М. В. Ермолаева

МЕТОДЫ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ РЕГУЛЯЦИИ ЭМОЦИОНАЛЬНЫХ ПЕРЕЖИВАНИЙ В СТАРОСТИ¹

Практическая психология поздних возрастов испытывает по­требность в новых специфических методах работы, отражающих характерные для пожилых и старых людей возрастные изменения и индивидуальные стратегии адаптации к этим возрастам. Старые люди болезненно относятся к попыткам судить об их духовной жизни с позиции зрелого, т. е. более молодого для них, возраста. Они обижаются на непонимание, покинутость и во многом пра­вы: оказавшись в связи с уходом на пенсию вне обязательных социальных связей, многие люди переживают глубокий стресс, сопровождающийся ощущением безнадежности, и полагают, что те, кто не пережили этого, ни понять, ни судить их не могут. Признание психологической уникальности поздних возрастов и разнообразия индивидуальных форм старения обусловливает про­блематичность использования известных средств психорегуляции эмоциональных состояний, разработанных для зрелого возраста, в работе с людьми поздних возрастов и необходимость разработки специфических методов, отражающих характерную для этих воз­растов структуру эмоциональных переживаний.

Раскрыть структуру эмоциональных переживаний в старости можно лишь в контексте целостного учения о возрасте и важней­ших критериях его оценки, которые определяют характерные осо­бенности социальной ситуации развития и ведущей деятельности. Социальная ситуация развития в старости связана с отходом от активного участия в производительной жизни общества — выхо­дом на пенсию. Именно этот момент некоторые теории признают началом старости. Это не случайно: профессиональная деятель­ность при любых особенностях индивидуальной жизни обеспечи­вает человеку необходимые социальные связи (проблема может заключаться лишь в качестве и объеме этих связей). Уходя на пен­сию, человек сталкивается с необходимостью важного и трудно­го, абсолютно самостоятельного выбора — между социальной и индивидуальной жизнью. Момент выбора определяет стратегию последующей адаптации к старости и соответственно структуру эмоциональных переживаний в этом возрасте. Это положение со­гласуется с мнением о том, что системообразующим фактором адаптации к возрасту как адаптогенному фактору является соци­альная деятельность человека {Медведев В.И., 1984].

...По сути, человек на пороге старости решает для себя вопрос: оставаться ему в обществе (сохранять прежние социальные связи, создавать новые) или перейти к индивидуальной жизни. Это ре­шение определяет две основные стратегии адаптации — сохране­ние себя как личности и сохранение себя как индивида.

Большинство современных теорий старости, трактующих поздний возраст с позиций адаптации [Алъперович В., 1997; Давыдовский И. В., 1967; Шахматов Н. Ф., 1996], ее истощения (утраты адаптацион­ных возможностей)¹, рассматривают вторую стратегию адаптации к возрасту — стратегию сохранения себя как индивида — в каче­стве единственного пути старения. При этом позитивные эмоцио­нальные переживания старого человека в рамках этой стратегии не находят убедительного толкования [Шахматов Н. Ф., 1996].

Учитывая значимость оценки смысла и результата прожитой жизни для структуры эмоциональных переживаний в старости, Эриксон утверждал возможность двух различных по содержанию, знаку и значимости для жизнедеятельности форм эмоциональных переживаний жизненного итога: если человек убежден, что жизнь состоялась, то он уравновешен и спокойно смотрит в будущее, но если жизнь оценивается как прожитая зря, то его настигают чувство бессилия что-либо исправить, отчаяние и страх смерти [Эриксон Э., 1996]. Так, Эриксон оставлял за старостью альтерна­тиву исхода, но альтернатива эта, по мнению автора, в целом определяется характером прохождения предшествующих этапов жизни. Однако, если рассматривать старость как возраст разви­тия, то следует признать за ней право и необходимость выбора смысла и цели жизни, а следовательно, возможности прогрессив­ного или регрессивного изменения личности. Любой факт своей жизни пожилой человек может оценить в пессимистической или, напротив, позитивной и конструктивной форме. <...> Возможность свободного, хотя и трудного выбора позволяет характеризовать старость как возраст развития, возраст потенциальных возможно­стей и дает шанс противостоять тотальному угасанию. Итоговый выбор определяется решением задачи о смысле оставшейся жиз­ни. Общая структура этого смысла воплощается в картине и дина­мике эмоциональных переживаний.

Распространение основных положений учения о старости пред­полагает, что дифференциация различных видов деятельности, динамика познавательных функций и изменение личности человека в этом возрасте определяются

¹ Ермолаева М. В. Методы психологической регуляции эмоциональных пере­живаний в старости // Психология зрелости и старения. — 1999. — № 1 (5). — С. 22-48.

Здесь и далее в статье проводится мысль о том, что старение представляет собой закономерный процесс адаптации к возрасту как адаптогенному фактору. Этой позиции придерживается автор теории адаптации В.И.Медведев [1984], ко­торый утверждает, что в возрастном плане тезис об уменьшении адаптации не вполне правилен, поскольку физиологические компоненты адаптации, которые действительно характеризуются сужением функционального диапазона, в значи­тельной степени компенсируются поведенческими компонентами. — Примеч. сост.

характером ведущей деятель­ности, особенности которой воплощены в структуре эмоциональ­ных переживаний. Как указывалось выше, ведущая деятельность в позднем возрасте может быть направлена либо на сохранение лич­ности человека (поддержание и развитие его социальных связей), либо на обособление, индивидуализацию и «выживание» его как индивида на фоне постепенного угасания психофизиологических функций. Оба варианта старения подчиняются законам адапта­ции, но обеспечивают различное качество жизни и даже разную ее продолжительность. В литературе наиболее полно описан вто­рой вариант старения, при котором возрастные изменения про­являются в качественно своеобразной перестройке организма с сохранением особых приспособительных функций на фоне обще­го их спада [Фролькис В. В., 1981]. Эта стратегия адаптации пред­полагает постепенную перестройку основных жизненно важных процессов и в целом структуры регуляции функций для обеспече­ния сохранности индивида, поддержания или увеличения про­должительности жизни, т. е. превращение «открытой» системы орга­низма в систему «замкнутую» [Давыдовский И. В., 1967]. В литера­туре указывается, что относительная замкнутость (в психологи­ческом плане) контура регуляции в старости проявляется в об­щем снижении интереса к внешнему миру, уменьшении притяза­ний, эгоцентризме, ослаблении эмоционального контроля, обо­стрении некоторых личностных черт, а также в нивелировании индивидуальных качеств личности [МилентьевА. С. и др., 1996]. Во многом эти личностные изменения обусловлены замкнутостью интересов старого человека на самом себе. <...>

В данной стратегии адаптации эмоциональные переживания при­обретают специфическую старческую окраску, характерную для сен­сорной депривации. Постепенная утрата значимых, глубоких соци­альных связей продаётся в двух важнейших особенностях психи­ческой жизни: снижении поведенческого контроля [Алъперович В., 1997] и «истощении»чувствительности [Грановская P.M., 1997; Да­выдовский И. В., 1967; Старость: справочник, 1996]. Сознательная регуляция поведения необходима лишь для социального бытия и осмысленна с точки зрения общения с другими. Ослабление пове­денческого контроля приводит к нарастанию эгоцентричности в старости, убежденности стариков в неоспоримой справедливости их позиции и, как следствие, амбициозности, обидчивости, не­терпимости к возражениям [Алъперович В., 1997]. Старческая болт­ливость и другие характерные изменения личности также обуслов­лены недооценкой пожилыми людьми значимости сознательной регуляции своего поведения в отношении с окружающими и по­степенной утратой этих навыков. Снижение функций самодетерми­нации и саморегуляции закономерно обостряет личностные каче­ства: осторожность постепенно перерастает в подозрительность, бережливость — в скупость, появляются консерватизм, безучастное отношение к настоящему и будущему [Милентьев А. С. и др., 1996].

Однако обострение личностных черт — лишь постепенно про­являющееся следствие выбора стратегии адаптации по принципу «замкнутого контура». Центральным моментом психологической адаптации служит направленное изменение семантики информа­ции, что проявляется в оценке самочувствия и настроения, а так­же фильтрация информации на всех этапах ее движения (включая ее подавление на сенсорном уровне и гамму мнестических про­цессов, где главную роль играет механизм забывания) [Грановс­кая P.M., 1997; Медведев В.И., 1984]. Эта система информацион­ной защиты участвует в формировании концептуальной модели реальной действительности, по которой и строится адаптацион­ный процесс. Стратегия адаптации по «замкнутому контуру» пред­полагает несколько индивидуальных вариантов: согласно их кон­цептуальным моделям, мир видится пожилым людям как неяс­ный, непредсказуемый, иногда угрожающий, гибельный. В любом из этих вариантов концептуальной модели (даже в наиболее пози­тивном из них) пожилой человек не «владеет» этим миром, со­циально не причастен к нему, перспектива его собственной жиз­ни не зависит от него самого, а стратегия его поведения наибо­лее полно описывается житейским понятием: «доживать свой век». В этом смысле суть исканий и притязаний пожилого человека в данной стратегии адаптации расценивается как стремление при­способиться к жизни, которую он не принимает, желание по воз­можности отдалить конец своего существования. Характерный для стариков отлет сознания в прошлое имеет особое значение — в данном варианте старения люди просто живут в прошлом, где все было ясно, потому что они сами строили свою жизнь и влияли на жизнь других. Пребывание в воспоминаниях помогает отвлечься от неясного настоящего и не думать о будущем, в котором они не видят ничего, кроме умножения физических страданий, гряду­щей немощи, неизбежной смерти. <...>

Заметим, что в этой стратегии адаптации, направленной на сохранение себя как индивида, разрыв временной связи между прошлым, настоящим и будущим выступает как защитный эле­мент, существенный компонент концептуальной модели реаль­ной действительности. Эмоциональные переживания как субъек­тивная сторона этой своеобразной концептуальной модели дей­ствительности направлены на защиту пожилого человека от неуп­равляемой реальной жизни и на стабилизацию его психических состояний и функций. По мнению Г.С.Абрамовой [1997], эгоис­тическая стагнация в старости характерна для тех стариков, кото­рые отказались от собственной экзистенции, от собственных про­явлений духа, не погрузились в глубины своего «Я», а замкнулись на прошлом и прервали связь с настоящим.

В гериатрической литературе достаточно подробно описаны соб­ственно-возрастные (непсихотические) типичные эмоциональные состояния в старости. Считается, что в основе этих переживаний лежат механизмы, отражающие состояние психического упадка, однако без признаков возрастно-органических психозов [Шахма­тов Н. Ф., 1996]. Предваряя конкретное описание эмоциональных переживаний в структуре таких состояний, позволим себе не со­гласиться с этой точкой зрения. Психический упадок — их след­ствие, а не причина, причем следствие хоть и закономерное, но проявляющееся постепенно с довольно значительным латентным периодом. <...> Эмоциональные переживания, являясь важным компонентом общего адаптационного синдрома, отражают личностно-смысловой вектор поведения, направленный в данной стра­тегии адаптации на защиту от действительности, на продление индивидуальной жизни путем купирования интенсивности жиз­ненных проявлений и подавления активности личности. В связи с этим, по мнению ряда авторов, основной характерной особенно­стью эмоциональной жизни пожилых людей (закономерной для стратегии адаптации по «замкнутому контуру») является выра­женная озабоченность — не вполне осознанное, крайне генера-лизованное состояние [Александрова М.Д., 1974; Алъперович В., 1997; Шахматов Н.Ф., 1996]. Она включает озабоченность соб­ственным здоровьем, политическим и экономическим положе­нием в стране (по отношению к перспективам собственной жиз­ни), будущим детей и внуков — всем понемногу. К. Рощак прямо указывает на адаптивный характер старческой озабоченности: по его мнению, потребность в беспокойстве и озабоченности служит своеобразным механизмом непомерно разросшейся в старости по­требности избежать страдания. Интересно, что обострение неко­торых личностных черт в старости представляет собой, по пред­положению автора, механизм адаптации — обособление и защиту от непонятной, непредсказуемой, быстро меняющейся окружаю­щей жизни. Так, автор рассматривает шаблонизацию как средство осуществления потребности в постоянстве, а проявление упрям­ства как путь защиты собственной независимости и внутренней стабильности видения окружающего мира [Рощак К., 1990].

Анализ озабоченности (беспокойства) пожилых людей позво­ляет найти в этом состоянии много общего с тревогой малой сте­пени. Существует мнение, что тревога обусловлена угрозой актуа­лизации социальной потребности (в то время, как страх — биоло­гической) [Lindell H.S., 1964]. Тревога основана на оценке пред­восхищаемой и неопределенной угрозы [Lazarus R.S., Averill J.R., 1972]. В.И.Медведев [1984] отмечает, что тревога возникает в тех случаях, когда ситуация оценивается как непредсказуемая; при этом состояние тревоги направлено на поиск новой формы отве­та, адекватной особенностям сложившейся ситуации. Таким образом, состояние тревоги характеризуется адаптивной функцией, функцией активного приспособления к особенностям условий жизни и деятельности. Разумеется, под хронической озабоченно­стью стариков мы понимаем лишь тревогу малой степени, адап­тивный смысл которой заключается в повышении бдительности старого человека по отношению к не совсем понятным, настора­живающим факторам внешнего мира и ухудшению внутреннего состояния. По мнению З.Фрейда, антиципация опасности, ха­рактеризующая тревогу, предупреждает страх. Фрейд считал, что если сигнал не отнесен к окружающим, то человек не готов к активному ответу на него. При этом отсутствие тревоги может стать причиной последующего непоправимого нарушения деятельно­сти [May R., 1950].

Хроническая озабоченность помогает старым людям вырабо­тать специфическую тактику сбережения усилий, способность за­ранее предвидеть, оберечься от возмущающего воздействия (или несколько деформировать его, изменив к нему отношение) и тем самым избежать фрустрации с сопровождающим ее сильным всплеском эмоционального возбуждения, гибельного для душев­ного покоя стариков и, как следствие, для их хрупкого внутрен­него баланса¹.

Можно отметить и еще один характерный факт, свидетельству­ющий в пользу адаптивной ценности старческой озабоченности: мотивационная обусловленность состояния тревоги сообщает эмо­циональным переживаниям в структуре этого состояния яркую пристрастность [Bennet, Pravits J. G., 1987; Lazarus R.S., AverillJ.G., 1972]. Эмоциональные переживания тревоги (в целом характери­зуемые как неприятные) несовместимы с переживаниями скуки и придают остроту субъективной картине окружающей действи­тельности. Озабоченность по поводу своего здоровья, что часто проявляется у стариков в форме ипохондрической фиксации... побуждает развитие новых интересов и потребностей в обогаще­нии медицинскими знаниями в области лучших способов лече­ния и других форм борьбы со старческими недугами. Старики по­лучают большое удовольствие от рассказов о своих болезнях, при этом их не смущает, что окружающими эти рассказы восприни­маются как навязчивые — пожилые люди искренне не замечают этого, поскольку жизнь вне общества способствует снижению у них поведенческого контроля. Но разговоры о болезнях, беско­нечное лечение и самолечение — это процесс, это путь, а не конец пути. Интересно, что в рамках этой стратегии адаптации

¹ Как отмечает И.В.Давыдовский [1967], общие энергетические ресурсы и ме­ханизмы, с помощью которых в данную единицу времени могут быть пополнены затраты при стрессовых реакциях у старого человека, являются ограниченными, и безопасность нейтральных для молодого человека воздействий может превратить­ся в большую опасность для старого человека.

оза­боченность здоровьем близких распространяется в основном на самый

узкий круг родственников, от которых непосредственно зависит жизнь и благополучие самих старых людей.

Другим характерным эмоциональным состоянием пожилых лю­дей, в соответствии с данной стратегией адаптации, является возрастно-ситуативная депрессия при отсутствии жалоб на это со­стояние. В целом, старческая депрессия проявляется в ослаблении аффективного тонуса, замедлении аффективной живости, отставленности аффективных реакций; при этом лицо старого человека ограничено в возможностях передать душевные эмоциональные движения [Шахматов Н. Ф., 1996; SantrockJ. W., 1995]. Анализ этого состояния показывает, что характеризующие его эмоциональные переживания отражают смысл жизнедеятельности в условиях дан­ного типа адаптации — уход от активного участия в жизни обще­ства, переосмысление его значения для себя, отказ от ценностей социального мира. Пожилые люди сообщают о чувстве пустоты окружающей жизни, ее суетности и ненужности. Все происходя­щее перед их глазами кажется им малозначащим и неинтересным; интересной, полной смысла представляется лишь жизнь в про­шлом, а она никогда не вернется. Но эти переживания восприни­маются пожилыми людьми как обычные и не носят болезненного характера. Они являются результатом переосмысления жизни, но­сителями новых смыслов и имеют адаптационную ценность, по­скольку предохраняют человека от стремлений, борьбы и от со­пряженного с ними волнения, которое крайне опасно для стари­ков. Существует немало исследований, доказывающих, что силь­ное волнение вызывает ослабление способности самоконтроля у старых людей и, как следствие, грубые конфабуляции; кроме того, усиливаются страх, неуверенность в себе, чувство неполноценно­сти и отчаяния [Смит Э.Д., 1995]. Снижение аффективной живо­сти, отражающее разочарованность стариков в жизни, некоторое обесценивание ее — это способ относительно долговечного, спо­койного и тихого существования, поскольку сильное волнение (даже радостное), прибавляя «жизни» к годам, сокращает эти годы. В геронтопсихологии существует точка зрения, что безразличие стариков трактуется как способ защиты от чувств, вынуждающих затрачивать дополнительные усилия и нарушающих привычный ход переживаний...

Характерно, что стратегия адаптации к старости по принципу «замкнутого контура» часто сопряжена с переживанием одиноче­ства. Это не значит, что данная стратегия более другой связана с жизнью в затворничестве. Как показывают исследования, пере­живание одиночества связано с когнитивной оценкой качества и удовлетворенностью людьми своими социальными связями [Пеп-ло Л. Н. и др., 1989]. По мнению К. Роджерса, переживание одиночества порождается индивидуальным восприятием диссонанса меж­ду истинным «Я» и тем, как видят «Я» другие [Rogers К., 1961]. Как было показано ранее, выбор данной стратегии адаптации обус­ловливает постепенное снижение поведенческого контроля и реф­лексии, в связи с чем пожилые люди с трудом представляют или просто не задумываются о том, как видят и оценивают их окружа­ющие. Однако, понимая, что поведение их бывает неадекватным, они часто отказываются от общения, все больше уходя в себя, и переживание одиночества перерастает у них в ощущение необъяс­нимого страха, отчаяния, сильного беспокойства [Рук К. С., Пепло Л.Н., 1989]. Когда переживание одиночества у старых людей приобретает устойчивый характер, они склонны винить в этом себя, что увеличивает риск глубокой депрессии. <...> Оценка сво­его поведения как не вполне адекватного и сопутствующее усиле­ние беспокойства обусловливают специфическое для одиноких по­жилых людей восприятие окружающей действительности: она пред­ставляется им непредсказуемой и не поддающейся контролю [Биксон Т.К. и др., 1989]. Переживание снижения контроля, в свою очередь, приводит к ощущению собственной беспомощности и безнадежности. Интересно, что социальные контакты, которые пожилые люди не могут сами регламентировать, не приносят им удовлетворения, но порождают неприятное чувство зависимости [Рук К. С., Пето Л.Н., 1989]. Последнее переживается особенно остро. Ощущение зависимости, беспомощности, непричастности к внешнему для них социальному миру представляет собой тот эмоциональный аккомпанемент старости, который заставляет пожилых людей оценивать этот возраст как несчастье и позор.

Описание структуры эмоциональных переживаний, характер­ных для стратегии старения по принципу «замкнутого контура», позволяет обосновать подходы к выбору специфических для дан­ного возраста средств психологического воздействия. Эффектив­ным средством регуляции эмоциональных переживаний людей по­жилого и старого возраста является метод «управляющего вообра­жения» (в более точном переводе: метод «управляемого порожде­ния образов» — «Guided Imagery»). В настоящее время он широко распространен в США, Канаде и Швеции [Naparstek R.B., 1994; Orlick Т. G.; Seligman M.E., 1993; Spiegel D., 1993]. В целом метод адресован самому широкому контингенту лиц, он помогает ниве­лировать неблагоприятные психические состояния (сильную тре­вогу, стресс, фрустрацию, депрессию), способствует повышению уровня бодрствования, позитивному настрою на предстоящую де­ятельность. По мнению авторов метода, его систематическое ис­пользование влияет на структурирование опыта пациентов, выра­ботку у них полезных навыков и привычек, способствует повы­шению самооценки, когнитивной реконструкции и даже излече­нию от многих хронических заболеваний...