IV. Пакт, который развязал войну и расширил империю

В 1985 году Москва праздновала сорокалетие победы над Германией. Выступая с докладом по этому поводу 8-го мая 1985 г. генсек Горбачев при­писал эту победу Сталину и советской политиче­ской системе, но обошел молчанием важнейший до­кумент, который развязал войну – пакт Риббентропа-Молотова от 23-го августа 1939 г. Однако, выступая с докладом к 70-летию Октября, он остановился на этом пакте, дав ему ортодоксально-сталинскую оценку. Вот что сказал Горбачев: «Го­ворят, что решение, которое принял Советский Союз, заключив с Германией пакт о ненападении, не было лучшим. Возможно, и так, если не руко­водствоваться жесткой реальностью... вопрос стоял так... быть или не быть нашей стране независимой, быть или не быть социализму на Земле».

Горбачев повторяет давно опровергнутый доку­ментами фальшивый тезис Сталина, что он заключил пакт с Гитлером, потому, что западные демократи­ческие державы не хотели заключить с СССР обо­ронительный союз против Германии да еще толкали ее на войну с Советским Союзом. Вот слова Гор­бачева: «У западных держав расчет был другой: поманить СССР обещанием союза и помешать тем самым заключению предложенного нам пакта о ненападении, лишить нас возможности лучше под­готовиться к неизбежному нападению гитлеровской Германии на СССР» («Правда», 3. 11. 1987).

Горбачев и авторы его доклада явно не в ладу с элементарной человеческой логикой: почему же за­падные державы, когда Гитлер действительно на­пал на СССР, выступили в этой войне не на стороне Германии, или не остались нейтральными, а высту­пили на стороне СССР? Если бы Москва заключи­ла союз с демократическим Западом, то Гитлер не осмелился напасть на СССР, зато и Сталин не осмелился бы расширить свою империю. Оста­новимся на анализе взаимных обязательств пакта. Интересна сама предыстория «пакта Риббентропа-Молотова».

На XVIIIсъезде партии в 1939 году Сталин дал понять Гитлеру, что их интересы в возможной бу­дущей войне идентичны. Сталин настойчиво внушал Гитлеру, что это англо-американцы и французы за­интересованы спровоцировать войну между Гер­манией и СССР. Почему? Сталин доказывал, что если возникнет война между Германией и СССР, то западные демократические державы захотят дать им ослабнуть в затяжной войне, а потом диктовать Германии и СССР свою волю. По словам Сталина, политика Англии, Франции, США сводится к тому, чтобы «не мешать Германии увязнуть в европей­ских делах, впутаться в войну с СССР, дать всем участникам войны увязнуть глубоко в тине войны, поощрять их в этом втихомолку, дать им ослабить, истощить друг друга, а потом, когда они достаточ­но ослабнут, выступить на сцену со свежими сила­ми, выступить, конечно, в "интересах мира" и про­диктовать ослабевшим участникам войны свои условия...

Характерен шум, который подняла англо-­французская и североамериканская пресса по по­воду советской Украины... Похоже на то, что этот подозрительный шум имел своей целью поднять ярость Советского Союза против Германии, отра­вить атмосферу и спровоцировать конфликт с Германией без видимых на то оснований» (см. «Во­просы ленинизма», стр. 571).

Сталин, как видно из данной цитаты, умышлен­но отводил предупреждения западных демократи­ческих держав и западной прессы, что Гитлер гото­вит войну против СССР (это ведь было предусмот­рено и в библии нацистов – в «Майн Кампф» Гитле­ра), с тем, чтобы, во-первых, психологически под­готовить будущий союз СССР с гитлеровской Герма­нией как раз с той целью, какую Сталин приписы­вал западным державам, а именно: втравить Гитле­ра в войну против них; и во-вторых, дав Германии и западным державам ослабить друг друга в этой войне, самому выступить на сцену, чтобы навязать всей Европе большевистский порядок вместо гит­леровского «нового порядка».

Эта стратегия «дальнего прицела» сработала только отчасти, зато просчеты Сталина имели чудо­вищные последствия для народов СССР.

Подготовляя радикальный поворот во внешней политике Советского Союза в сторону агрессии, Сталин думал, что достойным союзником в этом ему будет Гитлер, если соблазнить его идеей анти­демократической коалиции с целью раздела Евро­пы между Германией и СССР. Чтобы убедить Гитле­ра, что намерения Кремля серьезны, надо было убрать и психологическое препятствие на этом пути. Таким препятствием был англофил, народный ко­миссар иностранных дел СССР, еврей – Максим Лит­винов, с которым Гитлер и Риббентроп не хотели иметь дело. Поэтому Сталин снял Литвинова с его поста и на его место назначил 4 мая 1939 года пред­седателя Совнаркома Молотова, поручив ему зон­дировать почву для заключения пакта с Германией.

Очень скоро выяснилось, что Сталин возложил на Молотова далеко не легкую миссию.

Когда советские историки пишут о причинах и предпосылках Второй мировой войны, они либо обходят молчанием «пакт Риббентропа-Молотова», либо явно фальсифицируют его предысторию и со­держание. Цель фальсификации ясна всем: обелить Сталина и снять с Кремля вину за развязывание Гитлером Второй мировой войны, ибо «пакт Риб­бентропа-Молотова», разделив Европу на сферы влияния, гарантировал Гитлеру свободу действия в Западной Европе, обеспечивал его советским страте­гическим и военно-стратегическим сырьем, давал Гитлеру возможность более основательно подго­товиться к нападению на СССР, изолированному одним этим пактом от демократического Запада. Даже инициативу заключения пакта советские исто­рики стараются приписать Гитлеру, а не Сталину. Между тем, из секретных документов архива гер­манского министерства иностранных дел, опубли­кованных Государственным департаментом США в 1948 г., видно, что Гитлер хотел заключить со Сталиным только экономический пакт, а Сталин хотел иметь пакт политический. Процитируем сна­чала советских историков. В официальной шести­томной «Истории Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.» они пишут, что 30 мая 1939 г. гер­манский статс-секретарь заявил советскому пове­ренному в делах в Берлине Астахову, что «имеют­ся возможности улучшить советско-германские от­ношения», а 3 августа Риббентроп якобы предло­жил тому же советскому поверенному «советско-германский секретный протокол, который разгра­ничил бы интересы обеих держав по линии на всем протяжении от Черного до Балтийских морей» (стр. 174). Авторы шеститомника утверждают, что советское правительство ответило на эти предло­жения отказом. Разумеется, никаких доказательств на этот счет советские авторы не приводят, ибо та­ких доказательств нет. Наоборот, есть документы, которые говорят о советской инициативе в подго­товке пакта. Так, 20 мая 1939 г. на предложение германского посла в Москве графа Шуленбурга начать экономические (торговые) переговоры меж­ду Берлином и Москвой, Молотов ответил, что прежде, чем заключать какие-либо экономические сделки, надо создать «политический базис» («Nazi-Sovietrelations1939-1941. Dokuments from the archives of the German Foreign Office, 1948, Dep. of State, Washington, p. 6-7. Имеется русский перевод Ю. Фельштинского, Телекс, 1983, Нью-Йорк).

В ведомстве Риббентропа безошибочно поняли, что предложение Молотова о создании «политиче­ского базиса» есть не игра в дипломатию, а серьез­ный сигнал о возможном повороте во внешней по­литике Кремля в сторону держав «Оси» – Германии и Италии. Намотав себе это на ус, руководители Третьего Рейха начали действовать исподтишка. Сначала они делают все, чтобы разжечь у Кремля аппетит к повороту в желаемую сторону, а потом создают соответствующую психологическую атмо­сферу среди своего народа, чтобы подготовить его к факту возможного прекращения давнишней идео­логической войны против большевизма. В осуще­ствлении обеих целей Риббентроп настолько хорошо преуспел, что 20 августа 1939 г. Гитлер направил Сталину телеграмму, в которой предложил ему при­нять министра иностранных дел Германии 22-23 ав­густа для заключения пакта между Германией и СССР о «дружбе и ненападении». Сталин немедлен­но ответил согласием. Как толкуют советские исто­рики этот факт? Вот их комментарии из «Истории Великой Отечественной войны»: «СССР мог либо от­казаться от германских предложений, либо согла­ситься с ними. В первом случае война с Германией в ближайшие недели стала бы неминуемой. Во вто­ром случае Советский Союз получал выигрыш во времени» (стр. 175-176). Если верить этому совет­скому комментарию, Гитлер путем шантажа заста­вил Сталина подписать пресловутый пакт в течение каких-нибудь 12 часов! Если бы мы поверили со­ветским историкам, то выходило бы, что пакт, развязавший Вторую мировую войну и, в конечном счете, спровоцировавший и нападение Гитлера на СССР, был заключен под диктовку Гитлера, а не подготовлен трехмесячными и весьма интенсив­ными дипломатическими переговорами и политиче­ским торгом между Гитлером и Сталиным о разделе между ними Европы, как это было на деле.

Немецкие документы как раз говорят о послед­нем. Приведем некоторые выдержки из них на этот счет. Граф Шуленбург после 30 мая еще раз посетил Молотова 5 июня, и о результате этого посещения он сообщает своему шефу в Берлине, подчеркивая, что Молотов по-прежнему настаивает на политиче­ской дискуссии и что «наше предложение начать только экономические переговоры кажется ему не­достаточным» («Nazi-Sovietrelations...», р. 16).

15 июня советский поверенный в делах в Берли­не Астахов посетил болгарского посланника Драга-нова. Болгария была в тесных связях с Германией, и Кремль хорошо знал, что содержание беседы Аста­хова с Драгановым сейчас же станет известно Риб­бентропу. Астахов сообщил Драганову: Советский Союз в создавшейся международной обстановке может либо заключить пакт с Францией и Англией, либо затягивать переговоры, чтобы возобновить дружеские отношения с Германией. Желание Кремля Астахов выразил предельно ясно: «Если бы Гер­мания объявила, что она не нападет на СССР или за­ключила бы пакт ненападения с СССР, то СССР, возможно, воздержался бы от заключения догово­ра с Англией» (стр. 21). (Заметим тут же, что до­говор о взаимопомощи с Францией был заключен еще в 1935 году.)

При встрече с Молотовым 29 июня граф Шулен­бург спросил Молотова, что он имел в виду, когда предлагал «создание новой базы отношений» меж­ду СССР и Германией. Посол в тот же день телегра­фировал в Берлин, что Москва очень заинтересо­вана в продолжении контакта, однако он получил указание от Риббентропа не форсировать больше политические переговоры с Москвой. Зато экономи­ческие переговоры продвинулись так далеко, что уже 22 июля в советских газетах сообщалось, что в Берлине успешно закончены советско-германские торговые и финансовые переговоры. Через пять дней Астахов был вызван в министерство иностран­ных дел, где доктор Шнурре ему сообщил, что, по мнению Берлина, советско-германские отношения пройдут через три стадии: первая стадия – заключе­ние торгового договора, вторая стадия – нормали­зация политических отношений, третья стадия -возвращение к старому договору 24 апреля 1926 го­да о дружбе и нейтралитете между Германией и СССР или заключение нового договора.

В конце беседы доктор Шнурре, ближайший сотрудник Риббентропа, сделал заявление об иден­тичности идеологии большевизма, фашизма и на­ционал-социализма. Вот буквально его слова: «Имеется одна вещь, общая в идеологиях Германии, Италии и СССР, – это оппозиция против капитали­стических демократий. Ни мы, ни Италия не имеем ничего общего с капитализмом Запада. Поэтому нам показалось бы совершенно парадоксальным, если бы СССР, как социалистическое государство, оказался на стороне западных демократий» (стр. 33).

Идеологическая аргументация доктора Шнурре была неотразима – национал-социализм, фашизм и большевизм создали однотипные государства с то­талитарной системой и террористической практи­кой правления, как альтернативу западной либе­ральной демократии. Поэтому у них не было почвы для идеологических противоречий, были только противоречия территориально-стратегические, а именно – кому, каких и сколько захватить чужих стран. Сейчас речь шла об этой фактической стороне проблемы. Выяснилось, как прав был Риббентроп, когда предложил своему послу в Москве занять вы­жидательную позицию в контактах с Молотовым, зная, что Москва долго не выдержит и раскроет свои карты. Действительно, через два дня после беседы с доктором Шнурре – 29 июля – Астахов сделал запрос в Берлине, согласно ли германское правительство, чтобы интересующие обе стороны проблемы обсуждались на более высоком уровне. 4 августа Риббентроп заявил Астахову, что Берлин согласен улучшить отношения с Москвой, а 14 ав­густа Молотов предложил Риббентропу начать по­литические переговоры в Москве. Риббентроп при­нял предложение посетить Москву с целью, как он выражался, доложить точку зрения Гитлера Стали­ну. Но Кремль хотел не выслушивания точки зре­ния, а принятия конкретных решений. Поэтому Молотов сообщил Берлину, что Москва хочет начать политические переговоры, но они должны вестись в Москве и «по этапам». Таким образом, теперь уже Кремль, убедившись, что Гитлер всерьез хочет за­ключить политический пакт, сам прибегает к тактике проволочек. Не потому, что Москва хочет сорвать переговоры или по каким-либо соображе­ниям завести их в тупик. Сталин твердо решил за­ключить пакт: ведь сама идея принадлежала имен­но ему. Однако в начавшейся с Гитлером политиче­ской игре в руках Сталина была козырная карта, какой не было у Гитлера. Дело в том, что Англия и Франция предлагали Советскому Союзу заключить оборонительный союз против возрастающей воен­ной угрозы со стороны Германии. Такой союз дол­жен стать подобием старой «Антанты» «Трой­ственного согласия» начала века между Францией, Англией и Россией – направленного против кайзе­ровской Германии и ее тогдашних союзников.

Короче говоря, Сталин, решив выступить с англо-французской картой против Гитлера, начал свою привычную двойную игру. Как уже говори­лось, 10 марта 1939 г. на XVIIIсъезде партии он открыто обвинил Англию, Францию, США и их пе­чать в провокационной кампании, которую они, якобы, ведут, чтобы спровоцировать войну между Германией и Советским Союзом. Цель этих держав по Сталину: дать Германии и СССР ослабеть в вой­не, а потом самим вступить в войну и разгромить как Германию, так и СССР. Однако верный своей двуличной политике, Сталин уже через неделю -18 марта 1939 г. – предлагает созвать совещание представителей СССР, Великобритании, Франции, Турции, Румынии и Польши, чтобы обсудить об­становку, создавшуюся в Европе после вторжения Германии в Чехословакию. Советский Союз по до­говору 1935 г. с Чехословакией о взаимной воен­ной помощи обязан был помочь Чехословакии. Однако Сталин отказался сделать это. Мюнхенская капитуляция 1938 года западных держав перед Гит­лером в какой-то степени объяснялась тем, что Сталин уже тогда, осенью 1938 г., дал понять, что под военной помощью соседним государствам Мо­сква понимает их фактическую оккупацию Крас­ной Армией, чего эти страны боялись не меньше, чем оккупации немецкой армией.

Итак, Сталин продолжает двойную игру. 2 июля, в разгар советско-германских переговоров в Берли­не и Москве, Кремль передает Англии и Франции проект договора о союзе СССР, Франции и Англии против Германии. Но Советский Союз выдвинул в качестве условия заключения этого тройственного союза предоставление ему права ввести Красную Армию на территории Польши, прибалтийских стран и Финляндии в виде гарантии против возможного немецкого вторжения в эти страны. 11 августа 1939 г. Кремль приглашает в Москву военные мис­сии Франции и Англии для обсуждения своего проекта военной конвенции. Советскую военную делегацию возглавили маршалы Ворошилов и Ша­пошников. И вот как раз эти переговоры Кремль намеренно заводит в тупик, настаивая на явно не­приемлемом для демократических стран требо­вании санкционировать фактическую оккупацию Красной Армией территорий Польши, прибалтий­ских стран и Финляндии. Однако англо-француз­ские военный миссии не имели и не могли иметь полномочий распоряжаться судьбами суверенных государств. Естественно, переговоры кончились без­результатно, но они сыграли роль, которую им от­водил Сталин. Перговоры эти официально еще не были прерваны, когда немцы, не без тревоги сле­дившие за ними, включились в игру. 14 августа Риб­бентроп дает указание Шуленбургу, чтобы тот про­чел Молотову его телеграмму, не вручая ее послед­нему. В телеграмме содержалось утверждение, что Англия и Франция хотят вновь втянуть Россию, как и в 1914 г., в войну против Германии, в войну, от которой выиграют только «западные демократии». Риббентроп повторил свое предложение, что хочет прилететь в Москву, чтобы доложить лично Сталину точку зрения фюрера по данному вопросу. Кремль отвечает, что до приезда Риббентропа надо провести еще определенную подготовительную работу. Те­перь, однако, разыгрался, видимо, аппетит и у Риб­бентропа, которого советская разведка по разным каналам, в том числе через болгарского посланника Драганова, снабжала фальшивками о наблюдаю­щемся якобы «прогрессе» в переговорах с англо-французами. 16 августа Риббентроп вновь телегра­фирует своему послу. Шуленбург на сей раз должен внушить Молотову, что, поскольку Германия со­гласилась с идеей политического пакта с СССР, на­до спешить, ибо каждый день может вспыхнуть конфликт между Германией и Польшей. В тот же день Молотов сообщает немецкому послу, что Мо­сква готова заключить пакт. Но к нему, по мнению Кремля, должен быть приложен «секретный допол­нительный протокол», в котором были бы точно определены сферы влияния подписавших его дер­жав в Восточной Европе. 19 августа подписывается торговый договор между Германией и СССР, а 22 августа в Москву прибывает Риббентроп для за­ключения договора политического.

Я уже указывал, что идея торгового догово­ра принадлежала Риббентропу, а идея политиче­ского договора – Молотову. Чтобы добиться заклю­чения этого политического договора, Москве при­шлось подписать договор торговый на совершенно невыгодных для СССР условиях, да еще обязаться снабжать потенциального военного противника стра­тегическим сырьем в явный ущерб интересам обо­роны собственной страны.

Советский Союз экспортировал в Германию зерно, нефть, платину, фосфор и другое сырье. Док­тор Шнурре, подписавший торговый договор с Ми­кояном, телеграфировал в Берлин, что все это сырье «для нас имеет ценность золота». Упоенный этим своим первым успехом, Риббентроп прибыл в Кремль в полной уверенности, что вторая его победа в виде политического пакта с Москвой позволит фюреру кромсать карту Европы так, как это ему за­хочется. Он не ошибся. 23 августа 1939 г. в присут­ствии членов Политбюро во главе со Сталиным, Риб­бентроп и Молотов подписали «Договор о ненападе­нии между Германией и СССР».

К договору был приложен «Секретный дополни­тельный протокол», составленный в Кремле и по­сланный в Берлин еще накануне. Суть протокола: Гитлер и Сталин делят между собой Польшу. Этно­графическая Польша отдается Германии со стату­том протектората, а польские восточные области – Западную Украину и Западную Белоруссию – ан­нексирует Советский Союз. Сталин признает сво­боду действий Гитлера в Западной Европе. За это Советский Союз получает право присоединить к СССР Бессарабию, Северную Буковину, прибалтий­ские государства и даже Финляндию. После цере­монии подписания договора Молотов устроил в честь Риббентропа пышный банкет в присутствии Сталина и всей его клики.

Эти люди, которые одним росчерком пера и в течение каких-нибудь пяти минут решили судьбы пяти независимых государств, отлично понимали, что они готовят небывалую до сих пор в истории мировую катастрофу. Тем не менее, они торжест­вовали как свою победу трагедию этих народов. Ели икру, пили шампанское, слушали музыку, а тостам не было конца. Один тост даже вошел в историю. Об этом тосте, совершенно не предусмот­ренном дипломатическим протоколом, Риббентроп нашел нужным немедленно доложить фюреру. Тост этот произнес Сталин: «Я знаю, как крепко германский народ любит своего вождя. Поэтому мне хочется выпить за его здоровье» (см. Rossi, A. «Russian-German alliance. 1939-1941». Beacon Press, Boston, 1951, p. 75).

Нужно только на минуту вообразить себе антисемита Риббентропа, чокающегося с евреем Кагановичем, чтобы постичь всю бездну амо­ральности этих торговцев судьбами человечества. Разбойник из Берлина не только по-дружески чокался с разбойниками из Москвы, но даже чув­ствовал себя там словно в своей фашистской ком­пании. Вспоминая об этом банкете, Риббентроп рассказывал впоследствии министру иностранных дел Италии Чиано, какие мысли обуревали его тогда: «Я чувствовал себя в Кремле, словно сре­ди старых партийных товарищей» (там же, стр. 75).

Риббентроп был не единственным фашистом, который питал родственные чувства к большевиз­му. Им был и сам духовный вождь фашизма Бенито Муссолини, который в октябре 1939 г. авторитет­но констатировал: «Большевизм в России исчез, и на его место встал славянский тип фашизма» (там же, стр. 77). Большевики в долгу не остались. Ста­лин вложил в уста Молотова слова, которые вполне могли бы принадлежать Гитлеру или Муссолини. Вот эти слова Молотова в «Правде» от 1 ноября 1939 г.: «Идеологию гитлеризма, как и всякую дру­гую идеологическую систему, можно признать или отрицать... Но любой человек поймет, что идеоло­гию нельзя уничтожить силой, нельзя покончить с ней войной. Поэтому не только бессмысленно, но и преступно вести такую войну, как война на унич­тожение гитлеризма».

Сталин, как и нынешние продолжатели его дела в Кремле, оправдывал заключение пакта с Гитлером ссылкой на абсурдный аргумент: Советский Союз, мол, выиграл два года, чтобы готовиться к войне с Германией. Никто не смел привести контраргумен­ты: а чем мы занимались двадцать два года как не подготовкой к войне, чтобы «бить врага на его соб­ственной территории», как выражался Сталин. К тому же, разве готовятся к войне, снабжая в то же самое время будущего врага военно-стратегиче­ским сырьем?

Чтобы еще полнее удовлетворить аппетиты Гит­лера таким сырьем не только из СССР, но и из дру­гих стран через СССР, И февраля 1940 г. было за­ключено новое советско-германское соглашение, опять-таки явно в ущерб советским интересам. В свете будущей даты нападения Германии на СССР интересны и сроки поставок сторонами товаров. В то время как немцы должны были поставить свои товары Советскому Союзу в течение двадцати семи месяцев (машины и оборудование), Советский Союз обязался закончить свои поставки через 18 месяцев, то есть как раз к началу нападения Гер­мании на СССР. Кроме того, Москва обязалась по­купать для Германии металл и другое сырье в третьих странах, чтобы обойти английскую блокаду. Плюс к этому, Советский Союз разрешил Германии транзит через свою территорию немецких закупок из Маньчжурии, Афганистана, Ирана, Румынии. По поводу нового соглашения доктор Шнурре победо­носно сообщал в Берлин: «Несомненно, СССР обе­щает куда больше поставок, чем это оправдано с чисто экономической точки зрения, и он должен делать эти поставки частью за счет собственного снабжения... Соглашение означает для нас откры­тие дверей в страны Востока. Покупку сырья в СССР и в пограничных к нему странах можно еще больше расширить... Эффект английской блокады будет значительно ослаблен». («Nazi-Soviet rela­tions...» стр. 134).

Однако, насколько Сталин был щедр и аккура­тен в поставках Германии стратегического сырья и в деле организации транзитной службы немецких закупок в соседних с СССР странах, настолько же Гитлер был скуп и неаккуратен в ответных постав­ках. Кремль на это однажды пожаловался тому же Шнурре. Шнурре знал причину. Немецкое правитель­ство действовало намеренно, ибо, как сообщает Шнурре, «имеется директива рейхсмаршала Геринга избегать поставок в СССР, которые прямо или кос­венно усилили бы советский военный потенциал» (там же, стр. 200). Контуры «плана Барбаросса» (план нападения на СССР) вырисовывались в голове Гитлера еще при заключении «пакта Риббентропа и Молотова». В демократических странах об этом писали тогда открыто, но только один «гениаль­ный вождь и учитель» и его клика не могли раз­гадать коварные замыслы политического ефрей­тора из Берлина. В этом и главная причина того, что на рассвете 22 июня 1941 года германские самоле­ты, заправленные советским бензином, начали на широком фронте бомбить советские города. За ни­ми двинулись германские танки, заправленные тем же советским бензином. Под прикрытием этих танков двинулась и германская пехота, которая ела советский хлеб.

Преступный пакт Сталина с Гитлером раз­вязал Вторую мировую войну, в которой одних советских людей погибло более двадцати миллио­нов.