9 декабря 1921 г.
Дорогой друг,
Вернувшись во вторник вечером, я нашел Ваше письмо с приложенными к нему конфетами. Непременно ответил бы Вам тем же и поблагодарил Вас, если бы на следующий день мне не пришлось перед самым отъездом бегать по разным делам.
Бельведер по возвращении показался мне еще более мрачным, чем до отъезда: к обычному унынию прибавилась сырость, пронизывающая, как пытливая мысль Сюареса; она придает моей лачуге вид и запах туннелей метро Норд-Зюйд, проходящих под Сеной. В моей комнате — в моей зимней комнате! — так холодно и при открытом и при закрытом окне, что я ночью не могу заснуть.
Заметьте, что погода хотя и пасмурная, но теплая.
Теперь отвечу на Ваши вопросы.. Начнем по порядку.
Смокинг я оставил в гостинице и предупредил, что за ним, возможно, придут. Думаю, что 17-го он мне не понадобится: я возьму с собой фрак.
Я не видел своего портрета в «Comoedia», и вообще мне не попалась ни одна газета, в которой бы говорилось об «Испанском часе». Но я знаю, что, вопреки моей просьбе, портрет был помещен.
|
|
Что касается билетов, Гарбан предложил взять это дело на себя, но я ему сказал, что этим занимаетесь Вы. Так что, если в мое распоряжение будет предоставлено достаточное количество мест на следующий спектакль, я попрошу Вас послать 3 билета Сантьяго Риера, по адресу: бульвар Бертье, 79.
Не знаю, досягаема ли Мадлен Грей по телефону и приехала ли она сегодня вечером. Ее адрес: ул. Мартир, 48 (телефон домашний). Надо бы послать билет и Фаргу, но, поскольку у него теперь нет телефона, ничего не поделаешь; зато у Пьеретты Аур есть телефон (ее адрес: бульвар Монморанси, 77). Если она в Париже, то с удовольствием пойдет в театр. Аббат Пети... может быть; не знаю, как он отнесется к жанру пьесы... но в конце концов, вещь идет в Опере.
Чуть не забыл Деляжа; вероятно, он уже здоров. Я сам ему напишу.
А впрочем, если Вы заняты и хлопоты Вас утомляют, то не стесняйтесь: бросьте это дело.
Кажется, «саламандра» собирается погаснуть. Спускаюсь в свою шахту. Спокойной ночи, привет всем.
Морис Равель
Сантьяго Риера, испанец по национальности, был профессором по классу фортепиано в Парижской консерватории.
Жизнь в Бельведере становится все мрачнее; нет никакой возможности отопить помещение.