Язык, поэзия и миф

Как заметил А. Пальяро, в никонианской "новой науке" теории языка отведено особое место. Это ось, вокруг которой, даже если не всегда органично, отстроено грандиозное барочное сооружение неаполитанского мыслителя. Язык, и в самом деле, в его различных конфигурациях отражает все виды человеческой активности. Именно посредством языка улавливается единство семьи человеческой. Он и вместилище универсального, и изначальный репертуар образов, хранилище бессознательного и неформулируемого,— все это можно найти в грамматических фигурах, метафорах. Грамотный филологический анализ способен привести к пониманию внутренней логики изменения религиозных и гражданских институтов не как исторических реликтов, а показывая их в живом процессе преодоления.

Язык не принимается волевым решением. Предданный как коммуникативная диспозиция, язык медленно формируется под давлением насущных потребностей народа, проблем, подлежащих немедленному решению. По причине этой своей "надприродности" язык стал проводником поведенческого мира древних народов. Вспомним, что простонародные наречия ярче всего прочего характеризуют, по мнению Вико, и время и нравы.

==446

В поисках генетических форм языка Вико предпринимает поиски этимологического плана. "Ум человеческий рождается вместе с чувством потребностью увидеть себя самого как бы извне телесного, с немалыми усилиями рефлексивного плана". В этом универсальная ценность этимологии во всех языках, вокабулы которых переносят телесные характеристики на значения другого, ментального и душевного плана. Например, известны выражения: "Занебесье, или первоначало, передние и задние глаза и плечи, голодные глаза, открытый на все рот, губы вазы, зубы грабли, борода корневище, влюбиться как растение" — все это говорит лишь об одном: "невежественный" человек дает универсуму правило. И. Берлин комментирует наблюдения так: "Когда мы говорим: кровь закипает, — это, конечно, метафора, но для древнего человека гнев в буквальном смысле означал кипение крови в жилах... грабли выполняли ту же функцию, что и зубы, а устье — уста реки, земля в рельефе имела как бы шею и язык, вены — минералы и металлы, земля, конечно, имела внутренние органы, дубы никак не обходились без сердца, небеса улыбались и хмурили брови, ветер, понятное дело, приходил в ярость, а вся природа жила и сочувствовала".

Но прежде этих анатомических подробностей языком был жест, в том смысле, что изначально общение устанавливалось через движение. Так, три колоса в руке нашего предка или три выстрела означали "три года". Естественные отношения идеальных понятий демонстрируют иероглифы и идеограммы. Не умея создавать абстракции, древние люди как бы портретировали их с помощью 4)антазии. Вико, таким образом, против трактовки иероглифов как сознательно создаваемого герметического языка для сокрытия религиозных истин от непосвященных. Научный взгляд на древнюю египетскую историю не оставляет сомнений в том, что объективной возможности развития концептуального знания не было, а потому не было и предмета сокрытия. Идеографический язык оснащал естественные связи объектов, а не конвенциональные.

Следом за языком жестов и иероглифов идет язык песни, перерастающий позже в речитатив и прозаический язык. Песня, обладая определенной композицией, ритмом и рифмой, лучше всего характеризует поэтический дух эпохи. Свои сильнейшие чувства, боль и ликование люди всегда доверяли песне, самому экспрессивному средству. Убежденный в том, что первые рефлексии взрослеющей души были малооформленными и незрелыми, Вико полагает поэзию адекватной формой выражения дологического и алогичного познания. Несогласный с греческой трактовкой поэзии как несовершенной имитацией реального и катартической ее направленностью, он все же видит автономность поэтического творчества, независимого от разума и вполне оригинального вида активности. Позже Вико

==447

уточнит, что поэзия вовсе не изобретение утонченных умов, не потаенная мудрость, выраженная в мнемотехнике, но, скорее, непосредственно выраженная форма коллективного сознания, объединяющая нас с нашими предками. Гомеровские поэмы — это голос всего греческого народа, а не только одного поэта. Мир поэзии — "Божественный мир". Три века истории соотносятся с тремя формами языка. Язык богов артикулирован минимально, это немое время. Язык героев наполовину нем, наполовину артикулирован. Язык разума максимально членоразделен и искусен, минимально нем. Ясно, что речь нс идет о разборке стадий, скорее, о сохранении, впитывании предыдущей эпохи последующей. "Как море принимает в себя мягкие воды рек", так и язык более зрелой эпохи абсорбирует уже бытующие наречия, втягиваемые силой течения. "Божественный Платон" немало преуспел в понимании этих процессов.

С поэзией, по мнению Вико, прекрасно гармонируют мифы. Напрасно Вольтер называл их изобретениями диких мошенников, ведь мифы правдиво и точно рассказывают о нравах тех далеких времен. Не имея, по счастью, логических абстракций, наши предки умели передавать свой опыт через "фантастические универсалии". Мифы поэтому можно назвать природным выражением метафизических понятий, риторические формы, находимые в них, неразвитые пока, доносят до нас свой особый стиль мышления. Так, например, миф о Тезее и Ариадне отсылает нас к первым морским путешествиям. Ариадна символизирует искусство мореплавания и навигации, Дедал — Эгейское море. Минотавр — знак первого расового конфликта, ведь он — плод кровосмешения. Марс, раненный Минервой, намекает на полное поражение плебеев и торжество патрициев. Цирцея, конечно, утверждает собой господство разнузданной страсти, где уже нет места и подобию идеального.

За этот ярко выраженный реализм английский философ Берлин назвал Вико "историческим материалистом, фантастически гениальным". Кадм, Ариадна, Пегас, Аполлон, Марс, Геркулес — каждый из них дает ключ к пониманию какой то социальной перемены. Все, что слишком рациональным ученым того времени представлялось причудами варваров — крылатые кони, кентавры, дриады и прочее, — для Вико означало усилия наших предков по комбинированию определенных функций и идей в одном конкретном образе. Необходимо напомнить, что Вико признавал автономность этих ранних культурных форм в том смысле, что любая фаза исторического развития, какой бы "примитивной" она ни была, имеет свою "логику" и особое обаяние. Незаконно оценивать предшествующую эпоху с позиции последующей, как нельзя ругать зиму за то, что она нс так ласкова, как весна.

==448