X x x
Трагедия воскрешает одно из древних фиванских сказаний (2). В Фивахсвирепствует мор. Отчаявшиеся люди приходят к своему царю Эдипу, просяспасти их; ведь Эдип - великий герой и защитник народа, его избрали монархомпосле того, как он победил кровожадного Сфинкса, разгадав его загадки. Эдип посылает вопросить оракула и получает ответ, что бедствие навлекживущий в Фивах убийца прежнего царя, Лая. Но кто этот человек? Эдипклянется, что разыщет его, и уверенно берется за дело: он вызывает старогопрорицателя-слепца Тиресия и умоляет его открыть имя преступника. И воттут-то начинает надвигаться неотвратимое... Софокл настраивает зрителя на ожидание подкрадывающейся беды. То, чтосюжет ему известен, не умаляет напряжения. Напротив. С дрожью предугадываяразвязку, зритель испытывает жуткое наслаждение от каждой случайнооброненной фразы и темного намека. Кажется, вот одно слово, один шаг - и всеостанется в тайне, но нет - это всего лишь короткая передышка, и Рок сновапродолжает свое наступление. Тиресий колеблется, он не хочет открывать имя убийцы, царь настаивает,приходя в раздражение и ярость. Тогда пророк осторожно намекает, что в самомЭдипе есть "кое-что достойное укора". Но властитель глух ко всемпредостережениям: он неотступно требует ответа и наконец получает его: Заставлю же тебя Я приговор свой собственный исполнить: Беги от нас, не говори ни с кем - Ты кровью землю осквернил, ты проклят! Эдип поражен, но ни на секунду не сомневается, что пророк лжет. Этозаговор! Тогда Тиресий удаляется, всенародно объявив, что Эдип - убийцасвоего отца и муж своей матери. Настороженный царь останавливает слепца: Эдип. Слова твои загадочны. Тиресий. Умеешь ты хитрые загадки разрешать. Эдип. Над счастьем ли Эдипа ты смеешься? Тиресий. То счастие тебя погубит. Гнев царя обращается на брата жены, Креонта: это его происки, он хочетзавладеть престолом. Но в дело вмешивается царица Иокаста. Она смеется надпророчеством: ведь Лаю было предсказано, что он падет от руки сына, ипоэтому он приказал бросить ребенка в лесу связанным. Убит же Лай был вовсене сыном, а разбойником на перекрестке дорог. Можно ли после этого веритьоракулам? Упоминание о перекрестке заставляет Эдипа вздрогнуть; он начинаетторопливо расспрашивать: как выглядел Лай, как совершилось убийство. Икаждый ответ наполняет его ужасом. Невероятная догадка закрадывается ему вдушу. Страх овладевает и царицей. Эдип велит найти последнего свидетеля - старого слугу Лая, которомуприказали умертвить младенца-царевича. А сам тем временем рассказываетИокасте, как до прибытия в Фивы он встретил на перекрестке дерзкого старикана колеснице, который не хотел уступить ему дорогу. Старик хлестнул Эдипаплетью, а тот в приступе ярости поверг наглеца наземь и без трударасправился с его рабами. Что если этот убитый старик и Лай - одно лицо? Новсе же Эдип продолжает еще надеяться. Быть может, это ошибка, совпадение? Онготов ухватиться за любую возможность. Иокаста утешает его, напоминая, чтосын ее и Лая погиб еще в младенчестве. Теперь ждут старого пастуха. А тем временем речитатив хора звучит какпогребальная песнь: Гордость рождает тиранов, И многих, насытив безумьем, Выше, все выше ведет их К обрыву в пропасть (3). Зритель уже готов к катастрофе. Перед ним Эдип - мечущийся, страдающий,страстно желающий доказать себе свою невиновность. Между тем он уже обречен. На мгновение тучи рассеиваются. Из Коринфа прибывает вестник, которыйсообщает, что умер Полиб - отец Эдипа. В несчастном царе снова оживаетнадежда. Он объясняет гонцу, что бежал из Коринфа, потому что ему былопредсказано, что он убьет отца и женится на матери. Но раз царь Полиб умерсвоей смертью, то бояться нечего! Правда, еще жива мать... Но тут вестник,думая утешить царя, открывает ему тайну: Эдип не родной сын коринфской четы- он был найден ребенком в лесу и усыновлен Полибом... От надежд не остаетсяпочти ничего. Окончательно уничтожит их старый пастух, готовый уже предстатьперед Эдипом. Напрасно Иокаста умоляет мужа прекратить расспросы: в ослеплении он какбы забывает об опасности, которая может крыться в признании очевидца. Оннадменно заявляет, что не стыдится низкого происхождения: Но знаю: в том, что я - дитя Судьбы, Всем радости дарящей, нет позора. Судьба мне мать, и время мне отец: Они Эдипа сделали великим Из малого. Я родился от них И не боюсь узнать мое рожденье! Увы! Это последние слова Эдипа-царя, больше он не будет говорить каквласть имеющий. Сейчас он узнает, какая "мать" ему Судьба, и родится новыйЭдип: Эдип-преступник, Эдип - человек, искалеченный Судьбой. Угрозами вырвано признание у пастуха. Да, он, Эдип, был сыном Лая, темсамым, которого тот решился умертвить, боясь исполнения пророчества. "Горе, горе! Я проклят",- кричит обезумевший царь. Но Судьба готовитеще один удар: Иокаста повесилась во дворце. С воплем врывается Эдип вспальню жены-матери и застежками ее пояса выкалывает себе глаза: он не хочетбольше видеть ни людей, ни солнца, он просит увести его, спрятать: Ночь беспредельная, Неотвратимая! Тьма несказанная, Смерти подобная! Еще в ней ярче образы кровавые, Еще сильнее боль воспоминанья! Аполлон отомстил за пренебрежение к его пророчеству. О, зачем не былЭдип убит ребенком? Зачем чужая жалость спасла его? Он - сын, он - и муж,дети его - его братья. "Нет, нет! Нельзя об этом говорить... Из людей невынес бы никто моих страданий". Весь этот кошмар отцеубийства и кровосмешения усугубляется для негомыслью о скверне, влекущей за собой проклятие. Но он сам казнил себя. В последних сценах трагедии перед зрителем уже не гордый и вспыльчивыйвластелин, а согбенный слепец, погруженный в тихую скорбь. Он уходит изгорода как зачумленный. А хор говорит о тщете человеческого счастья, онепрочности жребия смертных, о всевластии Судьбы, которую не можетпреодолеть никто, даже победитель Сфинкса.X x x
Таково это великое творение эллинского гения. Софокл видел триумф иупадок Афин, его ужаснула бессмысленность смерти Перикла. Поэт осознал всюничтожность земных упований. Не он ли воспевал силу человека, гордую поступьхозяина мира? Но теперь он говорит о том, как опасно смертному забываться:пусть он могуч, что значит его власть в сравнении с Неведомым, котороевсегда стережет его? Снова Мойра вырастает над миром, как маска Горгоны. Нет, она совсем неДике, не высшая благая Воля, она - лишь неумолимый порядок вещей, передкоторым человек бессилен. Такова, согласно Софоклу, правда жизни. В ней нетместа воздаянию в смысле нравственной ответственности. Ведь Эдип былпреступником невольным. Судьба действует, как бездушная машина. Эсхил отождествил Рок и Справедливость. У Софокла Мойра тожесправедлива, но какая это справедливость! Она меньше всего похожа нанебесный Промысл. Она просто действует как закон причинных связей,равнодушный к внутреннему миру человека. Совершилось преступление - неважно, сознательно или невольно; оно - реальный факт и влечет за собой стольже реальные последствия. Здесь источник античного TERROR FATI - "страхасудьбы", немыми свидетелями которого остались маски греческого театра.Конвульсивные гримасы этих бредовых ликов говорят о всепоглощающем ужасечеловека, подавленного Неведомым. Но, рисуя борьбу Эдипа с Роком, Софокл не мог стать на сторону Судьбы,как не мог бы быть на стороне чумы, свирепствовавшей в Афинах. Поэтомупоражение Эдипа он в каком-то смысле изобразил апофеозом. Страдание делает злосчастного царя прекрасным, зрители плачут вместе сним. Как Сатана, терзавший Иова, но не тронувший его души, Фатум побеждаетЭдипа лишь внешне. Внутренне же он остался свободным; скорби и муки очищаютего. Он - выразитель духовного начала, нравственной воли человека. Зрительвидит его духовную силу и ощущает его невиновность, хотя в трагедии об этомне сказано почти ни слова. И, таким образом, Эдип одновременно оказывается ижертвой, и победителем Судьбы. Означало ли это призыв к титаническому восстанию против Неведомого?Вероятно, Софокл пережил нечто подобное. Но бунтом, как говорил Достоевский,жить нельзя, и вот Софокл мучительно ищет нового решения, пытаясь вернутьсяна путь, указанный Эсхилом.X x x
Через двадцать лет после "Царя Эдипа" престарелый поэт вновь, как Гетек "Фаусту", возвращается к прежней теме и пишет драму "Эдип в Колоне".Действие ее разворачивается на родине поэта, в предместье Афин - Колоне. К священной роще эвменид приходит убеленный сединами бездомный старик:это Эдип, которого сыновья не желали принять в Фивы даже по прошествиимногих лет. Только нежно любящая дочь царя Антигона сопровождала Эдипа вовсех его странствиях. Старец окрылен тем, что попал к эвменидам. Ему было открыто богами, чтоименно под их сенью он обретет вечный покой, что здесь, вознагражденный застрадания, он сделается носителем особого дара: там, где он останется -живой или мертвый,- навсегда воцарится мир и процветание. Колонцы, узнав в слепце печально знаменитого Эдипа, умоляют егопокинуть город: они боятся гнева богов. Царь старается тронуть их сердцарассказом о своей участи, просит не гнать его хотя бы ради дочери. И тутвпервые он говорит о своей вине, доказывая, что он скорее жертва, чемпреступник. В его слова Софокл вкладывает уже новый взгляд на грех: он нежелает более примиряться с механическим понятием скверны. То, что Эдип былпреступником невольным, в корне должно менять дело. Но разве я знал, чтотворю? Я пред богами невинен! Когда люди узнают, что Эдип чист и что боги далиему волшебный дар, начинается борьба за него. Теперь он уже становится всемнужен. Сыновья шлют гонцов, прося его вернуться, но старик не может забытьих жестокости и не желает идти к ним. Он остается в Колоне, куда егоприглашает афинский царь Фесей. Наступает последний час, возвещаемый раскатами грома. Боги возносятЭдипа, он получит вечную жизнь и станет гением-хранителем приютившей егоземли. По замечанию одного исследователя, Софокл хотел "в лице своего Эдипаосвободить человека от страшной тяжести идеи рока, доказать ему, что егосудьба сплетается для него справедливыми и милостивыми богами" (4). Боги были виновны перед страдальцем, и вот они искупили своюнесправедливость; все участники драмы расквитались между собой. Такимобразом, Софокл возвращается к вере в божественную Дике, но спасение отмучительного рабства Фатума поэт видит в старой религии, а это была попытка,заранее обреченная на неудачу. Софокл явился, по существу, последнимнастоящим язычником. Он не смог вдохнуть новую жизнь в отеческую веру.





