Предисловие автора к русскому изданию 36 страница

новится более проницаемым и податливым в отношении опыта, оно

также делается более чувствительным к противоречию. Прежде оно

относилось к нему почти с полным безразличием. Будучи направ

ленным по закону сопричастности, оно не видело никакого затруд

нения в утверждениях, которые для нас полны противоречий. Одно

и то же существо являлось для него самим собой и другим сущест

вом, оно могло быть одновременно в одном месте и в другом, оно

могло быть сразу и индивидуальным и коллективным (тождествен

ность индивида и его группы) и т. д. Пра-логическое мышление

удовлетворялось этими утверждениями, ибо оно не только видело и

понимало их истинность, но чувствовало ее, переживало ее благода

ря тому, что я назвал мистическим симбиозом. Когда интенсивность

этого чувства в коллективных представлениях уменьшается, то в

свою очередь начинает возникать логическая трудность. Тогда мало-

помалу появляются посредствующие объекты, проводники соприча

стности. Они делают ее представимой: самыми разнообразными

способами, путем передач контактов, переносов мистических свойств

они осуществляют различные виды сопричастности в отношении

сущности и жизни, которые раньше ощущались непосредственным

образом, но ныне, когда они уже больше не переживаются, рискуют

показаться непонятными.

Говоря по правде, нелепости, к которым нечувствительно перво

бытное мышление, бывают двух родов, несомненно связанных меж

ду собой, однако мы отчетливо видим разницу между ними. Одни

нелепости, подобные тем, которые только что были нами указаны,

происходят от того, что нам кажется нарушением логического прин

ципа противоречия. Они обнаруживаются мало-помалу, когда парти-

ципации, прежде ощущавшиеся, оседают в форме высказанных ут

верждений. Поскольку чувство сопричастности еще живо, язык

скрывает, маскирует эти нелепости, он выдает их, когда чувство те

ряет свою интенсивность. Другие нелепости имеют своим источни

ком предассоциации, которые устанавливаются коллективными

представлениями между существами, явлениями, предметами. Пред-

ассоциации, однако, нелепы лишь из-за своей несовместимости с оп

ределенными и устойчивыми понятиями об этих существах,

предметах и явлениях, с понятиями, которыми как раз пра-логиче-

ское мышление первоначально не обладает. Лишь тогда это мышле

ние станет более внимательным к урокам опыта, когда атрибуты,

которые мы называем объективными, возьмут верх в коллективных

представлениях над мистическими элементами, лишь тогда взаимо

зависимость между явлениями и существами будет отброшена как

невозможная и нелепая.

Первоначально девизом для первобытного мышления могла слу

жить знаменитая формула Юма: <Любая причина может вызвать лю

бое следствие>. Нет такого превращения, нет такого странного и

невообразимого действия на расстоянии, которое казалось бы неле

пым для этого мышления. Человек может родиться от скалы, камни

способны говорить, огонь может не гореть, мертвые могут быть жи

выми и т. д. Мы отказываемся верить, чтобы женщина могла родить

от змеи или крокодила. Подобная вещь кажется нам не примиримой

с законами природы, которые управляют даже самыми уродливыми и

чудовищными случаями рождения. Первобытное мышление, которое

верит в интимную связь между человеческой общественной группой

и крокодильей или змеиной общественной группой, не видит в таких

представлениях ничего более трудного или нелепого, чем в представ

лении о тождестве гусеницы и насекомого, куколки и бабочки. Впро

чем, не менее не совместимо с законами природы, чтобы труп или,

говоря химически, ткани, ставшие не способными к жизни, могли

воскреснуть, а между тем множество культурных умов и по сей день

безоговорочно верят в воскресение Лазаря. Достаточно, чтобы

представление этих умов о сыне Вожмем включало в себя способность

творить чудеса. Но для пра-логического мышления все - чудо,

т. е., вернее, ничто не является им; значит, для него ничто не ка

жется невозможным или нелепым.

В действительности, однако, - и в этом смысле формула Юма

лишь частично подходит к пра-логическому мышлению - предассо-

циации, которые заключены в коллективных представлениях перво

бытного мышления, не такие произвольные, каковыми они кажутся.

Безразличные к тому, что мы называем реальными и объективными

отношениями существ и предметов, они выражают другие отношения,

гораздо более важные для этого мышления, т. е. мистические отноше

ния сопричастности. Именно эти отношения и реализуются предассо-

циациями. Они одни и вызывают любознательность пра-логического

мышления. Попробуйте ему внушить другие отношения, воображае

мые или реальные, между существами и предметами: оно отвернется

от них, оно отбросит их как ложные, незначительные или смешные.

Оно не уделит им никакого внимания. Оно имеет свой мистический

опыт, против которого (поскольку первобытное мышление живо)

опыт в собственном смысле слова бессилен. Следовательно, первобыт

ное мышление кажется не отступающим ни перед какой физической

невозможностью не потому только, что взятая отвлеченно и сама по

себе любая ассоциация между явлениями столь же для него приемле

ма, как и другая, а потому главным образом, что в первобытном

мышлении наперед даны мистические предассоциации, подчиненные

закону сопричастности.

Когда, однако, в каком-нибудь обществе мышление эволюциони

рует вместе с институтами, когда предассоциации ослабевают и пере

стают носить навязчивый характер, то начинают восприниматься

иные отношения между существами и предметами, представления

принимают характер общих и отвлеченных понятий, а одновременно

уточняется как ощущение того, так и представление о том, что явля

ется физически возможным или невозможным. Значит, с физической

нелепостью дело обстоит так же, как и с логической. Одни и те же

причины делают пра-логическое мышление нечувствительным к од

ной и к другой. Одни и те же изменения, одна и та же эволюция

обращают внимание сознания на невозможность утверждать одновре

менно два противоречащих положения и на невозможность верить в

отношения, не совместимые с опытом.

Это совпадение не могло быть случайным. И та и другая 'невоз

можность дают себя чувствовать лишь при одном общем условии:

необходимо и достаточно, чтобы коллективные представления нача

ли обнаруживать тенденцию к приобретению концептуальной фор

мы, т. е. к превращению в понятия. И действительно, с одной

стороны, будучи выражены в этой форме, партиципации могут со

храняться, лишь претерпев, как мы видели выше, превращения, для

того чтобы избежать противоречия. С другой стороны, лишь когда

образовались уже достаточно определенные и законченные понятия

существ и предметов, начинает ощущаться, становиться очевидной

нелепость определенных мистических предассоциаций. Когда основ-

ные объективные свойства камня собраны, так сказать, и закрепле

ны в понятии <камень>, которое, в свою очередь, включено в ряд

других понятий о предметах природы, отличающихся от камня сво

ими не менее устойчивыми свойствами, становится невозможным

представить себе, чтобы камни говорили, скалы двигались по своей

воле, они порождали людей и т. д. Чем больше понятия определя

ются, закрепляются, чем отчетливее они классифицируются, тем бо

лее противоречивыми начинают казаться утверждения, которые не

считаются с указанными отношениями. Таким образом, логическая

требовательность сознания растет вместе с определенностью и закон

ченностью понятий, что в свою очередь нуждается в том, чтобы ми

стические предассоциации коллективных представлений ослабели.

Она растет, следовательно, вместе с долей опыта в представлениях.

Прогресс одного из этих элементов идет на пользу другому и на

оборот, причем нельзя сказать, какой из них является причиной или

следствием.

Этот процесс, однако, вовсе не необходимо представляется в фор

ме прогресса. Понятия в своем развитии не подчиняются внутренней

целесообразности, которая наилучшим образом управляет этим раз

витием. Мышление низших обществ, становясь все менее непроница

емым для опыта, продолжает долгое время оставаться пра-логическим

и сохраняет мистический отпечаток на большинстве представлений.

Кроме того, ничто не предохраняет отвлеченные и общие понятия,

раз они образовались, от удержания в себе элементов, которые явля

ются еще различимыми и явственными пережитками предшествую

щего периода. Продолжают сохраняться предассоциации, которые

опыт не в состоянии разрушить, существам и предметам еще прису

щи мистические свойства. Понятие, очищенное от всяких элементов

подобного рода, - исключение даже в обществах самого высокого ти

па, в обществах низшего типа такое понятие не встречается вовсе.

Понятие становится своего рода логическим осадком предшествовав

ших ему коллективных представлений: оно почти всегда содержит в

себе и влечет за собой более или менее значительный запас мистиче

ских элементов.

Как могло быть иначе? Уже в обществах довольно низкого типа

образуются отвлеченные понятия. Но они не могли не подчиняться

общему направлению породившего их мышления. Следовательно, они

тоже яра-логические и мистические. Они перестают быть таковыми

лишь мало-помалу и очень медленно. Может даже случиться, что они

образуют, после того как служили некоторое время вспомогательным

средством для прогресса, препятствие для него. Ибо если определен

ность и крепость понятия доставляют логической деятельности созна

ния точку опоры, которой оно не находило в коллективных

представлениях, подчиненных главным образом закону сопричастия,

если сознание привыкает отбрасывать как невозможные утверждения,

не совместимые с определением понятия, то сознание очень часто до

рого расплачивается за это преимущество, когда приучается рассмат

ривать концептуальные представления и ассоциации, очень далекие

от действительности, как адекватные последней. Дабы прогресс не ос

танавливался, необходимо, чтобы понятия о существах и предметах

оставались пластичными, изменчивыми, чтобы они расширялись, ог

раничивались, преображались, отделялись и соединялись беспрестан

но под влиянием уроков опыта. Если понятия застывают, костенеют,

складываются в систему, претендующую на самодостаточность, то

умственная деятельность, усвоившая эту систему и применяющая ее,

подвержена опасности употреблять систему и понятия, из которых

она состоит, без непосредственной проверки их реальностью, которую

они якобы представляют и выражают. Понятия становятся объектом

пустой, бессодержательной диалектики, источником роковой сла

бости.

Китайская наука представляет собой памятный пример этой

приостановки развития. Она породила необозримые энциклопедии,

содержащие астрономические, физические, химические, физиологи

ческие, патологические, терапевтические и т. д. понятия. Все это, на

наш взгляд, - ужасная чепуха. Как можно было тратить в течение

многих веков столько прилежания и остроумия ради столь ничтож

ного результата? Из-за большого числа причин, несомненно, но

главным образом из-за того, что источник каждой из этих мнимых

наук - закостенелые понятия, которые никому никогда не прихо

дило в голову подвергнуть проверке и которые в действительности

содержат лишь смутные и не оправдываемые действительностью

представления с мистическими предассоциациями. Отвлеченная и

общая форма, в которую облеклись эти понятия, позволяет совер

шать двойную работу, анализа и синтеза, логическую по своей ви

димости. Эта работа продолжается до бесконечности, оставаясь все

время пустой и самодостаточной. Люди, лучше всего знающие ки

тайское мышление (де Греет, например), почти не надеются, что

когда-нибудь наступит конец никчемной работе, что когда-нибудь

прекратится это вращение по-пустому. Слишком глубоко вкорени

лись умственные привычки, слишком властные потребности они по-

родили. У Европы не труднее было бы вызвать отвращение и недо

верие к ее ученым, чем заставить Китай отказаться от своих физи

ков, медиков и профессоров <фунг-шуй>.

Индия знала формы умственной деятельности, наиболее близкие

к нашим. Она имела своих грамматиков, алгебраистов, логиков и ме

тафизиков. Почему же, однако, она не создала ничего похожего на

наши естественные науки? Несомненно потому, между прочим, что и

здесь также понятия сохранили в общем значительную долю мисти

ческих элементов, имевшихся в коллективных представлениях, от ко

торых понятия произошли, а также потому, что они одновременно с

этим окостенели. Понятия, таким образом, сделались не поддающи

мися дальнейшей эволюции, которая могла бы мало-помалу освобо

дить их от мистических элементов, как это удачно произошло у

греков. Для того чтобы сделаться концептуальными, их представле

ния не должны были перестать быть главным образом мистическими,

поэтому они и остались непроницаемыми для опыта. Если понятия и

образовали собой материал наук, то науки эти могли быть только

символическими и фантастическими или диалектическими и отвле

ченными. У обществ, несколько менее развитых, хотя и достаточно

цивилизованных (Египет, Мексика и т.д.), даже те коллективные

представления, которые <сгустились> в понятия, четко сохранили

свой пра-логический и мистический характер.

Рассмотрим, наконец, наиболее благоприятный случай, когда ло

гическая мысль до настоящего времени продолжает прогрессировать,

ее понятия остаются пластичными и способны непрерывно изменять

ся под влиянием опыта. Даже в этом случае логическая мысль не

вытесняет собой целиком пра-логического мышления. У последнего

имеется несколько оснований для того, чтобы сохраняться. Прежде

всего, следы его продолжают существовать совершенно незаметно в

огромном числе понятий. Чтобы эти следы исчезли, необходимо,

чтобы все понятия, которыми мы пользуемся (например, в повсе

дневном обиходе), выражали исключительно объективные свойства и

отношения существ и явлений. В действительности это наблюдается

лишь в отношении очень малого числа наших понятий, а именно

тех, которыми пользуются в научном мышлении. Наши понятия

очень отвлеченные и выражающие лишь некоторые свойства явле

ний и их отношений. Другие понятия, т. е. наиболее знакомые и

привычные, почти всегда сохраняют какие-нибудь следы того, чем

были соответствующие коллективные представления в пра-логиче-

ском мышлении. Достаточно для примера подвергнуть анализу по

нятие души, жизни, смерти, общества, порядка, родства, красоты

или любое другое такого рода. Если анализ будет полным, то он на

верное выявит, что такое понятие охватывает отдельные отношения,

в которых обнаруживается закон сопричастности и которые не со

всем еще исчезли.

Кроме того, даже если предположить, что мистические и пра-ло-

гические элементы начисто устранены из большинства понятий, то

это еще вовсе не означало бы полного исчезновения мистического и

пра-логического мышления. И действительно, логическое мышление,

которое стремится *получить свое выражение в чистых понятиях и в

их рациональной организации, не коэкстенсивно, т. е. соответствует

по объему и содержанию тому мышлению, которое находило выра

жение в коллективных представлениях. Это мышление, как мы зна

ем, заключается не в одной только интеллектуальной функции или

системе интеллектуальных в собственном смысле функций. Оно, ко

нечно, включает в себя эти функции, но в качестве еще не диффе

ренцированных элементов гораздо более сложной совокупности, где

познание слито с моторными и главным образом эмоциональными

элементами. Если познавательная функция в процессе эволюции

общества стремится дифференцироваться, отделиться от других эле

ментов, содержащихся в коллективных представлениях, то она та

ким путем, конечно, приобретает своего рода независимость, однако

не давая эквивалента исключенных ею элементов. Часть этих эле

ментов продолжает сохраняться где-то вне ее и наряду с ней.

Черты, присущие логическому мышлению, столь резко отличны от

свойств пра-логического мышления, что прогресс одного тем самым

как будто предполагает прогресс другого. У нас появляется искуше

ние заключить, что на грани этого развития, т. е. когда логическое

мышление навяжет свой закон всем операциям сознания, пра-логиче-

ское мышление должно будет совершенно исчезнуть. Подобное за

ключение поспешно и незаконно. Несомненно, чем более привычной

и сильной становится логическая дисциплина, тем меньше она терпит

противоречия и нелепости, вскрываемые опытом, способные быть до

казанными. В этом смысле правильно будет сказать, что чем больше

прогрессирует логическая мысль, тем более грозной становится она

для представлений, которые, будучи образованы по закону соприча

стности, содержат в себе противоречия или выражают предассоциа-

ции, не совместимые с опытом. Раньше или позже эти представления

должны погибнуть, т. е. распасться. Такая нетерпимость, однако, не

взаимна. Если логическое мышление не терпит противоречия, борется

за уничтожение, едва его заметив, то пра-логическое и мистическое

мышление, напротив, безразлично к логической дисциплине. Оно не

разыскивает противоречия и не избегает его. Само соседство системы

понятий, строго упорядоченной по логическим законам, не оказывает

на него никакого действия или действует в очень малой степени. Сле

довательно, логическое мышление никогда не смогло бы сделаться

универсальным наследником пра-логического мышления. Всегда бу

дут сохраняться коллективные представления, которые выражают ин

тенсивно переживаемую и ощущаемую сопричастность, и в них

невозможно вскрыть ни логическую противоречивость, ни физиче

скую невозможность. Больше того, во многих случаях они будут со

храняться очень долго вопреки этому обнаружению. Живого

внутреннего чувства сопричастности может быть достаточно для

уравновешения силы логической дисциплины. Таковы во всех извест

ных обществах коллективные представления, на которых покоится

множество институтов. Особенно сказанное касается тех представле

ний, которые включают в себя наши моральные и религиозные обря

ды и обычаи, наши верования.

Устойчивость коллективных представлений и мышления, выраже

нием которого они как бы являются, в обществах, где логическое

мышление наиболее далеко ушло вперед, позволяет понять, почему

удовлетворение, которое дается мышлению законченным знанием,

за исключением чисто отвлеченного знания, всегда неполно. По

сравнению с невежеством, по крайней мере с невежеством созна

тельным, знание является, несомненно, обладанием объектом. Одна

ко будучи сравнено с сопричастностью, которая реализуется

пра-логическим мышлением, это обладание всегда несовершенно,

неудовлетворительно и как бы внешнее. Знать - это вообще объек

тивировать; объективировать - это проецировать вне себя, как не

что чужое, то, что подлежит познанию. А между тем какую

интимную сопричастность, какую тесную общность обеспечивают

коллективные представления пра-логического мышления между су

ществами, сопричастными друг другу! Сущность сопричастности за

ключается как раз в том, что всякая двойственность в ней

стирается, сглаживается, что, вопреки принципу противоречия,

субъект является одновременно самим собой и существом, которому

он сопричастен. Для того чтобы уловить, до какой степени это ин

тимное обладание отличается от объективирующего восприятия, в

котором заключается познание в собственном смысле слова, нет да

же нужды сравнивать коллективные представления низших обществ

с содержанием наших положительных наук. Достаточно рассмотреть

один объект. Бога например, как его рассматривает и исследует ло

гическое мышление и как он дан в коллективных представлениях

иного строя. Рациональная попытка познать Бога одновременно как

будто и соединяет мыслящего субъекта с Богом, и отдаляет от него.

Необходимость подчиняться логической дисциплине противополагает

себя партиципациям между человеком и Богом, не могущим быть

представленными без противоречия. Таким образом, познание Бога

приводит к нулю. А между тем какая нужда в этом рациональном

познании у верующего, чувствующего себя соединенным со своим

Богом? Разве сознание сопричастности своего существа божествен

ной сущности не дает ему такой уверенности, по сравнению с кото

рой логическая достоверность остается всегда чем-то бледным,

холодным и почти безразличным?

Этот опыт полного внутреннего обладания объектом, обладания

более глубокого, чем может дать интеллектуальная деятельность, об

разует главный источник доктрин, учений, называемых антиинтел-

лектуалистическими. Такие учения периодически возрождаются, и

при каждом возрождении, при каждом новом появлении они встреча

ют некоторый успех: ведь они обещают то, на достижение чего не мо

гут претендовать ни чистая положительная наука, ни другие

философские учения. Они обещают внутреннее и непосредственное

общение с существом через интуицию, взаимопроникновение, взаи-

моприобщенность субъекта и объекта, через полную сопричастность,

одним словом, через то, что Плотин описал под названием экстаза.

Они показывают, что познание, подчиненное логическим формам,

бессильно преодолеть двойственность, что оно не есть настоящее об

ладание, что оно не идет дальше внешней поверхности вещей. Но

ведь потребность в сопричастности остается безусловно даже в наших

обществах более властной и интенсивной, чем потребность в позна

нии или в сообразовании с требованиями логической дисциплины.

Потребность в сопричастности более глубока. Она была несомненно

всемогущей в человеческих обществах в течение долгих веков пра

истории, когда логическая дисциплина едва давала себя чувствовать.

И ныне умственная деятельность, которая считает себя обладающей,

благодаря внутренней сопричастности, своим объектом, живет этим

объектом и оживляет его собой, не стремится больше ни к чему и на

ходит в таком обладании полное удовлетворение. А между тем про

стое знание, сообразно с логическими требованиями, всегда

незаконченно. Оно вызывает новый процесс познания, который про

должает первый, и создается впечатление, что душа стремится к че

му-то более глубокому, чем знание, к чему-то такому, что округлило

и завершило бы его.

Диалектическая борьба между интеллектуалистическими уче

ниями и контручениями может, следовательно, продолжаться еще не

определенное время с перемежающимися победами и поражениями.

Изучение пра-логического и мистического мышления низших

обществ позволит, возможно, предвидеть конец этой борьбы, показы

вая, что проблемы, которые служат предметом разделения указанных

учений, плохо поставлены. Философы, психологи и логики, не при

меняя сравнительного метода, все допустили один общий постулат.

Они взяли в качестве отправной точки изысканий человеческое со

знание, всегда и всюду одинаковое, т. е. один-единственный тип мыс

лящего субъекта, подчиненного в своих умственных операциях

тождественным повсюду психологическим и логическим законам. Они

полагали, что различие между институтами и верованиями разных

обществ можно объяснить более или менее ребяческим или непра

вильным применением общих принципов в разных обществах.

Однако этот постулат не совместим с фактами, которые обна

руживаются сравнительным изучением мышления разных чело

веческих обществ. Сравнительное исследование показывает, что

мышление низших обществ имеет мистический и пра-логический ха

рактер, что оно направлено иначе, чем наше, что коллективные

представления управляются в нем законом сопричастности, игнори

руя противоречия, что они (представления) соединены между собой

ассоциациями и предассоциациями, сбивающими с толку наше логи

ческое мышление.

Это сравнительное исследование освещает нам также и нашу соб

ственную умственную деятельность. Оно приводит нас к познанию

того, что логическое единство мыслящего субъекта, которое при

знается как данное большинством философов, является лишь

desideratum (чем-то желаемым), но не фактом. Даже в нашем

обществе еще не исчезли представления и ассоциации представлений,

подчиненные закону сопричастности. Они сохраняются, более или

менее независимые, более или менее ущербные, но неискоренимые,

бок о бок с теми представлениями, которые подчиняются логическим

законам. Разумение в собственном смысле стремится к логическому

единству, оно провозглашает необходимость такого единства. В дей

ствительности, однако, наша умственная деятельность одновременно

рациональна и иррациональна: пра-логический и мистический эле

менты сосуществуют с логическим.

С одной стороны, логическая дисциплина стремится навязать се

бя всему, что представляется и мыслится. С другой стороны, кол

лективные представления социальной группы, даже когда они носят

чисто пра-логический и мистический характер, стремятся сохранить

ся возможно дольше, подобно религиозным, политическим и т. д.

институтам, выражением которых, а в,-ругом смысле, и основанием

которых.они являются. Отсюда и проистекают конфликты мышле

ния, столь же трагические, как и конфликты совести. Источником

этих конфликтов является борьба между коллективными привычка

ми, более древними и более новыми, разнонаправленными, которые

также оспаривают друг у друга руководство сознанием, как различ

ные по своему происхождению требования морали раздирают со

весть. Именно этим, несомненно, и следовало бы объяснить мнимые

битвы разума с самим собой, а также то, что есть реального в ан

тимониях разума. И если только верно, что наша умственная дея

тельность является одновременно логической и пра-логической, то

история религиозных догматов и философских систем может впредь

озариться новым светом.

СВЕРХ