Возрождение римского права в Италии и его принятие в Европе

ГЛОССАТОРЫ

Ученые в области исследования истории европейского права долгое время считали, что возрождение римского пра­ва в Северной Италии в период XI и XII вв., а вместе с этим и создание предпосылок для общего признания и принятия этого права в Европе, было исторической случайностью. Именно с этой точки зрения были восприняты Дигесты, обнаруженные в виде рукописей в Пизе, тексты которых в форме рукописных копий позже попали в Болонью, где затем подверглись соответствующей обработке, осуществлявшейся в то время схоластическими методами. При обработке одного из таких текстов совершенно случайно были обнаружены знаменитые заметки глоссаторов, положившие начало их исследованию учеными-правоведами.

Теперь ученым стало совершенно ясно, что школа глосса­торов, была создана на базе толкования традиционных текс­тов римского права позднеантичного периода. Такие тексты сами по себе, конечно же, не являлись причиной создания глоссаторских школ. Речь в данном случае идет не о том вкладе, который благодаря комментариям, составлявшимся глоссаторами на полях этих текстов, явился одним из сос­тавных элементов всеобщего расцвета науки о праве в Север­ной Италии. Ученые больше уже не верят в правдоподоб­ность версии о том, что будто бы постоянно сохранявшаяся в юридических школах Западного Рима правоведческая тра­диция перешла затем в византийские экзархаты (по нашим понятиям, приблизительно соответствовавшие шве-

В средине века итальянские юристы, комментировавшие и толковавшие римское право путем составления заметок (глосс) на полях текстов римских кодексов (прим. пер.).

Экзархат (от греч. exarchos) - военно-административная единица в Византии конца VI-VII вв., управлявшаяся наместником (экзархом) {прим. пер.).

дским провинциям, ленам), например, Равеннский Экзархат, представлявший собой византийское владение в Северной Италии с центром в Равенне и посредничавший с ним в обла­сти позднеримских правовых традиций Византийский Экзар­хат в Болонье. Никаких сколько-нибудь убедитильных дока­зательств правдоподобности этой версии в настоящее время не существует. Тот источник, который, может быть, и можно было бы обнаружить или разыскать и, использовать его в качестве вспомогательного довода в пользу подтверждения такой версии, по всей вероятности, оказался бы по своей убе­дительности настолько хрупким, что вряд ли бы смог подт­вердить истинность любого довода в пользу столь сомни­тельно долго (в течение 500 лет!) сохранявшейся традиции.

Вместо этого ученые в области исследования европей­ского права наибольшее внимание стали уделять вопросам, связанным с методами и формами как начального обучения, непрерывно (начиная с позднеантичпого периода) проводив­шегося в начальных позднеантичны^ школах, так и препода­вания диалектики и риторики в высших школах, которое дальше уже продолжала церковь. Таким образом, начальные и высшие школы просуществовали очень долго. Такая же картина наблюдалась и в отношении законодательства Юстиниана, которое тоже весьма длительный период сохра­няло статус действующего права на всей византийской части Италии. В остальном же действовали законы, получившие позже название "Свод римского граждансхого права" ("Corpus Juris Civilis"). К этому же периоду римской истории относится интенсивный подъем экономической жизни в северных горо­дах Италии. Страна в этот период начала испытывать ост­рый недостаток и потребность в юридически образованном административном и судебном аппарате.

Однако школа научного правоведения, которая в XI в. приступила к обработке сохранившихся к этому времени текс­тов Дигест, занимавшаяся научной деятельностью, первона­чально совершенно не стремилась к созданию базы для под­готовки будущих юристов-практиков, а еще менее - к форми­рованию права, приемлемого для удовлетворения потребнос­тей общества. Рабочий метод этой школы представлял собой метод, использовавшийся в начальный период процветания Средневековья, а именно схоластику. Отправной точкой этого метода считалось единственное утверждение о том, что руко­писи античной эпохи обладали исключительным авторите­том, ибо в них содержалась правда о действительности (ratio scripta), т. е. в письменной форме выраженный здравый смысл. Для того чтобы ясно понимать содержание текстов, надо было только научиться читать их вслух. Идеологичес­кая подоплека такого требования заключалась в исключи­тельном уважении со стороны ученых XI в. к величествен­ным государственным порядкам, творческим, культурным способностям и научным результатам, которые были достиг-

нуты в античную эпоху. Какие-либо высказывания собствен­ного мнения о содержании текстов считались просто без­нравственными и бесплодными. В золотом веке античной науки было открыто множество истин, четко сформулиро­ванных в классических текстах. В результате наиболее важ­ные и авторитетные античные тексты стали для теологов и отцов церкви первейшей библией наряду с Платоном и имели для них такое же значение, какое имели Аристотель для философии, медицины и естественных наук и Плиний для географии. Для юристов авторитетом были Свод римского гражданского права и Дигесты ("Corpus Juris Civilis et Digesta'% которые они ставили на первое место. Авторитетом для глоссаторов было имя крупного новатора в этой области Ирнерия, который по образованию был тоже филологом.

В соответствии с методами схоластов рукописные свиде­тельства не могли быть опровергнуты экспериментальным путем. В этом отношении кредо схоластов выражалось в сле­дующих суждениях: "Если Аристотель назначал своим паци­ентам определенный курс лечения, а те в результате всегда умирали, то это было следствием их собственной вины, а не следствием назначенного лечения"; "Если Плиний утверждал, что в такой-то части Средиземного моря должен находиться некий остров, а очень многие моряки утверждали обратное, т. е. говорили, что они неоднократно плавали в этой части моря, но никакого острова там никогда не видели, то это сви­детельствовало только о том, что они или неправильно водили свои суда, или не могли обнаружить острова из-за тумана; "Если карта и местность, на ней обозначенная, не соответствовали одна другой, то в этом случае была права карта, а не местность".

Теперь легко понять, что глоссаторы были совершенно не заинтересованы как в самом историческом появлении Свода римского гражданского права, так и в методе возможного толкования его в качестве исторического источника. Они даже не пытались сравнить Дигесты с действовавшими в государстве правовыми нормами. В силу авторитетности для них римского права глоссаторы считали его легитимно дей­ствующим законом. Вместо этого они проводили подробней­шее исследование текстов Дигест, тщательно изучая мель­чайшие детали. В качестве основного метода они применяли филологический анализ, на основе которого вскрывали имев­шиеся в тексте противоречия, пытаясь докопаться до истины путем толкования неясных мест на базе объяснений, которые они находили в других частях текстов. Истина не должна была содержать в себе никаких внутренних противо­речий, а между тем наличие большого количества имевшихся в Дигестах противоречий, когда различные ученые часто

Ирнерий (Irnerius - около 1055-1060 - 1130 гг.), итальянский юрист, основатель школы глоссаторов {прим. пер.).

совершенно по-разному решали одни и те же правовые проб­лемы, по мнению глоссаторов, прежде всего должно было зависеть от неверного толкования примененной в Лигестах терминологии. Поэтому глоссаторы использовали аналити­ческий метод дифференцированных определений (distinctiones et subdistinctiones - общие и второстепенные понятия), который заключался в том, что они отыскивали значения взаимно один другому противоречивших терминов (использованных автором в различных второстепенных понятиях) до тех пор, пока, наконец, не обнаруживали этот термин в другом месте текста. По этому термину они определяли истинное значение непонятного термина и таким образом устраняли противо­речие. После этого глоссаторы составляли соответствующие заметки (глоссы), которые затем вносили на поля текста или вставляли между строк. Приведем лишь один небольшой пример обобщенного метода толкования, использовавшийся глоссаторами.

Допустим,, если глоссатор находил, что некий обнаружен­ный им в Дигестах текст сообщал, что оговоренное в нем некое традиционное право должно было обрести силу право­вого источника в случае использования его "в течение дли­тельного времени", то у него сразу же возникал естественный вопрос: А что именно следует подразумевать под понятием "в течение длительного времени"! 5, 10, 15, 20 или 50 лет?" Конечно же, ответ на вопрос следовало искать в самом тек­сте, и глоссатор начинал скрупулезно исследовать его до тех пор, пока, наконец, не находил смысл понятия "в течение длительного времени" и не обнаруживал, что под этим поня­тием имелся в виду институт давности, устанавливавший двадцатилетний срок применения традиционного права. Теперь ему становилось совершенно ясно, что именно подра­зумевалось под этим понятием. Он уже мог с полным осно­ванием утверждать, что в данном случае под понятием "в течение длительного времени" имелся в виду срок в 20 лет или, другими словами, упомянутое выше традиционное право должно было вступить в статус действующего правового источника после двадцатилетнего его применения.

Только что приведенный нами простейший пример, разу­меется, не может дать сколько-нибудь определенного пред­ставления о том, насколько глубоко глоссаторы исследовали и обрабатывали юридические тексты и каковы были сами результаты их исследований конкретного содержания этих текстов, каковы были результаты анализа содержавшихся в текстах понятий и, наконец, каковы были результаты обоб­щенных толкований юридических текстов. Ни до, ни после глоссаторов подобного рода юридические тексты никогда не были предметом столь глубокого, чисто филологического анализа, когда-либо проводившегося учеными, до такой сте­пени доскональности знавшими точное месторасположение каждого конкретного правового источника (мы подчерки-

6 Э. Аннерс

ваем, именно каждого) в каждом конкретном юридическом тексте. Можно также с полным основанием утверждать, что глоссаторы в своих трудах достигли гораздо больших успе­хов, нежели классические римские юристы, которые, несмотря на свои до мельчайших тонкостей отшлифованные методы анализа отдельных общих проблем, тем не менее совершенно не стремились к достижению терминологического единства и с точки зрения практического смысла - к созданию обобщен­ного представления о бесчисленном множестве институтов римского права. Имечно глоссаторы проделали эту гигант­скую работу. Впервые в истории. И именно поэтому школа глоссаторов рассматривается учеными в качестве основного источника зарождения позднеевропейской правовой науки.

Теперь о самом основателе школы глоссаторов - Ирнерии. О нем мы знаем очень мало. Известно только, что в 1118 г. он был еще жив и что его глоссы сохранились и дошли до нас в виде составленного (уже после его смерти) глоссато­рами сборника. В середине XII в. появилось известное обще­ство глоссаторов (quattuar doctores - общество четырех докто­ров), в которое входило четверо ученых: Булгар (Bulgarus), Мартин (Martinus), Xyro (Hugo) и Якоб (Jacobus). В 1158 г. эти ученые занимали посты императорских юристов при дворе императора "Священной Римской империи" Фридриха I Барба­россы и выступали в качестве советников императора в реше­нии спорных вопросов, возникавших между имепратором и ломбардским союзом городов. Следующими довольно изве­стными в свое время глоссаторами были юридически совер­шенно самостоятельные ученые Плацентин (Placentinus), умер­ший приблизительно в 1192 г., и Азо (Azo), умерший до 1235 г. Совместная работа этих двух ученых, известная под назва­нием "Summa Codicem", явилась одним из наиболее значимых трудов в области правоведения в период Средневековья.

И, наконец, венцом деятельности глоссаторов явился знаменитый труд Аккурсия (Accursius, 1185-1263 гг.) "Glossa Omaria", увидевший свет приблизительно в 1250 г. В этой работе были собраны и обобщены результаты исследований глоссаторов последнего периода. Его труд воспринимается юристами в качестве работы, до сих пор сохраняющей свой классический авторитет и в этом отношении превзошедшей даже сами Дигесты.

Между тем глоссаторы не представляли собой школу, выражавшую некие единые и общие для всех взгляды на проблемы правовой науки. Среди различных мнений и взгля­дов можно, пожалуй, выделить два основных направления, отражавших совершенно различные точки зрения и абсо­лютно разные подходы к правовым проблемам. Так, напри­мер, юрист Мартин, являвшийся представителем первого направления, постоянно подчеркивал в своих трудах прежде всего идеи о справедливости и законности (aequitas). Сторон­ники и последователи учения Мартина назывались госиан-

цами (Gosiani) по названию местности, в которой родился их учитель, город Госиа (Gosia).

Другой глоссатор, юрист Булгар (Bulgarus) отстаивал в сво­их работах совершенно противоположную точку зрения. Бул­гар, наследник и приверженец основателя школы глоссаторов Ирнерия (умер в ИЗО г.), выражал взгляды ортодоксальной фаланги Болонской школы глоссаторов. В соответствии со взглядами этого юриста, в юридической науке не должно быть места для того или иного правового толкования зако­нов, ибо закон, как считал Булгар, всегда и безукоснительно должен использоваться в строгом соответствии с его духом и буквой (jus strictum). Юные ученики Булгара представляли собой подавляющее большинство и уже в силу этого обстоя­тельства обладали преимущественным авторитетом. Среди "nostri doctores" ("наших докторов"), как эти юные юристы обы­чно любили называть друг друга в своем кругу, оказались и будущие известные юристы Азо (умер в 1220 г.) и Аккурсий (умер в 1260 г.).

Мартин и Булгар являлись выразителями двух противо­положных тенденций в области правоведения, которые пос­тоянно противоборствовали одна с другой. Первая тенден­ция в сущности являлась выражением идеалистического метода толкования законов (телеологический метод), а вто­рая относилась к формальному методу толкования тех же самых законов (метод толкования, основанный на точном соблюдении буквы закона).

Ниже мы воспроизводим случай, некогда рассказанный юристом Азо о Булгаре и Мартине, который может служить превосходной иллюстрацией глубоких расхождений во взгля­дах этих двух непримиримых глоссаторов. Сущность в следу­ющем. В соответствии с законодательством Юстиниана (С.5.18.4) в случае смерти замужней женщины полученное ею от своего отца приданое (dos profectitia) всегда должно возвра­щаться пережившим ее супругом тому, от кого это приданое было получено, т. е. в данном случае отцу умершей. Однако, по мнению Мартина на этот счет, в определенных случаях необходимо принимать во внимание наличие в семье детей. Если в семье остались дети, то после смерти матери, считал Мартин, супруг покойной, просто исходя из чувства элемен­тарной справедливости, мог оставить приданое в семье. Бул­гар же, до конца и во всем остававшийся верным своему уче­нию, наоборот, отстаивал точку зрения, в соответствии с которой муж, переживший жену, всегда и в любом случае был обязан строго и неукоснительно следовать духу и букве закона и в данном конкретном случае вернуть приданое умер­шей супруги ее отцу. Когда умерла первая жена Булгара, ее отец обратился к Мартину с вопросом: может ли он потребо­вать возврата приданого своей дочери или у него на это нет никакого права? Мартин ответил ему, что в данной ситуации Булгар имеет право на то, чтобы оставить приданое у себя,

так как после смерти жены у него остались дети. Однако, как это следует из содержания рассказа, Булгар отказался от сво­его права на приданое жены и предоставившейся ему воз­можности извлечения из этого случая личной материальной выгоды и вернул приданое отцу жены, убедительно подтвер­див этим стойкую приверженность своей доктрине. "Это нечто такое, - завершает Азо свой рассказ, - что господину Мартину явно не понравилось (quod domino Martino поп placuit)".

В течение целого столетия почти во всех трудах глосса­торов и консилиаторов по научному правоведению ощуща­лись отголоски противоборства взглядов Булгара и Мартина в области права, включая и судебное. Решение проблемы имело большое значение для юридической науки в целом, так как эта проблема часто имела прямое отношение к значи­тельным денежным суммам, вкладывавшимся в судебные процессы.

Поскольку вклад глоссаторов ограничивался чисто науч­ной областью, то их научная деятельность скорее имела ис-торико-педагогическое значение, нежели практическое юри­дическое. Особый интерес к школе глоссаторов заключался в том, что она отличалась в большой степени выраженным обратным воздействием на практические правовые нормы, несмотря на то, что воспринимала научные данные чисто схоластически, т. е. глоссаторская школа в лице своих пред­ставителей стремилась к объяснению или толкованию содер­жания того или иного авторитетного юридического текста. Дело в том, что глоссаторы в своей научной деятельности проявили себя весьма незаурядными педагогами и в каче­стве таковых обращали самое серьезное внимание на юриди­ческое образование своих юных питомцев в духе обучения их тем научным методам, которыми они сами владели в совер­шенстве. Та система университетского преподавания в обла­сти правоведения, которая в ХШ и XIV вв. через Болонский университет распространилась на большинство западноевро­пейских университетов, изначально преследовала точно такие же цели. Речь в данном случае шла вовсе не о том, чтобы обучить и научить студентов навыкам свободного обращения и владения нормами действовавшей тогда право­вой системы. Совсем нет. Речь шла как раз о другом, а имен­но: на базе научно-исследовательского материала глоссато­ров воспитать в своей среде высокообразованных юристов-ученых, свободно владеющих методами анализа и обобще­ния, созданными на основе филологического образования, полученного в глоссаторской школе. Срок обучения состав­лял, как правило, 7 лет. После завершения образования сту­денты держали строгий экзамен, на котором они должны были продемонстрировать свои способности в решении слож-

Consiliator — податель советов, советчик, советник {прим. пер.).

ных, содержавшихся в Дигестах правовых проблем, исполь­зуя схоластический метод.

Одним из важнейших элементов юридического образова­ния в Болонском университете были так называемые дис­путы, которые представляли собой единственную отличи­тельную особенность среди в остальном чисто теоретических форм преподавания. Эти диспуты выполняли посредничес­кую функцию между письменно зафиксированными в Коде­ксе Юстиниана правовыми нормами и их практическим при­менением в конкретном правовом конфликте. Основная роль диспутов заключалась прежде всего в том, чтобы вырабо­тать у будущих судей и адвокатов навыки практического применения римского права. Основным предметом обсужде­ний было так называемое quaestio или, другими словами, рас­смотрение условного правового спора.

Двум студентам давалось задание: перед преподавателем, выступавшим в роли председателя (суда) и поэтому являв­шимся для них решающим авторитетом, разыграть роль лиц, которые посредством обсуждения проблемы с противо­положных позиций (respondens et opponens) содействовали бы ее решению.

Рассмотрение такого имитированного правового спора, как правило, подразделялось на три отдельные составные части. Первая часть "дела" (вводная) обычно представляла собой изложение самого существа дела (casus), в ходе которого сту­денты должны были привести все те факты по делу, которые предшествовали открытию судебного процесса. После этого, т. е. во второй части, давалась сама формулировка проблем (quaestio). Формулировка облекалась в форму вопроса. И, нако­нец, третья часть завершилась тем, что преподаватель, как это и делалось в судах, ссылаясь на те или иные места свода законов Юстиниана, излагал студентам возможные вари­анты решения предмета спора (solutio).

Булгар, по всей вероятности, был первым юристом, кото­рый ввел в практику преподавания использование таких дис­путов. В качестве иллюстрации ниже приводится один из примеров такого рода преподавания, взятый из опыта работы его школы приблизительно в 1160 г.

Некто Титий поручил художнику-ювелиру Сею сделать золотое кольцо определенного веса и формы. Сей догово­рился с Титием о том, что для этого Титий должен достать ему древесный уголь, который необходим для изготовления кольца. Титий послал за углем своего раба. Раб пошел в лес, срубил дерево, поджег его и когда дерево сгорело, приготовил уголь, который он по приказу своего господина принес юве­лиру в дом. Ювелир, полагая, что уголь приготовлен как надо, велел рабу сложить уголь у стены своего дома, где он обычно хранил его. Но ввиду того, что из-за явной небреж­ности раба уголь был затушен не полностью, он спустя неко­торое время начал тлеть, после чего воспламенился. Пламя

перенеслось на дом, возник пожар, и дом сгорел до тла. Воп­рос заключался в следующем: мог ли ювелир подать в суд иск на Тития, основываясь на заключенном с ним договоре о найме (Locatio conductio), или прибегнуть к применению закона Аквилия (Lex Aquilia). Юрист Мартин, разбирая данный конк­ретный случай, говорит, что ювелир мог это сделать, моти­вируя случившееся следующим образом.

Если Титий послал за углем никчемного и неприлежного
раба, то в этом случае он сам (по собственной вине) обрек
себя на применение по отношению к нему (Титию) закона
Аквилия. В том же случае, если Титий послал за углем акку­
ратного и исполнительного раба, то, несмотря на то, что неб­
режность хотя и была допущена рабом (по его, раба, собст­
венной халатности), вина все равно должна была возла­
гаться на Тития, поскольку именно он (Титий) послал раба
за углем, в результате чего и возник пожар. Ниже дается
набор Дигест к только что описанному примеру.
Аля истца: Лля ответчика:

D.9.2.27.9 D.9.2.28

D.19.2.11 D.9.2.52.3

D.9.1.1 D.43.24.7

Институции 3.14

Как нам кажется, все дебаты происходили в рамках право­вых источников Кодекса Юстиниана. Булгар в качестве прак­тического руководства для респондентов (respondent - защит­ник) и оппонентов (opponent - противник) рекомендовал использовать отчасти высказывания своего коллеги юриста Мартина, а отчасти определенные места (выдержки) из рим­ских правовых источников. Благодаря такому подходу к проб­леме юридического образования студенты "поневоле" были вынуждены еще глубже овладевать правовыми знаниями и тем более еще глубже изучать нормы римского права. Что же касается самих диспутов, то они надежно обеспечивали воз­можность практического закрепления изучаемого материала и его применения в конкретных ситуациях.

Несмотря на то, что юридическое образование студентов строилось преимущественно на теоретической основе, оно тем не менее давало блестящие результаты даже при чисто практическом его применении, в особенности в области поли­тики, дипломатии, а также и в области системы администра­тивного управления. Магистр из Болоньи, в частности, обла­дал мастерски отточенным даром хладнокровно анализиро­вать острые политические вопросы, сложные и запутанные вопросы системы административного аппарата, мгновенно вычленять из множества второстепенных вопросов самые важные и опровергнуть любую систему аргументов на осно­вании логических ошибок и противоречий в доводах оппо­нента. Уже первые глоссаторы, вступившие на поприще юри­дической деятельности, сразу же оказались на самых высо­ких постах при императорском дворе, заняв должности лич-

пых советников императора. Образование, полученное во время учебы в школе глоссаторов, открывало перед ее выпу­скниками широкую дорогу к достижению карьеры на самом высоком политическом и административном уровнях. Весьма характерная деталь: число студентов в Болонской юридичес­кой школе в период около 1200 г. составляло 10 тыс. человек. Первые юридические факультеты, возникнув сначала в Северной Италии, стали быстро распространяться по всей Западной Европе, привлекая к себе все большее внимание, особенно в южной части Франции. Педагогическая деятель­ность этих факультетов была построена на базе научной дея­тельности педагогов-юристов, результаты которой мгно­венно доводились до студентов. Эта традиция теснейшего контакта между наукой и ее преподаванием позже прочно вошла в европейскую традицию юридического образования, став ее неотъемлемой составной частью. Система юридичес­кого образования Западной Европы оказала огромнейшее влияние на все последующее формирование юридических факультетов всего мира, которые стали создаваться по западноевропейскому образцу.

Однако значение глоссаторской школы для судейского корпуса оказалось намного меньшим, чем этого можно было ожидать, хотя многие юристы, получившие свое образование на юридических факультетах этой школы, после ее оконча­ния успешно служили в должности судей.

Дело в том, что в то время не существовало сколько-ни­будь значительной разницы между службой на высших административных постах и службой в судах. Что же каса­ется самого преподавания юридических дисциплин в школе глоссаторов, то тут необходимо сделать небольшую оговорку: это образование практически не давало студентам никаких знаний в области действовавшего тогда локального права, т. е. студенты не получали никаких конкретных знаний о мес­тных законах и традиционных правовых нормах. Кроме того, в течение довольно продолжительного времени само число студентов было невелико; в результате этого с экономичес­кой точки зрения и в целях удовлетворения более важных государственных потребностей было гораздо целесообразнее использовать выпускников школы не иначе как на должнос­тях, соответствовавших политическим устремлениям цент­ральной государственной власти. Школа глоссаторов не ока­зала также и сколько-нибудь существенного прямого влия­ния на развитие частного права. Как об этом только что упо­миналось несколько выше, студенты глоссаторской школы во время учебы были в основном ограничены учебой в рамках правовых норм, представленных в Дигестах. К тому же надо еще добавить, что многие из содержавшихся в Дигестах пра­вовых норм к тому времени уже успели утратить свою акту­альность в рамках существовавших тогда местных уставов и правовых традиций и поэтому просто-напросто не применя-

лись. С другой стороны, в пределах этих ограничений в школе глоссаторов начали формироваться новые правовые нормы, которых в Лигестах не было.