double arrow

ГЛАВА ПЯТАЯ

Никки изучала лицо девушки. Детектив делает это всегда. Пытается определить, что осталось несказанным. Ищет признаки лжи. А если собеседник не лжет, то как относится к тому, что говорит? По службе детектив Хит то и дело сталкивалась с людьми, которые морочили ей голову. В девяти случаях из десяти оставалось только установить, насколько серьезно. Умение читать по лицу помогало вычислить степень нечестности.

На лице Холли Фландерс отражалась целая гамма противоречивых чувств, но не ложь. Когда Холли потупила глаза, чтобы сковырнуть очередной кусочек лака, Хит повернулась к Руку и вздернула бровь. Журналист с легкостью прочитал на ее лице вопрос: «Ну, мистер всезнайка?»

– Не знал, что у Кэссиди Таун были дети. – Он понизил голос из уважения к чувствам девушки. Или чтобы не раздражать Никки.

– Она и сама не знала, – словно выплюнула Холли. – Родила и забыла.

– С этого места поподробнее, Холли, – попросила Хит. – Объясни все хорошенько, потому что для меня это ново и важно.

– А что тут непонятного? Вы что, тупая? Вы же коп, пораскиньте мозгами. Я – «дитя любви», – в ее тоне звучали копившиеся годами обида и злость, – ублюдок, грязный секрет, который при первой же возможности заметаешь под ковер. У меня еще пуповина, чтоб ее, не отсохла, а она меня уже пристроила. Ну, теперь уже ей не надо делать вид, будто я не существую. И отказывать в помощи потому, что она меня стыдится, как вечного напоминания о ее ошибке. Еще бы вы знали! Она от всех скрывала. Как же можно, чтобы у королевы скандалов была собственная скандальная тайна?

Девушке хотелось плакать, но, вместо этого, она выпрямилась и выкрикивала свои гневные тирады, тяжело дыша, как будто только что пробежала стометровку. Или проснулась от повторяющегося кошмара.

– Холли, я понимаю, это тяжело, но мне придется задать тебе несколько вопросов.

Холли Фландерс оставалась подозреваемой в убийстве, однако Никки говорила со спокойным сочувствием. Если Кэссиди Таун в самом деле приходилось ей матерью, Никки, как никто, сочувствовала дочери убитой. Если, конечно, та не убивала мать.

– А что, у меня есть выбор?

– Твоя фамилия Фландерс, а не Таун. Это фамилия отца?

– Нет, одного из приемных родителей. Фландерс – приличное имя. Всяко лучше, чем Мейдофф.[37] Представляете, что бы обо мне тогда думали люди?

Детектив Хит попыталась вернуться к делу.

– Ты знаешь, кто твой отец? – Когда Холли покачала головой, Никки продолжила: – А мать знала?

– Думаю, она со многими путалась. – Холли скривилась, признавая, что это относится и к ней. – Фамильная черта, верно? Если и знала, то мне не говорила.

– И ты не догадывалась?

Никки добивалась ответа, потому что давняя связь могла оказаться мотивом. Холли пожала плечами, но на лице читалось: «Не стану отвечать».

Рук тоже разгадал этот взгляд.

– Видишь ли, я, как и ты, не знал отца.

Никки не сдержала удивления. Холли чуть наклонилась к журналисту, впервые заинтересовавшись разговором.

– Честное слово. И я по себе знаю, как вся жизнь вертится вокруг этого недостающего фрагмента. Это на всем сказывается. Так что, Холли, я не могу поверить, чтобы нормальный человек, тем более такой напористый, как ты, хотя бы не попытался что-нибудь выяснить.

Никки почувствовала, что разговор перешел в новую фазу. Теперь Холли Фландерс обращалась непосредственно к Руку.

– Я кое-что подсчитала. Сами понимаете.

– Девять месяцев от даты рождения? – невесело усмехнулся журналист.

– Точно. Насколько я понимаю, это был май восемьдесят седьмого. Ма… она тогда еще не вела колонку, но уже работала на «Ledger» и весь тот месяц провела в Вашингтоне, раскапывая историю политика, которого застукали на яхте с дамочкой, не являющейся его женой.

– Гари Харт, – подсказал Рук.

– Может, и так. Словом, я догадываюсь, что она залетела в той поездке. А через девять месяцев – та-там! – От ее саркастического тона разрывалось сердце.

Хит записала в блокноте: «Вашингтон, май 1987».

– Теперь вернемся к настоящему. – Она засунула ручку в спиральное крепление страниц. – Часто ли ты контактировала с матерью?

– Говорю же, она притворялась, будто меня не существует.

– Но ты пыталась восстановить связь?

– Ну да, пыталась, с самого детства. Пыталась, когда бросила школу и поняла, что скатываюсь на дно. Ну я и решила: ладно же, пошло все к черту.

– Так почему же ты сейчас снова решила с ней связаться? – Холли промолчала. – Мы нашли в компьютере письма с угрозами. Зачем это?

Холли замялась, но все же ответила:

– Я беременна. И мне нужны деньги. Письма возвращались ко мне, поэтому я пришла сама. Знаете, что она сказала? – Губы у нее задрожали, но девушка сдержалась. – «Делай аборт». Мол, зря она тогда не сделала.

– Тогда ты и купила пистолет?

Если Холли играла на эмоциях, Никки могла побить ее деловым подходом. Пусть знает, что перед ней здесь не присяжные и сочувствие не отменяет фактов.

– Я хотела ее убить. Однажды ночью вскрыла замок и вошла к ней в квартиру.

– С оружием, – подсказала Хит.

Холли кивнула.

– Она спала. Я стояла над кроватью, прицелившись прямо в нее. Я едва не выстрелила… – Девушку передернуло. – Потом я ушла. – И тут Холли в первый раз улыбнулась. – Хорошо, что не поторопилась.

Едва Холли увели, Рук развернулся к Никки:

– Есть!

– Не может быть!

– Может. У меня есть решение! – Журналист едва сдерживался. – Или, по крайней мере, версия.

Хит собрала папки и записи и вышла. Рук тащился за ней до самого рабочего бокса. Чем быстрее она шла, тем быстрее он говорил:

– Я видел, как ты сделала заметку насчет Вашингтона. Ты тоже так думаешь, да?

– Не уговаривай меня подписываться на твои непропеченные, недоваренные теории, Рук. Я не занимаюсь предположениями, помнишь? Я ищу доказательства.

– Да, но к чему ведут теории?

– К беде.

Никки ворвалась в отдел. Рук следовал за ней.

– Нет, – возразил он. – Теории – это семена, из которых вырастают большие деревья, и они… Черт возьми! Писательские привычки, вечно застреваю на метафорах! Одним словом, теории ведут к доказательствам. Это точка А на карте с кладом.

– Да здравствуют теории! – равнодушно буркнула Хит, усаживаясь за стол.

Рук подкатил кресло и сел рядом.

– Следи за моей мыслью. Где была Кэссиди Таун, когда забеременела?

– Мы пока не установили…

Рук перебил:

– В Вашингтоне. И занималась… чем?

– Собирала материал для статьи.

– О политике, вляпавшемся в скандал! А кто навел нас на след Холли Фландерс? – Рук хлопнул себя по бедру. – Политик, вляпавшийся в скандал. Честер Ладлоу – тот, кто нам нужен!

– Рук, я обожаю, когда у тебя на лице написано: «Ребята, я разгадал загадку сфинкса!» – и все же я бы воздержалась от этой теории.

Он постучал пальцами по блокноту.

– Тогда зачем же ты это записала?

– Чтобы проверить, – объяснила Никки. – Если окажется, что отец Холли Фландерс имеет отношение к делу, я хочу знать, кто из находившихся в то время в Вашингтоне контактировал с Кэссиди Таун.

– Спорим, Честер Ладлоу там был. Он еще не получил поста, но отпрыск политической династии наверняка у кого-нибудь набирался опыта.

– Вполне возможно, Рук: Вашингтон – большой город. Но даже если он отец Холли, какой ему был смысл наводить нас на нее, чтобы мы вернулись к нему с новыми подозрениями?

Рук притормозил.

– Ну ладно. Это была просто теория. Рад, что ее можно…

– Выкинуть из головы?

– Одной головной болью меньше, – согласился он.

– Что бы я без тебя делала, Рук! – У Никки зазвонил телефон. Каньеро. – Что такое?

– Мы с Тарреллом зашли в дом рядом с Кэссиди Таун. Оттуда позвонили в полицию с жалобой, что ее мусор оказался в частном мусорном контейнере. – В трубке на заднем плане послышался сварливый старческий голос.

– Рядом с тобой гражданин, подавший жалобу?

– Точно. Таррелл наслаждается его обществом.

– А как этот человек определил, что это ее мусор?

– Вел наблюдение, – объяснил Каньеро.

– Он из этих?

– Из этих.

Закончив разговор с Никки, Каньеро присоединился к Тарреллу, который воспользовался появлением напарника, чтобы отделаться от старика.

– Простите, сэр…

– Я еще не закончил, – возмутился сознательный гражданин.

– Всего минуту.

Отойдя в сторонку, Таррелл подмигнул приятелю:

– Когда слышишь таких по радио, удивляешься, где их выискивают. Ну так что, выгребаем мусор или ждем?

– Она просила посторожить, пока подъедут эксперты. Мистер Голуэй, возможно, трогал мешки, но они возьмут у него отпечатки, чтобы их исключить, и сделают свое дело. Может, даже найдут что-то в патио или рядом, хоть и сомнительно.

– Попытаться стоит, – согласился Таррелл.

– Мне послышалось или вы сказали, что намерены снимать у меня отпечатки? – Голуэй незаметно подобрался к детективам. Его свежевыбритые щеки блестели, а бледные голубые глазки сверкали закаленной годами подозрительностью. – Я не преступник!

– Никто этого и не говорит, сэр, – сказал Таррелл.

– Мне не нравится ваш тон, молодой человек. Неужели в этой стране настолько привыкли подтираться конституцией, что полиции дозволено стучаться в надежную дверь, снимая отпечатки невинных граждан? Вы что, собираете банк данных?

Таррелл был сыт по горло и жестом показал напарнику, что настала его очередь. Поразмыслив, Каньеро поманил Голуэя к себе и зашептал ему на ухо:

– Мистер Голуэй, благодаря вашей сознательности полиция Нью-Йорка получила ценнейшую информацию по важному делу об убийстве, и мы чрезвычайно благодарны…

– О, спасибо. Собственно, мусор – это далеко не все. Я не в первый раз жалуюсь.

Каньеро выпустил пар и продолжил:

– Да, сэр, и в данном случае ваша бдительность окупилась. Возможно, ключ к убийству мисс Таун находится здесь, в вашем патио.

– И она никогда не разделяла отходы. Я до посинения звонил в «три-один-один»[38] – Старик придвинулся так близко, что Каньеро мог бы пересчитать сосуды под прозрачной кожей. – Подобные торговцы грязью всегда пренебрегают законами.

– Ну вот, мистер Голуэй, вы еще больше поможете следствию, если дадите нашим техникам свои отпечатки, чтобы отличить их от других отпечатков, возможно оставленных на мешке убийцей. Вы ведь не откажете нам в помощи?

Старик подергал себя за мочку уха.

– А они не попадут в ваш банк данных?

– Я лично даю вам слово.

– Ну, тогда почему бы и нет, – согласился старик и заспешил наверх поделиться новостями с женой.

– Знаешь, как я тебя называю? – спросил Таррелл. – Любимчик психов!

Детектив Хит четкими печатными буквами записала на доске дату и время, когда Холли Фландерс проникла в квартиру Кэссиди. Надевая колпачок на маркер, она услышала, как на рабочем столе завибрировал мобильник.

Пришло сообщение от ее тренера Дона. «Завтра утром? Да/Нет». Никки уже занесла палец над буквой «Д», но неожиданно заколебалась. И тут же задумалась, в чем причина. Ее взгляд обратился к спине Рука, говорившего с кем-то по телефону. Никки поводила пальцем над клавишей и все же нажала «Д». «Почему бы нет?» – подумала она.

Едва дождавшись возвращения Тараканов, Никки собрала свою команду перед доской на летучку. Каньеро принес с собой папку.

– Из Семнадцатого только что сообщили по поводу похищенного тела. – Все притихли. Общее внимание свидетельствовало о важности любой ниточки, ведущей к пропавшему, а возможно, к счастью, уже найденному трупу. – Внедорожник обнаружен пустым. Он ворованный, как и мусоровоз. Его угнали со стоянки перед торговым центром в Ист-Мидоу на Лонг-Айленде, прошлой ночью. Сейчас эксперты ищут отпечатки и все прочее.

Детектив еще немного почитал про себя, после чего закрыл папку и передал ее Никки.

Просмотрев рапорты, она произнесла:

– Ты кое-что упустил. Здесь говорится, что в поисках помогла наклейка на бампере насчет почетного студента, которую ты заметил. Неплохо, Каньеро.

– Значит, ты был не слишком занят, – отметила Гинсбург.

– Чем это я мог быть занят?

Она пожала плечами.

– Там столько всего происходило: нападение, движение, люди… Было о чем подумать.

Очевидно, известие о разводе Каньеро и о том, что детективу вздумалось прокатиться вместе с Лорен Пэрри, уже распространилось по отделу. И конечно, именно Гинсбург никак не могла удержаться от комментария.

Хит, которая не любила, когда обвинения предъявляют на основании слухов, вмешалась:

– Думаю, достаточно.

Но Каньеро еще не угомонился:

– Слушай, если ты намекаешь, будто меня что-то отвлекло от дела, так и говори.

– Когда это я такое говорила? – усмехнулась Гинсбург.

Никки решительно оборвала перепалку:

– Идем дальше. Я хочу обсудить помои Кэссиди Таун.

Таррелл собирался было заговорить, но Рук опередил его:

– Знаешь, это название куда лучше подошло бы ее колонке. Жаль, теперь уже поздно. – Журналист ощутил на себе холодные взгляды. – Или рано. – Он откатился в кресле к своему столу.

– Итак, – перехватил инициативу Таррелл, – там сейчас работают эксперты. Не похоже, чтобы им много досталось. Мусор странноватый. Одни хозяйственные отходы. Кофейная гуща, объедки, упаковки из-под хлопьев и все такое.

– Никаких бумаг, – подхватил его напарник. – Мы специально выискивали записи, распечатки, вырезки – nada. [39]

– Может, она работала только на компьютере? – предположила детектив Гинсбург.

Хит покачала головой.

– Рук говорит, что она им вовсе не пользовалась. К тому же тот, кто пользуется компьютером, все равно кое-что распечатывает. Особенно писательница, верно?

Воспользовавшись тем, что о нем вспомнили, Рук снова вкатился в круг.

– Я всегда распечатываю материалы на случай, если комп накроется. И еще для проверки. Но, как справедливо заметила детектив Хит, Кэссиди Таун на компьютере не работала. Это связано с ее страстью все контролировать. Кэссиди панически боялась, что электронные документы просмотрят или выкрадут. Она все печатала на допотопном айбиэмовском «Селектрике», и помощница возила написанное в «Ledger», чтобы уже там ввести в компьютер.

– Значит, мы имеем дело с пропавшими бумагами. Где ее записи? – Никки открыла маркер и обвела этот вопрос.

– Очень похоже, что кто-то стремился заполучить добытые ею сведения, – сказал Таррелл.

– Думаю, ты прав, Тэрри, и я этим займусь. Но не отвергаю и других версий. – Хит маркером указала на список людей, с которыми удалось побеседовать. – Но, как мне представляется, это не месть за старый скандал, а попытка предотвратить новый. Что скажешь, Рук? Ты же был рядом.

– Точно. И знаю, что она занималась серьезной работой на стороне. Говорила, что потому и жжет свет всю ночь, потому я и заставал ее по утрам в той же одежде.

– А чем именно она была занята, Кэссиди не говорила? – спросила Никки.

– Вот этого я не сумел вытянуть. Решил тогда, что она работает для журнала и видит во мне соперника. Все то же стремление к первенству. Кэссиди как-то сказала – я даже записал для статьи: «Если нащупал хороший сюжет… – Рук зажмурился, вспоминая, – держи рот на замке, глаза открытыми, а секреты закопай поглубже». В общем, она имела в виду, что, если начнешь болтать о крупном деле, кто-то может тебя опередить. Или сумеет остановить.

– Или убить? – подсказала Никки и обвела две даты на временной шкале. – Джей-Джей, управляющий зданием и хранитель местных преданий, заявил, что дважды менял замки в квартире Кэссиди. В первый раз ей почудилось, что в дом кто-то входил. Основываясь на показаниях брошенной дочери, предположим, что это была она. Тогда объясняются и ее отпечатки. На ночь убийства у нее алиби – она была с клиентом. К счастью, это легко проверить. Что касается второй смены замков, Тоби Миллс признался, что выбил дверь, и показал, что его вспышка гнева была вызвана инцидентом с маньяком, которого Кэссиди навела на их дом. Шерон?

– Копии рапорта о происшествии у тебя на столе вместе с фотографиями обвиняемого. – Гинсбург подняла вверх распечатку кадров с камеры. – Некий Моррис Айра Гранвиль, все еще в розыске. Я скопировала ориентировку.

Хит бросила маркер на алюминиевый лоток под доской и скрестила руки на груди.

– Вы сами знаете, как давят на Монтроза из-за пропавшего тела. Тараканы, капитан разрешил позаимствовать людей из отдела квартирных краж, чтобы прочесать жилые и коммерческие помещения вокруг… – Хит поискала имя убитого на другой доске, – вокруг места гибели Эстебана Падильи. Значит, вы пока можете заняться этим убийством и похищением тела.

– Мне тут пришло в голову, – напомнил о себе Рук. – Машинка Кэссиди. У этих машинок «Селектрик» печатная лента, которая прокручивается при каждом ударе клавиши. Если у Кэссиди остались старые ленты, их можно просмотреть и понять, над чем она работала.

– Тараканы? – окликнула Никки.

– Уже едем, – отозвался Каньеро.

– К ней на дом, – добавил Таррелл.

Когда все разошлись, Рук с мобильником в руках боком подобрался к Никки.

– Мне позвонил еще один информатор.

– Кто?

– Просто информатор. – Журналист сунул айфон в карман и сложил руки на груди.

– И называть его ты не намерен?

– Не хочешь прокатиться?

– А стоит?

– У тебя есть другие идеи? Или ты предпочитаешь дожидаться пятичасовых новостей вместе с капитаном Монтрозом?

Никки задумалась на мгновение, затем бросила на стол пачку папок и взяла ключи от машины.

Рук попросил остановить на 44-й перед «Сарди».[40]

– Покруче, чем на круглосуточной мойке, да?

– Честное слово, Рук, если это уловка, чтобы заманить меня на стаканчик, номер не пройдет.

– Однако ты здесь. – Увидев, как Никки переключает передачу, Рук поспешил объяснить: – Погоди, я пошутил. Я ничего такого не планировал. – Когда Никки вернула рычаг в прежнее положение, он добавил: – Но если передумаешь, я всегда готов.

Когда они вошли внутрь, из-за столика в дальнем конце зала им помахала мать Рука. Махнув в ответ, Никки повернулась к ней спиной, чтобы скрыть ярость на лице, и набросилась на журналиста:

– Твоя мать? Это твой информатор? Мать?

– Слушай, она позвонила и сказала, что располагает информацией относительно убийства. Ты что, откажешься ее выслушать?

– Откажусь.

– Ты шутишь. – Рук вгляделся в лицо Никки. – Ладно, не шутишь. Поэтому-то я тебя и не предупредил. Но что я ей скажу? Что ты не хочешь ничего от нее слышать? А если у нее полезные сведения?

– Ты мог бы сам передать.

– Она хотела поговорить с полицией. То есть с тобой. Да ладно тебе, мы уже здесь, рабочий день заканчивается, что ты теряешь?

Никки изобразила на лице улыбку и прошла к столику. По пути, все еще улыбаясь, она прошипела:

– Ты за это заплатишь, – и улыбнулась еще шире, подходя к Маргарет Рук.

Та сидела на угловом диванчике, в царственном окружении шаржей на Хосе Феррера[41] и Дэнни Томаса.[42] Никки пришло в голову, что любое обрамление для Маргарет Рук показалось бы царственным. Благодаря одному ее присутствию. Даже мансарда Рука, где Никки прошлым летом встречалась с его матерью за игрой в покер, пропитался атмосферой Монте-Карло.

Обменявшись приветственными объятиями, женщины сели.

– Это ваш обычный столик? – спросила Никки. – Приятное, тихое местечко.

– Ну, тихое, пока не начнется театральная суета. Можете мне поверить, дорогая, когда автобусы выгружают публику из Нью-Джерси и Уайт-Плейнс, здесь становиться достаточно шумно. Но столик мне нравится.

– Ее излюбленный вид. – Рук повернулся на стуле и указал взглядом на стену напротив. Ее украшал шарж на Маргарет.

«Гром-дам» Бродвея, как называл ее сын, улыбалась из далеких семидесятых.

Миссис Рук обвила холодными пальцами запястье Никки и заметила:

– Сдается мне, здесь мог бы оказаться и ваш портрет, если бы после колледжа вы связали свою жизнь с театром. – Хит поразилась, откуда матери Рука известно прошлое, о котором Никки ни разу не обмолвилась, но она тут же спохватилась. Статья. Чертова статья! – Мне бы хотелось еще одного «Джеймсона», – добавила актриса, обращаясь к официанту.

– Боюсь, ничем не могу помочь, – вероятно, не в первый раз заявил сын.

Никки попросила у официанта диетическую колу, а Рук заказал эспрессо.

– Точно, вы ведь на службе, детектив Хит.

– Да, и Джеймс… Джейми сказал, что вы можете что-то сообщить о Кэссиди Таун.

– Могу. Хотите услышать сейчас или подождем напитки?

– Сейчас, – в один голос отозвались Хит и Рук.

– Пусть будет так, но не вините меня, если нам помешают. Джейми, ты помнишь Элизабет Эссекс?

– Нет!

– Только посмотри на него! Джейми всегда сердится, когда я рассказываю о незнакомых ему людях.

– Честно говоря, я начинаю злиться, когда ты рассказываешь о них во второй или в третий раз, а они все еще мне незнакомы. Этот раз будет первым, так что продолжай, мама.

Никки выбрала более мягкий способ поторопить актрису: официальный тон.

– Вы владеете существенной информацией по делу Кэссиди Таун? Вы были знакомы?

– Очень поверхностно, но большего мне и не хотелось. Все мы обмениваемся услугами, но Кэссиди свела высокое искусство к низменной торговле. Когда она только начинала карьеру в газете, случалось, приглашала меня выпить и просила забронировать для нее место в театре в обмен на публикацию обо мне. О, я всегда платила за выпивку сама. С актерами-мужчинами было по-другому. Она обещала им славу в обмен на секс. И как я слышала, не всегда выполняла обязательства.

– А о ее… настоящем вы что-нибудь знаете? – с надеждой спросила Никки.

– Да. Итак, Элизабет Эссекс – запишите имя, оно вам пригодится. Элизабет – меценат. Мы с ней входим в комитет, который занимается организацией шекспировских чтений под открытым небом, у фонтана в Линкольн-центре. Сегодня мы обедали в баре «Булю» с Эсмеральдой Монтес из комитета по охране Центрального парка.

– Где же кофе? – пробормотал Рук. – Мне необходим кофеин.

– Расслабься, милый. Я подхожу к делу, но, пойми, декорации тоже важны. Итак, за третьим бокалом очень недурного «Домен Мардон Квинси»[43] мы, естественно, заговорили об убийстве и исчезнувшем теле, и тут Элизабет, которая совсем не умеет пить, в приступе пьяной меланхолии выложила новость, которой я сочла нужным поделиться.

– И что же за новость? – спросила Никки.

– Что она пыталась убить Кэссиди Таун. – Официант подал заказы, и Маргарет, довольная произведенным впечатлением, подняла стакан в тосте. – А теперь, занавес!

Элизабет Эссекс глаз не сводила со значка Никки.

– Вы хотите со мной побеседовать? Но о чем?

– Я предпочла бы не обсуждать этого на лестничной площадке, и, думаю, вы тоже, миссис Эссекс.

– Что ж, проходите. – Женщина пошире открыла дверь.

Когда детектив и журналист ступили на итальянскую плитку прихожей, Никки начала:

– Я должна задать вам несколько вопросов о Кэссиди Таун.

Подозреваемые и допрашиваемые по делу об убийстве реагируют весьма по-разному. Одни оправдываются, другие становятся агрессивными, нервничают, столбенеют, впадают в истерику. Элизабет Эссекс упала в обморок. Пока Никки изучала ее лицо, женщина рухнула, как марионетка с перерезанными ниточками. Она пришла в себя, когда Никки набирала номер скорой, и настойчиво попросила повесить трубку – мол, с ней все в порядке. Головой женщина не ударилась, ее щеки порозовели, и Никки согласилась. Вдвоем с Руком они довели ее до гостиной и устроились на угловом диванчике, позволявшем наслаждаться открывающимся из пентхауза видом на Ист-Ривер и Куинс.

Шестидесятилетняя Элизабет Эссекс носила униформу Верхнего Ист-Сайда: шерстяной костюм, жемчуга и черепаховый обруч на голове. Она была привлекательна, не прилагая усилий, и выглядела богатой без дорогих нарядов. Женщина уверила детектива Хит, что все хорошо, и попросила продолжать. Скоро должен был вернуться ее муж, а у них имелись планы на вечер.

– Ну что ж, – сказала Никки, – кому-то из нас придется начать.

– Я этого ждала, – с тихим смирением произнесла Элизабет.

Теперь Никки видела более привычные признаки. На лице женщины чувство вины смешалось с облегчением.

– Полагаю, вам известно, что сегодня утром Кэссиди Таун нашли убитой? – спросила Хит.

Женщина кивнула.

– Я весь день следила за новостями. Еще говорят, что ее тело выкрали. Как это случилось?

– По моим сведениям, вы покушались на нее, – начала детектив Хит.

Элизабет Эссекс не переставала ее удивлять. Она кивнула и без заминки ответила:

– Да, покушалась.

Никки покосилась на Рука, которому хватило ума не вмешиваться. Журналист увлеченно следил за самолетом, заходившим на посадку в «Ла Гуардиа».

– Когда это было, миссис Эссекс?

– В июне. Точной даты не помню, но примерно за неделю до аномальной жары. Вы помните?

Никки не отвела взгляда, но почувствовала, как заерзал рядом Рук.

– Почему же вам вздумалось ее убить?

И женщина опять ответила без заминки:

– Она спуталась с моим мужем, детектив. – Отбросив скромность и хорошие манеры, Элизабет Эссекс перешла прямо к делу. – Мы с Кэссиди состояли в совете загородного клуба. Обычно мне не удавалось заинтересовать мужа нашими делами, однако весной он вдруг проникся энтузиазмом. Всем известно, что Кэссиди в любой момент готова была задрать ноги, но кто бы подумал, что такое случится с моим мужем? – Помолчав, она тяжело сглотнула и, предвосхитив вопрос Хит, сказала: – Ничего, дайте мне выговориться.

– Продолжайте, – кивнула Никки.

– Мой адвокат нашел частного детектива, который их выследил. Да, у них было несколько свиданий. Обычно в хороших отелях. А один раз… во время экскурсии в ботанический сад они оба исчезли и совокуплялись, как животные, за клумбами и живыми изгородями. Ни он, ни она не знали, что мне все известно, и мужа я не винила. Это все она. Потаскуха. И во время летнего банкета я это сделала.

– Что сделали, миссис Эссекс?

– Отравила суку. – Теперь ее щеки возбужденно пылали. – Я нашла новое средство, которым пользуется молодежь. Мефедрон. – Хит знала это средство. Его чаще называли Эм-кот или Мяу-мяу. – Знаете, почему этот наркотик так популярен? Он легко доступен. Он применяется в удобрениях для цветов. Для цветов!

– И может быть смертельным, – вставил Рук.

– Только не для Кэссиди Таун. Я пробралась на кухню и отравила ее ужин. Мне это представлялось поэтичным. Умереть от подкормки для цветов на обеде в саду! То ли я промахнулась с дозой, то ли она невероятно живуча, но яд ее не взял. Кэссиди решила, что подхватила какую-то жуткую кишечную инфекцию. И знаете, я даже порадовалась, что не убила ее. Гораздо забавнее было наблюдать, как она мучается. – И тут женщина захохотала.

Дав ей успокоиться, Хит спросила:

– Миссис Эссекс, вы можете сообщить, где находились сегодня ночью с двенадцати до четырех часов?

– Да, могу. На ночном рейсе из Лос-Анджелеса. – И уточнила: – С мужем.

– Насколько я понимаю, – заметила Никки, – у вас с мужем все хорошо?

– У нас с мужем все великолепно! Я развелась и вышла за другого.

Несколько минут спустя, когда они спускались в лифте, Никки произнесла:

– Жду не дождусь новых встреч с твоими информаторами. Какие-нибудь кузины или дядюшки?

– Не волнуйся, я еще только беру разбег.

– Чокнутый, – заключила Никки, выходя из лифта.

На следующее утро в пять тридцать тренер Никки попытался взять ее в удушающий захват и растянулся на матах. Никки кружила над ним, пока Дон поднимался. Тот вскочил как ни в чем не бывало и сделал заход слева, но Никки это предугадала и ушла вправо. На этот раз бывший «морской котик» не оказался лежащим во весь рост, а перекатился и застал ее врасплох ножничным захватом колена. Оба рухнули на мат, и тренер удерживал ученицу, пока та не стукнула ладонью, признавая поражение.

Они сходились снова и снова. Дон пытался повторить неожиданную атаку снизу, но Никки никогда не приходилось показывать дважды. Когда Дон потянулся к ее колену, она резко вскинула ногу и тренер не удержал равновесия. Никки навалилась на упавшего, и теперь уже Дону пришлось стучать рукой по мату.

Хит попросила закончить тренировку приемами обезоруживания. Никки увлеклась ими с той ночи, когда русский в ее гостиной наставил на нее ее собственный пистолет. Тренировка проходила как по учебнику, но Никки полагала, что повторение не повредит. Дон отработал с ней приемы с пистолетами и ружьями и закончил ножами – с ними было в каком-то смысле сложнее, чем с огнестрельным оружием, которое вблизи становилось неопасным. За пятнадцать минут они отработали вдвое больше приемов, поклонились друг другу и разошлись по душевым. Никки уже входила в свою раздевалку, когда Дон окликнул ее. Они встретились посередине застланной матами площадки и он спросил, не нужна ли ей компания на ночь. Сама не зная или не желая знать почему, Никки вспомнила Рука и едва не отказалась. Впрочем, она быстро стряхнула наваждение и ответила:

– Почему бы и нет?

Выйдя из раздевалки «Солнцестояния» в Трайбеке, Джеймсон Рук обнаружил два сообщения от Никки Хит. Утро было свежим, осень вступала в свои права, и, когда Рук, остановившись на Мюррей-стрит, поднес к уху телефон, чтобы перезвонить, пар от его влажных волос отражался в стеклянных дверях.

– А, это ты? – произнесла Никки. – Я уже начала думать, что ты решил от меня отстать.

– Ничего подобного. Просто я, в отличие от большинства, соблюдаю правило: «Не проносить мобильных телефонов в раздевалки нашего спортзала». Что у тебя? Никки, если ты найдешь тело, когда меня не будет рядом, я очень рассержусь.

– Я продвинулась на один шаг.

– Выкладывай.

– Звонил Жирный Томми. Он сдал банду, которая вчера перехватила коронерский фургон. Жди у своего дома, я тебя подберу. Если будешь умницей, возьму с собой в гости.

– Двое внутри, – сказала по рации Никки Хит. – Дожидаемся, пока появится наш третий друг, и начинаем.

– Готова, – ответила детектив Гинсбург.

Хит, Рук, Таррелл и Каньеро, как в троянском коне, теснились в кузове фургона доставки форменной одежды, припаркованного на Восточной 19-й напротив магазина, торгующего мобильными телефонами. По словам Жирного Томми, этот магазин был прикрытием для настоящего бизнеса троицы: они угоняли грузовики доставки, в то время как водитель принимал первую партию груза. Товар сдавали перекупщикам, а ненужные машины бросали на дороге.

– Итак, мое знакомство с Жирным Томми окупается, – заметил Рук.

– Какой ты меркантильный, – ответила Никки и услышала смешки Тараканов за спиной.

– Однако это знакомство привело нас сюда, – возразил журналист, тщетно пытаясь не выглядеть меркантильным.

– А почему он сдал их тебе, детектив Хит? – осведомился Таррелл, пользуясь случаем уязвить Рука.

Каньеро тоже наслаждался ситуацией.

– Не хотелось бы объяснять, – буркнула Хит.

– А ты объясни, – проворчал Каньеро.

Никки замялась.

– Жирный Томми сказал, это потому, что вчера я держалась перед ним как настоящий мужик. И еще посоветовал, чтобы это не вошло в привычку.

– Угроза? – спросил Таррелл.

Никки с улыбкой пожала плечами.

– Скорее попытка флирта.

– На вашей стороне, сзади, – послышался в рации голос Гинсбург, которая засела в вестибюле прачечной самообслуживания, располагавшейся немного дальше.

Едва она договорила, как мимо прогрохотал мотоцикл.

– Посмотри на него, Каньеро, – попросила Никки и отодвинулась в сторону, пропуская коллегу к наблюдательному окошку.

Детектив взглянул на крупного мужчину в кожаном жилете, пригнувшегося к рулю.

– Возможно, это мой знакомый с AR-пятнадцать. Тот был в маске, но телосложение соответствует.

Каньеро вернулся на свое место на большом мешке из прачечной, предоставив Хит наблюдать, как мотоциклист оставляет мотоцикл на мостовой перед магазином и входит внутрь.

– Порядок, – заговорила Никки в микрофон. – Берем, пока они не решили прокатиться. Начинаю через шестьдесят секунд.

Взглянув на часы, она произнесла: «Поехали!» – чтобы сверить время.

– Каньеро, ты идешь последним, – добавила Никки. – Чтобы они не прикончили тебя посреди улицы.

– Понял, – отозвался Каньеро.

– А ты, Рук…

– Знаю, знаю: пожалуйста, оставайтесь на местах, пока не погаснет сигнал «пристегните ремни»! – Журналист пропустил их и занял покинутый Каньеро мешок. – О, нагрел местечко!

– Три, два, пошли! – отсчитала Никки и первой выскочила наружу.

За ней двигался Таррелл. Каньеро, следуя приказу, ждал в дверях фургона. Никки увидела Гинсбург, приближавшуюся к магазину с другой стороны.

Каньеро обернулся к Руку и заговорил:

– Думаю, пора и мне…

Его прервали выстрелы: тяжелый грохот AR-15 и следом стрельба из пистолетов. Рук сунулся к наблюдательному окошку, но Каньеро оттянул журналиста назад.

– Держись пониже. Жить надоело?

Он затолкал Рука в кучу мешков и с оружием вернулся к дверям, держась безопасной стенки фургона.

Снова раздался треск выстрелов. Рук, выглянув через окошко на пассажирской стороне, успел увидеть, как Каньеро бросился к табачной лавке в поисках укрытия. Прозвучало еще несколько выстрелов, а потом завелся мотоцикл. Мотоциклист, сдернув машину с поребрика, развернул к 19-й. Хит и Гинсбург, стоявшие в дверях магазина, прицелились, но проезжавшее мимо такси помешало им выстрелить. Мотоциклист оглянулся на них через плечо и усмехнулся. Рук успел навсегда запомнить его лицо, прежде чем метнул в этого типа бельевой мешок, сбив мотоциклиста с седла.

Через полчаса мотоциклист отходил от контузии в охраняемом отделении больницы «Бельвью». Скорее всего, он был главарем, так что легко не расколется. Двое сообщников сидели перед Никки Хит в комнате для допросов Двадцатого участка. По их виду Никки определила, что разговор будет трудным. Она внимательно читала досье. Оба успели отбыть срок за все на свете, от мелких краж до ограблений и торговли наркотиками.

Детектив Хит понимала, что в конечном счете допрашиваемых надо будет разделить. Но прежде она хотела узнать, кто из них слабое звено. Согласно разработанной Хит тактике, арестованных следовало держать вместе, пока она не сделает выбор. Закрыв досье, она спокойно начала:

– О'кей, приступим. Кто вам заказал вчерашнее дело?

Оба сидели, уставившись перед собой стеклянными глазами. Такие глаза ничего не видят и ничего не выдают. Глаза бывалых заключенных.

– Начнем с вас, Бойд.

Крупный мужчина с проседью в бороде взглянул на нее, но промолчал. Скучающе отвел глаза. Никки обратилась ко второму – рыжему парню с паутиной татуировок на шее.

– А вы что скажете, Шон?

– Ничего не выйдет, – ответил тот. – Я вообще не понимаю, почему я здесь.

– Не считайте меня за дуру, хорошо? – сказала Никки. – Менее суток назад вы со своим дружком-мотоциклистом остановили полицейский автомобиль, угрожали оружием детективу и медэксперту, ранили водителя так, что он попал в больницу, и теперь сидите здесь, готовясь к долгому сроку в Синг-Синге.[44] Это потому, что я не знаю своего дела или, может, вы не знаете?

Рук, находившийся в комнате наблюдения, обернулся к Каньеро.

– Жестко.

– Эти двое, знаешь ли, тоже жесткие, – отозвался детектив.

Никки сложила руки на столе и наклонилась к арестованным. Она сделала выбор, определила, кто из этих двоих предатель. Предателя всегда можно расколоть. Обернувшись к окну, Никки кивнула. Дверь открылась и в комнату вошел Каньеро. Когда детектив остановился у нее за плечом, Никки всмотрелась в лица преступиков. Бойд, тот, что со стальной бородой, снова уставился в никуда. Шон стрельнул глазами.

– Не ошибся, детектив? – спросила Никки.

– Позвольте осмотреть у них шеи.

Никки велела обоим повернуть головы вправо, и Каньеро, перегнувшись через стол, пригляделся.

– Да, – заключил он, закончив осмотр, – не ошибся. – С этими словами он вышел.

– Что это было? – спросил отмеченный татуировками Шон.

На это Никки ответила коротко: «Я сейчас» – и тоже вышла. Но через минуту вернулась с двумя полицейскими.

– Вот этого, – она указала на Шона, – отведите во вторую комнату для допросов и держите там до прихода прокурора.

– Эй, что такое? – вскричал Шон. – У вас на меня ничего нет! Ничего!

Полицейские вытолкнули его за дверь, и Никки улыбнулась.

– Во вторую, – повторила она и, когда те вышли, позволила молчанию говорить за себя. Наконец она спросила: – Ваш приятель всегда такой нервный?

Бойд упрямо молчал.

– Видно, что он куда слабее вас, Бойд. Но вы вот о чем подумайте. У вашего приятеля на шее татуировка, и она его выдала. Он это знает. А знаете, чем это плохо для вас? Тем, что нам нужно имя заказчика, так что мы готовы поторговаться. И вы понимаете, и я понимаю, что с Шоном мы договоримся. Потому что сделка устроит обоих. А он… ну, Шон есть Шон, так?

Бойд изображал статую.

– А что остается вам, Бойд? – Никки открыла досье. – С вашим-то прошлым вам светит долгий срок в Синг-Синге. Но вы знаете, что отсидеть можно. Время идет. К тому же вас сможет навещать верный друг Шон. Потому что он-то останется на свободе.

Никки замолчала. Ей тоже требовалась немалая выдержка, потому что она начинала опасаться, что выбрала не того. Что у парня хватит ума увидеть в недавней сцене с опознанием татуировки уловку. Ее беспокоило, что Бойд, возможно, социопат, и тогда все ее усилия напрасны. Она подумывала, не пересмотреть ли тактику и не предложить ли ему сделку. Сердце у нее трепетало. Осталось только руку протянуть. Неужели она упустит добычу? Даже думать не хочется. И детектив Хит выбрала другой путь.

Она молча встала и собрала папки. Подровняла страницы, постучав по столу. Повернулась и неторопливо направилась к двери, надеясь что-нибудь услышать. Коснувшись ручки, помедлила ровно столько, сколько могла себе позволить, и открыла дверь.

«Молчит, черт побери!»

С ужасным чувством, будто силы оставляют ее, Хит отпустила дверь и позволила ей закрыться.

В комнате наблюдения она выдохнула и наткнулась на разочарованные взгляды Рука, Таррелла и Каньеро. И тут послышалось:

– Эй!

Все четверо повернулись к зеркальному окну. Бойд, насколько позволяли наручники, привстал с места.

– Эй! – орал он. – Так что вы предлагаете?


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



Сейчас читают про: