Исповедь 10 страница

Как бизнесмен, я понимал: для этих людей, как и для любого специалиста их уровня, деньги – «технический» вопрос. Это никак не связано с порядочностью или непорядочностью. Здесь, скорее всего, уместнее было бы говорить о моей порядочности: труд ученых должен оплачиваться, если мы не хотим, чтобы они вымерли или уехали за границу. Конечно, было крайне неприятно осознавать, как все изменилось в людях. «Но ведь времена такие», – говорил я себя, пытаясь хоть как-то утешиться и успокоиться.

Намного болезненнее я воспринял отношение к моему собственному проекту, Программе и к тому, что во всем этом мне отводилась роль всего лишь «денежного мешка».

Конечно, они – «крутые» парни, маститые ученые-юристы, я же рядом с ними – «никто». Это объективно, и обижаться за высказанную правду было бы глупо. Может, я действительно заблуждаюсь и возомнил о себе невесть что? Может, стоит умерить свою гордыню и признать, что вопросами Закона должны заниматься профессионалы? У них – знания, у них – опыт, у них – известность, тогда как у меня – ничего. Все же, что есть у меня, это мои озарения, говорить о которых людям – только рассмешить их и дать повод усомниться в моем душевном и умственном здоровье.

Я вынужден был признать, что даже если мне удастся организовать конгресс самостоятельно, то, во-первых – кто отзовется на приглашение никому неизвестного молодого человека? Во-вторых – кто всерьез воспримет его частное видение: ученые, как известно, народ консервативный. Получалось, что бы я ни предпринял самостоятельно, все изначально было обречено на провал.

Конечно, можно было бы организовать конгресс и провести его совместно с Аппаратом Президента России. Но это привело бы к результатам прямо противоположным тем, к которым я стремился. Вместо реформации принципов демократии и вывода их на качественно новый уровень конгресс мог привести к мгновенному утверждению и принятию принципов авторитаризма. Что так оно и будет, я не сомневался.

Не вызывало сомнений и то, чем бы все закончилось, осуществи я проект совместно с Государственным Советом Татарстана: противостояние между республикой и Центром еще более ожесточилось бы, были бы приняты репрессивные меры по отношению к республиканской власти, ни о каком диалоге и его конструктивности уже не могло бы быть и речи. Об этой «маленькой битве» так никто и не узнал бы – информационная блокада была бы обеспечена. Но и без всего этого было ясно, что предлагаемое властями Татарстана видение конституционного обустройства России не могло быть тем, в чем Россия действительно нуждалась. К тому же республика неизбежно оказалась бы в одиночестве и изоляции: ее могли бы еще поддержать несколько сильных регионов, что тоже весьма спорно, остальные же, коих большинство, выступили бы однозначно против, дойди дело до референдума.

Было совершенно очевидно, что только силами гражданского общества можно было бы как-то найти выход из создавшегося сложного положения. Федеральный Центр, Президент России крайне нуждались в новом видении того, как должна формироваться и осуществляться государственная власть, способная сплотить, укрепить и развить страну. Не обладая собственным видением и верой в правильность своих первых шагов, они, тем не менее, не могли принять помощь регионов, чьи губернаторы практически полностью дискредитировали своими реальными действиями то, к чему публично призывали и провозглашали как истину и ценность. Их, по большому счету, не интересовала ни сила России, ни ее единство, ни она сама. Скорее они были заинтересованы в обратном. Их даже не особо интересовало развитие и собственного региона. Князья и ханы – так их называли, таковыми себя считали и они сами. С такими людьми было не о чем и незачем говорить. С кем же говорить?..

Что из себя представляло гражданское общество России конца 90-х – начала 2000-го? Сколько людей, столько и видений. Кого слушать?..

Сложное было положение, что и говорить…

Был ли выход? Был.

Решение лежало на поверхности.

Чувствуя угрозу собственному положению, губернаторы готовы были идти на все, что могло бы помочь им остаться у власти. Под их влиянием и контролем находились и исполнительные органы власти, и законодательные. Сильны были позиции и в Государственной думе, и в Совете Федерации.

Позиции администрации Путина, в которой к тому же не было единства, были тогда еще достаточны слабы и неустойчивы для того, чтобы можно было открыто и полностью игнорировать вышеназванные силы.

Нужна была третья сторона. Посредником могла выступить только общественная сила, а арбитром – все общество.

Нужна была инициатива.

Изначально я планировал, используя все свои связи и возможности, встретиться со всеми представителями губернаторов и законодательных органов власти субъектов Федерации, провести с ними предварительные переговоры и только после этого, заручившись их поддержкой и согласием, обратиться к администрации Президента России, пригласив их на конгресс с тем, чтобы после форума создать совместную общественную рабочую комиссию, которая и должна была бы проработать все вопросы, связанные с конституционным обустройством России. Противостояние должно было смениться сотрудничеством.

Во время этих встреч я должен был с каждым из этих представителей обсудить свое видение, предлагая взять его за основу разрабатываемых проектов конституций. Мой проект предлагал в равной мере использовать и принципы демократии (без которой у России нет Будущего), и принципы авторитаризма (без которого управлять Россией практически невозможно); и принципы централизации власти, и принципы поуровневого делегирования полномочий. Принуждение через убеждение. Приятие через осознание. Свобода через ответственность.

Почему же я не осуществил этот свой план?

Он требовал времени. Очень много времени. А его, как мне тогда казалось, ни у меня, ни у страны попросту нет. Это и было моим величайшим заблуждением и величайшей ошибкой…

Я согласился с предложением Яковенко.

Действительно, все члены команд работали дни и ночи напролет. Мне же ничего не оставалось, кроме как время от времени заглядывать в штаб на Зубовском бульваре, чтобы выкурить там пару-тройку сигарет.

Конгресс прошел.

О нем мало кто узнал из широкой общественности, а специалисты оценили его как весьма посредственное событие. Конечно, во время фуршета говорили приятные и высокие слова. Но кого этим обманешь?

В Татарстане мой «почин» восприняли как акт предательства интересов республики и пособничества ее врагам. Хорошо хоть я догадался пригласить и взять с собой съемочную группу местного телевидения и пишущего журналиста. А то бы совсем превратился во «врага народа».

Но я не пал духом, решив взять реванш во время проведения второго этапа этого проекта. Но Судьба распорядилась по-иному…

Ночью по межгороду мне позвонил один очень близкий для меня человек, которому я был к тому же многим обязан в своих финансовых успехах. С его родным братом случилась беда, и требовалась колоссальная сумма, чтобы спасти его. Я располагал подобной суммой. Но это было практически все, что у меня было.

Наутро я выехал к своему знакомому, распрощавшись со всеми своими планами: второму этапу не суждено было состояться.

Теперь-то я понимаю, что это было к лучшему – второй этап был обречен на полнейший провал. Но тогда я просто «вешался» от досады, бесполезных и запоздалых сожалений: сделай я по-своему, все было бы иначе!..

Что произошло объективно? Не доверяя себе, я предал себя и свою Миссию, недооценил ни себя, ни ее значение…

Но, помните, я говорил и о переоценке своих сил и себя самого?

Моей безусловной ошибкой было и то, что я брался вести одновременно множество сложных и значимых проектов, выполнение каждого из которых было по силам разве что целому министерству. Проекты не были обеспечены людскими ресурсами и должным вниманием с моей стороны.

Вместо того чтобы сконцентрировать все усилия на главном, я распылял их на решение вопросов второстепенных. Я забыл о приоритетах. Мне не хватило мудрости и мужества отказывать людям в том, о чем они просили, хорошо понимая при этом, что их проекты и усилия не изменят общей ситуации. Но как я мог отказать им, видя их искреннее желание нести в мир благо? Как мог оттолкнуть их, когда им отказывают те, кто был призван и в силе помочь им? Ведь просили они не для себя, а во благо общества. Я не мог поступить иначе, даже если и был трижды не прав, глуп, слаб и недальновиден.

Да, я разъяснял им, что если государство игнорирует их, то мы вместе должны заставить его считаться с нашими интересами и интересами всего общества. Я предлагал и призывал бороться. Но я смотрел на этих учителей, ученых, врачей, людей искусства и культуры и видел, что не они должны быть бойцами, а такие, как я сам. У них нет силы. У них иное предназначение. К тому же я хорошо осознавал, что большинство из тех, кто становится на путь борьбы с Драконом, сам в итоге может превратиться в этого Дракона. Больше всего этой опасности подвергаются как раз люди тонкой, чувствительной натуры…

Но более всего я знал другое: невозможно Систему изменить, действуя только извне и сверху. Сеять семена перемен д о лжно и изнутри. Вот и пытался в меру своих сил и возможностей вести одновременно два процесса…

Помимо того, что многого я не знал, считая при этом себя человеком всезнающим, я совершал множество ошибок, связанных с игнорированием той действительности, что касалась уровня сознания людей, их готовности действовать. Во время организуемых и проводимых митингов милиционеры сочувствующее предостерегали меня: «Зря ты тратишь столько сил и энергии. Люди не пойдут за тобой, не пробудишь ты их сознание. Они начинают шевелиться только тогда, когда жрать нечего. Прошли времена митингов».

Другие из них вразумляли меня: «Народ разуверился в политиках. Их обманули с этим суверенитетом. Народ же проще размышляет: кто хапнул, тот пусть и защищает суверенитет; если Путин отнимет у них наворованное, то так им и надо. Путин порядок наводит, а эти – воруют. Чего их защищать?»…

Шаймиев был растерян и не скрывал этого. Он не искал союза ни с оппозицией, ни с националами, когда-то подаривших республике независимость. Не рассчитывал он и на поддержку народа, хотя, полагаю, и надеялся в глубине души своей на чудо, сидя при этом сложа руки. Но все «чудо» было явлено парой митингов, на которых от силы собиралось 200-300 человек против сотен тысяч в 90-х.

Мне тяжело было критиковать и политику Шаймиева, и политику Путина в равной степени. Они – Избранники Судьбы, Бога и Времени. Для того чтобы видеть это, надо уметь мыслить категориями более масштабными и многомерными, чем теми, что позволяют разглядеть лишь разрозненные эпизоды, о которых судим, как обо всей объективно складывающейся и сложившейся реальности. Видя действие систем и их элементов, мы в большинстве своем не способны разглядеть действие НАД-системных Факторов Управления и Влияния. Кто-то способен мыслить социально, кто-то – политически, но очень мало мыслящих исторически и НАД-исторически. Разглядывая и описывая один-два пазла, мы считаем, что перед нами вся картина; окидывая взглядом местность, утверждаем, что Земля плоская. Мы, как малые дети, наблюдающие за действиями отца-водителя, считаем, что он едет туда, куда хочет и как хочет: в нашем мировосприятии отсутствуют знания о правилах дорожного движения, возможностях автомобиля и состоянии дорог.

Мы часто критикуем действия людей, не утруждая себя размышлениями, почему они действуют так, а не иначе, в силу каких объективных и субъективных причин, обстоятельств и предпосылок. Мы не строим инвариативные модели, не пытаемся представить, что будет или было бы, если действовать иначе, и к каким последствиям это может привести. Мы не пытаемся разглядеть Замысел Бога. Мы не смотрим в Прошлое, где рождаются причины, и мы не смотрим в Будущее, где сформируются и проявятся следствия.

Нам кажется, что Шаймиев или Путин действуют так или иначе, потому что они сами решили так действовать, и не видим, что вынуждают именно их именно так действовать те обстоятельства, что сформированы не только ими, но всеми людьми вместе взятыми. Они – заложники людей, событий и ситуаций. Они – куклы, к рукам которых привязаны нити, за один конец которых тянет Прошлое, за другой – Будущее. Экзотерический источник реальной власти – сами люди, эзотерический – Бог. Это ни в коей мере не оправдывает действие власть имущего, но многое объясняет.

Я пытался представлять, как можно было бы действовать на месте президентов в той или иной ситуации; понять, чего хочет Будущее и чем связывает Прошлое и Настоящее. Мои действия, естественно, были бы иными. Но я видел, что действия Шаймиева и Путина не могли быть другими. Поступай они иначе, они неизбежно потеряли бы власть. Сама Судьба использовала их для того, чтобы История была именно такой, какой она и стала. Судьбу же эту формируем мы сами – люди. Нами пишется История, а Богом корректируется, и наоборот…

Были моменты, когда я готов был принять участие в президентских выборах. Но я четко осознавал и отдавал себе отчет в том, что получи даже эту власть, ничего кардинально в жизни общества изменить не смогу по одной простой причине: рядом со мной нет людей, способных вместе со мной разделить ответственность на всех уровнях и ветвях власти. Я ни на минуту не сомневался, что если с чего-то и должен начинать действовать новый президент, так это с тотальной чистки. «Старую» команду не перевоспитать, а оставь ее, она тебя быстро «сломает» – короля делает свита. Но даже имей я команду, мне было бы очень сложно сохранить линию необходимой преемственности в решении многих задач, без чего, как известно, быстро наступает хаос. Одних благих намерений мало, необходимы опыт, знания, навыки. Только зрелая, имеющая опыт государственной и хозяйственной деятельности команда могла бы обеспечить новый порядок при сохранении всего жизнестойкого, позитивного от предыдущего порядка. А таких людей, повторюсь, рядом со мной не было.

Но и эту проблему можно было бы решить: я знал немало людей в министерствах и ведомствах, способных мыслить теми же категориями, что и я. Смени руководство, и эти люди заработали бы по-новому.

Так почему же я не выдвинул свою кандидатуру? Знал, что не имею реальных шансов выиграть? Знал. Но это не остановило бы меня: проиграв сегодня, можно рассчитывать на победу завтра – важно сделать заявку, сориентировать людей. Но я изначально обещал им, что не буду избираться. Нарушь это свое обещание, чего стоили бы все мои последующие заверения и призывы? Я бы подорвал веру людей в возможность честной политики.

Меня интересовали долгосрочные перспективы, а не сиюминутные возможности. Мне нужна была надежная основа в виде понимания и поддержки людей, осознающих важность и необходимость руководства духовными и нравственными принципами. Любой государственный деятель «горы свернет», имей он поддержку подобного народа. А это надо заслужить. Для обретения такой основы нужны труд и время. Прежде чем найти и избрать нравственного руководителя, люди должны выбрать духовность и нравственность как критерий своей жизнедеятельности. Путь к этому лежит через просвещение и пример собственной жизни.

Но я также понимал, что без реальной власти говорить об эффективном, масштабном просвещении, об одухотворении общественной жизни не приходится. Тяжелый был выбор: «куда ни кинь, всюду клин». В итоге из двух зол я выбрал, как мне казалось, меньшее – не участвовать в выборах.

Об участии же в выборах в депутаты я вообще не думал: этот вид и уровень власти не мог обеспечить решения тех вопросов и задач, что я ставил перед собой и своей организацией.

Мне тяжело критиковать президентов. Потому что реальным объектом критики должен быть сам народ. Критикуя президентов, я критиковал прежде всего нас всех: они – наше лицо, наша суть; и своим примером, примером своих соратников стремился показать, что и как надо делать, чтобы жизнь была такой, какой хотим ее видеть.

Вряд ли мне приходилось рассчитывать на поддержку широких масс. Я обращался в первую очередь к людям мыслящим. Как раз к тем, кто редко ходит на выборы, но от решений и действий которых многое зависит в нашей жизни.

Я не мог позволить себе популистские лозунги и огульную критику. Как можно обещать процветание, если для этого нет основы? Как повысить зарплату, если бюджет не безразмерен? Как верить в возможность мгновенного подъема промышленности, если нет соответствующих отраслевых и общих программ стратегического экономического развития? Мало того что развитие систем здравоохранения, социального обеспечения и образования требует средств, в этих системах коррупция развита так, что любые финансовые вливания уйдут как вода в песок. Как можно заявлять о том, что мы уничтожим коррупцию, если вся государственная экономическая политика работает на ее процветание? Чего стоят обещания и критика, если за ними нет реальных предложений и программ, а самое главное, людей, способных обеспечить их реальное наполнение и выполнение?

Люди, далекие от политики и экономики, считают, что если есть в твоих руках власть, можно решить все проблемы: издал соответствующий указ, и все. Люди охотно критикуют политику ЖКХ, но это не мешает им писать в подъездах, расписывать лифты и стены, выбрасывать мусор в окно. Они охотно критикуют коррупцию и протекционизм, но с еще большей охотой все это делают сами, только представься возможность. Чего же удивляться и возмущаться, если власть формируется под стать им? Чего ждать от людей, если они живут с установкой: «Пусть ворует, но ворует меньше, чтобы и нам что-то осталось»?

Да, люди не понимали меня. Как понять человека, говорящего, что врага нет, а если и есть, то он в нас самих? Люди так не могут, им нужна конкретика: враг – друг; черное – белое. Но так рассуждают не только простые люди, но и политики, да и сами наши президенты. Когда ты в ком-то порицаешь одно, но при этом восхищаешься в нем другим, что достойно признания и уважения, люди пребывают в растерянности: «Так ты за него или против? Давай, определяйся! Или «мочи» его до конца и во всем, или перестань критиковать и восхваляй, чтобы могли определиться: враг он нам или друг; «мочить» тебя или нет! Или ты с нами, на нашей стороне во всем и до конца, или ты против нас. Если ты за нас, то перестань нас критиковать, «лить воду на мельницу наших противников».

Странно, помимо ошибок каждый человек делает массу достойных вещей. Почему мы не должны видеть и признавать это? Но видеть не удобно: не с кем и не за что будет бороться не на жизнь, а на смерть. Так хотят политики: зачем делить с кем-то власть, если ее можно заполучить полностью? Того же желают и люди – зрелищно, просто, понятно и думать не надо. В итоге вся наша жизнь – сплошные борения, успевай только вовремя буденовку менять на фуражку белогвардейца или картуз купца.

Практически любая оппозиция, критикуя власть, предпочитает молчать о ее очевидных заслугах – закон жанра. Та платит ей тем же. И те, и другие в равной степени боятся, что народ не поймет, где же его благодетели, а где – враги, где – «наши», а где – «не наши». По-другому принципу народ просто не умеет выбирать – не научен. И там, и там все всё прекрасно понимают, в кулуарах улыбаются друг другу, но в народ «сливают» то, что приносит дивиденды в виде процентов голосов: сказки и коррида – «хлеба и зрелищ». Я уж не говорю об оппозиции, сформированной людьми безграмотными и предвзято настроенными. Что касается безграмотности, необъективности, то это еще можно объяснить: власть, особенно авторитарная, будучи информационным монополистом, редко когда представляет объективную информацию, делая ее общедоступной, – можно попасть под шквал обоснованной критики и лишиться поддержки народа. Но вот бескультурье обеих сторон даже объяснять не хочется, не говоря уж о безнравственности и бездуховности.

Легко видеть плохое и обличать. Сложнее разглядеть хорошее и признать. Но если не научиться этого делать, о каком светлом Будущем, о каком мире, о каком сотрудничестве и созидании можно мечтать? Где перспективы для развития? Жизнь с инстинктами стада и нравами варваров трудно назвать цивилизованной.

Часто приходится слышать: «Айрат, как ты можешь общаться (сотрудничать) с этим человеком (людьми)? Разве ты не знаешь, что он (они)…?». Указываешь на хорошее и достойное в этом человеке и видишь, как взгляд собеседника теряет осмысленность – полный ментальный ступор. Словно зомби перед тобой сидит, запрограммированный воспринимать мир исключительно только как «да» или «нет», «свет» или «тьма», «добро» или «зло». Скольких умных и добрых людей встречаешь, мгновенно превращающихся буквально в дауна и комок зла и ненависти, выведи их из привычной примитивной системы отсчета. Как легко управлять и манипулировать такими людьми: поддакивай, разжигай их страсти, и сами пойдут туда, куда надо… О, Иисус, как тяжело нести твое Учение!..

Ладно, извините за лекцию…

Бизнес «встал». Деньги закончились. Друзья и близкие советовали остановиться и оставить политику, убеждая меня в том, что я сделал все, что можно было сделать, а дальнейшая деятельность – бесперспективна. Памятуя о том, что я должен «выложиться» до конца, я стал продавать свои машины, чтобы поддержать необходимый уровень информационного обеспечения своей деятельности, обеспечить аренду офисов и прочее.

Вначале своей деятельности я постоянно возмущался и негодовал из-за того, что руководители СМИ, журналисты требуют с меня оплату наравне с коммерческими структурами, а где-то и больше. Никто из них не верил в бескорыстность моих действий. Но не только неверие было причиной их подобного отношения ко мне.

Учитывая то, что характер моих выступлений в основном был исключительно критичным по отношению к власти, любой, кто сотрудничал со мной, рисковал нарваться на неприятности. Избежать этого представлялось только одним способом: ссылаться на то, что я оплачиваю выражение своего права на свободу слова в соответствии с законом о рекламе и несу тем самым всю полноту ответственности за то, что говорю.

Уже одно то, что мне давали возможность публично выступать, само по себе было помощью и шагом навстречу. За это можно было и платить. Ведь были и СМИ, которые ни за какие деньги не допускали меня к своей аудитории, получив соответствующую установку «сверху». По крайней мере, было приятно, что в частном порядке практически все нормальные журналисты и руководители СМИ сочувствовали мне и выражали свою моральную поддержку моей деятельности…

С каждым днем я все больше и больше чувствовал, как силы покидают меня. Но я уже не мог остановиться: мне казалось, остановлюсь и тем самым предам себя, свою Миссию, своих соратников, людей, что поверили в меня.

Я проклинал свое собственное чувство бессилия серьезно повлиять на стремительно развивающиеся процессы разрушения духовных и нравственных основ общества, уничтожения принципов народовластия.

Конечно, умом я понимал закономерность происходящего. Но понимать и мириться – разные вещи. Практика воспитания чувства смирения по отношению к событиям и обстоятельствам в собственной жизни не распространялась на мое отношение к тому, что происходило в социуме. Да, существует Замысел Бога и Его Воля, но также существуют разум и свобода воли людей. А это накладывает определенные обязательства: нести ответственность за то, какой будет и есть твоя жизнь и жизнь людей. Но не у всех людей хватает ума и силы осознавать эту ответственность и нести ее. Раз так, то должны быть те, кто способен на это. Должны быть лидеры.

В одну из ночей во сне явился старец, указавший мне на необходимость остановиться и отдохнуть. В противном случае он предрекал возможность летального исхода. Я посчитал это искушением и с новыми силами (точнее, с их остатками) бросился на осуществление новой акции. К тому же я подумал: вот и хорошо, если суждено умереть, то лучше – в бою.

Спустя какое-то время, он явился вновь и, обследовав мою голову, ткнул в один из ее участков. «Ты скоро умрешь», – предупредил он меня.

Я не на шутку испугался и решил, что действительно пора остановиться и отдохнуть. Не долго размышляя, я купил путевку в Египет, куда давно стремился попасть, мечтая посетить все те места, что оставили яркий и неизгладимый след в истории культуры и знаний человечества.

Трудно в полной мере описать то чувство блаженства, внутреннего трепета и восторга, что испытываешь, блуждая в одиночестве среди строений и руин древних храмов и пирамид. Больше всего мне нравилось посещать их ночью, избегая встреч с полицейскими и минуя их кордоны, когда никто и ничто не отвлекает от созерцания воплощения и олицетворения величия человеческого духа и разума. Местами мне казалось, что я нахожусь в своем истинном доме, где все знакомо и родное. Появись вдруг среди колонн или в пустынных залах, коридорах того или иного храма древний жрец, я нисколько не удивился бы: так все было напитано сохранившимся в них духом былых времен. Точно такие же чувства я испытывал в Израиле и в Греции, когда часами бродил среди разрушенных культовых строений в местах археологических раскопок.

Но самое сильное переживание ожидало меня на горе Синай, где, как предполагают, Моисей получил от Бога заповеди. В ночной тьме я не смог найти это место, куда водят на рассвете безудержно гомонящие толпы туристов. Да оно меня особо уже и не интересовало: разве мог бы кто-нибудь достоверно указать точное его месторасположение? Вся вершина горы была тем местом, где Господь мог заговорить с тобой: это явственно чувствовалось.

Я завидовал бедуинам, что жили в убогих хижинах без электричества вдоль тропы, поднимающейся от монастыря Св. Екатерины. Но что их интересовало, кроме торговли? Хотя я грешу, наверное, говоря такое: простите меня, иноземного варвара, бедуины.

Эта гора сильно отличалась от горы Хира в Королевстве Саудовской Аравии, расположенной на окраине Мекки, где Пророк Мухаммад получил первое откровение и впервые встретился с Архангелом Гавриилом. Там я тоже вместе со своим другом хазратом Рамилем Юнусовым сидел в маленькой пещерке Пророка на вершине горы в полночь, впитывая в себя вместе с запахом сандала запах и свежесть Небесной благодати, и представлял, как это было – ночное размышление Мухаммада, прерванное чудом Явления. Здесь, в отличие от Синая, бедуины и их дети, больше похожие на бесят, чем на ангелов, бродили у подножия горы, норовя выманить у тебя своими исступленными криками и рывками за полы накидок паломника деньги. Я бы не удивился, если бы кто-нибудь из них вдруг выхватил нож и приставил бы к горлу. Наверное, мне не повезло с «хозяевами» этих, почему-то очень плохо ухоженных мест. Хорошо, что на вершине никого не оказалось, а в тех маленьких строениях, что здесь располагались, все уже давно спали, прочитав намаз. К сожалению, в арабских странах это часто встречающееся явление, когда рядом со святым местом может находиться то, что мало отличается от отхожего. Это можно было бы объяснить тем, что за видением Высокого, и полностью поглощенные этим, арабы не замечают вокруг себя низменного. Но это не так. Это – культура. Точно так же можно повсеместно наблюдать, как рядом с роскошью какого-нибудь шейха соседствует нищета и убожество бедняка. Наблюдая за ними, видишь, что для того и другого это – норма, привычное явление. Однако европейцу не стоит мерить уклад их жизни своими мерками и выносить свои поспешные суждения: суть и формы проявления культуры арабов тесно взаимосвязаны и формировались веками. В них может недоставать чего-то для нас привычного, но в них же есть и то, что нами утрачено – простота, искренность, непритязательность и умение довольствоваться тем, что им предоставлено Волей Всевышнего. Этим и объясняется их «отсталость», которая сейчас ускоренными темпами ликвидируется благодаря их интеграции в жизнедеятельность международного сообщества и информационной, экономической, политической, идеологической экспансии со стороны второго. Арабы теряют свою невинность, обретая взамен «цивилизованность» западного уклада жизни и его культуру.

Египет же трудно назвать в полной мере арабской страной в силу его исторической особенности. Но, извините, отвлекся: я не собирался читать лекции по востоковедению и культурологическому анализу…

Именно на горе Синай, сидя на одном из ее уступов, под которым разверзлась бездна, укрывшись от сильного и холодного ветра, я остро почувствовал присутствие Бога. Он был во всем и всюду. Впервые за многие годы, а может быть, и впервые за всю свою жизнь я рассмеялся легким и чистым смехом ребенка. Он был здесь! Он здесь! Я встал на самый край пропасти, откуда потревоженные мной камни полетели в черную пустоту. Раскинув руки и глядя ввысь, я чувствовал, что даже если сделаю шаг, я не упаду, а буду подхвачен Богом. Это были мгновения полнейшего и тотального освобождения от всех страхов и печалей. Глядя на меня со стороны, можно было бы с полной уверенностью сказать, что этот молодой человек сошел с ума и впал в детство – смеясь и плача одновременно, я несся вприпрыжку по тропе, превратившейся в серебристую реку камней, залитых светом полной луны и звезд раскинувшегося на полнеба созвездия Ориона. Я пил серебро этих гор и не мог насытиться. Я вновь и вновь кричал всем своим сердцем и всей своей душой: «Господи! Я люблю Тебя!» – и чувствовал взаимность!..

Исколесив вдоль и поперек весь Египет, я вернулся несколько отдохнувшим. Но надолго меня не хватило.

Тогда я возобновил свои практики и стал тренировать своих ребят. На какое-то время это здорово помогло мне.

Несколько восстановившись, я принял решение восстановить и свои финансовые дела и стал готовиться к отъезду в Москву. В Татарстане уже нечего было «ловить»: меня сторонились как чиновники, так и бизнесмены.