Глава 10. Отраслевая специфика социальной инноватики

Все проблемы нововведений так или иначе объективно отражают условия среды, в которой складывается инновационный процесс. Ситуация и настрой в отрасли – одна из подобных проекций. А социальная сфера в целом, с обозначенными в типологическом ряду отраслевыми состояниями – это тот общий фон, где проявляют себя известные уже нам факторы развития и торможения.

В данном случае, чтобы продолжить тему, мне представляется полезным условно трансформировать типологию социальных инноваций под параметры системных отношений в социальной сфере, как их видит Э.Ф.Макаревич: «человек и труд», «человек и здравоохранение», «человек и образование», «человек и культура», «человек и пенсионное обеспечение»… Таким способом «очеловеченные» отрасли выступают уже не просто некими производителями социального продукта, а подконтрольными обществу государственными сегментами, задачи которых «не допустить того, чтобы жизнь для основной массы людей была ниже определенного уровня» /1/.

Важно, наконец, осознать (использую мысль С.А.Кузьмина), что качество социального продукта имеет гораздо большее влияние на состояние общества и взаимоотношения его сограждан, чем об этом принято думать. Причем связь тут носит обоюдный характер. Чем хуже и допотопнее, архаичнее социальный продукт, тем менее благополучно и социально устойчиво общество, тем менее высок и престижен социальный статус производителей этого продукта /2/.

Влияние элементов непромышленной сферы на уровне социума, между тем, не просто функционально. Посмотрите, как воздействуют врач на пациента, учитель на ученика и его родителей, социальный работник на подшефных стариков и инвалидов… А кем и чем готовится выбор молодыми своей профессии, формируется прочность супружеских, семейных отношений? Кто помогает сохранять граждански крепкую общественную и бытовую мораль? Нет сомнений, во всем, что определяет нравственное здоровье российских граждан, согласимся с С.А.Кузьминым, присутствует опосредованный результат той невидимой идеологической работы, которую проводят (или недостаточно проводят), наряду с выполнением своих прямых функций – производством социального продукта, представители социальной сферы /3/. И когда мы оцениваем инновационный потенциал и инновационную эффективность социальных отраслей, конечно же, должны считаться не только с очевидными внешними признаками благополучия или неблагополучия официального отраслевого продукта.

Показательно признание специалистов по управлению, которые отличительной особенностью нынешнего времени называют то, что вектор эффективности в оценке деятельности всех субъектов управления в любой сфере жизни (экономической, политической, духовной, культурной) сдвигается в сторону социальных показателей, выступающих (внимание!) как интегральные, а сама управленческая система становится многофункциональной и соответствует (еще раз внимание!) структуре социальной сферы /4/.

И что меня особо удовлетворяет, в числе факторов, характеризующих названную учеными-управленцами структуру, фигурируют обозначения, показатели, весьма близкие предложенному мною ранее пониманию типологии социальных инноваций. Ведь среди этих факторов: доход на душу населения и на семью, потребительская корзина, трудовая занятость, доступ к образованию, медицинское обслуживание, качество питания, демографическая и экологическая ситуация, состояние преступности и личной безопасности, социальных связей и социальных коммуникаций, поддержка малообеспеченных групп населения, состояние культурной среды и ее материально-техническая база, а также ряд других однородных позиций /5/.

Именно в русле таких, в общем-то именно отраслевых проекций строит прогнозное (программное) обоснование социальных нововведений И.В. Бестужев-Лада. В его цитировавшейся уже многографии десять ипостасей с абсолютно однотипными адресами /6/. Тут социальная организация труда, стабилизация семьи, модернизация школы, сфера науки и культуры, социальная организация здравоохранения, оптимизация расселения, спасение природы, редукция преступности. Впрочем, есть одно существенное отличие (социальная организация власти) и одно поменьше (дезалкоголизация общества). Но это уже «детали».

Выбор отраслевого принципа в программировании инновационной деятельности, разумеется, должен быть равноценен анализу результатов этой деятельности, оценке практической инноватики. Кроме того, прогнозировать и планировать нововведения можно опять же только с опорой на известный уже опыт. Если профессор Бестужев-Лада, допустим, обосновывает инновационную стратегию в организации здравоохранения, то он, естественно, исследует корни этой системы – причем и за рамками чисто российской практики. Если речь у него заходит о модернизации школы (образования), то в расчет берется не просто ретроспекция обновления, а весь спектр обучающего комплекса – от детского сада (предначальной школы) до вуза, включая подсистемы повышения квалификации и переподготовки кадров, общего самообразования взрослых /7/.

Анализируя инновационный процесс последних лет по отраслевому принципу, нельзя не отметить, что при некотором сходстве в самой направленности поисковой деятельности внутри каждой из отраслей организация и результативность нововведений имеют очень большой разброс. Во-первых, совершенно разнятся условия и возможности территорий. Во-вторых, неравномерны пропорции финансирования местных отраслевых программ как на федеральном, так и на региональном уровнях. В-третьих, существенно отличается интеллектуальный, творческий потенциал структур управления, инновационных организаций, коллективов, групп.

По оценке В.П. Горегляда /8/, в 2005 году одним из препятствий на пути инноваций был предельно высокий уровень дифференциации регионов по душевым объемам производства и показателям социального развития. Валовый региональный продукт на душу населения отличается в разных регионах порой в 20 раз.

Расчеты по методике Всемирного банка индекса экономики знаний (ИЭЗ), куда входит и индекс инноваций, показывают очень большой разброс в показателях даже у тех российских регионов, которые имеют подушевой валовой региональный продукт на уровне, превышающем средний по стране/9/. К примеру, ИЭЗ в Москве (8,94), Санкт-Петербурге (8,06) почти в три раза превосходят показатели Магаданской и Сахалинской областей. Индексы инноваций в Томской области (7,43), Республике Татарстан (6,60) значительно опережают уровень Мурманской области (4,17) или Республики Саха-Якутия (3,89).

Ничего неожиданного в этом нет. В какой-то мере инновационный голод в отдельных звеньях – слепок все еще кризисного состояния общества, о чем все постоянно говорят. Вопрос, однако, в том, можно ли в таких обстоятельствах и за счет чего именно подтолкнуть стрелку инновационного барометра хоть чуть-чуть к отметке «ясно». То, что не все пасмурно и безнадежно в социальной сфере, показывают относительно многочисленные, но – повторюсь – разрозненные, неконсолидированные для общего пользования положительные примеры.

Нельзя, допустим, отрицать определенное движение в области образования: инновационный опыт здесь старательно раздвигает границы внутриотраслевых ведомств (школа, ПТУ, вуз) и уже больше ориентирован на непрерывность обучающего процесса – почти по прогнозному сценарию И. В. Бестужева-Лады. Именно такую модель, с которой мне пришлось в свое время познакомиться, предложила Бурятия. Она стала действовать после утверждения в 1993 году республиканской программы реформирования профессионального образования. Для внедрения инновационной системной модели в учебные заведения был создан специальный научно-исследовательский центр, который тогда возглавил разработчик этой модели, настоящий новатор В.А.Тыхеев.

Реализуется республиканская система непрерывного профессионального образования (НПО) с помощью учебного комплекса по подготовке специалистов разного уровня образования. Отличительной особенностью обучения является приобретение профессиональных знаний и умений за счет последовательного восхождения на все более высокий уровень знаний по ступеням. Каждая ступень отражает структурно-логическую взаимосвязь общеобразовательных, фундаментальных и специальных дисциплин и имеет определенную целевую установку (см. схему 10.1).

Первая ступень (три года на базе 9 классов или один год на базе 11 классов) – уровень начального профессионального образования, обладатель которого способен к качественному исполнению работ по известным образцам. Статус эквивалентен выпускнику ПТУ с широкой общеобразовательной подготовкой.

Вторая ступень (два года) – уровень среднего профессионального образования, обладатель которого способен к творческому воспроизведению аналогов. Статус эквивалентен выпускнику среднего специального учебного заведения с усиленной фундаментальной подготовкой.

Третья ступень имеет два направления.

Первое (два года) – уровень высшего профессионального образования, обладатель которого способен к реконструкции и совершенствованию существующего. Этот специалист эквивалентен выпускнику вуза с научно-практической подготовкой.

Второе – уровень бакалавра (один год) и затем (два года) уровень магистра. Выпускники этого направления приобретают углубленную теоретическую и фундаментальную подготовку по специальности для научной и педагогической деятельности.

На каждой ступени связь теории и практики, преемственность фундаментальной и профессиональной составляющих учебного процесса осуществляются посредством выполнения курсовых проектов и работ по специальности с последующим прохождением производственного обучения на реальных объектах.

Завершается каждая ступень обучения комплексной выпускной дипломной работой по специальности и аттестацией. Аттестация на первой и второй ступенях является конкурсным экзаменом для перехода на следующий уровень образования. Студенты, не прошедшие аттестацию, с соответствующим квалификационным документом направляются на производство. В дальнейшем они после дополнительной теоретической подготовки и успешной повторной аттестации могут продолжить учебу на следующей ступени или повысить производственную квалификацию в соответствующей структуре.

Схема 10.1