страну или в другую — лишь бы не будили. И пускай таскают, куда хотят.
Полина: В общем, везде одно и то же. (Согласно кивает.)
Терапевт: А вот если бы этот хрустальный гроб погрузили на дно океана, чтобы там было тихо?
Полина: Это не имеет значения, лишь бы не будили. (Поет.) Не буди-и-и меня!
Если говорить об оппозиции фокусировки-расфокусировки, то проблема Полины состоит в том, чтобы ее сфокусировать, а не расфокусировать. Это тот редкий случай, когда важнее не только избавить человека от его проблем и заставить забыть о своих четких идентификациях, но и заставить его как бы принять всерьез те выборы или те идентификации, или те способы действия, которые у него и так есть. Клиентка как бы все время говорит про то, что вообще-то ей безразлично, настолько все равно, что трудно выбрать. И трудно выбрать все — образ жизни, работу, отдых... Вопрос в том, чтобы найти все-таки некие опорные точки, к которым она так или иначе может быть прикреплена, к которым она может возвращаться, как к пресловутому колышку.
Терапевт: А если это подверстать к тому, что связано со спортом, то главное — двигаться можно, но чтобы толчков не было, все было очень плавно. “Если уж меня в конце концов поставили на ноги и толкнули, я могу долго идти, но чтобы не надо было никуда поворачиваться, возвращаться...”
Полина (сначала согласно кивает, потом перебивает): И чтобы никаких групповых видов спорта, где есть соревнования.
Терапевт: Вы не верите в существование других людей?
Происходит резкий переход. Речь идет о том, что клиентка хочет жить без суставов. Вообще не шевелиться. Быть телом, в котором нет отдельных частей — ни рук, ни ног. Это же относится и ко времени. Лишь бы не меняться. Оказаться без ритма. Раствориться. Отказаться от какой бы то ни было фигуры. Целиком превратиться в фон.
Полина: Я не верю в то, что они могут быть полезны для меня. (Теребит рукав блузки и смеется. Терапевт смеется вместе с ней.)
Терапевт: Вы сами по себе, а они сами по себе?
Полина: К сожалению, это не всегда так. (Отодвигает стул, усаживается плотнее, закидывает ногу на ногу, руки скрещивает на коленях, кладет футляр для очков на стол.)
Терапевт: Что еще к образу вечного покоя? Хотели бы вы быть звездой в небе, чтобы о вас знали только астрологи?
Полина: Да. Астрологов мало, и они без дела не обращаются. (Закрыла глаза и откинула голову.) Да, хотела бы. Не Луной только, нет — звездой.
Терапевт: Как вы думаете, с чем это связано? Вас кто-нибудь когда-нибудь пугал?
Полина (откидывает голову, поправляет очки, смотрит “в себя”): Я не могу сказать, что-то должно было быть. Давайте не будем сейчас это трогать, потому что очень страшно. Где-то в возрасте от 3,5 до 4,5 лет, наверное, было что-то.
Терапевт: Откуда вы это знаете?
Полина (немного смущенно): Из астрологических карт.
Терапевт: А из ощущений вы что-нибудь знаете?
Полина (держит себя рукой за шею): Я даже не могу об этом говорить.
Терапевт: Хорошо... А если мы теперь вместе решим, что есть крепкий забор, который отгораживает какой-то отрезок жизни, отрезок времени, и мы туда не будем входить, то тогда другие отрезки будут более открыты?
Полина (достает из рукава платок и вытирает глаза): Вы знаете, у меня забор сразу за спиной. (Изображает это руками.) Сзади ничего нет, но зато очень много впереди.
В прошлом Полина — моя пациентка, и я знаю, что у нее было нормальное среднестатистическое прошлое. Проблематика этого прошлого, скорее, в досознательной, глубокой витальной тревоге. Поэтому очень важно, чтобы вся работа имела особенно большой аспект обволакивания, заласкивания, тепла, укачивания, — такого эмбрионального характера. Из этого эмбрионального фона, из этого тепла образовались бы некие сны, образы, мерцающие сны-образы, которые, как во сне, имеют все-таки свою определенность. Постепенно, как переводная картинка, из этих снов, из мерцающих образов возникают четкие картины. И она оказывается субъектом, который перелистывает эту книгу картин своей жизни.
Терапевт: Давайте представим, что это не такой уж и большой отрезок времени — такая будочка, вы через нее будете перепрыгивать. Если вы двигаетесь назад, за нее, вы ее перепрыгиваете; она прочная, вы за нее не задеваете, идете назад, а если направляетесь вперед, опять через нее перепрыгиваете и идете спокойно вперед.
Полина: Будочка?
Терапевт: Бункер... В нем радиоактивное прошлое. Оно надежно изолировано.
Полина (задумчиво подпирает рукой голову, вздыхает): Так. Образ такой: забор начинается сразу за спиной.
Терапевт: Вчера?
Полина: Да, даже, может быть, до обеда. Но есть дверь, можно войти. Там написано: “Опасная зона”. Действительно, бункер. Наверху — маленький кусочек, а внизу — забетонированное пространство. До забора и дальше. А наверху — маскировочная земля, и там что-то растет. Я чувствую, можно зайти, походить...
Терапевт: Значит, вы человек будущего, прошлого у вас нет?
Полина: Нет. (Смеется.) Будущего, наверное, тоже нет.
Терапевт: Вы человек настоящего, камикадзе. Прошлого нет, будущего нет, вся задача в том, чтобы направить самолет к нужной цели.
Образ камикадзе можно интерпретировать по-разному. В частности, в нем содержится некая соотнесенность с тем, что она не одна на свете. Что существуют культуры, или культурные слои, которые живут так же, как она. Это образ, в котором есть только очень ярко выраженное “здесь-и-сейчас”, но в этот острый момент у человека становится как бы больше возможностей и больше жизни, чем у того человека, который на свою жизнь смотрит, как на бесконечность.
Полина: Да, достойно прожить настоящее.
Терапевт: Вы самурай. Вы готовы умереть, как настоящий человек.
Полина: Мне это нравится. (С интересом смотрит на терапевта.)
Терапевт: Умереть — значит оказать услугу человечеству, отдельному лицу, начальству, неважно кому, но здесь и сейчас. Нет прошлого, нет будущего, есть точное соответствие настоящему. Есть самурай.
Полина: Вы знаете — мне нравится. (Кивает одобрительно.)
Терапевт: Значит, остается только научиться делать харакири?
Полина (задумчиво мотает головой): Нет, харакири не хочу.
Терапевт: Меч нравится?
Полина: Да.
Терапевт: А вы готовы научиться владеть мечом? Ведь самурай — это особый кодекс, вы всегда должны быть готовы к смерти, находиться в чистом белье...
Полина: Да, да...
Терапевт: Разобравшись со своими делами...
Полина: Да.
Терапевт: Самурай благороден в своих прошлых поступках, он бросается на смерть и рубится не щадя живота своего, он столь храбр, что может избегнуть смерти, но должен быть к ней готов.
Полина: Да.
Терапевт: Ты не ищешь смерти, но ты к ней готов.
Полина: Да.
Терапевт: Нет, ты ищешь смерти, и она должна сейчас прийти.
Полина: Самурай не ищет, просто считает, что она ходит где-то за спиной. Даже не за спиной, а рука об руку. И когда нужно, они договорятся.
Терапевт: Ну что же. Глаза у вас достаточно раскосые, меч вам нравится, но самурай — это существо, которое готово драться. Вы готовы драться за то, чтобы у вас не было прошлого и будущего?
Полина (решительно): Нет.
Терапевт: Но тогда вы готовы быть в настоящем. Драться в настоящем.
Сейчас Полина легко принимает решения. В этой фазе нашего разговора она легко и быстро отвечает на вопросы. Это отличается от ее обычной манеры вести разговор. В обычном разговоре клиентка взвешивает, так ли она говорит, тогда ли, тому ли, кому нужно. А здесь ей действительно интересно, она вовлеклась в этот разговор. Разговор хотя и нелепый, но она узнает, что он в чем-то про нее. Вообще, очень интересно, что она так решительно говорит “нет”. В обычной жизни Полина всегда ведет себя очень уклончиво.
Полина: Я не хочу. Я не могу драться, потому что я не побеждаю.
Терапевт: Тогда вы не самурай... Может быть, вы самураймонах?
Полина: Хорошо бы попасть в саматхи, отключиться, не двигаться и — вперед, на тысячелетия... Только чтобы потом еще и не размораживали. Хотя, пусть, конечно разморозят, если в своем монастыре, свои по духу могут разморозить. Вот отдых-то! (Довольно продолжительная пауза.) Поэтому, наверное, плохо с физкультурой получается... (С сожалением взмахнула рукой.)
Терапевт: Вопрос в том, насколько сужаются границы. Ведь если вчера начинается полчаса назад, а завтра — через двадцать минут, то этот временной период может быть слишком узок.
Полина: Наверное, поэтому никак не примешь решение?
Терапевт: Какое может быть решение? Ведь если никакого будущего нет, то решение чисто абстрактно. И спросить себя о том, что нравилось вчера, тоже нельзя. Ведь вчера тоже нет. Поэтому приходится принимать решение о предметах, о которых ничего не знаешь.
Полина (спрятала руки за спину): Да-да, я записывала: “Была в отпуске там-то, мне не понравилось потому-то”.
Терапевт: Так это какие-то иероглифы, вы их не можете расшифровать, вы же не помните... Только тело имеет память...
Полина: Нет, если я присмотрюсь к иероглифу, то вспомню.
Терапевт: Головой или телом?
Полина: Головой, и только если очень постараться — телом. Я еще вот что хотела сказать. Меня беспокоит, что раньше я могла планировать и достаточно успешно, на достаточное расстояние, и это срабатывало. А потом все куда-то делось. (Развела руками.)
Терапевт: Может, вам стать чьим-то рабом? Настоящим рабом, чтобы у вас не было своей воли, никаких своих планов?
Сейчас мы с ней создаем и изучаем некую карту ее возможной жизни. И на этой карте появляются разные состояния и образы. Наша задача состоит, прежде всего, в том, чтобы на этом, очень узком диапазоне возможностей, возникли разные уютные движения. Чтобы она обжила хотя бы очень небольшое пространство. Внутри этого своего стеклянного гробика, внутри очень узкого временного промежутка.
Полина: Нет, я не хочу.
Терапевт: Тогда вы не будете отвечать ни за прошлое, ни за будущее. Вам скажут: садись на галеру и греби. Села и погребла. Скажут: отцепляйся от галеры. Отцепляетесь. Себе не принадлежите.
Полина: Быть рабом — это отдых.
Терапевт: У вас уже не будет отдыха, вы станете принадлежать другому.
Полина: Можно идти в рабство, чтобы не думать, в качестве отпуска. Вот, например, покупаешь тур и едешь, куда везут. (Смеется.)
Терапевт: Взяли вас на корабль и заставили что-нибудь драить, чистить, мыть...
Полина: Круиз — это очень большая степень рабства. Я бы не хотела. Хотя, может быть...
Терапевт: А если вас вместо круиза заставить работать более интенсивно, чем вы обычно работаете? Может, это для вас и будет отдыхом? Вы себе не принадлежите, все за вас решают. Наказывают, иногда кормят; кормят реже, чем наказывают.
Полина (задумчиво смотрит перед собой): Нет, лучше не надо.
Вначале мы в качестве проблемы обозначили следующее: трудно что-либо решать или выбирать. На самом деле клиентка опасается крайних состояний — сильного принуждения и полной свободы. Потому что у нее нет ощущения, что она сама способна выбрать соотношение меры свободы и меры принуждения. Сейчас мы находимся с ней в некоей середине данного спектра. Дальнейший разговор заключается в предложении ситуаций частичного выбора — то больше свободы, то больше принуждения. Этот параметр начинает чуть больше утрироваться. Тем самым она соглашается с предположением, что все-таки способна сама смешивать в одном рецепте свободу и принуждение. Очень важная точка, на которой начнется что-то наращиваться.
Терапевт: Вы замечательный раб.
Полина: Да, я прекрасный раб.
Терапевт: Может быть, вам надо больше времени проводить в рабстве?
Полина: Но отпуск же дают из рабства, я и так все время в рабстве.
Терапевт: А если найти такое рабство, чтобы это было рабство без отпуска — настоящее?
Полина: Да, это замуж надо выйти. Я уже была — не хочу. Тогда действительно никакого отпуска нет.
Терапевт: Еще один выход, которого вы можете придерживаться: решить, что вы уже умерли. И все, что происходит, — это жизнь после смерти, чистое любопытство.
Полина: Да, это хорошо.
Терапевт: Жизни уже нет, все равно вы уже умерли, так что все в порядке. Все, что нужно, вы уже сделали. Долг свой выполнили. А дальше — из любопытства... Это тур, который вы выиграли после жизни.
Полина (вытирает платком нос): Да, только мне сейчас нужно еще принять решение уйти с работы, и тогда у меня будет другая жизнь.
Терапевт: А вы уже можете уйти с работы?
Полина: Конечно, могу. Только кушать будет нечего.
Терапевт: Так вы и так ничего не кушаете. Вы к этому тщательно готовились, отвыкали всю жизнь.
Полина: Да. Но вы понимаете, потребности какие-то остались.
Терапевт: Потребности надо будет как-то сократить.
Полина (смеется, руки скрестила на груди): Путь сокращения очень тяжел, если бы сразу — раз и умереть, заснуть. Но вопрос в том, какие сны?..
Терапевт: Какие сны? Никаких снов. Время от времени сны о рабстве. Как вы встаете из гробика и подметаете улицы.
Полина (задумалась): Не знаю...
Терапевт: Есть ведь опасность заново родиться. Второй раз родиться, и все это отбывать. Все сначала: детский сад, школа, институт — это же кошмар?
Полина (после паузы, несколько удивленно): Да.
Терапевт: А если еще в те же года?
Полина: Нет, нет, нет.
Терапевт: Что, лучше не рождаться?
Полина: Нет, рождаться, но в следующей жизни.
Терапевт: Может, вам, как Прометею... Предположим, вы совершили трудовой подвиг. Появляется раз в сутки орел, начинает клевать вас, вам очень больно, потом орел улетает. Ваша жизнь будет организована вокруг этой боли. С одной стороны, ждешь этой боли и живешь ярко, потом ждешь, когда она пройдет. Жизнь организована.
Полина (постоянно пытается перебить терапевта): Нет.
Полина утверждает, что живет без чувств. Что лишний раз не включается в ситуацию, что живет на автомате, что сил нет, и, чтобы экономить силы, она ни во что не включается. Я предлагаю ей ситуацию, в которой жизнь течет очень бурно, зато вокруг этого организованы чувства — то болезненные, то надежда на то, что орел улетит, то ощущение приятности, что орел тебя не клюет. Фактически это альтернатива чувственного поля.
Терапевт: Еще можно думать о светлом, о том, что вы отдали все лучшее людям.
Полина (воодушевляется): О светлом мне нравится! Как Феникс, чтоб сгореть совсем...
Терапевт: Вы хотите сгореть совсем?
Полина: Да. А потом возродиться.
Терапевт: Хорошо. А кто будет дровишки подкладывать, чтоб горело? Вы-то сами будете дровишки подкладывать под себя?
Полина: Там про дрова ничего не говорится. Феникс возрождается из пепла, там вместо дров пепел.
Терапевт: Как вы повеселели вдруг.
Полина (смеется): Мне понравилось.
Терапевт: Феникс — это, что ли, павлин такой особый?
Полина: Наверное. Я не представляю, как он выглядит. Думаю, как павлин, но только золотой.
Терапевт: Представляете, было бы у вас птичье тело, хвост как у змеи, а голова человеческая.
Полина: Недавно показывали мультфильм про курицу, которая из-за катаклизмов в холодильнике ожила. Вышла из холодильника, такая ощипанная, толстая, головы нет, а вместо головы шея торчит. Она пошла путешествовать, очень хотела на ферму прийти... (Изображает руками размеры курицы.) Но, к сожалению, что случилось на ферме, уже не показали... Курица получается... Феникс никак.
Она раньше говорила только потому, что очень надо, а теперь заговорила с удовольствием. И с восторгом описывает курицу с отрубленной головой. Я бы это интерпретировал так: “Я думала, что голова уже отрублена, а оказывается, можно возродиться”.