Результаты и обсуждение

По инструкции в методике «Кто Я?» испытуемые должны были высказать 20 самооценочных суждений. Анализ продуктивности их работы обнаруживает заметное снижение: среднее количество от­ветов равно 15,2 при разбросе от 1 до 24. Последнее число может создать иллюзию высокой продуктивности части испытуемых, но оно объясняется тем, что эти лица рассказывали свою биографию, начиная с даты и места рождения, сообщая факты детства и про­чее, т.е. отвечали не на вопрос «Кто Я есть?», а на вопрос «Кем Я был?» Если же провести подсчет среднего числа суждений по пер­вому вопросу, то выясняется, что оно почти вдвое уменьшено — 9,6. Означает ли полученный факт ухудшение эффективности ра­боты обследуемых в собственном смысле? Такая интерпретация правомерна, но вероятно и вторичное падение продуктивности из-за произвольного или вынужденного обеднения содержания текущей жизни людей позднего возраста по сравнению с их про­шлым, на что они иногда указывают прямо и что косвенно отра­жается в поведении при их затруднении, например, назвать свои актуальные социальные роли. <...>

...Наиболее часто упоминаемыми у мужчин являются катего­рии деловой сферы, в которую преимущественно входят пере­числение видов работ и занимаемых в прошлом должностей, опи­сание отношения к работе, указание на стаж, реже приводятся формы деятельности, выполняемой в настоящее время (в основном общественной). Предпочтение ретроспективного раскрытия деловой сферы еще более заметно у женщин, хотя, описывая себя,они делают акцент главным образом на личностных качествах. При этом,чаще других женщинами упоминаются черты «честность» и «трудолюбие», мужчинами — «трудолюбие», «ответственность» и «исполнительность». Часть женщин (26 %) прослеживает измене­ния в своем характере с перевесом скорее в отрицательную сторо­ну («озлобленной стала», «менее оптимистична»), чем в положи­тельную («мудрее с годами становлюсь»).

Значительное место в описаниях занимает сфера интересов, увлечений, склонностей. Некоторые лица ограничиваются просто констатацией наличия общего интереса к миру («я в своем возрас­те еще всем интересуюсь»), однако превалируют сообщения о ка­ком-либо конкретном увлечении или занятии. В основном это пас­сивные формы проведения досуга: чтение (называемое чаще дру­гих), кино, телевидение, радио, посещение различных лекций и т.д. Активные формы реализации интересов встречаются реже (только 26 % женщин и 14 % мужчин говорят о них). Среди актив­ных форм у женщин — шитье, вязанье, разведение цветов, про­гулки в лесу, отдельные виды туризма, обращение к художествен­ному творчеству (живописи, поэзии, музыке); у мужчин — чте­ние лекций, проведение бесед, спорт. Часть высказываний каса­ется утраченных в связи с состоянием здоровья возможностей («ког­да не болели ноги, ездила по городам»). При этом отчетливо просмат­ривается возрастная динамика любимых занятий: от активных — в прошлом, к пассивным — в настоящем. Столь заметная представленность категории интересов и увлечений не кажется случайной. Хорошо известно, что с прекращением трудовой деятельности в случаях, если выход на пенсию не компенсируется значимыми для субъекта видами занятости, может наступить та или иная сте­пень дезадаптации, ухудшение психического и физического со­стояния [Москалец Г.М., 1982]. Среди пожилых людей, имеющих какое-либо увлечение, доля лиц, удовлетворенных жизнью, зна­чительно выше, чем среди тех, у кого любимого занятия нет \СачукН.Н. и др., 1981].

Существенной в самоописании является сфера социальных кон­тактов, что, по-видимому, также закономерно, ибо степень удов­летворенности социальными взаимоотношениями служит одной из базовых детерминант ощущения счастья в старости [Болтенко В. В., 1976]. Наиболее часты ремарки об общении, его стиле. Анализ этой группы высказываний обнаруживает, что для определенной части испытуемых общение — это сложная проблема («я всех боюсь», «я избегаю общаться с людьми»).

Применительно к оценке поведения обследуемого континген­та такие реакции понятны: прежние социальные связи сокращаются с возрастом, а переезд в пансионат влечет за собой необходимость налаживать новые знакомства, новый круг общения, что осуществляется не всегда успешно, и тогда человек сталкивается с проблемой одиночества. Описывая социальные контакты, жен­щины чаще говорят о помощи, которую они оказывают людям («я еще могу быть полезной», «стараюсь помочь людям»), изредка останавливаясь на конкретных видах помощи («покупаю лекарства другим», «ухаживаю за лежачей соседкой» и т. п.). Для женщин эта функция важна и, по-видимому, адекватна представлению о жен­ском стереотипе поведения: в помощи другим они видят и свою работу, и свой долг, ощущают собственную полезность, нужность, даже необходимость. Мужчины в данной категории высказываний характеризуют преимущественно установку к людям вообще («люб­лю и уважаю людей»), а также свои отношения с какими-то кон­кретными людьми, нередко — с противоположным полом («люб­лю дружить постоянно с определенным человеком, в частности с женщиной»).

К сфере межличностных коммуникаций тесно примыкает группа суждений, касающихся семьи. В нее входят ответы, отражающие семейный статус испытуемых, взаимоотношения в семье (в про­шлом и настоящем), описание супруга (супруги), детей, внуков или указание на их отсутствие, смерть близких. Если мужчины кратко очерчивают свое семейное положение, то женщины под­робно раскрывают эту тему, особенно отношения с детьми и вну­ками. Живя в пансионате, они продолжают проявлять заботу, осо­бенно о внуках, правнуках, помогать им, иногда обостренно пе­реживая их радости и неудачи. Женщины, не имевшие семьи или детей, всегда останавливаются на этом обстоятельстве, обычно выражая сожаление. Как правило, семейный климат в прошлом оценивается позитивно. Но не для всех семья была или остается источником счастья, встречаются высказывания о неудавшейся семейной жизни, о сложных отношениях с детьми («неудачлива в личной жизни», «личная жизнь не сложилась», «детям я уже не ну­жен»). Обращает внимание инверсия в ответах женщин и мужчин по содержанию в них элементов прошлого и настоящего: первые больше говорят о наличной семье, смещая интерес на следующие поколения (детей, внуков, правнуков), вторые — о прошлой, ак­центируя отношения со своим поколением (женой).

Немалое число ответов затрагивает тему здоровья испытуемых, которое у абсолютного большинства выступает предметом жалоб («У меня слабое здоровье», «болезнь глаз мешает рисовать» и т.д.). Вместе с тем есть лица, оценивающие свое соматическое состоя­ние весьма высоко («я по сравнению с другими стариками здоров», «особенно на здоровье не жалуюсь», «болею редко»).

Одной из отличительных особенностей самоописания в старо­сти является упомянутая выше его ретроспективная направлен­ность. Иногда обследуемые, окидывая взглядом свою жизнь, доходят до момента выхода на пенсию и на этом заканчивают пове­ствование. Собственно анализ жизненного пути здесь встречается не столь часто, как у пожилых. Женщины более, чем мужчины склонны анализировать свою жизнь, оценивая ее в целом. Прева­лируют положительные оценки прошедшей жизни, реже встреча­ется неудовлетворенность ею, указания на неосуществившиеся желания, мечты («хотела стать учительницей — не получилось») Многие высказывания, не относящиеся непосредственно к ана­лизу и оценке прожитого, тоже обращены в прошлое. Это касает­ся почти всех используемых категорий, везде встречаются сужде­ния ретроспективного типа, а также характеристики себя по от­ношению к тому, каким субъект был раньше, констатация или подчеркивание изменений с возрастом. Даже гражданство, про­фессия, имя даются нередко с эпитетом «бывшие» («бывшая граж­данка», «бывшая учительница»). Очень невелико количество отве­тов на вопрос «Кто Я?», обращенных в будущее. Показательно, что категория «желания, мечты» по частоте упоминания занимает одно из последних мест, причем высказывания этого рода дей­ствительно представляют собой мечты, а не планы, желания, а не намерения («посмотреть бы весь широкий мир "живьем ", а не по телевизору!»). По комплексу полученных суждений можно видеть, что временная трансспектива, охватывающая прошлое, настоящее и будущее субъекта, имеет определенно не симметричную конфи­гурацию с расширением ретроспективной части. Такие наблюде­ния полностью согласуются с данными ряда работ, свидетельству­ющих об особой валентности для личности в старости ее прошлого [Lens W., GaillyA., 1978; Ничипоров Б. В., 1978; Kastenbaum R., 1979; Болтенко В.В., 1980 и др.].

Анализ ответов испытуемых по наличию в них «чистых» описа­ний, оценок и проблем обнаруживает, что большинство сужде­ний относится к дескриптивным. У мужчин они составляют 79,9, у женщин — 74,4 % и являются, по существу, перечислением фактов жизни. Оценки, содержащиеся в ответах мужчин и женщин (соответственно 17,3 и 21,4%), имеют двоякий вид: обобщенные, точнее достаточно общие характеристики себя («я хороший чело­век», «я недовольна собой») и указания на свои конкретные досто­инства или недостатки («покладиста», «вспыльчив» и т.п.). Про­цент ответов, включающих проблему, очень невелик (2,5 у мужчин и 4,2 у женщин). Называемые проблемы связаны либо с состояни­ем здоровья (фактическим ограничением возможностей), либо с трудностями в межличностных коммуникациях («к сожалению, дух человека, его интересы, его желания не стареют вместе с телом» или «нет уже прежнего общения»). Следует заметить, что наши испытуемые лишь обозначают проблемы, стоящие перед ними, не пытаясь найти решение и, судя по приведенным высказывани­ям, не видят реальной возможности выхода. Но подобный характер вербальной продукции, конечно, не дает права на однознач­ное заключение об общем модусе поведения обследуемого кон­тингента, как его неспособности или нежелании справляться с трудностями, хотя элемент астении в вопросах решения жизнен­ных проблем здесь налицо.

Уже говорилось, что вопрос «Кто Я?» часть испытуемых склонна подменять вопросом «Какой Я?», стремясь описать свои личност­ные особенности, свойства характера, преобладающее настрое­ние и т.п. Более полные данные такого рода получены с помощью методики «Лист прилагательных». Примечательно, что в ней так­же явно проступает ретроспективная установка обследуемых — тяготение к отбору качеств, присущих им в прошлом («жизнера­достный был», «раньше была здорова»). При этом женщины считали утраченными силу, веселость, жизнерадостность, мужество, жен­ственность, здоровье, работоспособность, счастье; мужчины — силу, работоспособность. <...>

В беседах с людьми позднего возраста раскрывается особая зна­чимость темы здоровья. Испытуемые много и охотно говорят о нем... Для определенной части лиц старческого возраста здоровье приобретает характер некой сверхценности, способствующей по­рождению мотивации и деятельности по его поддержанию, со­хранению, обереганию.

В экспериментальной процедуре испытуемых просили указать кроме реальной также желаемую (идеал) и достижимую (могу) позиции. Из 55 испытуемых 28 дали отказ на инструкцию отразить желаемую позицию, мотивируемый тем, что «неуместно меч­тать о невозможном», «глупо желать неосуществимого», «надо хо­теть то, что выполнимо» и т. п. В это количество испытуемых пол­ностью вошли неадаптированные к старости и частично лица с ретроспективной направленностью СО. Участники опыта, отме­тившие свой идеал, либо не разводили его с реальной СО — «остаться в таком же виде без ухудшения», «так дожить до кон­ца», «на лучшее трудно рассчитывать в мои годы» (16 человек), либо если разводили, но проставляли желаемую позицию фор­мально, понимая, что расстояние между реальной и идеальной СО не может быть преодолено (11 человек). Идеальная СО в дан­ном случае не имела сколько-нибудь значительной смысловой на­грузки, не выполняла своей регулирующей функции, и надо ска­зать, что ее уровень был относительно невысоким... Не все из указавших желаемую позицию отмечали достижимую. Оцен­ка «могу» в большинстве случаев сливалась с реальной («что я могу? — уже ничего»), реже расходилась. В последнем варианте она имела некоторое сходство с тем психическим образованием, которое в психологии именуется «зоной ближайшего развития». Как оказалось, эта «зона» у них весьма мала. Реальную СО не отождествляли с достижимой почти исключительно испытуемые с активным приспособлением к старости. Этим лицам свой­ственна точка зрения, которую выразил один из них следующим образом: «Если бы человек жил только реальной жизнью, было бы страшно. Человек живет надеждами, стремится жить так, чтобы эти надежды превратить в действительность, чтобы эти результа­ты шли на пользу общества, а значит, и меня». Анализ бесед обнару­живает, что наиболее существенными факторами, препятствую­щими реализации идеальной и достижимой позиций по всем шкалам, являются: здоровье, возраст (старость), одиночество или обстановка в целом. Как и в методике Куна, временная перспекти­ва наших испытуемых характеризуется явным отсутствием актив­ной устремленности в будущее («ничего не хочется больше, нет пер­спективы», «будет не лучше, а хуже», «сохранить бы то, что есть»).

Очевидно, что у престарелых в вопросе выделения ведущего элемента СО как основы регуляции поведения ориентация идет на реальную СО, а не на идеальную и даже не на достижимую, что типично для предыдущих периодов жизненного цикла [Бороз­дина и др., 1983]. По проблеме уровня СО необходимо констати­ровать общее снижение самооценочной структуры: более низкое, чем на других возрастных этапах, положение идеальной СО (если она вообще обозначается субъектом); падение реальной СО при ее актуальной направленности (резко выраженное в слу­чае дезадаптации к старению); очень близкое к позиции реаль­ной СО положение достижимой (в индивидуальных данных нередко полное слияние всех трех элементов).

Как соотносятся с результатами исследования уровня СО ин­дексы, полученные по опроснику Розенберга? Основываясь на име­ющихся нормативах, согласно которым балл «О» обозначает са­мый высокий уровень самоотношения, а балл «6» — самый низ­кий [Rosenberg M., 1965], можно заключить, что медиальный ин­декс наших испытуемых демонстрирует средний уровень самоот­ношения для всей выборки. Он составляет 3,15 балла (у мужчин — 3,1; у женщин — 3,2), а это прямо соответствует зоне локализа­ции кривой СО испытуемых в методике Дембо — Рубинштейн. Кор­реляция результатов двух методик по критерию Спирмена значи­ма (р < 0,01). Поскольку с помощью пробы Дембо — Рубинштейн была выделена группа испытуемых с низким профилем СО, для них отдельно подсчитывался балл по тесту Розенберга, который также оказался более низким (4,2), что вновь обнаруживает соот­ветствие их рабочему диапазону при выполнении первой методики (приблизительно граница низкого и среднего секторов). Соответ­ствующая корреляция также значима (р < 0,01). Существует мне­ние, что методика Дембо — Рубинштейн направлена на изучение когнитивной СО [Ольшанский Д. В., 1980], а опросник Розенбер­га — на анализ общего эмоционально-ценностного отношения к себе \Crandall R., 1973]. В полученном материале уровень профиля СО достаточно тесно коррелирует со значением баллов, презентиотношение испытуемых к себе: снижение когнитивной СО в группе неадаптированных к старости соответствует более низко­му самоуважению, более негативному отношению к себе. Следует подчеркнуть вместе с тем, что в полной выборке обследуемых уровень СО (определенный по опроснику Розенберга) был выше полученного американскими исследователями для лиц возраста старости (5 баллов — Dobson et al., 1979), что свидетельствует, по-видимому, о заметно большем эмоциональном благополучии на­ших испытуемых.

Завершая изложение данных, необходимо упомянуть об устойчивости и адекватности СО. Первая определялась с помощью повторного предъявления шкал в методике Дембо — Ру­бинштейн.

В целом по выборке различия между предъявлениями оказа­лись не столь значительными, если ориентироваться на число шкал, но все же расхождения есть. Женщины... показали боль­шую стабильность в своих оценках: по критерию Вилкоксона не­совпадение их графиков значимо (р < 0,05) лишь по шкале «об­щая оценка себя» (5). Имеющиеся флуктуации заметнее в мужском профиле... по тому же критерию различия достоверны (р < 0,05) для шкал «здоровье» (1), «ум» (2), «характер» (3), «участие в тру­де» (6). Колебания СО происходили за счет изменения фона на­строения испытуемых (в основном у женщин) или за счет смены критерия оценки (чаще у мужчин). Испытуемые оценивали себя либо относительно людей только старческого возраста, либо от­носительно всех людей мира; в одном случае привлекали про­шлое, в другом — нет.

Данные об адекватности СО следует рассматривать пока в качестве предварительных, поскольку они касаются лишь двух шкал: «здоровье» (как наиболее значимой для испытуемых реаль­ности) и «характер» (как совокупности качеств наиболее очевид­ных в проявлении). Во избежание или для возможной минимиза­ции гало-эффекта, на роль экспертов были приглашены врачи пансионата. СО испытуемых по названным шкалам оказались за­метно ниже экспертных оценок. При заполнении шкалы «здоро­вье» и испытуемые и эксперты работают в одной зоне (около сре­динной линии, а чаще ниже ее), но оценка испытуемых несколь­ко «западает» в сравнении с экспертной и оказывается не совсем адекватной реальному положению дел, фиксируемому лечащим врачом. Этот результат несложно объяснить тем, что обследуемые оценивали свое здоровье не столько по наличию заболеваний с Учетом их прогноза, сколько по общему самочувствию, сравнивая ^его с былым статусом. Однако то же занижение испытуемые дают и по шкале «характер», но здесь расхождение между само- и экс­пертными оценками иногда весьма значительно: если испытуемые остаются главным образом в области выше или ниже средней линии, то эксперты проставляют оценки на границе высокого и среднего секторов, в результате образуется сдвиг в полсектора и более, при этом расхождение резче выступает в мужском профи­ле. Следовательно, по неполным, выборочным данным надо при­знать наличие некоторой неадекватности СО обследуемого кон­тингента в сторону занижения, но по сумме полученных резуль­татов не только не исключена, но и весьма вероятна неадекват­ность в сторону завышения.

Имеется ли соответствие между материалом, характеризующим основную выборку испытуемых и контрольную группу — лиц, живущих дома? По методикам «Кто Я?», «Лист прилагательных» и «Выбор ценностей» различий нет. Средний уровень реальной СО в дополнительной группе чуть выше середины шкалы. Однако по типу направленности и высоте СО этих испытуемых также можно отнести к трем выделенным выше категориям: с ретрос­пективной СО и средневысоким рабочим диапазоном (один чело­век); с актуальной направленностью СО, дезадаптацией и низ­ким рабочим диапазоном (один человек); с актуальной направ­ленностью СО, активной адаптацией и средним рабочим диапа­зоном (четыре человека). При заполнении шкал все члены конт­рольной группы проставили желаемую и достижимую позиции, однако у двух из них эти отметки по большинству шкал слиты. Остальные дифференцировали реальную и идеальную СО, но только у двоих имеется расхождение реальной и до­стижимой. По опроснику Розенберга средний индекс конт­рольной группы составляет 3 балла. Следует констатировать, та­ким образом, отсутствие заметно выраженных различий между основной и дополнительной группами, но вполне корректно пред­полагать наличие определенного несходства, может быть, более тонко нюансированного.

По итогам проведенного исследования можно сделать ряд зак­лючений о специфике СО в старости. Одной из таких особенно­стей является учет ретроспективы в самоанализе, принимающей форму либо соответствующей направленности, либо включения прошлого в процесс актуального самовосприятия, благодаря чему люди позднего возраста, оценивая себя, ориентируются в кон­тинууме «я был — я есть». Наиболее значимые сферы самооце­нивания — это труд и непрофессиональные занятия, социальные отношения (включая семейные), здоровье, личностные каче­ства. В сущности, эти темы являются сквозными для всего жиз­ненного цикла человека, но у престарелых некоторые из них осо­бо акцентируются (например, соматический статус).

Общие автопортреты, составленные по «Листу прилагательных», отражают черты, в той или иной мере раскрывающие названные сферы анализа с достаточно высоким индексом самоприятия, презентирующим явный перевес положительных качеств в характе­ристиках над отрицательными. Однако, надо ли на этом основа­нии делать вывод о преимущественно позитивном и высоком субъективном эффекте процесса самооценивания в позднем воз­расте, кажется спорным.

Прежде всего следует иметь в виду, что индекс самоприятия в старости снижается по сравнению со второй зрелостью (36 — 55/60 лет) и возрастом пожилых (56/61—74 года). Подтвержден­ная в настоящем эксперименте тенденция престарелых меньше упоминать о своих недостатках, тяготение к отбору положитель­ных черт в автопортрете могут определяться стремлением сохра­нить позитивный образ «Я», меняющийся в силу ряда объектив­ных обстоятельств (потеря трудоспособности, былого положения и т. п.) и многих субъективных причин. Поэтому испытуемые ско­рее обращаются к положительным качествам и чаще указывают на достоинства в прошлом, нежели на противоположные им чер­ты в настоящем (например, говорят не «стал слабым», а «был сильным»). Но такой тип реакций свидетельствует об утрате, ко­торую человек осознает и как-то пытается восполнить. При ана­лизе содержания избираемых черт бросается в глаза грубая шаб­лонность в самохарактеристиках, приводящая к формированию довольно широкого автопортрета группы, который не удается по­строить на других возрастных срезах (исключая детей), настолько разнообразными там оказываются индивидуальные ответы. Здесь же, напротив, выраженное единообразие, стереотипия, при этом отбираются качества из категорий не только социально приемле­мых, но и ценных и одобряемых.

Наконец, удивляет, например, в женском групповом портре­те прямое несоответствие между позитивными и негативными чертами: как можно быть одновременно обидчивым и уживчи­вым, вспыльчивым, раздражительным и деликатным, тревож­ным, неуверенным и прямым? Разумеется, подобный диссонанс способен возникать из-за того, что иногда испытуемые отвечают по ретроспективе, а в других обстоятельствах отражают свое на­личное положение. Но аналогичные несоответствия встречаются и при отсутствии различий во временных акцентах. Так или ина­че, в фиксации на позитивных чертах (хотя бы в прошлом), син­хронии автопортретов, специфике отбора качеств ощущается какой-то элемент компенсации, защиты, поэтому относительно высокий индекс самоприятия в данном случае интерпретиро­вать как непосредственное проявление соответствующей само­оценочной тенденции кажется не вполне корректным. Ведь мо­тив компенсации указывает на существование ее предмета (объек­тивного или субъективного), т.е. на выделение человеком в ходе самооценивания определенного негатива, недостатка, «минуса», а следовательно, субъективный эффект этого процесса уже не может быть высоко позитивным, высоко удовлетворяющим ин­дивида. Именно такая картина и открывается в методике Дембо — Рубинштейн.

По своему преобладающему вектору СО лиц рассматриваемого возрастного периода имеет склонность к снижению по сравнению с более ранними этапами в том, что касается всей конструкции СО, всех ее элементов. Вместе с тем в реальной СО престарелых можно выделить первично две зоны локализации: среднюю и низ­кую. Существенными детерминантами наряду с уже описанными [Ольшанский Д. В., 1980] представляется обоснованным вычленить направленность СО и общую приспособленность к старости. Ана­лизируя уровень СО с этой точки зрения, можно видеть, что сред­няя и даже средневысокая самооценочные позиции свойственны лицам с ретроспективной направленностью СО. Эта группа людей достаточно хорошо приспособлена к старости, но их адаптация является пассивной. Ее основой служит утверждение значимости своей прошедшей жизни и себя в ней. Возможно, именно к таким людям следует отнести утверждение В. В. Болтенко [1976] о том, что у них адаптация идет не путем выработки новых форм поведе­ния с учетом требований и особенностей среды, а путем поиска условий, поддерживающих сложившиеся в течение жизни моти­вацию, интересы, привычки, опыт. Средний уровень СО фикси­рован у людей с актуальной ее направленностью и успешной адап­тацией к старости. Это группа лиц с деятельным стилем жизни, безусловно осознающая негативные новообразования процесса ста­рения, но с эффективно работающими системами активного при­способления. Низкая СО регистрируется у лиц с ее актуальной направленностью, но неадаптированных к старению, видящих в продвижении по континууму «я был — я есть» непоправимое уси­ление отрицательных моментов, в связи с чем будущее приобре­тает окраску негативной валентности, а настоящее можно харак­теризовать как «острую старость».

Расположение отдельных элементов общей структуры СО (ре­альной, идеальной, достижимой) отличается их сближением вплоть до полного слияния, ведущим элементом выступает реальная СО. По параметру стабильности СО имеет выраженные статистически значимые колебания по ряду шкал, а по адекватности, согласно первичным данным, получает некоторое смещение в сторону за­нижения при вероятности и противоположного вектора.

Наряду с описанными общими особенностями СО у престаре­лых имеет резко выраженные индивидуальные вариации и разли­чия по признаку пола.

Совокупность полученных сведений служит подтверждением те­зиса о том, что старость не означает однонаправленного процесса угасания. Напротив, факты активного приспособления и деятель­ного стиля жизни в этот период свидетельствуют о возможности дальнейшего развития человека, в частности развития его лично­сти. В связи с таким взглядом на проблему старости в свете пред­ставленных материалов исследования и многочисленных литера­турных данных возникает задача подготовки людей к старению. Решение ее не исчерпывается лишь поддержанием физического состояния индивида, но требует заботы со стороны его психоло­гической адаптации, создания установки и разработки мер пси­хологического обеспечения, направленных на то, чтобы человек жил, а не доживал.