Записные книжки

ского Современника» находится в затруднительном денежном положении), захотел быть и моим крестным отцом.

Он печатал мою первую рецензию, которая ему нравилась, и уговаривал меня выбрать себе псевдоним.

— Покойный Гумилев говорил, что он не любит псевдонимов, — ответила я.

— Но у вас никуда не годная фамилия. Вас слишком много.

И он показал мне корректурный лист библиографического отдела журнала, где я нашла, не считая себя, еще двух однофамильцев, да еще музыкальных рецензентов.

Пока я стояла, уныло рассматривая совершенно одинаковых Гинзбургов с разными инициалами, Чуковский говорил: «Вот я, например, Корнейчук. Я понял, что эта фамилия слишком мужицкая, хохлацкая, и сделал себе Чуковского».

— Корней Иванович, знаете, я, может быть, взяла бы себе псевдоним, если бы я не была еврейкой. В еврейских псевдонимах — всегда дурной привкус. В них неизбежно есть что-то от фальшивого вида на жительство.

— Вы, кажется, правы, — сказал Чуковский.

Я несомненно была права.

В выборе псевдонимов евреи редко бывают нейтральны; неприличие в том, что они почти всегда plus Russe que la Russie même*. Между тем нельзя шутить культурой и нехорошо брать на себя обязательства чужой крови.

Как ни странно, но есть на свете нечто еще худшее, чем еврейские националисты, — это еврейские антисемиты.

Я вовсе не пишу о чужих пороках с точки зрения собственной добродетели; я пишу о психологических явлениях, которые, вероятно, были бы мне непонятны, если бы не были в какой-то степени свойственны.

Таких людей, как я, отличает от дурных людей не отсутствие дурных свойств, а умение их стыдиться; не скажу — с ними бороться.

Я как-то провела вечер у Томашевских. Среди множества разных разговоров всплыл разговор на национальные темы.

Тогда как раз шла всесоюзная перепись. Томашевский в виде курьеза рассказал о том, что кто-то из его приятелей-литераторов написал в анкете, в рубрике о национальной принадлежности, — еврей.

Я заметила, что сделала то же самое.

Б. В. долго говорил об абсурдности этой точки зрения, о том, что национальность определяется языком и культурой, и проч.

«Вот я, например, полупольского происхождения, но ведь мне не придет в голову писать — поляк. У евреев это реакция на прошлое угнетение».

Томашевский верно определил факт, но неверно его оценил.

Более русские, чем сами русские (франц.).