2015-07-04
355
Но изложенное в разделе 2.3.2 непонятно ни западным интеллектуалам, ни подавляющему большинству отечественных «элитарных» государственных и «общественных» деятелей. Они предпочитают спорить о словах, а не изъяснять то, что происходит в безмолвном течении жизни.
Хотя либерально-буржуазная государственность России действительно переживает беспросветный кризис собственной прогрессирующе необратимой деградации (вследствие принципов её построения и нравственно-этических особенностей властных лиц), и её управленческие потуги отчасти комичны[43], а отчасти влекут за собой неприятности для граждан России, тем не менее, кризис государственности — не главная проблема России, а следствие нерешённости её главной проблемы — характера общества и взаимоотношений общества и государственности.
Это — «мистика» (в понимании атеистов) и «неисповедимость Промысла Божиего» в понимании верующих в Бога, но не желающих жить с верой Богу на основе определённого исповедания Промысла.
|
|
|
Если говорить о «словах», то со времён первой публикации романа Ф.М.Достоевского (1821 — 1881) «Братья Карамазовы» (завершён и полностью опубликован в ноябре 1880 г.) интеллигенция в России пугала себя и народ «всевластием Великого Инквизитора»[44], возведённым в ранг политической метафоры.
Суть режима «всевластия Великого Инквизитора» проста:
· Великий инквизитор (в идеале):
Ø знает, как управлять обществом, производством и распределением продукции в нём так, чтобы жизнь всех была более или менее благоустроена, а социально-экономическая система воспроизводила бы себя устойчиво в преемственности поколений;
Ø он реализует это знание в практической политике;
Ø тех, кто не подчиняется его власти и не вписывается в предписанную им социальную организацию, он беспощадно карает, на том основании, что если он не будет их карать, то они обрушат социально-экономическую систему, чем вызовут утрату большей или меньшей благоустроенности жизни всех;
· Все остальные, подвластные Великому инквизитору:
Ø ничего не знают о том, как управлять социально-экономической системой;
Ø хотят потреблять природные и социальные блага, и ради этого они согласны работать и производить эти блага, пребывая под властью Великого инквизитора и выполняя его предписания, и поддерживая его и его режим своим трудом.
· Трагедия в том, что:
Ø подвластные Великому инквизитору сами не желают взять ответственность хотя бы за себя, не говоря уж о том, чтобы взять на себя ответственность за судьбы других;
Ø как следствие, если их предоставить самим себе и не принуждать к определённому порядку, то они начнут убивать друг друга и впадут в бедствие;
|
|
|
· Великий инквизитор не знает, как выйти из этой трагичной ситуации, и просит пришедшего в подвластное ему общество Христа покинуть их мир, упрекая Христа в том, что именно он породил такое трагическое положение дел, когда во время поста в пустыне, Христос отверг предложение диавола обратить камни в хлеба́ и вкусить хле́ба, заявив ему: «не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» (Матфей, гл. 4:4), а людям надо прежде всего — хлеба.
Но фактически исторически Ф.М.Достоевский в этой метафоре описал тот образ жизни, которым жила Россия со времён стояния на Угре́, после которого Великое княжество Московское прекратило платить дань Золотой орде и стало суверенным государством[45], если вывести из рассмотрения вопрос об идеологическом обеспечении государственного управления. Этот режим как социальная норма взаимоотношений государственной власти и общества был прописан Иосифом Волоцким (1440 — 1515). Он писал: «Царь, по своей природе, подобен всякому человеку, а по своей должности и власти подобен Всевышнему Богу»[46]. Но Иосиф Волоцкий не возвеличивал царскую власть, в том смысле, что провозглашал её безгрешность, как его воззрения истолковывают многие, поскольку «самого царя Иосиф включает в ту же систему Божия тягла, — и Царь подзаконен, и только в пределах Закона Божия и заповедей обладает он своей властью. А неправедному или “строптивому” Царю вовсе и не подобает повиноваться, он в сущности даже и не царь, — “таковый царь не Божий слуга, но диавол, и не царь, а мучитель”».[47]
Однако Иосиф Волоцкий не стал вдаваться в рассмотрение вопроса, как общество, любой простой человек могут вразумить или обуздать «строптивого царя». В итоге, вклад Иосифа Волоцкого в историю оказался двойственным:
· С одной стороны он внёс в церковное миропонимание этическую норму докрещенской Руси:
Ø человек и должность, им исполняемая, не должны отождествляться;
Ø все должны работать на общее благо в русле Промысла, заботясь друг о друге, и государь в этом общенародном деле — только верховный в государстве руководитель.
· С другой стороны, не ответив на вопрос: Как в русле Промысла вразумить или обуздать «строптивого царя»? — Иосиф Волоцкий создал предпосылки:
Ø к обожествлению особы государя,
Ø к обожествлению государственной власти,
Ø и в конечном итоге — к выпадению режима правления из русла Промысла, поскольку обожествление особы государя и обожествление (сакрализация) государственной власти подразумевают признание безошибочности их действий без каких бы то ни было исключений, т.е. безгрешность.
В результате возникла система общественно-государственных взаимоотношений, в которой:
· все юридически легитимные права у государя и государства, которые являются генераторами новых прав для себя и обязанностей для подвластного общества по мере возникновения «исторической необходимости» в модифицировании системы своих прав и обязанностей подданных;
· а у общества и любого человека де-факто никаких прав, а только обязанности выполнять законные и незаконные распоряжения власти.
Концепцию взаимоотношений государственной власти и общества, изложенную Иосифом Волоцким, честно пытался реализовать истово веривший церкви Иван Грозный: это можно понять из его переписки с беглым бывшим сподвижником Андреем Курбским[48] и из работ историков, которые стараются понять, что же в действительности происходило в ту эпоху, а не представляют Грозного исчадием ада, выполняя социальный заказ или исходя из сложившихся у них предубеждений, которые они просто иллюстрируют теми или иными фактами и интерпретациями фактов и их взаимосвязей.
|
|
|
Но из-за управленческой несостоятельности концепции, в которой внутри общества эффективно замкнуть отрицательные обратные связи на «строптивого царя» можно было только путём цареубийства или свержения «священной особы государя», она не обеспечивала устойчивости государственности в преемственности поколений: смута рубежа XVI — XVII веков, череда цареубийств и дворцовых переворотов на протяжении всего правления династии Романовых — тому подтверждение. Это не значит, что цареубийцы и организаторы дворцовых переворотов[49] были правы: успех дворцовых переворотов был обусловлен тем, что их жертвы либо исчерпывали Божие попущение ошибаться, либо были не в состоянии выполнить нечто благое в исторически сложившихся условиях, вследствие чего их жизнь утрачивала смысл[50].
И предпосылки, созданные властью этой концепции общественно-государственных взаимоотношений (проистекающей из писаний апостола Павла на тему «рабы, повинуйтесь господам…»[51], из под власти которых не смог освободиться Иосиф Волоцкий) в истории России реализовались в догмате о непогрешимости царской власти. Этот догмат, хотя никогда и не провозглашался церковью и династией в прямой форме, подобно догмату католицизма о непогрешимости папы Римского, но фактически действовал по умолчанию во многие царствования и стал одним из генераторов катастрофы 1917 г. Этот «догмат» открыто выразился в полном титуловании Николая II: «Божьей поспешествующей милостью, Мы, Николай Второй, Император и Самодержец Всероссийский, (…) и прочая, и прочая, и прочая»[52] — т.е. что бы царь ни сотворил, всё — ретрансляция им милости Божией: довёл до русско-японской войны — «милость Божия», кровавое воскресенье — «милость Божия», позволил втянуть Россию в первую мировую войну ХХ века — снова «милость Божия». — Так?
О вариациях режима «власти Великого инквизитора» по существу, но не пользуясь этой метафорой (её ещё не было), писал и Н.В.Гоголь в своей поэме «Мёртвые души»[53] (1‑й том 1835 — 1842 г., 2‑й том 1845 г.). Учитывая правовой статус крепостных крестьян в ту эпоху, все персонажи-помещики это — вариации «Великого инквизитора»: самые недееспособные — Плюшкин, Коробочка и Ноздрёв; «никакой» — Манилов, у которого дела идут «самотёком»; Великий инквизитор в полноте своей дееспособности — Собакевич, наиболее успешный «хозяйственник» и не тиран для крепостных, в отличие от жизненно реальной Салтычихи. Какие претензии к Собакевичу? — все ему подвластные сыты, одеты, обуты, у всех крепкое хозяйство, здоровье — отменное.
|
|
|
Социальная психодинамика России по отношению к этой концепции взаимоотношений государственной власти и общества, выразившейся в метафоричности легенды о Великом инквизиторе, на протяжении веков по настоящее время включает в себя три аспекта:
· с одной стороны ей свойственна мечта о добром и справедливом царе, который своею властью, призвав слуг, которые обязаны служить верно и честно, искоренит всю кривду-неправду из жизни общества;
· с другой стороны та же психодинамика порождала систематический саботаж неправедной политики государства подвластным обществом во всех сословиях, переходящий регулярно в бунты;
· рассогласование мечты и реальности объяснялось фразами:
Ø «Царь — хороший, бояре — плохие»;
Ø либо в предельном случае: «Царя подменили: царь — не настоящий…», т.е. нужен настоящий царь, который будет хорошим.
Здесь важно указать на одно важное обстоятельство. Для большинства людей в обществе, пребывающем под властью «режима Великого инквизитора», восприятие именно режима, т.е. определённой системы осуществления власти, — неразрешимая проблема, вследствие неразрешимости которой режим в целом сводится ими к персоне, его номинально возглавляющей. Как следствие этой ошибки, единственный рецепт решения социальных проблем — смена персоны, олицетворяющей режим, но не анализ пороков режима и смена режима путём устранения его системообразующих пороков. Это касается и Ф.М.Достоевского, породившего политическую метафору «Великого инквизитора». Хотя это — ошибка миропонимания, но тем не менее, она — социальная норма для толпо-«элитаризма» во всех его проявлениях, включая и власть «режима Великого инквизитора».
Советский период истории — это модификация «режима Великого инквизитора», поскольку психодинамика общества с падением монархии и установлением власти советов депутатов трудящихся не изменилась. Попытка И.В.Сталина вырваться из этой алгоритмики общественно-государственных взаимоотношений выразилась в создании и принятии Конституции СССР 1936 г. Однако эта попытка не удалась, поскольку партийная бюрократия — коллективный «Великий инквизитор» устроила 1937 г., чему И.В.Сталин оказался не способен противостоять фактически в одиночку. Репрессии 1937 г. вогнали в страх десятки миллионов людей, и прежде всего — детей жертв репрессий, который они пронесли через всю свою всю жизнь и передали через духовное родовое наследие своим детям и внукам, в том числе — и живущим ныне[54]. А из числа той молодёжи, кто не испугался, многие сложили свои головы в боях Великой Отечественной войны.
Отличия советской версии режима «всевластия Великого инквизитора» от имперской версии следующие:
· Знания, необходимые для управления обществом, производством и распределением продукции в нём таким образом, чтобы жизнь всех была более или менее благоустроена, а социально-экономическая система воспроизводила бы себя устойчиво в преемственности поколений, это — якобы марксизм-ленинизм: «учение Маркса всесильно потому, что он верно»[55].
· Марксизм всеобъемлющ и безальтернативен, поскольку все иные системы миропонимания, по мнению марксистов, либо частично истинны, либо представляют собой заведомо злоумышленную ложь, вследствие чего они практически никчёмны, вследствие чего лучше не тратить время на их изучение в том числе и для того, чтобы не впасть в обольщение жизненно несостоятельными альтернативными марксизму теориями.
· Поэтому от «света» «мраксизма» в СССР — никуда не деться: эти «знания» входят в стандарт всеобщего обязательного образования[56], и их более обстоятельное освоение входит в стандарт всех разновидностей профессионального высшего образования[57], не говоря уж о том, что освоение марксизма-ленинизма в полноте и детальности было отдельным направлением в высшем профессиональном образовании — в общем, система образования в области комплекса обществоведческих дисциплин реализовывала туннельный сценарий, в котором человек не мог получить доступа ни какой иной информации, кроме фильтрата из марксизма-ленинизма, сделанного идеологами в соответствии с указаниями аппарата ЦК КПСС — олицетворявшего «режим Великого инквизитора».
· Общество как бы само выдвигает из своих рядов очередного «Великого инквизитора», олицетворяющего собой режим, на основе избирательных процедур партийной и советской демократии, но при этом все процедуры, начиная от процесса выдвижения кандидатов до подсчёта голосов, управляемы «режимом Великого инквизитора», — и на это следует закрывать глаза и не говорить об этом, поскольку «Великий инквизитор» лучше знает, как надо осуществлять и партийную, и советскую демократию.
· Как и в случае базовой имперской версии «Волоцкого — Достоевского» здесь тоже есть своя трагедия. Суть её в том, что:
Ø подвластные Великому инквизитору сами не желают взять ответственность хотя бы за себя, не говоря уж о том, чтобы взять на себя ответственность за судьбы других;
Ø как следствие, если их предоставить самим себе и не принуждать к определённому порядку, то они начнут убивать друг друга и впадут в бедствие (этот потенциал проявился во множестве вспышек насилия в процессе краха СССР, на основе его проявлений возникла характеристика 1990‑х гг. как «бандитских» и «лихих», и ныне он проявляется на Украине);
Ø и главное — марксизм-ленинизм (в силу пороков его философии, управленческой невнятности и метрологической несостоятельности политэкономии[58]) — фальсификат истины;
Ø о том, что «не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих», не вспоминают, думать сами в своём большинстве не хотят и не умеют, совесть и стыд для большинства — никчёмны.
Устойчивость «режима Великого инквизитора» во всех его версиях обеспечивается четырьмя факторами:
1. Созидательным трудом подавляющего большинства населения под общим управлением «Великого инквизитора», которое определяет качество жизни всех.
2. Преимуществами в потреблении произведённого и в социально-статусном соотношении власти и безответственности перед ниже стоящими, которые даёт продвижение вверх по социальной иерархии личностей.
3. Самодисциплиной высших иерархов, которые должны обеспечить эффективность труда и поддерживать некую меру распределения разного рода преимуществ по ступеням социальной иерархии, гарантирующую стабильность системы и поддержку её подавляющим большинством населения (при этом определённый аскетизм «Великого инквизитора» даёт ему моральное право «драть» всех, кто находится ниже его в социальной иерархии, но потребляет больше, чем САМ (!!!!) «Великий инквизитор»).
4. Подавлением антисистемных меньшинств, к числу которых принадлежит и сообщество «комбинаторов», и прежде всего — антисистемных представителей само́й правящей «элиты», норовящих так или иначе уклониться от созидательного труда.
Однако система несёт в себе причины её собственного краха, главные из которых — безответственность «высших» перед «низшими». Это ведёт к тому, что на каком-то этапе своего самовоспроизводства в преемственности поколений социально-статусные и потребительские преимущества представителей высших уровней иерархии перестают быть обусловленными их реальной управленческой компетентностью в отношении: 1) обеспечения эффективности труда, 2) признаваемой обществом справедливости распределения производимого и 3) подавления антисистемных факторов. Когда «элита» «режима Великого инквизитора» утрачивает деловую компетентность и начинает жить для себя, проявляя в отношении остального общества вседозволенность, изрядная доля общества чувствует свою обделённость (в том числе утрачивают доверие к государственной власти).
А кроме того — ещё некоторая часть общества обретает убеждённость в том, что они тоже могут обеспечить своё благополучие за счёт чужого труда не хуже, чем это делает исторически сложившаяся «элита», которая своим паразитизмом подаёт пример для подражания всевозможному люмпену, с которым она постепенно становится идентичной в аспектах нравственности и этики. Эта социальная группа завистников включает в себя подгруппу претендентов в «великие комбинаторы», которые характеризуются тем, что:
· избегают грубого насилия и беззастенчивого воровства, т.е. «чтут уголовный кодекс»[59] и законодательство в целом,
· но изобретают «сравнительно честные способы отъёма денег и иных благ» без нарушения норм действующего законодательства.
Когда «режим Великого инквизитора» деградирует настолько, что может быть снесён, — тогда претенденты в «Великие комбинаторы» подают себя остальному обществу в качестве борцов за свободу против тирании «Великого инквизитора». И если общество не видит в них паразитов, от которых свободу необходимо защищать точно так же, как и от тирании «Великого инквизитора», то воцаряется режим «великого комбинатора».
Однако, если в идеале режим «Великого инквизитора» возлагает на всех без исключения, в том числе и на «Великого инквизитора» обязанность трудиться на том или ином поприще, то режим «великого комбинатора» возлагает эту обязанность только на «лохов», признавая за теми, кто способен «комбинировать», право на «комбинации», не нарушающие законодательство, которое написано и поддерживается такими же «великими комбинаторами» от юриспруденции так, чтобы создать возможности для «комбинирования» и эксплуатации «лохов».
Эти закономерности проявились и в деградации и крахе советской версии режима «Великого инквизитора»: с течением времени она перестаёт нравиться всё более широкому кругу людей (как в среде простонародья, так и в среде «элиты», — но по разным причинам) потому, что накапливаются и разрастаются проблемы, которые режим решить в принципе не способен. Обществу объективно требуется альтернатива.
Альтернатива, как и марксизм, привносится в бездумные головы извне. Это — буржуазный либерализм. «Голос Америки», радио «Свобода», «Русская служба BBC» на протяжении десятилетий рассказывали о том, что альтернатива есть, расхваливали её, но «железный занавес» не позволял с нею ознакомиться на практике, поскольку за границей бывали большей частью только люди, посланные туда «режимом Великого инквизитора» в командировки. Зарубежные кинофильмы, особенно комедии, подтверждали зримо, что альтернатива есть, и она лучше «совка». Успех перестройки и реформ в духе идей буржуазного либерализма в том виде, в каком перестройка и реформы стали достоянием истории, был возможен прежде всего потому, что в советском обществе Остап Бендер к началу перестройки стал культовым литературным персонажем, которому многие симпатизировали вследствие того, что несли в своей психике черты его нрава и характера. Соответственно после того, как ханжески-идеологический контроль ЦК над нравами общества остался в прошлом, истинная нравственность населения стала выражаться беспрепятственно в расхищении (в том числе и узаконенными методами — приватизации) всего того, что раньше называлось «социалистическая собственность», и памятники Остапу Бендеру появились во многих городах на территории бывшего СССР[60].
Поэтому, метафорически говоря, либерализм это — всевластие «режима Великого комбинатора». Угрозу его прихода к власти предвосхитил Н.В.Гоголь в «Мёртвых душах» более, чем за четверть века, до того как Ф.М.Достоевский пугнул пугливых и бездумных интеллектуалов — фиктивных гуманистов — легендой о Великом инквизиторе. Ещё полвека спустя[61] образ Великого комбинатора, не желающего строить общество, в котором всё по Правде и совести, и нет места эксплуатации «человека человеком», — представили И.А.Ильф и Е.П.Петров. Не вняли ни Гоголю, ни Ильфу и Петрову. В итоге после 1991 г. на постсоветском пространстве, в том числе и в России, возникли режимы «Великих комбинаторов», пришедшие на смену всесоюзному «режиму Великого инквизитора».
Могут возникнуть возражения против сказанного выше том смысле, что персонажи «Мёртвых душ» и Остап Бендер — это достояние русской и русско-еврейской культуры, а США характеризуется другими социальными типажами, вследствие чего вся изложенная выше характеристика обществ на основе идеологии буржуазного либерализма как «режима Великого комбинатора» — клеветнически лжива. Всех, кто думает так, отсылаем читать произведения американца — О.Генри: типажи комбинаторов, претендующих стать «Великими комбинаторами», аналогичны отечественным. А если поизучать фактологию истории США, то найдутся вполне успешные (в отличие от мелких мошенников, описанных О.Генри) социально высокостатусные, уважаемые обществом «великие комбинаторы», например, — Дж. Сорос.
Практически же в России всевластием «режима Великого комбинатора» подавляющее большинство населения пресытилось к началу 1996 г. — году первых президентских выборов по конституции 1993 г. Официальный рейтинг зиц-председателя — как бы основателя режима — Б.Н.Ельцина в феврале 1996 г. был на уровне 6 %, что в перспективе сулило победу на президентских выборах Г.А.Зюганова, после чего режиму Г.А.Зюганова пришлось бы массово показательно покарать изменников-либералов — политических активистов прошлых лет: таковы законы толпо-«элитаризма». Поэтому те, кого олицетворял Б.Н.Ельцин, вынуждены были прибегать к помощи политтехнологов, создавших на пустом месте «технического кандидата» А.И.Лебедя, обеспечившего победу Б.Н.Ельцина[62]; а Б.Н.Ельцину пришлось в ходе избирательной кампании отплясывать под инфаркт[63]. В итоге спустя неполные четыре года либеральный зиц-председатель Б.Н.Ельцин сдал власть «режиму чекистов»[64], который сразу же был обвинён в том, что это — «режим Великого инквизитора». Однако постлиберальный «режим чекистов» это — не «режим Великого инквизитора», но об этом далее.
И проблема либеральной оппозиции «режиму чекистов», который они считают очередной версией «режима Великого инквизитора» состоит в том, что:
· только для либералов-комбинаторов «режим Великого инквизитора» — «очевидное зло», подлежащее уничтожению и искоренению без какого-либо обсуждения и сомнения в этом с привлечением для этого любых сил — вплоть до агрессии США и дьявола;
· а для подавляющего большинства населения в условиях толпо-«элитаризма» «режим Великого инквизитора» предпочтительнее «режима Великого комбинатора», правившего страной в 1990‑е гг., поскольку:
Ø соблюдение определённых, в общем-то не обременительных правил поведения, в условиях «режима Великого инквизитора» гарантирует жизнь и некоторое благополучие при условии, что «Великий инквизитор» справляется с принятой им на себя управленческой миссией в том виде, как она представлена Ф.М.Достоевским;
Ø а вот «режим Великого комбинатора» никому и ничего не гарантирует — ни простонародью (сейчас оно в России страдает от кризиса, созданного — претендующим стать всемирным — «режимом Великого комбинатора» США), ни самим «великим комбинаторам» (желающие могут поискать в интернете сообщения о разорении некогда успешных миллионеров, их самоубийствах и тюремных отсидках), ни их политическим агентам (типа убитых за приверженность «Великому комбинатору» В.Листьева, Г.Старовойтовой и А.Политковской, в силу чего их гибель не вызывает сожалений в массе простонародья, которое с радостью бы похоронило и многих других им подобных, чьи имена хорошо известны, и потому мы называть их не будем).
Но как уже было отмечено, «режим чекистов» — это не «режим Великого инквизитора», и это выражается в том, что:
· конституция 1993 г. — конституция «режима Великого комбинатора» не отменена и законодательство разрабатывается в соответствии с нею;
· система образования в области социальной философии, социологии, политологии, журналистики и «пиара» (связей с общественностью), государственного и муниципального управления, экономики и финансов безальтернативно либеральная — никакие антилиберальные воззрения в образовательные стандарты либерально «мыслящей» бюрократией не допускаются;
· средства массовой информации подавляют свободу слова и мысли в России, не допуская ни публикаций, ни комментариев к публикациям, в которых разоблачается жизненная несостоятельность либеральных воззрений и обнажается их антинародная сущность;
· режим не карает тех, кто преуспел в комбинаторстве (Чубайс, Ясин, Скрыник, Сердюков, Васильева и многие другие — тому примером).
Упрёки в адрес «режима чекистов» со стороны патриотов сводятся к тому, что это не «режим Великого инквизитора», поскольку не карает либералов как изменников и предателей, хотя есть за что. И если бы режим стал на этот путь, то рейтинги В.В.Путина и его сподвижников в этом деле только бы выросли. Однако политики зачистки властных структур, включая и структуры СМИ, нет. И в этом есть смысл: во-первых, не возбудить в толпо-«элитарном» обществе массовый психоз всеобщего доносительства о врагах народа, после возникновения которого репрессии тоже обретают характер неуправляемого на личностном уровне самотёка, в котором массово гибнут невиновные люди, и во-вторых, не допустить возникновения новой волны страха и ужаса перед репрессиями, которая, если возникнет, неизбежно будет властвовать над несколькими последующими поколениями, передаваясь им через духовное наследие. Т.е. постлиберальный «режим чекистов» — действительно не «режим Великого инквизитора». Ну а тех, кто совершил преступления против России и остался юридически не наказанным, — тех накажет Жизнь.
Нравится такое определение либо же нет, но «режим чекистов» это — нечто, не имеющее прецедентов в историческом прошлом России: это — процесс становления режима наместничества Божиего на Земле всех людей без исключения, в котором не будет места ни «инквизиторам», ни «комбинаторам», поскольку все они — тираны.
Однако «режим чекистов» это и — не режим «Великого комбинатора», поскольку:
· на свободу комбинаторства режим налагает ограничения, исходя из своего понимания целесообразности, действуя по праву силы, как и положено «режиму Великого инквизитора»[65];
· Запад снова преисполнен претензий к России, упрекая её руководство в отступлении от общепринятых норм либерализма, т.е. «режим чекистов» проводит некую глобальную политику, не разъясняя её сути (в отличие от СССР, особенно — Сталинского СССР);
· не только не проводит, но и не поддерживает политику «десталинизации» так, как хотелось бы либералам и допускает деятельность неосталинистов и прочих не-либералов, предлагая идейным либералам не запрещать произведения своих противников к распространению, а идейно громить тех, кто с ними не согласен, чтобы либералы убедили их в своей правоте. А это — изощрённое издевательство над либералами, поскольку либералы не способны к открытой дискуссии в силу приверженности «дьявольской логике»[66] «великого комбинаторства».
Поэтому встаёт вопрос: А что делает «режим чекистов», если ему — вроде бы — свойственны как черты антилиберального «режима Великого инквизитора», так черты либерального «режима Великого комбинатора»?
Ответ простой:
· Во внешний мир режим транслирует непрестанно возобновляемую загадку «Кто Вы, мистер Путин?», — жизненно состоятельного ответа на которую в либеральном менталитете быть не может [67].
· Во внутренней политике он занял позицию «разводящего», т.е. управляющего конфликтом «великих комбинаторов» (либералов) и «великих инквизиторов» («элитариев» — патриотов-государственников) и тем самым «режим чекистов» объективно работает на то, чтобы Россия наконец-таки стала свободной от власти над психодинамикой её общества и концепции общественно-государственных взаимоотношений «режима Великого инквизитора», и не оказалась под властью глобального «режима Великого комбинатора» США.
Оба эти вида деятельности полезны, поскольку действия-бездействия режима, порождают обстоятельства, которые заставляют людей думать над тем, как живёт человечество и как живёт Россия? вследствие чего они живут так, а не иначе? что и как надо делать для того, чтобы жить лучше?
И в этом деле — в думании — никакой государственный аппарат (ни порочный, ни запредельно профессиональный) не способен подменить собой большей частью негласно протекающий мыслительный процесс всех и каждого. Но именно выход людей на определённый уровень миропонимания — это то, что нужно России сегодня для дальнейшего развития. А «режим Великого инквизитора» и «режим Великого комбинатора» одинаковы в том, что создают условия, препятствующие решению этой общественной задачи. Поэтому пока занимается Россия этим думаньем, и чем больше людей втягивается в этот процесс, — Бог всем нам всегда в помощь.
Те, кто не желает думать и личностно развиваться, становятся либо «травой на поле боя», либо бойцами в рядах бьющихся на смерть приверженцев «режима Великого комбинатора» и «режима Великого инквизитора». Так что и эти заняты в общем-то полезным делом взаимного подавления.
А деградация постсоветской государственности создаёт предпосылки к тому, чтобы преображение России и её государственности произошло без потрясений и катастроф, поскольку окончательно деградировавшая, обессилившая постсоветская тупо-бюрократическая власть не сможет спровоцировать революцию и развязать гражданскую войну в России.
