Исповедь 9 страница

Детскую часть программы мы организовали так, чтобы взрослые вместе со своими детьми, руками своих детей несли и отдавали помощь. Моя душа пела, когда я представлял, какой мощный воспитательный эффект окажет на молодого гражданина подобный акт. Дети такое не забывают. В них стремление к хорошему просыпается быстро и сохраняется еще долго. Совершив такой поступок, ребенок чувствовал бы себя личностью.

После каждого номера ведущий программы и сами артисты обращались к гражданам, коих прошло во время акции порядка 25–30 тысяч, с приглашением оказать помощь. «КамАЗ», разукрашенный банерами, стоял тут же, рядом с площадкой, на которой собирались, стояли и ходили зрители. Артисты кукольного театра в костюмах сказочных персонажей из известных мультфильмов ходили среди семейных пар, играли с их детьми, проводили всевозможные конкурсы, бесплатно раздавали шары и приглашали к участию в акции. Всем было весело и здорово. Вот только «КамАЗ» как стоял сиротливо и пусто, так и продолжал стоять…

Боюсь соврать, то ли 30, то ли 300 (по-моему, все-таки 30) предметов мелких канцелярских товаров было передано нашими российскими, сердечными, мать их, гражданами в течение всего праздника!!! Да и то преимущественно после того, когда я вынужден был остановить программу и воззвать уже не к их милосердию, с которым все было ясно, а просто к остаткам их совести. Примечательно, что откликнувшиеся на призыв, были людьми в основном с явно малым уровнем материального достатка…

Я не мог поверить в происходящее! Это было НЕРЕАЛЬНО! Сюр! Абсурд! Наваждение!

Вы можете представить театр, в котором люди исполняют роль зомби: счастливо улыбаются, смеются, танцуют, пьют, жуют рядом с теми, кого на их же глазах режут, расчленяют? Вот таких же зомби, но не на подмостках театра, а на одной из центральных площадей города-миллионника я стоял и наблюдал со своего места…

Что я должен был думать после всего этого об этих людях и людях вообще?!.. Чего и кого они достойны?..

После того дня мне просто не хотелось жить среди этих людей. Я не мог представить, как такое возможно. Кто их воспитывал? Кто их отец и мать? Что с их сердцем, что с их глазами? Где искать силы, чтобы продолжать что-то делать для них?

Теперь для меня было более чем когда-либо очевидно, почему Всевышний дозволяет беззаконие и насилие над этими людьми: чего другого мы заслуживаем? Бог оставляет людей только тогда, когда они оставляют Его, и Он карает их, когда переполняется чаша Его терпения. Но прежде всегда дается шанс, чтобы люди могли образумиться. Наша акция и была одним из таких шансов.

Теперь я точно знаю, что нам придется заплатить и за пролитую кровь в Чечне, и за наше равнодушие по отношению к тем, кто безвинно пострадал в ней. Если не покаемся, если не осознаем, если не попытаемся измениться.

Все эти всемирные молитвы о мире – лицемерие, шоу, если люди, молясь, в реальности ничего не делают для достижения и сохранения этого мира.

Много позже я не раз приходил к выводу, что Богу проще нас всех уничтожить, чем перевоспитать… Что, наверное, и будет…

И в тот раз, и в другой я уже просто покупал все необходимое на свои деньги и отправлял.

Точно так же поступил и с бойцами спецподразделений, направляемых в «горячие» точки Чечни, покупая для них самые обыденные вещи, которые российское командование почему-то не могло им предоставить в необходимом ассортименте и количестве: теплые вещи, обувь, обмундирование, палатки, отопительные приборы, дизель-генераторы, консервы и пр. А что такое голодный и замерзший боец во враждебном окружении, к тому же без радиосвязи? Он же будет убивать налево и направо, никого не жалея, ни с чем и ни с кем не считаясь… Каковы шансы такому воину вернуться к матери, к жене, к детям? Что он там наделает, в Чечне? Как он будет после всего этого относиться к своей Родине, к своим согражданам? Кем он вернется? Как смогут нас простить потом ни в чем не повинные простые мирные чеченцы? Чем будет для них Россия и кем – россияне? Мне не нужно было учиться в военном училище, чтобы понимать психологию бойца и истинное намерение командования. Но я учился в трех: это была сознательно проводимая политика, других объяснений нет – Российской армии нужен был зверь, а не солдат-миротворец…

Хуже всего было еще и то, что у меня не было никаких иллюзий в отношении и самих чеченцев. Не только террористов и бандитов, но и просто мирных чеченцев, ничем не лучших простого российского обывателя. Я уж не говорю о политиках, на чьей совести лежит вся эта бойня… У бездуховности, безнравственности, равнодушия и алчности нет национальных признаков…

Но если мирных чеченцев я жалел и сострадал им, то после всех своих акций, российского обывателя, коих 99,9%, я просто презирал, хотя они достойны еще большего сострадания и большей жалости. И вы знаете, почему.

Но еще есть 0,1%. Может поэтому и сохраняется вера в людей. Может, поэтому Бог еще терпит нас…

Я знаю, что опыт, подобный моему, может отвратить любого человека от того, чтобы продолжать думать, как все же изменить жизнь людей к лучшему, как изменить их сознание, и что-то делать в этом направлении. Подобный опыт способен лишить всех сил даже самого одухотворенного человека. Но это справедливо только в отношении людей, недостаточно сильных духом, не достигших определенного уровня понимания, осознания.

На свое счастье, я понимал, что моя миссия заключается не в том, чтобы констатировать печальные факты, описывающие действительность, а в изменении, преобразовании реальности. Путь мессий иным не бывает.

Именно тогда, но еще больше в последующем я убедился, глядя на масштабное и повсеместное бессознательное и бездуховное поведение подавляющего большинства людей, что установленная и все более укрепляемая энергоинформационная блокада их сознания и психики – не миф, а жестокая реальность. Все факты свидетельствуют об этом.

В таком состоянии люди просто не способны осознать и принять факт своей бездуховности. Они слепы. Эта сознательно выбираемая слепота гарантирует блаженство, пробуждение – боль. Кто же выберет боль? Сколько раз я сам жалел, не зная, куда деться от душевной тотальной боли, что уже не способен жить слепо. Я могу понять нежелание людей прозреть: прозреешь, и придется что-то делать; прозреешь и взвоешь; прозреешь и потянешься за оружием; прозреешь, и захочется верить в чудо, которого, знаешь, не будет... Или прозреешь и погибнешь; прозреешь и сойдешь с ума.

Я не могу винить людей: сейчас, в своем положении, они бессильны что-либо осознать, что-либо изменить. Они нуждаются в помощи. И в первую очередь – в снятии энергоинформационной блокады. Это не только изменение пропагандисткой политики, проводимой через СМИ, не только духовное просвещение, но и нечто более фундаментальное – энергетическое изменение среды на двух планах, тонком и плотном, широкомасштабное обучение людей этому. Это и есть одна из задач предлагаемой мной технологии.

Кем установлена блокада? Спросите, что попроще, или давайте обойдемся без паранойи, охоты на ведьм и поиска врагов. Есть более серьезные задачи…

Единственное, что еще спасает этот мир и его душу – это Религия и личная духовность единиц, благодаря которым миллиарды других еще до сих пор не утонули в собственном...

Удивительно наблюдать, что духовенство охотно клеймит обывателя-грешника за малую провинность, грозит ему Адом, но боится давать оценку безнравственным действиям власти, сеющей еще больший грех и преумножающей его.

Чего же удивляться, если мыслящие люди отворачиваются от Церкви и Ислама и ищут другую религию? Но ведь эти люди ищут, на самом деле, не другую религию, а просто духовность; ищут тех, кто нес и олицетворял бы ее.

Само духовенство – те же самые люди, подверженные тлетворному воздействию извне, если слаба их вера в Бога и слаб их страх перед Ним…

Говоря об энергоинформационной блокаде, я бы не стал придавать ей большего значения, чем она того заслуживает, пытаясь оправдать и объяснить равнодушие людей. Еще один пример…

В свое время правительством РФ было принято решение о закупке «Аэрофлотом» самолетов фирм «Боинг» и «Аэробас». И это в то время, когда вполне можно было бы закупить и свои собственные «Илы» и «Ту».

Мы узнали о приезде в Казань вице-премьера правительства РФ Ильи Клебанова, курировавшего этот вопрос. Узнав о его намерении посетить Казанский авиастроительный завод, мы с ребятами решили организовать и провести несанкционированный митинг на территории, прилегающей к заводу – времени на получение разрешения не оставалось. До этого момента нами были в спешном порядке распространены соответствующие листовки, призывающие заводчан принять участие в митинге, в ходе которого мы намеревались попросить гостя прояснить ситуацию и выслушать наши требования. Профком завода отказался помочь нам провести агитационную работу, а служба безопасности поспешила предупредить начальников цехов и смен о недопустимости участия рабочих в данном мероприятии, пригрозив увольнением.

Тем не менее, несмотря на угрозы и в свой собственный адрес, мы расставили штендеры, расклеили плакаты и на выходе из проходной завода стали раздавать листовки, приглашая заводчан потратить 5-10 минут для участия в акции, призванной защищать их прямые интересы – завод мог получить заказ правительства на изготовление нескольких самолетов.

И что, вы думаете, делали заводчане? Они бежали! Причем бежали через глубокие сугробы, так как все пешеходные тропинки наши девушки перекрыли, взявшись за руки, пропуская только женщин.

Ограничившись пикетом и только своими собственными силами, мы дождались приезда гостя. Нас пытались прогнать, угрожая всяческими неприятностями, и милиция, и сотрудники служб безопасности. Особенно усердствовали представители ФСБ. Тогда я просто воззвал к совести офицеров, их чести и чувству патриотизма. Полковник милиции – жаль, не знаю его фамилии – подозвал меня и кивнул: «Проводи! Не все из нас еще прогнили! Беру ответственность на себя. Только не подведи». Нас оставили в покое.

К чести премьер-министра Татарстана Минниханова Рустама Нургалиевича, увидев нас, он повел всех высоких гостей прямо через лужи к нам, и общение состоялось.

Не довольствуясь только этим, мы приняли решение выехать в Москву и там, на Горбатом мосту, под стенами Дома правительства РФ, провели пикет и направили свои требования, подписанные тысячами граждан России, в адрес Президента России Путина В.В. Примечательно, что на пикет приехали исключительно только журналисты западных СМИ, тогда как со стороны российских практически никого не было, хотя были приглашены все.

Совпадение или нет, но вскоре Казанский авиастроительный завод заказы получил. Мы же порадовались за наших рабочих, веселясь и вспоминая при этом их бегство.

Но самое главное, мы осознали, что общественность способна оказывать влияние на власть и принимаемые ею решения, если она может внятно и обоснованно озвучить свои требования, пожелания, проявить настойчивость и продемонстрировать свою способность вести конструктивный диалог…

Помимо ведения своей политической деятельности я продолжал заниматься благотворительностью, стремясь поддерживать наиболее социально активных граждан в их начинаниях и проектах. Конечно, были и те, кто злоупотреблял этой помощью. Отслеживать же всех и вся, подозревая их в нечистоплотности, не было особых возможностей: насыщенность, масштабность и многоплановость деятельности и скоротечность событий отнимали все силы и энергию.

Многие социальные проекты и программы не получили должного развития в силу отказа министерств и ведомств республики сотрудничать с нами. На их территории я был персоной нон грата. Банки и предприятия, куда мы обращались с приглашением принять участие в организации и проведении социальных акций, вежливо и «обоснованно» ссылались на «финансово неблагоприятную ситуацию на данный момент».

С самого начала ведения своей политической деятельности я широко и публично заявлял о необходимости духовного развития, просвещения и руководства, особенно в сфере политики. На рекламных банерах мы размещали плакаты со словами «Благослови нас Бог в делах наших праведных!», «Свою Судьбу создадим сами!», «Защищай слабых, поддерживай достойных, контролируй сильных!». Мои ребята расклеивали листовки, вопрошающие и призывающие людей искать ответы: «кто ты?», «во что веришь?», «в чем смысл твоей жизни?». Понятна реакция людей светских, недоумевающих, о чем это я. Но очень странным оказалось поведение ряда представителей духовенства: меня обвинили в сектантстве, а кто-то – и в служении дьяволу (я могу предполагать, что не они сами могли быть инициаторами подобных действий и утверждений: «технологов» хватало). И это говорили те, кто совершенно не знал меня, не был знаком, никогда не видел и не общался со мной.

Некоторых, естественно, эти утверждения-обвинения-обличения напугали и оттолкнули от меня. Даже тех, кто был близок. Даже того, кого я считал своим самым близким другом и опорой. И это был человек, с которым мы часами в течение многих лет говорили и думали о том, что необходимо делать в обществе, чтобы законы духовные могли стать социальными.

Честно говоря, поведение большинства представителей духовенства сильно раздражало меня, хотя я никогда не критиковал их публично, полагая, что вряд ли этим что-либо изменю кардинально, но невольно навредить могу, да и чувствовал, что не имею на это права: они готовы сутками напролет обсуждать бездуховность, равнодушие и низкие нравы людей, но сами палец о палец не ударят, чтобы сделать что-то из того, что могло бы облегчить участь сирот, обездоленных и нуждающихся. Я уж не говорю об их собственном «облико морале». «Почему не молишься, не читаешь намаз, не ходишь в церковь или в мечеть?» – вот и все, чем они «помогают» им, считая, что тем самым наставляют на путь истинный овец заблудших. Но зато так охотно освящают дела и браки власть имущих и людей состоятельных, предпочитая закрывать глаза на их «слабости». Даже любой бандит, крестящийся в церкви или читающий намаз в мечети, для них ближе, чем тот, кто, не демонстрируя прилюдно свою веру в Бога, живет честно и исполняет все заповеди в реальности…

Особенно забеспокоились родители, чьи дети пришли ко мне. «Тебя там зомбируют!» – пугали они своих чад. «Это Антихрист явился! Не соблазнитесь им и о нем!» – утверждали и предостерегали другие. «Как он смеет чистое использовать в грязном, смешивать с ним?!» – возмущались третьи…

И этих людей я тоже понимал: обжигаясь на молоке, продолжают дуть и на холодную воду. Я уж не говорю о масштабах элементарного невежества. Что тут обижаться и на кого? Всех нас научили больше подозревать и осуждать, чем верить и понимать; больше призывать казнить, чем миловать.

А что оставалось им, когда уже не знаешь, кому верить, а кому нет, во что верить, а что может причинить тебе вред. Многие ли могут похвастать способностью самостоятельно и широко мыслить, глубоко рассуждать? Тем более когда сплошь и рядом предлагаются в виде неоспоримых и неопровержимых истин прямо противоположные друг другу, взаимоисключающие теории, идеи, свидетельства, будь то в сфере политики или духовности. И все это на фоне душевной боли, неразрешимых личных проблем, повсеместного обмана и воцарения реальной бездуховности в обществе. Хочешь не хочешь, начнешь искать врагов и свидетельства их происков. А тут появляется человек, который публично и во всеуслышание заявляет, что, мол, причины всех наших бед в нас самих. Безумец!..

В течение трех-четырех лет моей публичной деятельности единственной отдушиной для меня были мои ребята из «Созидания». Тогда я расстраивался, считая, что их так мало. Но, как это я понял позже, их было гораздо больше, чем можно было ожидать от современного общества. Не знаю, кем был я для них, но для меня они были надежной опорой тогда, когда опускались руки и накатывала волна отчаяния от осознания собственного бессилия что-либо кардинально изменить в существующем положении вещей.

Нелегко приходилось ребятам. Чего только не выслушивали они в свой адрес, в чем только их не подозревали. Никто не хотел верить в то, что они действуют бескорыстно, исключительно исходя из своих духовно-нравственных побуждений и гражданских позиций. «Он вам платит», «он вас зазомбировал», «он вас использует» – вот и все объяснения…

Мы участвовали во всем, что требовало проявления гражданской активности и взывало к чувству долга. Многие свои битвы мы проиграли, выиграв в главном – сохранили право называться Человеком, гражданином. Конечно, это не могло быть тем, что утешало бы моих ребят: им нужны были внешние победы – чего еще может желать молодость? Оглядываясь назад, я спрашиваю себя: все ли я сделал от меня зависящее, чтобы их желания и чаяния сбылись? Иногда кажется – все, а иногда – нет. Сложно судить. Сложно…

Что же касается бизнесменов, на чью помощь и отзыв я рассчитывал изначально, то тут все ясно: я бредил и жил иллюзиями. Это и объяснимо. Нет смысла кого-либо корить: жизнь превратилась в бухгалтерию. Но, черт возьми, как не хочется мириться с тем, что мы живем в мире трусости и духовной импотенции, с отсутствием веры в Высокое, без чести, без достоинства и идеалов!

Но если отбросить рефлексию и дать объективную оценку отношению бизнесменов к политике, то следует признать, что их «равноудаленность» с позиций оценки реалий современного общества, если не оправданна, то, во всяком случае, объяснима.

У бизнеса свои законы, игнорирование которых неизбежно приводит к его краху. Один из таких законов – лояльность к власти. Можно становиться в «позу», капризничать, но критикующий власть или поддерживающий критику вправе ожидать, что власть ответит репрессией. Любой бизнесмен в первую очередь – реалист. Иначе он вряд ли смог бы чего-либо добиться в этой сфере. Быть идеалистами могут позволить себе только два типа бизнесменов: сумасшедшие или уверенные в своей собственной «непотопляемости», что делает их невероятно похожими на первых. Есть и третий тип, но его трудно причислять в полной мере к категории бизнесменов.

Почему же я должен был ожидать, что соглашающийся с моей правотой бизнесмен рискнет поставить на карту свое благополучие и благополучие, что важнее всего, своего окружения? Ради кого и чего? Ради того, кто говорит о том, что он не пойдет во власть? Ради того, что не является приоритетом в жизни бизнесмена, но способно уничтожить все его приоритеты?

Понимал я и тех бизнесменов, чье равнодушие к вопросам политики объяснялось тем же, чем я жил в начале и середине 90-х: политическая жизнь страны меня интересовала так же, как и вопросы политической жизни на Марсе. У меня были совершенно иные ценностные ориентиры, иное мироощущение. Что обижаться или сердиться на то, что волк предпочитает мясо, а не овощи, не желает бегать по лесу строем и ему нет дела до жизни слонов в Индии или местном зоопарке?

Я мог понять и тех ребят, кто, симпатизируя мне или даже критикуя, оставался в стороне, до самого конца сомневаясь: «Ну не может быть такого, чтобы за твоей спиной никто не стоял! Не можешь ты сам все это делать. Шаймиев или Путин – кто из них?..». Надеюсь, теперь они уже не имеют подобных сомнений.

Единственное, кого мне трудно было понимать, так это тех бизнесменов, кто за глаза ярился моим поведением и действиями, называя их сумасбродством и чудачеством, тогда как их, на самом деле, разъедало чувство обычной «черной» зависти: «Я бы тоже хотел казаться героем своего времени, но…». Мой пример мог оказаться чем-то вроде голоса их совести. В противном случае они вряд ли бы так рефлексировали. Но я допускаю, что при взгляде со стороны моя деятельность вполне могла выглядеть так, как они ее воспринимали и характеризовали…

Была и другая отдушина, позволяющая мне «держаться на плаву»: еженедельная радиопрограмма в прямом эфире «Проект 528» и одноименный клуб по интересам, где я тренировал ребят и читал свои небольшие лекции, касающиеся духовных практик и знаний.

Ирония Судьбы: лекции по духовному развитию я читал в помещении музея В.И. Ленина (спасибо коммунистам), а занятия по духовным практикам (физико-энергетическая подготовка) проводил в танцевальном зале ночного клуба «Провокация» (спасибо владельцу и директору лучшего в городе ресторана-амфитеатра «Танго» Михаилу Горшенину): ребята смеялись, мол, очищаем энергетику. Нигде в других местах мне не разрешали проводить эти встречи: для одних я был главой секты, для других – враг «режима», от которого лучше держаться подальше, а третьи и вовсе называли меня террористом, памятуя, видимо, о проводимых несанкционированных пикетах, митингах и других публичных мероприятиях.

На радио «Настроение» в течение полутора-двухчасового общения в прямом эфире, прерываемого музыкальными паузами, мы говорили с радиослушателями обо всем, что касается человеческой жизни и деятельности. Мы анализировали ситуацию в стране, в мире, вместе пытались найти то, что могло бы сделать этот мир лучше и чище. Я ставил вопросы, и мы все вместе искали ответы на них. Созданное общими усилиями духовное пространство в эфире помогало многим что-то понять, что-то осмыслить, о чем-то узнать новом. Для многих эта программа превратилась в возможность вдохнуть глоток «свежего воздуха», получить поддержку и помощь.

Было очень много откровений. Выступая одновременно в качестве проповедника своих идей и мировоззрения, я старался не злоупотреблять своим положением ведущего и давал возможность высказываться другим. Люди общались, учились понимать друг друга, обнаруживали общность и различие своих идей, ценностей и интересов. Вначале профессиональные журналисты критиковали меня за то, что я не соблюдаю законов жанра, на которые мне было действительно глубоко наплевать. Но потом признали, что у меня свой собственный подчерк, сымитировать который невозможно.

К сожалению, программу пришлось закрыть из-за отсутствия у меня средств, позволяющих оплатить эфирное время. Я пытался убедить руководство и владельцев радиостанции, что подобные некоммерческие программы важны для воспитания общества, и вовсе не обязательно пытаться зарабатывать на них. Но, видимо, я был не слишком убедителен. Случилось это не скоро. Когда же я позже встречал участников радиопроекта, то повсеместно слышал признания, как не хватает им этого общения. Мне тоже. Но до этого момента происходило еще много всего, что требовало от меня и сил, и колоссальных финансовых затрат.

Наряду с радиопрограммой выходила и еженедельная одноименная телевизионная программа на телеканале «Эфир». Одной из основных ее задач было освещение вопросов, связанных с деятельностью организованного нами Бюро общественных расследований. Через это бюро мы получили четкое представление о том, что представляет собой борьба с коррупцией и властным беспределом. С более удручающей и угнетающей проблемой я еще не сталкивался. Мало того что эта борьба силами общественности, как нам стало ясно, практически бесперспективна, нас еще пытались использовать для решения собственных проблем различные группировки во власти да и сами простые граждане. Милиция предложила нам сотрудничество с ней на предмет работы агентами под прикрытием, где в роли этих агентов должны были выступать мои ребята-студенты. Зная, насколько это опасно, но еще более осознавая опасность использования нас втемную, я отказался от этого предложения, но не от сотрудничества в области открытой борьбы с преступностью.

Я стал понимать, что меня и моих ребят на все не хватит…

Вот и подошли мы к той части своей «Исповеди», где мне пора рассказать о том, как я «провалил» часть своей Миссии.

Еще в то время, когда только-только планировал начать свою публичную политическую деятельность, в процессе одного из медитативных размышлений я почувствовал настоятельную необходимость включить свой ноутбук и занести в него то, что внезапно открылось моему сознанию. Так «родилась» тезисно в течение получаса Комплексная Программа реформ принципов формирования государственных органов власти России, субъектов РФ и организации их деятельности. Дальше мне оставалось только осмыслить и расписать эти тезисы.

Меня в дрожь бросило, когда я осознал, насколько целостной, простой и в то же время необычной оказалась эта Программа, придумать которую сам я вряд ли бы смог. Наверняка нечто подобное испытали в свое время Архимед и Менделеев, а Пророки Будда и Мухаммед именно таким образом получали большинство своих Откровений.

Я понял, что она и есть часть моей Миссии, а может быть, и сама Миссия. Это было очевидно.

Я осознавал, что дать ей «ход» мог бы только одним способом: организовав и проведя всероссийский конституционный съезд, конгресс, на который должны были бы быть приглашены все ведущие политологи России, руководители политических партий, представители законодательных органов власти субъектов Российской Федерации и Аппарата Президента России.

В общем-то все это было бы легко осуществить: соответствующие связи и контакты у меня были, с финансовым и информационным обеспечением тоже не было проблем. Все, что оставалось, это создать орггруппу.

Важно отметить, что и сама политическая ситуация в стране способствовала и благоприятствовала проведению подобного форума. Он был востребован самим временем. Более животрепещущего вопроса не было: вопросы реформ органов власти волновали всех, вызывая самые ожесточенные споры. Все спорили, но никто не мог предложить целостного видения, способного учесть все особенности политического, социального и экономического положения страны; способного устроить как федеральный Центр, так и регионы.

Регионы не без оснований опасались поднимать этот вопрос самостоятельно, считая, что чаша весов может в любое мгновение склониться в сторону еще большего осложнения политической ситуации в стране. Любая неосторожная инициатива могла привести к нарушению пусть и зыбкого, но все же равновесия в социуме, спровоцировать процессы, способные принять необратимый разрушительный характер. Но и бездействие ничего хорошего не сулило.

Диалог между Центром и регионами велся, но всем было ясно, что он ничего кардинального в ситуации не изменит. Тактически он, диалог, был слаб, но стратегически – весьма перспективен. Ситуация же требовала конкретных и действенных тактических шагов, способных при этом нести в себе качество стратегии.

Моя задача заключалась в том, чтобы обеспечить самую широкую дискуссию по данному вопросу, наладить многоуровневый диалог и презентовать свою Программу.

Но я умудрился все испортить…

Все началось с интервью, данного мною одному тележурналисту по вопросу, связанному с временным задержанием телемагната Владимира Гусинского.

После интервью мы договорились о встрече, и за ланчем я более подробно рассказал журналисту Алексею Носову о своих намерениях и планах.

Я совершенно не ориентировался в информационной среде г. Москвы, и поэтому его предложение познакомить меня с председателем Союза журналистов России Яковенко Игорем Александровичем оказалось как нельзя более кстати.

Игорь Александрович внимательно выслушал меня, выказал крайнюю заинтересованность и предложил сформировать ядро рабочей группы из числа ведущих юристов-конституционалистов России, чей авторитет всемирно признан. Было решено пригласить Михаила Краснова, Георгия Сатарова и Михаила Федотова на совместную с моим участием встречу.

Мы познакомились, обнаружили общность интересов и приняли решение провести первый общероссийский конституционный конгресс «Конституционное обустройство России».

На первом этапе планировалось осуществить полный анализ всех конституций субъектов Российской Федерации на предмет выявления их отличий от Конституции РФ. Это не входило в мои планы, но я вынужден был согласиться с подобным подходом к решению вопроса ввиду его логичности и авторитетности его заявителей. Единственное, чего я опасался, так это того, что материалы данного анализа приведут к ещё большей эскалации процессов принудительного приведения в соответствие региональных законов федеральным. Так оно, кстати, впоследствии и оказалось.

На втором этапе предполагалось предложить вниманию специалистов и широкой общественности более развернутый анализ Основного Закона России, проекты Новой Конституции России и модельной конституции для субъектов РФ. О моем же проекте не было сказано ни слова. Я спросил, почему. Игорь Александрович очень мягко и вежливо пояснил мне, что, во-первых, я – не юрист, меня никто не знает, сам мой проект весьма спорен, вряд ли серьезен, и мою «выдающуюся» роль во всем этом процессе он видит исключительно в качестве спонсора. «Мы все зрелые люди, будь объективен».

Вслед за первым потрясением настигло и второе: «Ребятам нужно заплатить».

«Как? Ведь мы же говорили о Долге перед страной, о бескорыстности!..» – не мог я поверить своим ушам.

«Ребята очень заняты, у них куча проектов и планов, спланированных на год вперед. Просто так они ничего делать не будут. С какой стати они должны за бесплатно ломать свои графики? Заплатить им – вопрос порядочности перед ними. Это большая удача, что они согласились работать в этом проекте. Для тебя это честь, что они готовы стать рядом с тобой. Перед ними Березовский открывал калитку на «зеленую» лужайку, предлагая бешеные деньги, а они отказались сотрудничать с ним. А потом, ты представляешь, какой объем работы предстоит, сколько специалистов надо подключить, отрывая их от основной работы? Им же сутки напролет придется сидеть со всем этим»…

Что мне оставалось делать, когда я был поставлен перед дилеммой: или я плачу, и тогда проект состоится, или отказываюсь, но тогда и проекту…?

За сутки я должен был все обдумать и сказать о своем решении.