Десять слов, которые потрясли мир 12 страница

Стрельцы слишком хорошо были подготовлены к погро­му Нарышкиных, и кровавая вакханалия все равно началась. Нарышкиных и их сторонников отлавливали по дворцу и бросали на копья. Это все видел маленький царь Петр, и этого он никогда не забудет... Его любимого дядьку, боя­рина Матвеева, буквально оторвали от Петра. В руках у мальчика остались седые волосы из его бороды, а сам Мат­веев уже был растерзан толпой.

Одного думного дьяка - министерского чиновника - вы­тащили из печной трубы и тут же в куски изрубили сабля­ми. Дома у него нашли каракатицу, которую он держал в качездре редкости, и сразу определили: «Это змея замор­ская ядовитая, вот этою-то змеею он отравил царя Федора!»

Истерзанные тела убитых тащили на площадь, издева­тельски выкрикивая: «Боярин Артамон Сергеевич Матвеев едет! Боярин Долгорукий! Боярин Ромодановский едет! Дайте дорогу!»

Современники вспоминали, что день тогда стоял ясный, но к вечеру поднялась такая страшная буря, что москвичам

казалось, будто наступает конец света. В те суеверные вре­мена буря казалась знаком Господнего гнева: что-то люди делали не так...

Но наутро убийства продолжались. И на следующий день - тоже. Искали Ивана Нарышкина. В конце концов ца­ревна Софья обратилась к мачехе - царице Наталье: «Ни­коим образом нельзя тебе избыть, чтоб не выдать Ивана Ки­рилловича Нарышкина. Разве нам всем пропадать из-за него?» И посоветовала дать в руки обреченному образ Бо­городицы. «Быть может, - сказала Софья, - стрельцы уст­рашатся этой святой иконы и отпустят Ивана Кириллови­ча». Естественно, никто не устрашился. Ивана отвели на Красную площадь, подняли на копья, изрубили на мелкие куски и втоптали в грязь.

Как-то так само собой получилось, что бунтовщиков ути­хомиривала Софья. Хотя всем понятно, что в политике «само собой» ничто и никогда не делается. Она уговарива­ла их больше никого не убивать и объявила, что выдаст каж­дому стрельцу по десять рублей. Попутно им погасили на­копившиеся долги по зарплате. Софья назначила главным начальником над стрельцами того самого князя-тараруя Хованского, которого те любили и называли «батюшкой».

Раздвоение царя

Власть фактически перешла к Софье, но держалась она пока только на стрелецких бердышах. Надо было все дело формализовать. Мастерица «черного PR» вскоре получила» «многих чинов Московского государства» челобитную. Носить не далеко было: сама же ее и написала. Документ требовал, чтобы царствовали оба брата одновременно. Со­фья представила этот сфабрикованный документ Боярской думе, и с перепугу вопрос был решен молниеносно

596

597

Особенности национального пиара

Цари и разбойники пиара

Далее все шло по намеренному сценарию: тут же стрель­цы подали новую челобитную. Так как оба государя слиш­ком молоды, правление надо вручить царевне Софье Алек­сеевне. Так сказать, по многочисленным просьбам трудя­щихся...

А дальше — полетела во все концы государства грамота следующего содержания... «По челобитью всех чинов Мос­ковского государства» (так сказать, согласно письмам, про­должающим поступать в адрес ЦК КПСС и Советского Правительства), царевич Иван Алексеевич, прежде добро­вольно уступивший царство брату своему Петру, согласил­ся, после долгого отказа со своей стороны, вступить на цар­ство вместе с братом, а по малолетству государей царевна Софья Алексеевна, «по многом отрицании, согласно про­шению братии своей, великих государей, склоняясь к бла­гословению святейшего патриарха и всего священного со­бора, презирая милостиво на челобитие бояр, думных лю­дей и всего всенародного множества людей всяких чинов Московского государства, изволила восприять правле­ние...»

Россия читала грамоту, присланную из Кремля, и верила ей. Не было на этих выборах наблюдателей от политичес­ких партий и общественных организаций, не следили за ними СМИ, и никто не мог уличить организаторов шоу с выборами... Все-таки за последние три с четвертью века наша демократия прошла, при всех своих несовершенствах, довольно большой путь.

А Софья все-таки пришла к власти — и именно явочным порядком. В разосланной по стране грамоте говорилось также, что царевна будет сидеть с боярами в палате, дум­ные люди будут докладывать ей о государственных делах, и ее имя будет писаться во всех указах наряду с именами царей.

Довольность народная

«Правление царевны Софьи Алексеевны началось со вся­кою прилежностью и правосудием всем и ко удовольству народному, так что никогда такого мудрого правления в Российском государстве не было; и все государство пришло во время ее правления через семь лет в цвет великого богат­ства, также умножилась коммерция и всякие ремесла, и науки почали быть восставлять латинского и греческого языку... И торжествовала тогда довольность народная», -такую запись оставил в своих заметках один из вельмож Петра I. Этот человек никак не мог ей симпатизировать.

Пример «довольности»: в деревянной Москве, имевшей до полумиллиона жителей, в период правления Софьи было построено более трех тысяч каменных домов.

Первым министром и «галантом» (а попросту говоря, лю­бовником) у нее был князь Василий Голицын - личность примечательная и для той эпохи еще не характерная. Убеж­денный западник, он бегло говорил по-латыни и по-польски, а его московский дом европейцы считали одним из лучших в Европе. «У Голицына была значительная и разнообраз­ная библиотека из рукописных и печатных книг на русском, польском и немецком языках: здесь между грамматиками польского и латинского языков стояли киевский летописец, немецкая геометрия, Алкоран в переводе с польского, че­тыре рукописи о строении комедий, рукопись Юрия Сер-бенина (Крижанича)», — отмечал Ключевский. Человек, чи­тавший Коран в переводе с польского и немецкую геомет­рию (не говоря уж о Крижаниче), не мог мыслить прими­тивно. Голицын планировал произвести освобождение кре­стьян из крепостной зависимости, с тем чтобы они платили подати напрямую в казну.

К сожалению, при своей образованности он не был удач­ливым полководцем.

598

599

Особенности национального пиара

Цари и разбойники пиара

Может, просто не было у него хороших советников, по­скольку подставил он себя здесь сам: Дума требовала от Голицына самому водить полки против старых врагов - та­тар. При всей своей образованности, он не был ни опытным полководцем, ни военным администратором. Два проваль­ных и притом весьма дорогостоящих похода на Крым по­дорвали репутацию бойфренда царевны. Историки счита­ют, что именно военные неудачи Голицына дали начало к ее собственному падению...

Но даже после провальных походов был выход: Голицын мог жениться на Софье. Сама царевна была бы только сча­стлива, а Голицын в роли царя был бы совсем неплохим вы­бором. Ну не полководец — так нашлось бы, кому воевать.

Судя по всему, подвела Голицына порядочность и чис­топлотность. Он был женат. Развод по тем временам - дело почти неслыханное. Ему бы, как поступил бы на его месте, считай, почти любой из его круга, — потихоньку отравить постылую жену, или на край - отправить в монастырь. Чи­стюля Голицын на это оказался не способен, и борьбу за власть при своем незаурядном уме - проиграл.

В 1687 году Софья хотела венчаться - не с Голицыным, а на царство. Петр взрослел не по дням, а по часам, и надо было что-то делать. Готовилась «отработанная техноло­гия» - челобитная якобы опять «от всех чинов Москов­ского государства». Попутно ближайшие сподвижники Софьи пытались прощупать почву в среде стрельцов на­счет физического устранения младшего из царей. Обе идеи оказались бесперспективными.

Стрельцы то ли разленились, то ли вспомнили об уча­сти Хованского¹ и не желали рисковать. На призыв к ца-

реубцйству откликнулось только пять человек, что было явно не достаточно для лобового штурма царской рези­денции — села Преображенского. В ниндзя эти пятеро тоже не годились.

Пиар-кампания в этот раз категорически не удалась: страна ждала настоящего государя, и подниматься за Со­фью не собиралась.

Монастырь ее догнал

В начале 1689 года Петр женился. Этот брак был ро­ковым для Софьи, так как по русским представлениям уж женатый человек считался совершеннолетним и не нуж­давшимся в опеке. Собственно, он и сам себя таковым счи­тал.

Софья осуществила последнюю попытку повернуть ход событий вспять - и опять методами «черного PR». В цар­ских хоромах возникло очередное подметное письмо. В нем сообщалось, что от Петра, из Преображенского, придут солдаты, чтобы убить царя Ивана Алексеевича и всех его сестер. В Кремль немедленно были призваны четыреста стрельцов с заряженными ружьями, а триста встали на Лу­бянке.

Тут же в Преображенское тоже кто-то прибежал: с кри­ком что где-то в роще прячутся люди, хотят убить царя Петра.

До сих пор непонятно, подсылала Софья убийц к свод­ному брату Петру, или нет.

Если и нет - Софью победили ее же методом черного PR, приписав ей готовность к убийству брата.

¹ Сподвижник Софьи по захвату власти, ставший после этого «ка­питаном королевских мушкетеров», был вскоре казнен. Подробности этой непростой истории вы можете прослушать в знаменитой опере

Мусоргского «Хованщина». Если кто выдержит почти 4,5 часа слож­ной музыки.

600

601

Особенности национального пиара

Цари и разбойники пиара

В любом случае Петр страшно перепугался, и в одной со­рочке, босой, сел на коня и ускакал в ближайший лес. Туда принесли ему платье. Через пять часов он уже был у Трои­цы, скрываясь за стенами монастыря.

Нарышкины тоже объявили сбор дворянского ополче­ния. Вскоре монастырь наполнился их сторонниками.

Как и во всякой гражданской войне, главное тут было не только движение войск, но и движение информации - PR. Похоже, что PR Софьи окончательно стал работать про­тив нее же самой. Фирменная схема - сначала слухи и об­работка общественного мнения, а потом кровь - не срабо­тала. Момент был упущен, и инициатива перешла к Петру. В окружении Софьи еще успела родиться грамота к людям всех чинов Московского государства. Правительница жа­ловалась народу на Нарышкиных: «Они ни во что ставят старшего царя Ивана, забросали его комнату поленьями, изломали его царский венец; потешные Петровы делают людям насилия, а царь Петр никаких челобитных не слу­шает...»

Поленья, которыми забросана царская комната, конеч­но, не могли не произвести впечатления. Сильный образ! Но эту грамоту даже уже не успели разослать. Механизм реа­лизации «слухов, сплетен и компромата» вовсю сбоил. На­верное, слухи и сплетни всем успели надоесть пуще паре­ной репы.

Войны не получилось. Люди просто уходили к Петру, Софья осталась почти одна, и скоро Нарышкины могли де­лать со своими давними врагами буквально все, что только было их душеньке угодно.

Кого-то из ближайших сторонников Софьи казнили, кого-то отправили в ссылку. Сослали Василия Голицына, он умер у себя в имении аж в 1714 году (Петр I пережил его совсем ненадолго). Сама же царевна отправилась в Ново­девичий монастырь.

Репин И. Е. (1844-1930). Царевна Софья Алексеевна через год

после заключения ее в Новодевичьем монастыре, во время казни стрельцов и пытки всей ее прислуги в 1698 году

602

603

Особенности национального пиара

Цари и разбойники пиара

Это уже период правления Петра I. Здесь кончается Древ­няя и Средневековая Русь, здесь начинается новая эпоха.

Но Софья-то никуда не делась! И память о ее пиаре, ма­стерском распространении слухов, тоже.

Прошло почти десять лет, и вот на берегу Двины стре­лец, стоя на телеге, опять читал перед кругом своих сорат­ников письмо от царевны Софьи. Она якобы убеждала идти их к Москве, стать табором под Новодевичьим монастырем и просить ее снова на царство. Царь Петр I был тогда за границей, но, узнав об этом случае, примчался из Вены в Москву как ошпаренный и стал чинить расправу. Сотни стрельцов были замучены, повешены, казнены на плахе.

Конечно, Петр Алексеевич вспоминал тогда Красное крыльцо» с которого бросали на копья его родственников.

Доказательств существования этого последнего письма Софьи так и не смогли получить. Но прямо перед окнами кельи царевны, которая по приказанию Петра была по­стрижена в монахини под именем Сусанны, повесили 195 человек. Троим из них всунули в руки бумаги с записью их «пыточных речей» - в которых они «сознавались», что шли к монастырю, к Софье, бунтовать.

Еще раз вернусь к важной мысли: черный PR слишком часто возвращается как страшный бумеранг.

Постпиар Софьи и Василия Голицына

Собственно говоря, это не их собственный постпиар. Это постпиар их врагов. Мы до сих пор представляем себе Со­фью и Василия Голицына такими, какими изобразила их враждебная пропаганда сначала Петра, потом его потомков. Мужеподобная страхолюджя бабища - СШфъя с картины Репина, болтливый мечтатель Голицын в Романе «Петр I» Алексея Толстого, — это не историческая реальность. Это

устоявшаяся реальность черного пиара, поколениями при­нимаемого за истину.

В последнем случае Алексею Толстому, пишущему свой эпохальный роман с оглядкой на «читателя № 1» — Иосифа Виссарионовича, было еще важно, чтобы Голицын чем-то неуловимо напоминал современного ему оппозиционера -этакого коллективного Бухарина: пустопорожнего теоре­тика, оторванного от жизни, не способного на практичес­кие действия.

PR-итоги века смут... С многочисленными вопросами

XVII век в нашей истории русского пиара огромен. По­священная ему глава по объему - как любые две другие гла­вы в этой книге, два любых других века.

В начале, как вы помните, мы обещали фейерверк PR. И вот - фейерверк состоялся.

И что? В глазах рябит, уши заложены. И есть устойчивое ощущение - что все это уже было. При том, что изложение русской средневековой истории через призму PR вроде бы делается впервые...

А дело в том, что ведь действительно было - и в преды­дущих веках, и еще более - в последующих. Чем порадова­ло XVII столетие? Технологиями «оранжевых самозван­цев»? Профессиональными избирательными кампаниями? Первыми гвардейскими (казацко-стрелецкими) переворо­тами? Все это было отчасти ново, но впоследствии много­кратно тиражировалось и повторялось и в веке XVIII, и тем более XIX и XX.

Ибо законы управления общественным сознанием никто не менял и, вероятно, изменить и не может. Они все те же - что в XI веке, что в XVII, что в XXI.

604

605

Особенности национального пиара

Меняется жизнь, меняются нравы, непредсказуемо ме­няются носители информации, а люди, как устало заметил Воланд о москвичах, остаются теми же.

Иногда их портят: то Смута, то квартирный вопрос, то очередь за портвейном, то передача «Дом-2»... «Ну легко­мысленны... ну что ж... и милосердие иногда стучится в их сердца... обыкновенные люди... в общем, напоминают пре­жних...» И значит, управлять их представлениями о себе и окружающем мире, а значит, и их поведением приходится теми же методами, что и в глубокой древности. Прямо ска­жем, дедовскими методами.

Так давайте же будем признательны нашим пра-пра-пра-пра... дедам за то, что в очень многих случаях они предпо­читали решать проблемы - свои и страны - не силой силы, а силой слова. В том, что так было, читатели, я думаю, успе­ли многократно убедиться.

А к чему это привело? Россия на конец XVII века - гран­диозная по территории, сырьевым ресурсам и промышлен­ному и сельскохозяйственному потенциалу держава, перед которой стоят достаточно понятные задачи по развитию. Страна, готовая к петровскому модернизационному рыв­ку, которому, конечно, тоже понадобится свой PR.

Опять что-то знакомое, не правда ли?

Почти те же границы. Почти те же проблемы.

Это ведь Россия начала XXI века.

Заключение.

О роли штампа в истории

Заканчивая эту книгу, я поехал в Киев. К истокам, так сказать, русской цивилизации. Хотелось еще раз взглянуть на местность, где разворачивались многие описанные здесь события.

Места по-прежнему красивые - как, наверное, и двенад­цать веков назад.

Я люблю Киев, да и как его можно не любить? Мои укра­инские корни тут ни при чем. Киев - город со своей аурой, со своей душой. Он тебя обволакивает, окружает, мягко подчиняет себе... Там всегда хорошо! Но на сей раз было еще много смешного.

Прежде всего веселили газеты. Поскольку был август 2009 года, то в них как раз обсуждалась «юбилейная» исто­рия, правда, не такая давняя как у меня в этой книге, - Со­ветско-Германский договор 1939 года, «пакт Молотова-Риббентропа». В частности, повеселила огроменная статья в киевском «Дне»... Это такая серьезная большая газета под названием «День», мне в гостинице ее клали в номер бес­платно, как в Москве вам предложат «Коммерсант» или «Ведомости». Кстати, всегда удивлялся тому, как издатели любят давать газетам название «День», забывая, что при склонении он неизбежно будет превращаться в «Дно»...

Итак, в серьезной киевской газете «День» некий очень серьезный кандидат философских наук с лицом человека

607

Особенности национального пиара

сильно и нехорошо пьющего пенял украинцам за то, что они не спешат поддержать инициативу Евросоюза-ПАСЕ по уравниванию Сталина и Гитлера, по сведению к единому знаменателю СССР и нацистской Германии.

Аргументация по всему тексту примерно такая: «Даже евреев бравые чекисты уничтожили больше, чем эссесовцы (так, с двумя «с», в тексте) и гестаповцы».

И вывод: «Надо сделать хорошей традицией и ежегодно вечером 23 августа зажигать в каждом доме на окне свечу в память жертв самых жестоких тираний XX века. Зажигать как символ нашей молитвы и памяти»...

Ну и так далее.

Зато в одесской газете «Сегодня» (тоже, прямо скажем, не самое оригинальное название) веселый писатель Олег Бузина остроумно глумился над такими «сурьезными» ки­евскими дядьками. «Пакт Молотова—Риббентропа больше всех ругают те, кто из-за него прирос землицами... Особен­но почему-то в Литве, которая приобрела благодаря этому договору свою нынешнюю столицу Вильнюс». Как мы по­мним, на момент заключения пакта этот город принадле­жал Польше и носил славянское имя Вильно.

«Вся нынешняя Западная Украина, включая и Галичину, и Волынь вошли в состав УССР только благодаря сделке Сталина и Гитлера», — продолжает Бузина. И напоминает, что Галичину отдал Польше «великий украинский патриот Семен Петлюра. А злой гений тоталитаризма, «лютый кат украинского народа», как теперь у нас говорят, Иосиф Ста­лин взял да и исправил историческую ошибку головного атамана УНР».

Но газета живет один день, давайте о вечном.

В Киево-Печерской лавре (расположенной ныне на ули­це Ивана Мазепы) экскурсовод Кирилл (кстати, совершен­но блестящий) раз шесть упомянул о том, что единствен­ным ее благодетелем, единственным, кто жертвовал на со-

Заключение. О роли штампа в истории

хранение святыни, был Мазепа. Вот она, пресвятая Трои­ца — Мазепа, Петлюра, Бандера, — их нынешние украин­ские власти навязывают в качестве новых национальных героев Украины.

В общем, не удивительно, что малороссийский супер­олигарх XVIII века что-то там отстегивал на благотвори­тельность. В конце концов, профессиональному предателю, который по жизни подставил, погубил и предал всех своих союзников и соратников: от поляков и своих Козаков до Петра и чужого Карла, было что замаливать.

Но когда за одну экскурсию одно имя повторяется с де­сяток раз, то начинает казаться, будто Мазепа и основал Печерский монастырь, и был его главным подвижником. А может, и христианство на Руси ввел именно он. И даже, скажем, то, что именно в этих пещерах в XI веке появился первый на Руси врач, который оказывал больным систе­матическую госпитальную помощь - травками и молитва­ми, и первая больница, и чуть позже — первый историк — монах Нестор, все это как-то блекло перед величием гет­мана.

В той же газете «День», в том же номере, где походя ин­формировали, как сталинские соколы убили больше евре­ев, чем гитлеровские эсэсовцы, была статья «Мазепа архи­тектор европейской Украины?» Тире перед словом «архи­тектор» было, вероятно, пропущено по недосмотру коррек­тора, а знак вопроса совершенно точно был вставлен толь­ко для пущей «интересности» и некой дискуссионное™. Чтоб читали. Сомнений в архитектурных способностях гет­мана в этой сфере авторы сего опуса не испытывают ни ма­лейших. Киевские власти, почему-то считающие себя евро­пейцами, — прямые политические потомки предателя.

Нам же этот безусловно неприятный персонаж, награж­денный Петром I специально ради него учрежденным ор­деном Иуды, интересен лишь одним.

608

609

Особенности национального пиара

Мазепа провел свою никчемную жизнь на некоем истори­ческом рубеже, после которого возможна та или иная трак­товка исторической личности. А до этого рубежа - ни-ни.

Потому что До XVIII столетия история Руси и России — это 100 % штамп.

И здесь надо объясниться.

«История да будет терпима ко мне, так как у меня есть намерение ее написать»(History will be kind to me for I intend to write it), - сказал Уинстон Черчилль. He люблю цитиро­вать его афоризмы. Во-первых, черчиллевским заемным остроумием пользуются все. Во-вторых, далеко не все у него удачно. А в-третьих, никогда ведь не знаешь, действитель­но ли произнес такую фразу этот толстяк-остряк, потеряв­ший Британскую империю, или ему опять что-то приписа­ли. Проверять-перепроверять времени нет...

Но тут очень к месту.

Дело в том, что, как бы мы ни относились к сэру Уинсто-ну, для его деятельности разные толкования действитель­но возможны. Вот можно сказать: погубил ты, Уинстон, со всеми своими шуточками-прибауточками Империю. А мож­но: спас ты Британию, попутно посасывая сигару и потяги­вая армянский коньяк. Тому и другому, поискав, можно найти массу доказательств. Искать есть где: фактов много, источников море, всегда найдется подходящий аргумент.

То же со Сталиным (кровавый диктатор, он же - эффек­тивный менеджер и великий государственный деятель). То же, предположим, с Рузвельтом. Или, скажем, с Мао.

О великих мужах более поздних времен и говорить не приходится: все они уже жили в эпоху самых массовых ком­муникаций. А ныне действующие, дай Бог им всем здоро­вья, кроме Ющенко и Саакашвили, - и вовсе живут в эру интернета. Хочешь не хочешь, а каждый твой чих и пук бу­дут откомменитрованы если не в новостях, то в блогах — по самое не могу.

Заключение. О роли штампа в истории

Если же смотреть с середины XX столетия «вниз», в глу­бины истории, то возможность трактовки какое-то время сохраняется. Точнее, еще как-то сохраняется она на про­тяжении нескольких столетий.

Конец XIX - начало XX вв. Николай II слаб, бездарен, да еще и кровав. Николай II любит свой народ, бережет его, а еще крайне совестлив и деликатен, и вообще - хороший семьянин...

Конец - начало XIX вв. Наполеон Бонапарт - величай­ший человек в истории. Наполеон Бонапарт - выскочка и тиран, водит за нос весь мир...

Конец XVII - начало XVIII вв. Петр I - великий рефор­матор. Петр I - безумный разрушитель...

И то и другое будет правдой, и то и другое - хотя бы в значительной степени — доказуемо. Но где-то на рубеже XVII столетия, а у нас на наших просторах все-таки и со столетия XVIII, смолкают комментаторы, исчезают вари­анты, гаснут цветные экраны, и картинка становится чер­но-белой. Кстати, как раз до этого самого рубежа доведе­но повествование в этой книге.

Где-то выше мы говорили, что история - место тесное. Коли вести обратный отсчет от начала XVIII столетия, если смотреть в глубь веков, то совершенно очевидно: каждому историческому персонажу достается только одна краска -белая или черная. В массовом сознании однозначны абсо­лютно все герои.

До конца XVII века русская история напоминает шахма­ты. Все фигуры только двух цветов. Белые — хорошие, чер­ные — плШКие.

И знаете, это нормально. Это, что называется, провере­но временем. Такова Традиция.

На стереотипах держится человеческое сознание. А штамп помогает общественности как-то еще помнить с грехом пополам далекие от нее времена, до которых у нее,

610

611

Особенности национального пиара

общественности, по большому счету нет дела. У нее другие дела: кормить детей, достраивать баньку на доставшихся от родителей шести сотках, отдавать кредит за машину, и если сойдется бюджет - ездить летом в Турцию.

Зачем нормальному обществу десять версий еще черт знает какого-то Лжедмитрия?

Зачем выносить внутренние разборки историков на суд общественного мнения? То, что для специалиста - инте­ресная гипотеза и тема дискуссий, вне круга профессио­налов — простое запудривание мозгов. Каковое никогда не осуществляется просто так — для красоты эффекта.

На самом-то деле это другая операция. Не запудрива­ние, а промывание.

История при всей своей пыльной библиотечной сущнос­ти, при своей опрокинутости в прошлое - вещь на самом деле ужасно актуальная. Не зря о ней спорят в газетах...

Сейчас, прямо на наших глазах, она в очередной раз ис­пользуется как инструмент. Бывает, люди насилуют исто­рию. Бывает, история насилует людей. Б данном случае -историей насилуют людей. И все все понимают: речь не о науке, не о восстановлении истины, а о современной поли­тике.

Исторические вопросы поднимаются и резко актуализи­руются, когда появляется потребность либо легитимизиро­вать либо делегитимизировать власть и ее действия.

Во времена русской Смуты не было более востребован­ного специалиста, чем летописец-историк, выяснявший, кто ближе всех к Рюрику. Во времена Генриха VIII не было бо­лее востребованных людей, чем историки-богословы, кото­рые могли дать экспертное, основанное на прецедентах, заключение, что он имеет право разводиться с женой-ко­ролевой. Сумасшедшие карьеры делались на этом и зара­батывались огромные деньги.

Десятью годами ранее это не имело никакого значения.

Заключение. О роли штампа в истории

Так и сейчас. Кого по большому счету интересовала под­линная ситуация вокруг пакта Молотова-Риббентропа и Мюнхена, скажем, в 1965 году? Мир стабильный, биполяр­ный, шаг вправо, шаг влево — ядерный удар, и все. Сейчас международная ситуация нестабильна.

Принцип «пусть мертвые хоронят своих мертвецов» больше не работает. Действует принцип «скелеты из шка­фа». Служанкой политики история выступает в такой по­литической ситуации, когда может на что-то повлиять. На общественные настроения - точно может.

Никогда раньше любая власть и отношения между госу­дарствами не зависели в такой степени от общественного мнения. Не в классическом понимании того, что оно форми­рует власть - ничего оно в действительности не формирует. А в том плане, что задействованы механизмы информацион­ного общества. Информация больше чем когда-либо способ­на подвигать людей либо на действие, либо на бездействие.

Механизм такой. Берется острая тема - тот же пакт Мо­лотова-Риббентропа, - еще более затачивается, актуали­зируется и в результате формирует общественное мнение. А оно, в свою очередь, через информационные каналы ока­зывает влияние на действия политиков. К моменту приня­тия политических решений уже никто не помнит о том, кто выступил инициатором актуализации темы. В данном слу­чае — темы сползания Европы во Вторую мировую войну и роли Сталина-СССР-России в этом.

Уже сегодня нам говорят, что мы (Сталин вместе с Гит­лером) виноваты в ее развязывании. Поверьте, завтра ска­жут, что мы в ней проиграли. И теперь, хитрецы и жадины такие, уклоняемся от выплат репараций и контрибуций.

Дико? Дико сегодня, а завтра...

Каков будет наш ответ? А это зависит от того, насколько мы доверчивы и безответственны будем, насколько позво­лим себе промыть мозги. Не так давно, в перестройку, сен-

612

613

Особенности национального пиара

сации с переворачиванием исторических фактов и реалий с ног на голову (или, как тогда казалось, — с головы на ноги) были крайне популярны. Кончилось развалом страны.

Общество со смещенными ценностными ориентирами — подранок, легкая добыча для фальсификатров истории. Вспомните, о чем мы говорили в самом начале этой книги, в главе, посвященной XI веку. Стоит заронить сомнения в нашей национальной идентичности - и сразу встает вопрос о нашем праве на наши территории, наши природные бо­гатства, нашу воду и наш воздух.

«Юбилейная» возня по поводу «пакта Молотова-Риб-бентропа» показалась бы мелким хулиганством по сравне­нию с навязанной нам утратой основных ориентиров. За­меной одних штампов другими - противоположными.