Наша Владивостокская группа

С этого дня мы решили встречаться дважды в неделю. Два молодых пехотных офицера и два лицеиста. Мы собирались для чтения то у моей знакомой, то у её подруги, тоже учительницы, которая жила за городом в районе расположения казарм. Её отец, полковник, был командиром полка.

Мы все были молоды, и жизнь только распускала нас свои цветы. Тайна! Волшебно очаровательная, привлекательная, захватывающая тайна была скрыта для нас везде: за дальними горизонтами бескрайней тайги, в прозрачных глубинах Тихого океана, за неисследованными цепями гор, в глубине пещер.

Но в то же время мы чувствовали какую-то усталость, некое удушье. Мы неясно ощущали, что кто-то уже приговорил к гибели эти свежие силы, которые наше по-

коление несло в жизнь общества. Нас подавляла омерзительная преступность существовавшего социального порядка, слепому повиновению которому нас подготавливало, так называемое, общее образование. Вся литература того времени, всё школьное и университетское преподавание было тщательно подготовлено для этой цели чиновниками и цензурой.

Но эти серые брошюры из Женевы не знали отвратительных когтей цензуры!..

О, какое это было чтение!.. Чтение, при котором каждое слово затрагивало глубины нашей души. Ничего подобного этим произведениям не было в мировой литературе. "Исповедь" была нашей исповедью. Наши тайные сомнения, наши собственные, глубоко личные поиски. "В чём моя вера?", "Какова моя жизнь?". Всё это было и нашей собственной жизнью, которая с юных лет становилась для нас тяжёлой. "Так что же нам делать?". Эта толстая книга рассматривала именно то, что мы сейчас должны были решать, исследовать, "сообразовать" ради всего нашего будущего, что должно заставить нас навсегда определить всю нашу дальнейшую жизнь.

Мы жадно впитывали слова Мастера. Непосредственные, острые, режущие, как скальпель хирурга, иногда противоречивые, но всегда неподкупно честные и благожелательные. Это были слова человека, который сумел выбраться из грязного потока, в котором нас пытались утопить. Он пока ещё сам шагал по болоту, но уже пытался протянуть нам руку.

Я воодушевился более чем другие. Едва потеряв отца, я нашел другого, духовного!

Владивосток, 15 октября 1899 г.

Глубоко, глубоко уважаемый Лев Николаевич,

По какой-то странной случайности мне попался тринадцатый том Ваших сочинений через несколько дней после смерти папы, и я сильно заинтересовался заглавием: "Страх смерти" в последних главах из книги "О

жизни". Тут меня поразила простота и верность Ваших взглядов, и с этого я начал усиленное чтение Ваших прелестных сочинений, поражавших меня всегда необыкновенной простотой, искренностью и в особенности неоспоримой верностью. [...] В течение трёх месяцев летних каникул я прочёл все вышеперечисленные Ваши книги!.. ⁽⁵⁾

На восьми больших листах, находясь за десять тысяч километров, я написал послание всемирно известному писателю. Я, лицеист из Владивостока!

Я описал ему всю мою жизнь. Я горячо благодарил его за новые знания, которые он добыл для меня. Но главным образом, я описал ему мою большую неразрешимую проблему: по какой дороге идти мне в моей реальной жизни.

С переменой моих взглядов я приобрёл мерило добра и зла и понял, что я могу и должен не делать зла, раз я его вижу, что бы из этого для меня не вышло; т.е. понял и до некоторой степени знаю, чего мне не следует делать. [...]

Но что мне лично теперь начинать делать, вступая в самостоятельную жизнь, я совершенно не знаю. [...] Моей мечтой было занятие хозяйством в своём имении, но тогда надо ещё сто тысяч рублей, теперь же ничего этого не нужно, и я согласен на самую бедную жизнь, о которой, правда, я, как и о труде, не имею понятия. Но где и как устроить всё это? О земледелии я не имею ни малейшего представления. Да если б и имел, то земли нет, и я ещё числюсь французским гражданином и не имею права её купить здесь в России... Первый и самый главный вопрос: что мне теперь начать делать в тех условиях, в которых я нахожусь?

... Почти никто не понимает моего горячего отношения к Вашим книгам. Да и понятно: все так заняты заботой о завтрашнем дне или препровождении сегодняшнего...

Я никогда ничего не принимаю без серьёзной критики. И в конце моего большого письма я указал на многие противоречия в произведениях Толстого.

Удастся ли мне побывать у Вас или нет, покажет будущее, а пока с радостью спешу сообщить, что на Дальнем Востоке есть люди, глубокое к Вам уважение которых лучше всего доказывает, как они Вас понимают и ценят.