Книга вторая 4 страница

—Да, Мастер, — поспешно отозвался он.

—Когда мы шли, с дерева упал желто-оранжевый листок. Расскажи мне
о нем.

Опавший лист? Весной? Мысли Сайхуна отчаянно заметались. Он ре­шительно не помнил никакого листа. Впрочем, уже одно выражение испуга и растерянности на лице послужило достаточным ответом.

— Как? Ты не заметил его? — укоризненно покачал головой Даос Боль­
ной Журавль. — И ты еще гордишься собой, считая, что ты великий боец? А
если бы это была стрела, нацеленная прямо в тебя?

Тут старый мастер сделал паузу, чтобы нерадивый ученик получше заду­мался над сказанным. Но Сайхун думал лишь о том, что безумно ненавидит, когда его выставляют дураком. Стоп, одернул он себя, я нахожусь здесь для того, чтобы научиться преданности и осознанию. Подавив порывы гордости, он взглянул на учителя.

— Такие вещи замечать просто необходимо, — мягко, по-доброму про­должил учитель. — Когда ты заметишь это, задай себе вопрос «почему?». Как этому листику удалось пережить зиму? Было ли больно дерево? Может, ему не хватало воды? Или кто-то сбил этот лист с ветки? Даже если бы ты просто заметил, насколько он красив, золотистой звездочкой порхая на общем ко­ричнево-зеленом фоне, — это уже было бы неплохо. Но вообще ничего не заметить — значит быть бесчувственным.

Мы живем в горах для того, чтобы быть поближе к природе. Мы отрицаем негодные поступки остальных людей, иx презренные жизни, их стремление загадить свой разум тем, что они напыщенно называют цивилизацией? Мы изолируемся от громкого шума, дурных запахов, оскорбительного хохо­та и от эгоистических стенаний из жалости к себе. Мы бежали к природе, чтобы очистить себя и жить действительно свято. Животные и растения, вообще вся природа непорочны. Можно считать природу жестокой и безжа­лостной. Некоторые так думают, когда натыкаются на скелет оленя или на дерево, поваленное бурей. Но в этом логика природы, ее образ жизни. Природа лишена всяких мыслей о собственных желаниях, свойственных челове­ку; ей чужда глупая сентиментальность, которую имеют люди. Эта чистота и непорочность сродни божественному, сродни богам — самому Дао, Путь природы — это путь Дао. И если мы хотим достигнуть гармонии с Дао, мы должны находиться в той местности, которая сама по себе гармонично связа­на с Дао.

Но какой смысл жить в окружении природы, если ты не в состоянии оценить ее дары? Природа полна всяких сообщений, которые мы часто не в состоянии увидеть, а если даже видим, то не можем понять их смысла. Куда бы ты ни взглянул, везде встретишь десять тысяч священных сообщений — нужны лишь настоящие глаза, чтобы их увидеть. Этот листок мог оказаться для тебя знаком свыше, может быть, даже божьим посланием. А ты не удо­сужился заметить его.

З

анятия подошли к концу, и Сайхун отправился вверх по склону, чтобы заняться дневным послушанием и приготовиться к обеду. Увидев, что Бабочка решил присоединиться к нему по дороге, Сайхун обрадовался.

—Мой Маленький Брат, через несколько дней я вновь покину вас.

—Так быстро, Старший Брат? Но ведь в этот раз ты побыл с нами лишь
месяц, — в голове Сайхуна зашевелились неприятные мысли.

—Ты прав, но я становлюсь все более беспокойным. Кроме того, у меня в Пекине есть кое-какие дела.

—И подружка, наверное.

—Безусловно, — улыбнулся Бабочка. — Всяких женщин много, но она
у меня одна, потому что особенная.

—Как я тебе завидую! — протянул Сайхун. — Ты буквально рыщешь
повсюду в поисках приключений. Ты видишь богатство и красоту. Люди ува­жают тебя и преклоняются. Да, у тебя полнокровная жизнь.

— Такая жизнь не для тебя, малыш. Стать монахом — вот твоя судьба. Так было спланировано изначально. Добавлю лишь, что ты рожден для этой роли.

— Да разве это жизнь? Я дрожу от холода и никогда не наедаюсь досыта.
Каждый день полностью расписан. Чтение сутр и медитации наводят на меня
скуку, а физические упражнения кажутся просто издевательством. Ко всему
еще любые мои усилия всегда встречают неодобрение. Учителей невозможно
удовлетворить — они просто не знают, что такое похвала.

— Но ведь никто не заставлял тебя силой.

— Это точно, — вздохнул Сайхун, — Я прошел обряд посвящения в шестнадцать лет. Но несмотря на то, что выбор сделан, я все еще подумываю о светской жизни. Я никак не решу: правильно ли я поступаю. Скажи, а у тебя бывали сомнения?

— Конечно, бывали. У каждого человека свои сомнения — вот почему я
без конца путешествую. Я хочу найти смысл в жизни. Я стараюсь научиться как можно большему у мудрых даосов и прожить как можно более полноцен­ную жизнь в обычном мире.

— Счастливый! Ты можешь получать лучшее, что есть в каждом из ми­ров. Когда тебе хочется отдохнуть, заново найти себя или залечить раны, ты возвращаешься в храм; но при желании ты способен разодеться в самую лучшую шелковую одежду, нацепить на себя драгоценности, скакать на доро­гих лошадях, пировать на пышных банкетах или всю ночь играть в азартные игры или заниматься любовью.

— Да-а, знаю, что мне не следовало водить тебя в места развлечений типа Павильона Красных Пионов, — с улыбкой произнес Бабочка. — Если Вели­кий Мастер когда-нибудь узнает об этом, он накажет нас обоих.

— Но ведь это я попросил тебя взять меня с собой.

— Наверное, не стоило мне соглашаться.

— Я рад, что побывал там, — сказал Сайхун. — После твоих волнующих рассказов ничто не может заменитъ непосредственного участия. Но знаешь, я понял, что тот мир не для меня. Мне не нравится пить; я не хочу курить опиум и не чувствую потребности нарушать обет безбрачия. И все-таки я не уверен: действительно ли эта суровая, аскетическая жизнь — лучшее из всего, что есть на земле?

— Я знаю, что внешний мир тебя не интересует. Ты лучше задумайся над тем как он может повлиять на тебя. Скажем, по всей стране японцы за­хватили огромные территории Китая. Националисты под предводительст­вом Чан Кайши отчаянно пытаются создать правительство в Чжунцзине, выбить из страны японцев, а заодно ударить в спину коммунистам. В другой части света Германия напала на Польшу. Весь мир скатывается к войне. Люди убивают друг друга, и никогда еще не использовались такие большие цифры, чтобы обозначить количество убитых.

—Два года назад я сражался во время японо-китайской войны. Так что
я видел ужасы военного времени. Я бился, защищая свой народ.

—Но зверства продолжаются.

—Ну и что мне делать? Присоединиться к Мао в Енани? Или встать под
знамена военных правителей, как это сделал ты? Ведь я отшельник, а по­литика — штука недолгая.

—Что ты можешь возразить, если я скажу, что за всю твою жизнь в Китае не было ни одного мирного дня? А сейчас речь о том, что не только
Китай, но и весь мир балансирует на краю пропасти. Посмотри: вся Европа в огнях сражений. Война может распространиться на Соединенные Штаты и даже, наверное, на Южную Америку. Пока весь мир будет превращаться в руины, ты останешься сидеть на своем коврике для медитаций.

—Даосизм — это философия сердца, — твердо ответил Сайхун, — его нельзя искоренить. Дао существует вечно, и даже разрушение всей планеты не отразится на нем. Я вижу своего учителя и вижу остальных учеников в классе. Я вижу, какого уровня они достигли, и это вызывает во мне стрем­ление достичь того же. Я знаю, что никакая война, никакая беда не коснутся этих достижений, потому что каждое такое достижение — это внутренняя победа. У меня могут быть мои собственные сомнения, но политика — это не тот способ, с помощью которого от них можно избавиться.

—Значит, ты упорствуешь в своей вере?

—Да, — сказал Сайхун.

—Значит, мир может дойти до крайней черты, а ты и не подумаешь
измениться?!

—Я чувствую, что благодаря моим суровым обетам я достигаю резуль­тата. Я не хочу быть таким же, как обыкновенные люди. Я хочу добиться чего-то большего, чего-то более великого. Эти люди внизу влачат убогое су­ществование, сгибаясь под ударами неумолимого рока. Такая жизнь не для меня. Я хочу достигнуть совершенства.

—Я тоже верю в совершенство и дисциплину — иначе я никогда не
зашел бы так далеко. Так что пустъ тебя не отвлекает внешняя оболочка моей
жизни. Женщины и азартные игры — это лишь небольшая ее часть. Я хочу
совершить какой-нибудь великий, даже героический поступок. В конце кон­цов, этому миру не наступит конец. Если бы ты не осознавал это, то вряд ли
был бы так спокоен. Однако, чтобы навести порядок на этой деградирующей
планете, потребуются действительно великие люди. И я хочу быть одним из
них. Это потребует огромной дисциплины, смелости, ума и стремления к
совершенству — даже в некотором смысле чистоты. Все перечисленные ка­чества дает монашеская жизнь.

—Ты хочешь сказать, что мы равны? — воскликнул Сайхун, обрадо­вавшись такому сравнению.

—Я хочу обнадежить тебя, Маленькая Бабочка, чтобы ты настойчиво
учился. Монашеская жизнь и светская — это лишь две грани одного меча.
Они неразделимы; ни одна из них не может существовать без другой. И одну
нельзя считать лучше другой. Но необходимо, чтобы каждый из нас понимал
свою собственную судьбу. Мы можем добиться успеха, лишь следуя своим

самым сокровенным предпочтениям. Я требую, чтобы ты настойчиво упраж­нялся в аскетизме. Правда, что при этом безжалостно отметаются физичес­кие и социальные потребности; но зато твой дух будет удовлетворен. Малень­кая Бабочка, не позволяй разочарованию ставить тебе палки в колеса.

—О, Старший Брат, — с чувством в голосе произнес Сайхун, — ты так
красноречив. Почему бы и тебе не принять монашеский обет?

—Возможно, я так и поступлю, — задумчиво откликнулся Бабочка, —
когда закончу свои земные блуждания. Вот почему я должен путешествовать,
чтобы собрать все впечатления. Учителя говорят: «Прежде чем стать отшельником, познай мир». Когда земная жизнь пресытит меня, я вернусь и оста­нусь во имя добра.

—И тогда мы всегда будем вместе.

—Да, малыш... всегда.

Вниз по горному склону эхом прокатился могучий бас большого брон­зового храмового колокола: подошло время молений. Два товарища попро­щались.

Сайхун стоял у одной из древних храмовых курильниц для благовоний, наблюдая за тем, как его старший брат выходит со двора. Он смотрел и раз­думывал, оставит ли Бабочка когда-нибудь свою светскую жизнь. Сайхун знал, что Бабочка жил в том мире довольно долго и что его жизнь заслужила скандальную репутацию. То, что в свое время Бабочка был телохранителем военного правителя, охранником контрабандистов, перевозивших наркоти­ки, как и его членство в каком-то тайном обществе, вызывало частые наре­кания даосов Хуашань. Правда, Великий Мастер почта не обращал на это внимания и Сайхун понемногу избавился от этих мыслей.

Зато появились другие соображения: Сайхуна часто наказывали за хит­рости, вольные выходки и лень; но он никогда не видел, чтобы наказывали Бабочку. Великий Мастер и другие монахи продолжали любить его, как своего собственного сына, и Бабочка отвечал им взаимностью — всегда возвра­щался, чтобы поддержать свою приемную семью, все свои достижения от­носил на счет воспитания и регулярно поддерживал хуашаньских собратьев Деньгами. И все-таки интересно, размышлял Сайхун, достаточно ли всего этого, чтобы можно было закрыть глаза на те случаи, когда старейшины местных жителей взбирались на Хуашань, чтобы сообщить о проступках Ба­бочки и потребовать его ареста.

Пройдя через несколько ворот, Сайхун подошел к Храму Южного Пика при Источнике Нефритового Плодородия. Он вошел внутрь храма, влив­шись в ряды одетых в голубое монахов, которые собрались здесь на службу. Перед собравшимися стояли разодетые в вышитые шелковые одеяния стар­шие монахи. Они громко читали божественные слова древних текстов. Музыканты аккомпанировали службе, исполняя нечто вроде гимна.

В глубине роскошного алтаря Сайхун увидел объект их поклонения — то статуя одного из старейшин Хуашань, который всю жизнь занимался самосовершенствованием и таким образом достиг бессмертия. Даже издалека

Сайхун видел, что статуя вся покрыта пылью. Но по мере того, как пение монахов усилилось, Сайхун каким-то образом представил, что бог действи­тельно услышал их обращение. Юноше даже показалось, будто глаза статуи приоткрылись. В этот момент в душе Сайхуна возникло ощущение искрен­ности. Он надеялся, что подобно этому аскету, обретшему спасение через бесконечное совершенствование, он, Сайхун, вместе с Бабочкой преуспеют в исполнении своих судеб. Может быть, его старшему брату даже удастся изме­нить себя.

Глава двадцать вторая

Ночные уроки

С

удвоенной решимостью Сайхун приготовился к убогой пище, четырем периодам чтения сутр ежедневно, различным занятиям в классе, тяже­лому труду и интенсивным занятиям медитацией. К нему вернулось стрем­ление принять вызов монашеской жизни и преуспеть в этом, воспитав в себе железную волю и духовность восприятия — качества, которые, насколько он знал, можно было взрастить лишь путем долгого самоотречения и совершен­ствования.

Одним из самых важных собраний, на которых Великий Мастер делился своими знаниями, было вечернее занятие с несколькими избранными уче­никами. По возвращении в храм Сайхун, оба служки и еще один ученик не­сколько раз по вечерам собирались в келье великого мастера. Они устраива­лись на специальных подушках на полу, а великий мастер восседал на помосте для медитаций.

Аккуратно закатав рукав, старый учитель оперся правым плечом о спе­циальную подставку.

— Сегодня, — начал он, — я хочу немного изменить начало нашей бес­еды. Обычно вы задаете вопросы мне. На этот раз я буду задавать вопросы вам, Итак, что такое даосизм?

Маленькая Бабочка! Ты живешь со мной с девяти лет. Безусловно, ты способен правильно ответить на вопрос. Начинай!

Сайхун зарделся. Он всегда нервничал, когда чувствовал на себе внима­ние других; вот и сейчас он отчаянно пытался собраться с мыслями, чтобы правильно ответить.

— Существует нечто, пронизывающее собой все сущее, — наконец заговорил Сайхун. — Это — движение, сила, развитие вглубь вселенной, которое настолько велико, что ему подчиняются даже боги. Это настолько великая сила, что человечество способно воспринимать лишь самые мелкие ее проявления. Созвездия, времена года, изменения в природе, история цивилизации— все это проявления Дао, хотя ни одно из них нельзя назвать воплощением самого Дао. Метафизические компоненты вселенной — десять тысяч вещей, пять стихий, Инь и Ян — все это части Дао, но ни одна из них не сводится к Целому. Человеческое существо не в состоянии познать Дао во всей его пол­ноте, но может изучить его принципы и жить в гармонии с ним. Таким образом можно следовать потоку жизни и достигнуть бессмертия.

Даосизм — это система, которую передали нам боги, мудрые, а также достигшие совершенства существа. Из-за своего невежества в отношении Дао человечество погружается в пучину тщетных потуг. Мудрые же сообщили нам доктрины Дао с тем, чтобы показать нам путь к освобождению.

Чтобы поддержать страждущего на пути испытаний, даосизм выработал принципы внутренней и внешней алхимии, создал священные писания и раз­личные медитации. Вот вкратце суть моего понимания даосизма.

Все время, пока Сайхун говорил, Великий Мастер сидел с закрытыми глазами и внимательно слушал. Потом он помолчал несколько секунд, от­крыл глаза и пристально посмотрел на юного ученика.

—И это все? — спросил он.

—Ну, это все, что сейчас пришло мне в голову, — неуверенно ответил Сайхун.

—То, что ты сказал, вполне приемлемо; но мысли твои недостаточно
глубоки. Я согласен, что наша беседа должна начаться с самого понятия Дао.
Но вначале мы должны убедиться, что именно Дао является основой всей
вселенной. Мы можем начать с наблюдений. Так, в мире физических явлений
мы обнаруживаем порядок. В регулярном цикле движения звезд, планет и
времен года мы разглядим космологию. Ни один серьезный мыслитель не
решит, что за этим всем ничего нет. Мы должны идти дальше: что оживляет
все эти предметы? Откуда они взялись? Кто-нибудь может ответить, что это
боги создали вселенную и управляют ею. Однако этот ответ нельзя считать
удовлетворительным, ибо можно спросить: «Откуда взялись сами боги?».
Кроме того, из священных текстов и простых легенд мы знаем, что даже боги,
не свободны от причинности. Следовательно, в нашем поиске основной силы
вселенной мы должны признать, что за богами стоит нечто — некая сила,
которая сама по себе связана с причинно-следственными взаимосвязями ве­щей.

Обратите внимание: я сказал сила. Вселенную нельзя уменьшить до простой материи. Как бы мы не измельчали камень, он не будет отвечать ни за жизнь, ни за движение, ни за время или измерения. Ничто — ни природа, ни боги, ни материя — не является конечной тканью, из которой состоит Вселенная.

В священном писании сказано: «Бытие возникло из Небытия». Иссле­дуйте это. Единственно возможным, совершенно неуменьшаемым источни­ком возникновения Вселенной может быть Небытие. Только оно может быть неуменьшаемым.

В начале было Ничто. Из этого Ничто возникла случайная мысль. Мысль вызвала движение внутри неподвижности, и от этого движения пошли бес­конечные круги. Движение породило ци, или дыхание жизни. Дыхание сгус­тилось, образовав пять стихий — металл, воду, дерево, землю и огонь. Эти стихии символизируют материю. Потом Инь и Ян упорядочили этот хаос. Дыхание знало, что такое вдох и выдох; поэтому Вселенная была организова­на по принципу двойственности, ибо движение и развитие могут возникнуть только из взаимодействия и напряжения между абсолютными противопол­ожностями. Взаимодействие между всеми этими вещами и породило в конце концов богов, человечество и мириады остальных явлений. Итак, первичная мысль была своего рода камнем, упавшим в пруд с идеально неподвижной поверхностью. Все, что произошло после этого, можно назвать Дао.

Из этого следует, что Дао не является совершенно неуменьшаемой сущ­ностью, поскольку под это определение подпадает только Ничто. Дао — это лишь одна из теней, которые отбрасывает Ничто; можно даже сказать, что Дао и Ничто находятся в очень тесном взаимодействии. В процессе изме­нений и трансформаций Дао — помните про бесконечные круги на воде? — возникли небо и земля и еще десять тысяч вещей, которые все еще неот­делимы от Дао.

Слова не являются мистическим источником познания. Я могу лишь намекнуть, указать вам путь. Вы должны воспринимать все сами. Не вос-принимайте ни мои слова, ни даже изречения просветленных как достаточ­ную замену собственного опыта. Когда я говорю все это, я описываю то, что сидел во время медитации. Вот почему святые говорят: «Мудрый познает небо и землю, не выходя из своего дома». Если вы хотите обрести такую мудрость — занимайтесь медитацией.

И все-таки, что же такое даосизм?

Даосизм — это метод обучения, приведения самого себя в состояние гармонии с Дао — или даже больше, это процедура объединения с самим Дао. Мудрые говорят: «Дао вечно, и тот, кто им владеет, не погибнет, когда его тело перестанет существовать». Но в этом не бывает простых способов. Все люди разные, и Дао никогда не бывает неподвижным. Различные способы жить должны быть приспособлены под индивидуальные потребности и судь­бы каждого человека. Вот почему в «Семи Бамбуковых Табличках» насчиты­вается три тысячи шестьдесят способов самосовершенствования.

Даосизм — это многоуровневая духовная система. Там, где другие ре­лигии пытаются определить границы своей веры, отсекая все остальные ве­рования, обширные, все увеличивающиеся горизонты даосизма охватывают Вселенную целиком. Один из наиболее фундаментальных его принципов ос­нован на философии и заключается в том, чтобы воспринимать человечество и весь мир таким, каким он есть.

Если начинать собственно с человечества, то даосы по достоинству цени­ли внутренне присущие человечеству черты греховности и высоких устрем­лений, убогости и благородства, хищности и творческого богатства, эмоцио­нальности и ума, извращенности и чистоты, садизма и сострадания, насилия и миролюбия, эгоизма и трансцендентности. В отличие от других мудрецов, Даосы решили не отвергать злых импульсов в душе человека. Необходимо было принять двойственность и работать с ней.

Когда обе стороны двойственности были восприняты, даосы ясно уви­дели, что добро и зло в каждом человеке сочетается в различных соотно­шениях. Поэтому даосы изобрели систему с достаточно широкими рамками, которые могли удовлетворить любым человеческим нуждам. Обыкновенно­му человеку даосы дали моральность и набожность; герою — верность и преданность; боевые искусства if колдовство — жаждущему силы; знания — интеллектуалу; а для тех немногих, кто стремится еще дальше и выше, — Медитацию и секрет трансцендентности. Потом они вывернули все наизнанку и сказали: «Это не только частички, свойственные всем людям мира, но также, в соответствии с принципами микрокосма и макрокосма, и внутрен­ние реальности каждого человека в отдельности».

Даос всегда остается прагматиком, а не идеалистом. Его интересует ско­рее возможность взаимодействовать с тем, что находится перед ним, а не навязывание своей воли окружающей реальности. Вероятно, именно по этой причине даосизм иногда обвиняют в том, что он слишком «скользкий», что его трудно определить. Кто-то, пожалуй, даже скажет, что это оппортунисти­ческая доктрина. Но в действительности даосизм заботится лишь о том, что­бы управлять происходящим перед лицом того, что вечно изменяется, — перед лицом Дао.

С исторической точки зрения, существует пять основных предшествен­ников даосизма: шаманизм, философия, гигиена, алхимия и школа Пэнлай. Именно они стали частицами того, что впоследствии развилось в огромное духовное движение.

Самым первым первоисточником даосизма был шаманизм. Первобыт­ные люди верили в мир, наполненный богами, демонами, духами предков — а еще всемогущей Природой, таинственной и даже глухой к мольбам челове­чества. И люди обращались к своим вождям, к монахам-шаманам, которые с помощью магии лечили больных, предсказывали скрытое от глаз человека и даже управляли событиями. Благодаря своим личным силам монахи стано­вились посредниками между своими соплеменниками и враждебным миром.

Чтобы сделать жизнь еще более понятной, были созданы культы божес­твенных существ. Среди этих культов главным был культ предков (потому что совместная обработка земли делала совершенно необходимым такую об­щественную единицу, как семья), а также поклонение перед богами природы — богами солнца, гор, озер, деревьев, урожая и тому подобного. Действи­тельно, считалось, что любая часть ландшафта, любая черта сельскохозяйст­венной жизни обладали своим божеством. Например, бога Желтой реки на­зывали Князем Реки и верили, что он выезжает в колеснице, запряженной черепахами. Надеясь усмирить сурового бога, который устраивал жестокие, страшные наводнения, люди приносили ему не менее кошмарные и обиль­ные человеческие жертвы. Постепенным развитием своего сознания люди обязаны лишь вмешательству просветленных мудрецов. Император Хуан-ди известен своим медицинским трактатом; император Фу Си обучал ясновиде­нию и создал «Восемь Триграмм». Император Шэнь Нун изучал лекарствен­ные травы, экспериментируя на себе. Император Юй умел заговаривать па­водки. Все эти императоры прошлого несколько изменили шаманизм и соз­дали элементы даосизма, которые существуют и по сей день. Многие наши сегодняшние традиции, включая поклонение природе, ясновидение, геоман­тию, искусство создания талисманов, экзорцизм и духовные предсказания уходят корнями в доисторические столетия.

Можно считать, что философская школа даосизма, или Школа Чистой Беседы, возникла во времена династии Чжоу. Лао-цзы был даосом из этой школы. Когда Лао-цзы покинул Лоян, чтобы принять обет отшельничества, он на некоторое время посетил Хуашань. Однако, в результате его дворцовых бесед с Конфуцием философия Лао-цзы словно раздвоилась: с одной сторо­ны, она стала частью даосизма, с другой — превратилась в определенную светскую философию высокообразованных людей. В третьем веке нашей эры вокруг таких мудрецов, как Чжуан-цзы и Ле-цзы, начали образовываться школы мыслителей; эти школы выступали в поддержку даосизма и пропа­гандировали несогласие, теорию управления с помощью добродетели, отно­сительность противоположностей и поиск Дао с помощью медитации, Мож­но сказать, что школы того периода практиковали даосизм интеллектуально­го типа, в котором колдовству, шаманизму и физическим упражнениям уде­лялось мало внимания.

Физические упражнения появились вместе с образованием гигиеничес­кой школы, наша община в основном зародилась именно в этой традиции. Основное положение этой ветви гласит, что для духовного совершенство­вания необходимо дисциплинировать и тренировать как физическое тело, так и разум. С первого по четвертый век нашей эры учение этой школы было систематизировано вначале в «Нефритовом трактате Желтой Палаты», а по­том — в «Истинном трактате великой тайны». Именно в то время зародились учения о трех центрах жизненной энергии дань-тянъ, а из этих учений прои­зошли системы регуляции дыхания, правильного питания, медитационной техники и боевых искусств. Все это объединялось вокруг принципа, утверж­дающего существование в человеческом теле тридцати шести тысяч богов. Если исходить из предположения, что человек является божественным сосу­дом, то несложно понять, почему даосы древности верили, что тело необ­ходимо держать в чистоте и здравии, — ведь иначе боги могли покинуть неподходящую им обитель. Тогда же возникло серьезное движение в поддер­жку аскетизма. Оно отвергало употребление вина, одурманивающих ве­ществ, прочие внешние удовольствия, способные вызвать отвращение у бо­гов, обитающих в теле индивидуума.

Первоначальной целью гигиенической школы было физическое бес­смертие. Но впоследствии представители гигиены начали все больше скло­няться к идее перевоплощения, так что их приоритеты сместились в направ­лении создания бессмертной души внутри земной телесной оболочки — ду­ши, которая сможет превзойти каноны смерти.

В отличие от гигиенистов алхимики продолжали верить в физическое бессмертие. Это течение зародилось в Школе Пята Стихий Цоу Иня, расцвет которой пришелся приблизительно на 325 г. до нашей эры. Именно оттуда берет свое начало поколение фанши. Собственно фанши, или Мастера Рецеп­тов, получили свое название потому, что они постоянно экспериментировали над созданием формулы бессмертия. Они неутомимо пробовали самые раз­личные комбинации трав, минералов и химических веществ, используя для этого всевозможные реакции. К несчастью, большинство из самых первых ^попыток отрицательно сказались на здоровье мастеров, поскольку тогда в эликсир бессмертия пытались добавлять ртуть, серу и свинец. Но постепенно — и не в последнюю очередь, во имя самосохранения — они перенесли ак­цент исследований на использование лекарственных трав, определенных об­рядов, сексуальной алхимии, медитации и магии. Именно это ответвление даосизма впитало в себя ранние шаманистские поверья о колдовстве и одер­жимости демонами.

И наконец, культ Пэнлай — даосская школа, последователи которой, пожалуй, больше всех занимались вопросами обыкновенного физического бессмертия. Приблизительно в четвертом веке до нашей эры возникла леген­да о том, что где-то в Тихом океане существуют магические острова, где растут Грибы Бессмертия. На поиски этих островов отравлялись многие экспедиции. Ко времени правления императора Цинь Ши, который в 221 г. до нашей эры объединил Китай (кстати, его дворец находился всего в шес­тидесяти милях от Хуашань), культ Пэнлай объединился с алхимиками и магами, Представители алхимической школы, используя свое искусство вла­дения духом и колдовство, поддерживали существования Пэнлай. Импера­тор Цинь Си стремился жить вечно (ведь именно он приказал построить Великую Китайскую стену), так что повелитель Китая стал фанатиком Пэн­лай и алхимии. Он снарядил десять тысяч юношей и девушек на поиски Пэн­лай, запретив им возвращаться с пустыми руками под страхом смертной каз­ни. Этот десятитысячный отряд открыл Японские острова, но Грибов Бес­смертия там не оказалось, и юные искатели решили остаться на новых зем­лях, чтобы избежать неминуемой казни на родине. Все усилия императора сохранить свою высочайшую персону с помощью алхимии потерпели неуда­чу. Ходили даже слухи, что болезнь, которая привела к смерти императора, возникла из-за того, что сановный правитель принял внутрь какое-то яд­овитое соединение.

Начиная с четвертого столетия нашей эры и до сегодняшнего дня, воз­никали и возникают невероятно сложные сочетания этих пяти основных эле­ментов даосизма. За шестнадцать веков существования даосского движения созданы бесчисленные его вариации. Все существующие тысячи современ­ных сект и форм даосизма можно условно поделить на левый и правый дао­сизм. К левому принадлежат колдовство, алхимия, сексуальные техники н система порабощения демонов. Образно говоря, все эти течения основаны на внешних методах. Правый путь утверждает принципы аскетизма, безбрачия и медитации; его можно условно назвать внутренним путем. И правое, и левое течения включают в себя изучение древних священных текстов, мо­литву, медитацию, гадание, ритуальное пение, поиск бессмертия, геомантию, искусство создания талисманов, видения и тому подобное. Все они, очевидно, основаны на стремлении объединиться с Дао и отличаются лишь в некоторых методических аспектах, а также в трактовке принципов даосизма. Все они являются одинаково ценными, классическими методами. Наконец, все они приносят результат, и высшие мастера в каждой секте способны продемон­стрировать сверхъестественную силу и потрясающее духовное совершенство.