Пространство, время и общество в замкнутом круге России

Наиболее важные исторические трансформации характеризуются социальным реконструированием пространства и времени как фундаментальных категорий нашего бытия. Это относится ко всем обществам, но особенно верно применительно к России в силу приверженности российских правителей утверждать свой контроль над обществом, изменяя декретами время и пространство. Вспомним грандиозное насилие Петра Великого, который ввел юлианский календарь, переведя часы на несколько тысячелетий назад и на несколько месяцев вперед, тем самым приближая Россию к Западу. Маниакальным было его упорство в разработке детализированных личных распорядков дня (хронологическое время) и в указах относительно распределения времени каждого россиянина между службой государству, господам и Господу. Или большевистская очарованность революционным временем в соответствии с фундаменталистским образом Великой французской революции, устранение семидневной рабочей недели, разбиение жизни на пятилетние планы и последующее ускорение времени выполнением пятилетних планов за четыре года, а трудовой нагрузки шестидневной недели — за пять дней.

В дальнейшем единственно оцениваемым временным горизонтом было историческое достижение коммунизма, так что сегодняшний день трудящихся приобретал смысл лишь в будущей славе, но не их детей, а трансформированного человека, человека советского. Устремленность в будущее вела к тому, что настоящее было организовано вокруг времени, но вокруг московского времени: расписание поездов, самолетов и радиопрограмм составлялось по московскому времени, а всю территорию поделили на временные зоны, следуя при этом не движению солнца, а необоснованным бюрократическим измышлениям. Таким образом, подчинив время, центристская советская власть подчинила себе пространство. Ограниченность жизни людей местом их проживания и советской территорией посредством прописки и запрета на выезд за рубеж привела к тому, что жизнь каждого человека в конечном счете была замурована в политическую конструкцию, в которой доминировало время, подчинившее себе пространство.

Эта пространственно-временная организация жизни в России изменяется, но асимметрично для разных групп людей и разных местностей. Господствующие группы в России вступают в пространство потоков, где отсутствует время как таковое, что характеризует сетевое общество. Подавляющее же большинство населения, а также городов, регионов и деревень все еще живут в пространстве мест, темп в которых задается хронологическим и биологическим временем. Но наиболее важная трансформация заключается в возврате к доминированию пространства над временем (пространство жизнедеятельности было организовано вокруг исторического горизонта коммунистической утопии, так что настоящее было лишь шагом в цепи предопределенного исторического развития). Наша позиция сводится к следующему: в посткоммунистической России пространство подчиняет себе время, как это случается повсюду в мире, когда формируется сетевое общество.

В русской литературе, искусстве, музыке, философии и геополитике всегда делался акцент на изначальном факте: необъятность российской территории, нескончаемый пейзаж, громадные расстояния, вмещающие континенты, океаны, моря, горы, реки, озера, леса и бесконечную череду всех климатов. Мы никогда не должны забывать эту особенность, порой игнорируемую сверхрациональными аналитическими схемами, неспособными улавливать смысл фундаментальных характеристик только потому, что они кажутся излишне очевидными. В силу того, что громадность российской земли всегда была вызовом любому правителю, контроль над пространством одновременно означал контроль над людьми и таким образом вся социальная и политическая организация сводилась к непреклонной решимости подчинить пространство и управлять всем из центра.

Парадоксально, но новая социально-экономическая система, характеризуемая сетевым обществом и глобальной экономикой, освобождает российские элиты от этого бремени: они могут не нуждаться в контроле над всем российским пространством при утверждении своего господства и извлечении доходов. Ключевым фактором аккумулирования богатства, наслаждения потреблением и удержания власти является способность устанавливать связи с глобальной системой, что вполне может быть сделано на базе немногих узлов российской экономики, управляемых из немногочисленных городских центров. Из этих центров малочисленная, но богатая и властная олигархия и обслуживающие ее профессиональные группы могут распоряжаться источниками ценной энергии и природными ресурсами, залегающими по всей территории и все еще представляющими основное богатство России. Глобализированное ядро новых российских правителей устанавливает из этих узловых центров связи со значительно более мелкими элитами, равномерно распределенными в немногих городских центрах, главным образом в Европейской части России, а также в Екатеринбурге, Новосибирске, Тюмени, Томске, Иркутске, Хабаровске и Владивостоке.

В Москве и Санкт-Петербурге новый класс профессионалов, управляя связями с глобальной экономикой, осуществляя их сервисное обслуживание и контролируя развитие частного бизнеса, образовывает местные гражданские общества, живущие в новой информационной эпохе. Более мелкие сегменты профессионального среднего класса совместно с многообещающей группой самоинициативных предпринимателей бурно развиваются на развалинах советской системы в крупных городских центрах Евразийского континента. Весь этот мир “новых русских” связан торговлей, телекоммуникациями, компьютерами, самолетами, теле- и радиопрограммами, музыкой и общими источниками информации, (например, газета “Коммерсант”), а также общими надеждами, мечтами и тревогами. Новые технологии и сетевая логика глобальной, информационной экономики позволяют впервые связать воедино все ценное в России (нефтяные и газовые месторождения, алмазные копи, золотоносные жилы, никель, редкие металлы и леса), исключая из этих связей все и всех, не обладающих ценностью ни как производитель, ни как потребитель, не смотря на их страстное желание быть включенными в эти сети.

Очевидной проблемой становится осуществление политического контроля над “остальным населением”, т. е. над подавляющим большинством россиян. Этот контроль, с одной стороны, переходит на уровень местных/региональных политических элит, которые получают некоторую поддержку центра на условиях сохранения спокойствия среди местного населения. С другой стороны, отсутствие политических альтернатив и глубоко укорененный скептицизм большинства людей после двойного предательства “революцией” и “демократами” оставляют им небогатый выбор действий помимо использования своей энергии на реализацию стратегий выживания.

Таким образом, российское пространство оказалось разорванным и переструктурированным между сетями динамичных городских ядер, в конечном счете связанных с глобальной экономикой, и огромной территорией внутри и вокруг городов, но главным образом в сельской местности и провинции, которые, будучи локализованными и сегментированными, обратились к своим собственным местным/региональным стратегиям выживания, тем самым спасаясь в своей маргинальности.

Неконституционный, но повсюду де-факто сохраняющийся режим прописки продолжает закреплять людей на местах, если они не могут купить прописку в другом месте (7 тыс. долл. в Москве в 1997 г.). Соответственно сегментация пространства, унификация доминантных фигур и функций в пространстве потоков и фрагментация, маргинализация большинства населения в разрозненных местностях по всей необъятной российской территории являются фундаментальными характеристиками нового российского общества. Огромность российской земли ныне переопределяется вариативной геометрией коммуникаций и коммуникационных узлов, в результате чего некоторые местности устанавливают связи с новым миром, тогда как другие дистанцированы более чем когда-либо — даже созерцая образы и слушая звуки новой эры, к которой они не принадлежат. Время имеет разную ценность и разный темп в этих двух различных пространствах.

Новый профессиональный класс Москвы стремится как можно больше сделать за 24 часа, тем самым отрицая временные ограничения. Компании предлагают бонусы за удлиненный рабочий день, за готовность быть вызванными по телефонному звонку, соглашаясь на оплату частного транспорта, лишь бы заполучить наиболее ценных работников на их рабочих местах пораньше. Это связано с тем, что такие служащие способны ускорить трансакции, обеспечить более быстрый оборот денег (ключевой фактор роста прибыли в электронных финансовых схемах) и более сложные сетевые взаимодействия как в России, так и в мире. Жизнь этих сотен тысяч людей, а также миллионов, которые полагаются на их действия, зависит от судьбы их инвестиций в глобальные финансовые рынки, где время уничтожено движением капитала из одной временной зоны в другую, из одной валюты в другую, из одних акций в другие. Кроме того, время вычленяется из абстрактных категорий и продается на аукционах в виде будущих контрактов, грядущих опций и других новых финансовых продуктов, что определяет ценность депоследовательного времени — будущее становится потенциальной стоимостью подобно товару в настоящем. Для этого мира нового российского бизнеса исчезает временной горизонт. Здесь существует лишь настоящее, причем не только в работе, но и в жизни. Политическая нестабильность, экономическая непредсказуемость и расплывчатость социальных смыслов во всем, что выходит за рамки личной жизни, превращают каждодневный опыт в единственный стандарт, на основании которого судят о прогрессе, — таково коллективное бессознательное мщение прошлой советской модели жертвования настоящим ради будущей земли обетованной.

Для значительного большинства людей, укорененных в пространстве мест, время имеет другое значение и намного более медленный темп. Конечно, они тоже весь день спешат, особенно женщины, пытаясь совместить работу, дом, детей, семью и еще найти минутку для себя. Но они используют время, свое время, как основной ресурс для решения проблемы выживания, тратя его на поиск наиболее дешевых покупок; на поездки в более отдаленные районы, чтобы найти работу или более дешевое жилье; на посадку, обработку и сбор драгоценного урожая, востребуемого зимой. Деление времени на сезоны становится абсолютно решающим, и темп жизни задается движением солнца. Крупные государственные предприятия отправляют людей “в отпуска”, не увольняя их, когда фонды оказываются истощенными или переведенными на счета в иностранные банки. Иначе говоря, предприятия расплачиваются с работниками временем, и время становится единственным нелимитированным товаром, позволяющим изобретать новые стратегии выживания. Что касается растущей массы досрочных пенсионеров, то все их время свободно, однако при скудной пенсии они также должны использовать его для реализации стратегии выживания, наводняя киосковую экономику и улицы городов по всей России.

В конечном счете временной предел является биологическим, поскольку тяготы переходного периода отражаются в болезнях и смертности. Продолжительность жизни мужчин в России сократилась с 65 лет в 1987 г. до 58,3 лет в 1995 г. (беспрецедентное падение в современной истории). Согласно данным Всемирного банка, Россия по продолжительности жизни заняла в 1995 г. 136 место из 188. (Нужно сказать, что продолжительность жизни мужчин несколько возросла в последующие три года, но экономический кризис 1998 г. может вернуть ситуацию к прежнему уровню.) Биологическое время урезается также и по другой причине: рождаемость в России сократилась с 2,2 в 1987 г. до 1,4 в 1995 г. Из-за роста смертности и падения рождаемости население России сокращается, теряя 160 тыс. человек в год, и если эти тенденции сохранятся, то к 2020 г. россиян будет менее 135 млн. Таким образом, биологическое время, рассчитываемое как общее время жизни, отмеряемое жизнью и смертью, по-новому определяет понятие бытия, семейную структуру и будущее личное обустройство России как целого, но это специфическое, драматическое воздействие на большинство населения, выключенного из динамичного пространства потоков.

Можно сказать, ято то, где люди живут, в значительной степени определяет, как они живут и как долго они будут жить. Пространство структурирует время. Пространство потоков определяет содержание жизни/времени в пространстве мест, поскольку принадлежность или выключенность из сетей означает различную стоимость проживаемого времени. Парадокс состоит в том, что те, чье время имеет высокую ценность, стараются уничтожить его неистовыми попытками выжимания из него последней капли денежной стоимости. Те же, чье время не имеет ценности с точки зрения системы, используют его как единственный ресурс как для выживания, так и для жизни, что означает большую степень личного контроля над своим временем, т. е. над своей жизнью. В итоге, мы являемся свидетелями исторической отмены: история исчезла, настоящее является единственным временем. Прежде время истории, время производства являлось источником организации и контроля пространства. Теперь же существует новое пространство, пространство потоков, пространство, переопределяющее понятие расстояния в России и устанавливающее различные временные режимы для жителей двух форм пространства, что структурирует жизнь в параллельных универсумах. Жизненные практики людей, живущих в этих двух пространственно-временных режимах, становятся все более различными и даже несоприкасающимися, поскольку они протекают в различных измерениях социального гиперпространства.