I. Национальная политика в эру Хрущева и Брежнева

Сталин был холодный, скрупулезный и терпели­вый калькулятор в политике, который знал не толь­ко границы своих возможностей, но и природу объекта, на который направлена его политика. По­литик среди уголовников и уголовник среди поли­тиков, Сталин нашел в синтезе политики с уголов­щиной тот универсальный и магический рецепт, при помощи которого он действовал как в общей, так и в национальной политике. В его богатой уго­ловно-политической карьере вы не найдете ни од­ной предпринятой им политической акции, в кото­рой он потерпел бы поражение. Даже став неогра­ниченным диктатором, он не позволял себе ни эмо­циональных взрывов, ни импровизированных реше­ний. Как новые решения, так и пересмотр уже при­нятых, подготовлялись с расчетом на абсолютный успех.

Во всем этом его преемник Хрущев был анти­подом своего предшественника.

Сталин ликвидировал ленинский нэп и нэпма­нов – и уцелел, Сталин ликвидировал свободное крестьянство, составлявшее 80 процентов населе­ния страны, – уцелел, Сталин ликвидировал ленин­скую партию, организатора победы в Октябрь­ской революции и гражданской войне – уцелел. Но когда он подошел к проблеме ликвидации нацио­нальных республик и слиянию нерусских наро­дов с русским в одну коммунистическую нацию с одним общим русским языком, то тогда Сталин остановился, словно почуяв, что тут уж не уце­леет.

Хрущев решил: на что не осмелился Сталин, может отважиться он. По его поручению идеологи­ческий аппарат партии под руководством Суслова разработал целую комплексную программу дена­ционализации нерусских наций СССР, чтобы подго­товить их слияние с русской нацией. В программе этой нет элементов прямого насилия, да и названа она фарисейски и идиллически одновременно: «Рас­цвет и сближение наций». Но «расцвет» понимался как привитие нерусским народам русской культу­ры, а «сближение» – как слияние. Стержень про­граммы: превратить русский язык в родной язык всех нерусских народов как предварительное условие создания единой коммунистической нации.

Методы и каналы русификации предусматри­вались многообразные. Главные из них суть:

1. В связи со школьными реформами 1958 г. был принят закон, согласно которому изучение национального языка и обучение на национальном языке в национальных школах считались делом добровольным. От родителей зависело, в какую школу русскую или национальную – отдать своих детей. Родители также решают, на каком языке в национальной школе должно вестись обу­чение – на русском или родном языке. Разумеется, родители, думая об успешной карьере своих детей и хорошо зная, что дорога «наверх» идет через рус­скую школу, отдают детей туда.

2. В словарный фонд национальных языков на­меренно щедро вносятся русские слова и русская терминология, несмотря на наличие в этих языках соответствующих эквивалентов. Даже русское но­ вое словообразование с связи с развитием техники предлагается включить в национальный язык, хотя национальное словообразование сразу дало бы понять, о чем речь (например, «вертолет», «пыле­сос», «телевидение» и др.).

3. Массовая колонизация славянским населе­нием Туркестана и Кавказа с установкой создания там славянского большинства в общем националь­ном составе республик.

Такая практика русификации нерусских язы­ков началась еще при Сталине, но широко прово­дилась в эру Хрущева. Поэтому неудивительно, что, например, по данным специалистов, в тюрко-татарском словаре за 1958 г. в два раза больше русских слов, чем это было в словаре 1929 г., а в узбекском словаре зарегистрировано за тот же период около 20 процентов слов русского происхождения. С тех пор процесс русификации национальных языков развивается стремительно и в более широком масш­табе. Энтузиазм русификаторов в области литерату­ры порой принимает уродливые формы, граничащие с нелепостью. Москва, например, не разрешает ли­тераторам национальных республик переводить на родной язык иностранных классиков с языка ори­гинала, т. е. они должны переводить их с русского перевода (совсем недавно азербайджанцы перевели Гете на свой язык с русского перевода).

Против такой практики переводов иностран­ных книг выступают даже сами русские авторы. Так, в Казахстане русский критик В. Лобин дал уничтожающую характеристику таким переводам, когда писал: «Переводить иностранных писателей, труды иностранных ученых с русских переводов на казахский язык – это все равно, что получать масло из молока, прошедшего через сепаратор». Прави­тельственная газета «Известия» оказалась настолько задетой этим выступлением русского человека в защиту нерусских языков, что назвала его дерзкой «вылазкой против великого русского языка» («Известия», 28. 12. 1963).

Были случаи, когда и сами националы вы­ступали в защиту чистоты своих языков (в том же Туркестане, см. «Партийная жизнь Казахста­на», № 9, 1959). В Грузии даже создали в явоч­ном порядке специальный «Комитет за чистоту национального языка». Те же «Известия» не за­медлили подвергнуть грузинскую инициативу раз­громной критике с чисто великорусских позиций, чтобы другим нерусским народам неповадно было подражать грузинам (см. «Известия», 24. 9. 1963). Сейчас, почти через четверть века, известный со­ветский писатель, пишущий по-русски и по-кир­гизски, Чингиз Айтматов поведал внешнему миру, как развивается киргизская национальная куль­тура. Он заявил: «Не надо изображать дело так, что в наших национальных сферах все решено и нет ни­каких проблем... Размышлять надо о том, насколь­ко глубоко и демократично развивается нацио­нальная культура, национальное самосознание... Русский язык – великий, но это не означает, что не надо обращать внимание на внутренние зако­номерности другого национального языка и при­вносить в него, в частности, из русского то, что мож­но не привносить. Курьезным фактом в этом смыс­ле являются названия двух областных газет, вы­ходящих на киргизском языке – одна из них на­зывается ''Исык Кол правда- си'', а другая ''Нарын правда -cи''...Меня это глубоко оскорбляет. Что же это за народ с тысячелетней историей, у которого в языке отсутствуют слова ''правда'', ''истина'', ''справедливость''. Кому нужно такое ко­верканье русского языка и унижение киргизского, в котором только синонимов понятия ''правда'' насчитывается около десяти». («Литературная га­зета», 31.8.1986).

То, чем возмущается здесь Айтматов, однако, было и остается «генеральной линией» партии в языковой политике. В эпоху Хрущева партийные философы выдвинули даже совершенно новую идею в отношении дальнейших перспектив разви­тия национальных культур народов СССР. В основе новой идеи лежал тезис: нерусские народы могут создавать свою национальную культуру на русском языке. Так, журнал «Вопросы философии» утверж­дал, что потеря родного языка не означает для не­русских народов, что они лишаются тем самым воз­можности творить свою национальную культуру. Успехи языковой русификации среди малых наро­дов СССР выдавались как предвосхищение перехо­да на русский язык культуры и литературы наций союзных республик. Журнал писал: «У нас в СССР имеются факты, когда многие племена, народности и небольшие нации используют русский язык для развития своей национальной культуры» («Вопросы философии» № 9, 1961). В этой связи журнал наз­вал народы, которые начали создавать националь­ную культуру и литературу на русском языке: карелы, удмурты, марийцы, коми, мордва и осе­тины.

Если в школах к литературе партия применят прямые и открытые методы русификации, то суще­ствуют сферы, где она прибегает к косвенным и скрытым методам для достижения той же цели:

1. массовая миграция славянского, преимуществен­но русского, населения в нерусские республики;

2. новостройки – заводы, фабрики, совхозы – в национальных республиках создаются со смешан­ным «интернациональным» контингентом рабочих из разных народов, чтобы они между собой вынуждены были говорить по-русски;

3) в армии нет на­циональных формирований не только из-за недове­рия к националам, но еще и для того, чтобы смеши­вая национальных солдат с русскими, поставить их в условия необходимости изучить русский язык;

4) места заключения (тюрьмы, лагеря, ссылки) тоже являлись и являются «школой интернацио­нального воспитания» наций на русском языке. В 1959 г. Хрущев захотел узнать, каких же успехов достигла политика «интернационализации» на русской основе за сорок с лишним лет суще­ствования советской империи. В том году была про­ведена, впервые после 1926 года, Всесоюзная пере­пись населения СССР, где специально был поставлен вопрос о том, как велик процент среди нерусских, считающих русский язык своим родным языком. Успехи языковой политики оказались скромными, если сравнить их с большими усилиями партии, с ее неограниченной властью. Так, если по переписи 1926 г., нерусских, признавших русский язык своим родным языком, было 6,6 миллиона человек, то в 1959 г. их стало 10,2 миллиона. Языковая асси­миляция чувствительно коснулась главным образом маленьких народов и народов, не имеющих своей территории. У более крупных народов ее успехи не­значительны. Если брать союзные республики, то только среди славянских народов, живущих в го­родах со смешанным населением, число людей счи­тающих русский язык своим родным языком, составило в 1959 г. от 10 до 15 процентов, среди балтийских народов и молдаван оно не доходило и до 5 процентов, в то время как во всех туркестан­ских республиках и Грузии этот процент ниже двух, а в Азербайджане выше двух. Среди армян, 44 процента которых живут вне Армении, считают русский родным языком 8 процентов. Разнообразной оказалась картина и в автономных республиках. В девяти из 17 автономных республик, где населе­ние живет компактной массой, процент националов, считающих русский язык родным языком, исчис­ляется от одного до пяти, а в республиках со сме­шанным населением он поднимается до восьми. Наибольший успех языковой ассимиляции отмечен среди народов, живущих в СССР без собственной территории, без собственных школ, без националь­ной литературы и искусства. Так, среди русских немцев 25 процентов признали своим родным язык русский, среди поляков 45 процентов, среди евреев – 78 процентов.

Я хочу быть правильно понятым. Величие рус­ского языка и гениальные творения русских клас­сиков, писавших на нем, являются достижениями всей мировой культуры и литературы. Только не надо, как сам Ленин говорил о русификации, «за­гонять в рай дубинкой», если она даже завернута в бархат псевдоинтернационализма.

Отказ от коренизации в 30-е годы означал про­возглашение нового курса в национальной полити­ке, состоящего из двух связанных между собой эле­ментов – языковая денационализация снизу и декоренизация органов власти сверху. О первом аспекте нового курса мы уже говорили, будем говорить и дальше, но сейчас поговорим о втором аспекте. Еще при Сталине были введены в национальных респуб­ликах институты «вторых секретарей» партии и «первых заместителей» главы правительства, назна­чаемых прямо из Москвы. Существовало неписа­ное правило, что первого секретаря партии, предсе­дателей правительства и «парламента» назначают из представителей коренной национальности рес­публики (кроме Украины и Белоруссии). С 30-х годов это новое положение стало законом с уточнением функций «вторых секретарей», которые отныне руководят двумя отраслями партийной работы: распределением кадров и «интернацио­нализацией» республик. Этот пост не может зани­мать местный национал или даже местный русский. Его занимает партаппаратчик, непосредственно на­значенный из ЦК КПСС и только перед ним ответ­ственный.

Второй секретарь – не только московское бди­тельное око, но и фактический правитель. Юридиче­ский правитель – «первый секретарь» – национал – это знает точно, знает также, что при малейшем на­рушении правил игры его бесцеремонно высадят из кресла «первого».

В назначении «вторых секретарей» не делается исключения и для тех республик, первые секретари которых добрались в своей партийной карьере до самого Политбюро (Кунаев, Рашидов, Мжаванадзе), если бы даже эти первые секретари были и чекист­скими генералами (Алиев, Шеварднадзе). Так же обстоит дело и в отношении государственных ор­ганов. Есть определенный круг должностей, кото­рые и здесь занимают лица, непосредственно назна­ченные из Москвы – «первые заместители» предсе­дателей советов министров и президиумов Верхов­ных советов, а также должности, которые, в прин­ципе, могут быть заняты москвичами: руководи­тели госбезопасности, внутренних дел, военных округов, гарнизонов и пограничных войск, а также руководители предприятий всесоюзного значения.

Хрущев сначала тоже придерживался этого ста­линского порядка, но вносил коррективы в непо­следовательную политику Сталина. Сталин не раз­решал назначать «вторых секретарей» в Грузию, Азербайджан и Армению из Москвы. Хрущев ввел и там институт «вторых секретарей». Сталин не разрешал назначать первыми секретарями Украины и Белоруссии украинцев и белорусов. Хрущев впер­вые отменил и этот порядок, назначив в обеих рес­публиках первыми секретарями соответственно украинца и белоруса. Хрущев вскрыл на XXсъезде партии уголовные преступления Сталина, гранича­щие с народоубийством – поголовную депортацию в Среднюю Азию и Казахстан чеченцев, ингушей, карачаевцев, балкар, калмыков, и восстановил их автономию.

Хрущев и в этом не был последователен, не реа­билитировав крымских татар, месхов, немцев. Не был он последователен и в проведении старой кадровой политики в туркестанских республиках – первыми секретарями назначать местных людей. С Хрущева соответственно началась практика назна­чения русских первыми секретарями в Казахстане. Когда первый секретарь ЦК Казахстана казах Шаяхметов и второй секретарь русский Афонов высту­пили против славянской колонизации Казахстана под видом поднятия целины, то Хрущев их вызвал в Москву и сообщил им, что они сняты, назначив на их место Пономаренко и Брежнева.

Хрущев решил вернуться к дореволюционному ленинизму – к слиянию наций.

Мы видели, что до революции Ленин был вра­гом любой формы федерации для России. Респуб­лику, которую он провозгласил после захвата вла­сти, он сначала объявил просто Российской совет­ской республикой. Только на IIIсъезде Советов 25 января 1918 года Ленин, предчувствуя опасность распада Российского многонационального госу­дарства, в случае если он будет настаивать на уни­тарной форме правления, решил объявить Россий­скую республику Российской федерацией (РСФСР).

Ленин скоро увидел, что даже такую форму федерации отвергают как национальные коммунисты, так и нерусские народы. Их пугало и отталки­вало слово «Россия». И вот, когда в 1922 году рус­ские и национальные большевики решили объеди­нить независимые советские республики в одну но­вую федерацию, то тогда и возник новый тип феде­рации – СССР.

По конституции СССР, к компетенции прави­тельства в Москве были отнесены только шесть отраслей государственного управления:

1. иностранные дела,

2. военно-морские дела,

3. внешняя торговля,

4. пути сообщения,

5. почта и телеграф,

6. финансы.

Во всех остальных отраслях государственной жизни федерированные советские республики оста­вались суверенными. Соответственно были созданы и правительственные органы власти (наркоматы): одни двойного подчинения, как ВСНХ, продоволь­ствия, труда, финансов и РКИ, другие только мест­ного подчинения – как наркоматы внутренних дел, юстиции, просвещения, здравоохранения, социально­го обеспечения. Конечно, было единое централизо­ванное коммунистическое руководство над всеми республиками, но и здесь ленинский устав оговари­вал автономии национальных компартий в решении местных проблем. Некоторые из этих прерогатив ленинской конституции, в том числе и право сво­бодного выхода союзной республики из состава СССР, перекочевали и в сталинскую конституцию 1936 года. Конечно, любая конституция при одно­партийной системе – пустая бумажка, одна лишь проформа, чтобы придавать диктатуре партии ви­димость правового государства. И все-таки Сталин предпочитал проформу, сохраняя федерацию квази­суверенных национальных республик.

Хрущев пришел к выводу, что наступило время подумать не только о конкретных сроках наступле­ния коммунизма, но и о слиянии наций, как это предусматривает сама цель коммунизма. Обе эти проблемы Хрущев поставил в третьей Программе партии, установив для решения первой проблемы совершенно конкретный срок – построить комму­низм через 20 лет (1961-1980), а вторая проблема была сформулирована в Программе на эзоповском жаргоне партии, а потому не была понята. Между тем расшифровать эзоповский язык было нетрудно. Хрущев хотел не больше и не меньше, как превра­щения национальных республик в географические понятия. Вместо сталинской формулы «расцвет национальных по форме и социалистических по со­держанию культур», Хрущев и его шеф-идеолог Суслов выдвинули новую формулу, о которой уже говорилось: «расцвет и сближение наций». Из этой формулы намеренно была исключена «националь­ная форма» Сталина, то есть национальный язык как главное орудие любой национальной культуры. Причина ясна: когда произойдет «слияние наций» через «сближение», то и язык будет для всех один – русский.

Первой ступенью к слиянию наций и созданию единой коммунистической нации и является новая социальная общность – так называемый «советский народ».

Стыдливо избегая упоминать дореволюционную формулу Ленина «целью социализма является не только сближение наций, но и слияние их» (Ленин, Соч., т. 22, IVизд., стр. 135-136), «Программа КПСС» говорит, что задача партии – это «дальней­шее сближение наций и достижение их полного единства». (Программа КПСС, 1961 г., стр. 112-113).

Посмотрим, как рисовалась в Программе пар­тии судьба союзных республик в ближайшие два десятилетия. Сначала оговоримся, что текущая на­циональная политика Хрущева в вопросах управле­ния, как и его общая политика, была более либе­ральная, более умеренная и более терпимая после тридцатилетней тирании Сталина.

В ряде законов и актов 1957 года значительно были расширены права союзных республик. Однако в главном и решающем положение не изменилось: суверенитет союзных республик как был, так и остался фиктивным. Им расширили круг админи­стративных полномочий, не трогая их вассальный статус. Ведь в законоинициативе и законотворче­ской деятельности между «суверенной» союзной республикой, скажем, Узбекистан и простой ад­министративно-территориальной единицей (скажем, Орловская область) никакой абсолютно разницы нет. ЦК партии Узбекистана имеет те же права и обязанности, что и Орловский обком партии (сам Устав КПСС ставит центральные комитеты ком­партии союзных республик в один ряд с обычными обкомами РСФСР в отношении их прав и обязан­ностей).

Органы верховной власти в Узбекистане – Вер­ховный Совет и Совет Министров – осуществляют ту же «законодательную» и административную власть, что Орловский областной совет и облиспол­ком с той только разницей, что в Узбекистане дуб­лируют уже принятые в Москве законы, как свои собственные, а Орловская область проводит их в жизнь без дублирования. Поэтому не было ничего удивительного и неожиданного, когда Кремль запи­сал в свою Программу следующее положение: «Развернутое коммунистическое строительство означает новый этап в развитии национальных от­ношений в СССР, характеризующийся дальнейшим сближением наций и достижением их полного един­ства... Границы между советскими республиками в пределах СССР все более теряют свое былое зна­чение» (Программа КПСС, 1961, стр. 20). В Про­грамме сказано и об общем языке для всех наций СССР: «Русский язык фактически стал общим язы­ком общения и сотрудничества всех народов СССР» (там же, стр. 22).

Что в Программе речь шла о ликвидации давно несуществующей федерации союзных республик в ближайшем будущем, было видно из интерпретации Программы авторитетным органом Академии наук СССР – журналом «Советское государство и пра­во». Вот что писал названный журнал по свежим следам принятия Программы: «В настоящее время вопрос о национальных взаимоотношениях в СССР имеет лишь прямо ком­мунистическую постановку – достижение всесто­роннего единства советских наций с конечной перс­пективой их полного слияния... если раньше степень федерирования, характер национальной государ­ственности, юридическое содержание национально-государственных границ имели значение гаранта на­циональной свободы, то теперь они по существу не имеют больше такого смысла... Уже сейчас можно с уверенностью сказать, что с этой стороны нацио­нальная государственность и федерация в целом вы­полнили свою историческую миссию» («Совет­ское государство и право», М., 1961, № 12, стр. 15, 23). Другими словами, поскольку федерация и федерированные республики уже выполнили свою историческую миссию, они подлежат упразднению. Вероятно, в качестве подготовительной меры по реорганизации союзных республик в администра­тивно-территориальные единицы обычного русского типа, хрущевское руководство задумало и новые филиалы ЦК КПСС – Среднеазиатское бюро ЦК КПСС и Закавказское бюро ЦК КПСС. Такое же бюро, видимо, планировали создать и в Прибалти­ке. Во главе этих бюро ЦК были поставлены мо­сковские партаппаратчики среднего ранга, не являю­щиеся ни членами, ни кандидатами ЦК. Они руково­дили центральными комитетами союзных республик Средней Азии и Закавказья, первые секретари ко­торых были членами ЦК КПСС, два из них даже кан­дидатами в члены Политбюро (Мжаванадзе, Рашидов). Так, секретарю одного из московских райко­мов Ломоносову было поручено руководить, как председателю Среднеазиатского бюро ЦК КПСС, четырьмя союзными республиками – Узбекистаном, Таджикистаном, Киргизией и Туркменией. Одному из рядовых секретарей московского горкома Бочкареву, как председателю Закавказского бюро ЦК КПСС, было поручено руководить тремя кавказ­скими республиками – Грузией, Арменией и Азер­байджаном. Таким образом, союзные республики, находящиеся по конституции между собой и Мо­сквой в прямой федеративной связи, к тому же, согласно той же конституции, «суверенные» в осу­ществлении власти в пределах своей территории, были лишены своих, пусть даже бумажных, но все же конституционных прав и поставлены под надзор московского наместника с чрезвычайными правами.

Грубо был нарушен и устав партии, согласно которому центральные комитеты компартий союз­ных республик находятся в прямой связи и непо­средственном подчинении ЦК КПСС.

Не было никакого сомнения, что эта акция на­ходится в общей связи с подготовкой ликвидации федерации и преобразования союзных республик в административно-экономические регионы. К этому выводу приходишь, когда знакомишься с персо­нальным составом названных бюро ЦК. Вот состав Среднеазиатского бюро. В нем представлены четыре национала – первые секретари центральных коми­тетов перечисленных республик и пять русских чи­новников: председатель Среднеазиатского совнар­хоза, начальник главного управления по ирригации, начальник Среднеазиатского управления по хлопко­водству, управляющий Среднеазстроем и сам пред­седатель бюро ЦК КПСС.

Из этого состава видны функции бюро ЦК – завершить экономическое районирование в Средней Азии, в результате которого исчезнет их националь­но-государственный статус.

Это должно было произойти в те же сроки, ко­торые Программа КПСС назвала для построения коммунизма в СССР – до 1980 года. К этой дате должно было завершиться и слияние всех наций СССР в одну коммунистическую нацию. Цитирован­ный автор из Академии наук СССР писал на этот счет: «Взаимная ассимиляция наций по сути дела денационализирует национально-территориальные автономии и даже союзные республики, приближая и с этой стороны советское общество к пункту, за которым полное государственно-правовое слияние наций станет делом обозримого будущего» («Со­ветское государство и право», 1961, № 12, стр. 24).

Тут воистину комментарии излишни.

Когда собственные выдвиженцы Хрущева сверг­ли его путем заговора, то все предпринятые и наме­чаемые им реформы были объявлены плодом его необузданной фантазии, плодом субъективизма и волюнтаризма. Этим объяснили даже и его всемир­но-историческую заслугу – разоблачение культа и преступлений Сталина, что доказала частичная ресталинизация в эру Брежнева. Была объявлена оши­бочной и его установка на ликвидацию националь­ных республик в ближайшем будущем. Отсюда и решение брежневского руководства распустить Среднеазиатское и Закавказское бюро ЦК КПСС. Вернулись к испытанной сталинской великодержав­ной политике денационализации национальностей, рассчитанной на длительный исторический период.