Лирический герой поэзии Д.В.Давыдова

В историю русской литературы вошел как создатель жанра "гусарской лирики" (песни, любовные элегии, сатирические стихи) и создал новый тип героя — воина-патриота, человека деятельного, свободолюбивого, открытого ("Гусарский пир", "Песня старого гусара", "Полусолдат", "Бородинское поле"). Последнее, написанное в 1829, считается одной из лучших исторических элегий русской романтической поэзии. Давыдов создал всего около пятнадцати «гусарских» песен и посланий. Объём его творчества вообще невелик, но след, оставленный им в русской поэзии, неизгладим.

Как поэт Давыдов пришел в литературу со своим лирическим героем, со своим жанром, со своим стилем. Основная его тема — военная — была далеко не новой в русской поэзии. «Военная труба» звучала в многочисленных одах и эпопеях русского классицизма. Но Давыдов подошел к этой традиционной теме с иной стороны. Он поэтически раскрыл быт и психологию воина. В эмоциональной поэ­зии Давыдова, опирающейся на жизненный опыт автора, возникает оригинальный образ «гусара», лихого наездника и удалого рубаки, скрывающего, однако, под этой молодеческой внешностью благо­родные свойства воина-патриота, сознание воинского долга и воин­ской чести, мужество и бесстрашие, отрицание светских условностей и своеобразное вольнолюбие.

«Гусарство» Давыдова определило и особые формы его поэзии. Вместо героической эпопеи и хвалебной оды, этих основных жанров батальной поэзии классицизма, поэт создает жанр «гусарской» песни, свободной от ставшей трафаретом официальной героики, от деклама­ционно-патетического стиля («Гусарский пир», 1804; «Песня», 1815; «Песня старого гусара», 1817). Нарочитая простота в трактовке военной тематики открывала в его песни доступ просторечию, во­енным профессионализмам, элементам солдатского фольклора. Этот демократический стиль сближал произведения Давыдова и Крылова. Гусарские песни Давыдова широко расходились в списках, но были напечатаны только в 1832 г.

Именно с Денисом Давыдовым и с его поэзией связано и наше особенное культурологическое отношение к самому понятию «гусар». Представленный Давыдовым гусар - это, собственно, первый в русской литературе живой образ воина, воссозданный путём словесного творчества. В стихах «поэта-воина» фактически нет ни одного описания сражения (какие есть у «невоинов» Батюшкова или Пушкина). Он часто ограничивается упоминанием неких «опорных» деталей военного быта («Сабля, водка, конь гусарский…») и охотнее воспевает не «сечу», а «биваки»…

Литературная известность поэта-гусара, бездумного храбреца и безудержного гуляки, как-то слилась с партизанской славой Давыдова и превратилась в своеобразную легенду — пожалуй, оправданную с точки зрения чисто поэтической, но не выдерживающую проверки биографией Дениса Васильевича.

“Стукнем чашу с чашей дружно,
Нынче пить еще досужно”…
или
“ Ни полслова, дым столбом,
ни полслова, все мертвецки
пьют и преклонясь челом
засыпают молодецки ”.
Или так:
“Ради бога, трубку дай
Ставь бутылки перед нами,
Всех наездников сзывай
Закрученными усами”…

Поэзия героя-партизана отразила патриотический подъем антина­полеоновских войн. В этом был секрет большой ее популярности в свое время. Но патриотизм Давыдова не стал революционным. Узким оказался и диапазон его «гусарской» лирики, не отразившей патриотического народного подъема в годы Отечественной войны 1812 г. Не смог сделать этого поэт и в более поздних произведениях на ту же тему (отрывок «Партизан», 1826).

Широкую известность получило одно из последних стихотворений Давыдова—«Современная песня» (1836). Автор выступил против либеральных общественных настроений, но направил основной удар против тех, кто на словах «корчит либерала», а на деле «мужиков под пресс кладет вместе с свекловицей». Он дал в руки демократов ряд острых сатирических формул для борьбы с либерализмом.

Жанром песни не исчерпывается творчество Давыдова. Но и на традиционные жанры элегии, дружеского послания он наложил печать своей творческой индивидуальности, сообщив им характер своеобразного «гусарства».

Оригинальны военно-мемуарные очерки Давыдова: «Опыт теории партизанского действия» (1821), «Дневник партизанских действий 1812 г.» (опубл. 1860). И здесь он в противовес официальной истори­ографии стремится дать картину войны в ее будничной правде. А. С. Пушкин усматривал в этих очерках «резкие черты неподражае­мого слога», а В. Г. Белинский ставил Давыдова в ряд с лучшими прозаиками русской литературы.

В стихотворении Давыдова «Ответ» (1826, опубл. 1840) мы находим такое авторское самоопределение: «Я не поэт, я - партизан, казак».

Лирика Давыдова по интонации стремительная, темпераментная, по речи непринуждённая, нарочито огрублённая гусарским жаргоном, - реакция на гладкопись салонной поэзии сентиментализма. Яркий её образец - стихотворение «Решительный вечер», (1818), в котором есть такие выражения: «как зюзя натянуся», «напьюсь свинья свиньёй», «пропью прогоны с кошельком».

Для Давыдова главное - не поразить эффектом «военных» словечек, а блеснуть «натурой» гусара, умеющего мертвецки пить и жизнерадостно умирать, лихого забияки и в то же время героя.

У Давыдова колорит одних слов не оказывает влияния на другие; для него существует принципиальная разница между словами разного стиля и она. Он даже стремится к тому, чтобы контрасты были заметны: «Ради Бога и… арака //Посети домишко мой!».

«Понтируй, как понтируешь, фланкируй, как фланкируешь…»

Я люблю кровавый бой,

Я рождён для службы царской.

Сабля, водка, конь гусарский

С вами век мой золотой.

За тебя на чёрта рад

Наша матушка – Россия

Пусть французы удалые

К нам пожалуют ха-ха!!!

Героические маршевые интонации сменяются шутливыми или эпикурейскими. Неровность стиля резко подчёркивается:

Пусть мой ус, краса природы,

Чернобурый, в завитках,

Иссечётся в юны годы

И исчезнет, яко прах!

(«Бурцову. В дымном поле, на биваке…»)