Ломкий листок

Последние несколько месяцев работа вызывает у меня лишь отчаяние. Еще раньше, в академии, мной двигала жажда изменить положение дел, но ничего не вышло.

Карта метро под Ферроксом теперь напоминает кротовье кладбище. Тоннели, опасно близко подошедшие к катакомбам старых кварталов, поспешно заштопаны досками и штырями из ржавого железа. В служебных переходах мало места, плохо утрамбованная земля пенится черными клочьями. Вентиляция задыхается в копоти, черный дым пожирает последние крупицы света, которые еще источает налобный фонарь. Как романтично. Здесь может родиться еще с десяток городских легенд, одна половина которых тут же сожрет другую.

Флер всего этого урбанистического очарования мгновенно развеется, если обывателю показать, как тут выполняются нормы технической безопасности. Никак, никак они не выполняются. Все строилось в спешке, наскоро, на глазок, только бы хватило для базового обслуживания. Временный лагерь давно превратился в город, но никто пока не решился закрыть метро на реконструкцию.

Ведь здесь самые окупаемые грузоперевозки, и каждый день простоя обернется для транспортных компаний сокрушительными убытками.

Неужели я столь многого хочу? Разве это только меня волнует? Почему желать, чтобы твой город процветал, это превышение должностных полномочий?

Я каждый раз указываю в отчетах, что необходимо срочно отремонтировать окружные пути, что кто-то роет ходы с той стороны, что пора позвать дозорных.

Но это бесполезно.

Жалобы остаются для дневника.

Участки под рекой укреплены не так плохо. Увы, их всего три. Остальным повезло не так сильно, и они понемногу крошатся, изнашиваются и смыкаются. Я даже не могу винить строителей: то, что не было построено на века, этих веков и не продержалось. Убийственно логично.

Я помню истории о глубоких ходах. Если верить мифам, в те тоннели даже время пробивается с трудом, и древние существа о нем не ведают, а потому живут вечно. Насколько истинны эти мифы, я надеюсь никогда не узнать. Метро все-таки не достигает таких эпических глубин.

Но иногда я обнаруживаю ответвления от основных линий, которых нет на схемах. А схемы составлены мной лично и проверены множество раз, каждый окружной тоннель, каждый тупик пронумерован и подтвержден.

Кроме черных глоток, которые раскрываются на стенах как будто сами по себе. Слишком правильные, чтобы быть трещинами в породе. А теперь – еще и слишком похожие на другие части комплекса.

Может быть, беспокойство слишком захватило меня, и в тумане ожесточенных внутренних дебатов мне не посчастливилось выйти на ложный поворот. Но я думаю, что этот поворот уже ждал меня. Старый город идет навстречу – пусть и не во плоти.

Я сижу на одной из разгрузочных станций, которых никогда не существовало. Путь впереди выстроен из штампованных блоков, условных, как театральные декорации. Я вижу повторяющийся узор на стенах. Вижу одну и ту же засечку на рельсах, которая воспроизводит себя каждые несколько шагов. Только небо знает, сколько раз мне придется пройти мимо нее; а до неба отсюда далеко.

Нельзя даже повернуть назад. Там ничего нет.

Хотелось бы мне сказать, будто я не знаю, что это за место.

Но я знаю.