Г-же Годебской

10 мая 1910 г.

Гранжетт

Дорогой друг,

Итак, она просыхает, наша Гранжетт. Не очень быстро, ина­че все бы растрескалось. А потому мы героически поддерживаем легкую влажность, опрокидывая то вазу с цветами, то черниль­ницу, а иногда баночку с клеем. Надо же чем-то развлекаться в глуши! Правда, есть еще буксиры. «Сколько барж он потащит?» «1, 2, 3... 91. Это самый длинный караван за весь день!» А вот еще головоломка: каким образом собрать из 87 кусков (по­коробившихся, чтобы было потруднее) кухонный буфет или стул?

Не говорю уж о прогулках. Это — в хорошую погоду; и то­гда...

Чуть не забыл об одном недавно открытом увлекательном за­нятии — наблюдении за вторжением муравьев. Недалек тот день, когда в Гранжетт от Равелей не останется и следа; муравьи уйдут только после того, как они все сожрут. Что тут можно предпринять?

Г-н Эдуард посетил нас уже 2 раза. В первый раз у него был плачевный вид: он болел гастрическим гриппом вследствие вы­питого стакана пива. Он чуть было не протянул ноги, но теперь поправляется.

В день его первого посещения в Гранжетт дошли вести, что проездом будет г-н К. С. Годебский. Мы, все трое, поспешили принарядиться (тут уж, сами понимаете, требуется полная па­радная форма; мы ведь не какие-нибудь демократы, нам нужна помпа). Мы вышли встречать упомянутое важное лицо на вок­зал в Вюлен; обыскали всю местность, но никого не нашли. Вернувшись домой, мы узнали, что г-н К. С. проследовал инког­нито 2 часа назад.

«Дафнис» продвигается не особенно быстро. (Неизвестно, что-то еще эти русские с ним сделают!) И не из-за того, что я мало работаю. Я корплю над ним каждый день с самого утра. Если я говорю — с утра — это не значит с 25 минут первого. Еще нет и 6 часов, как пернатые плутишки начинают щебетать во всю мочь. Потом, заметив, что я окончательно проснулся, они пробираются к решетке в глубине гостиной и начинают порхать. Тогда мне становится невтерпеж, и я встаю!

Читали ли вы заметку Карро в «La Liberté», которую кто-то мне прислал? У них там тоже есть свой Вюйемен; если Вы зна­ете что-нибудь новенькое насчет МОН, сообщите мне. Франк писал мне, прося исполнить у нас его Адажио для квартета. Я тотчас же известил Вюйермоза.

Получил Прелюдии Дебюсси. Среди них есть «Затонувший собор», «Ароматы и звуки» — все великолепно! Нет! Несмотря на карканье его коварных защитников — Карро и всяких прочих Лало,— ему еще далеко до конца, этому Дебюсси!

Да, чуть не забыл: Вы или Сипа должны послать Дюрану точное написание имени Мими (не пишется ли 2 «м»?) для по­священия нашей «Матушки-Гусыни». Это срочно. Я известил Дюрана, что для скорости попрошу Вас написать непосредствен­но ему.

Не заботьтесь так о протокольной точности, а лучше пишите почаще. Не забудьте сообщить мне, как чувствует себя там Мими.

Мама шлет всем вам самый сердечный привет, и я также.

Морис Равель

М-сье Эдуард — это Эдуард Равель.

Статья в «La Liberté» — та, в которой Карро ругает «Матушку-Гусы­ню» и ее юных исполнительниц. В кругах, к которым принадлежал Пьер Лало, принято было превозносить Дебюсси в пику Равелю.

Следующее письмо к Иде Годебской от начала до конца — сплошная ирония.