Примечания

Глава одиннадцатая ПЕРЕД ЛИЦОМ НЕВЕДОМОГО. СОФОКЛ 1. Софокл. Антигона, 332. Пер. Д. Мережковского. 2. В дальнейшем трагедия цитируется по переводу Д. Мережковского. 3. Эти слова (873-878) подтверждают догадку относительно того, что поэтзашифровал в трагедии также и полемику против единоличной власти. Иокастаозначала мать-родину, а "мотив инцеста с матерью был символически сопряжен сидеей овладения узурпированной властью" (С. Аверинцев. К истолкованиюсимволики мифа об Эдипе.- Сб. "Античность и современность", М., 1972, с.95). 4. Ф. Зелинский. Харита; идея благодати в античной религии.- "Логос",вып. I, 1914, с. 149. Глава двенадцатая ВО ВЛАСТИ СОМНЕНИЙ. ЕВРИПИД Афины, вторая половина V в. Вдохну ли я когда-нибудь иной воздух, кроме тюремного? Ф. Кафка Софокла и особенно Эсхила можно было бы в каком-то смысле назватьучителями жизни. В своих трагедиях они выражали определенное религиозноемиросозерцание, будь то вера в Провидение и Правду, будь то учение о Судьбеи благих богах. В этом их коренное отличие от третьего великого афинскогодраматурга Еврипида (480-404), который предпочитал не давать ответов, нолишь спрашивать. Ученик Анаксагора и софистов, философствующий поэт, Еврипид весь вкризисе, в борении; все его трагедии окрашены болью и отчаянием, кажется,что у Еврипида подточены все опоры; он полон сомнений и мечется от одногополюса к другому, не находя успокоения. Он жаждет веры, идеала, но ничто егоне удовлетворяет. Для Еврипида дорога к религии старых богов была уже закрыта. В своихдрамах он использовал мифологические сюжеты, но только для того, чтобылишний раз подчеркнуть полную неприемлемость народной веры. Боги у него, какправило, грубы, возмутительно жестоки и бессердечны. Их мстительность -источник человеческих бед. Он уже не может, подобно Эсхилу, защищатьАполлона, толкнувшего Ореста на убийство матери, а в одном месте прямоговорит: "Друзьям в беде помочь бессильны боги: искусства не хватает илисердца" (1). В трагедии "Геракл" Еврипид рассказывает, как Гера карает неповинногогероя и тот, обезумев, убивает любимых детей. Низость богов и ихбезнаказанность подают людям самый дурной пример. Царь Тезей говоритГераклу: Послушаешь поэтов - что за браки Творятся в небе беззаконные! А разве не было, скажи мне, бога, Который в жажде трона, над отцом Ругаясь, заковал его? И что же? Они живут, как прежде, на Олимпе, И бремя преступлений не гнетет их (2). Геракл отказывается верить этому: "Все это - бредни дерзкие певцов". Норазве о богах было сказано что-либо иное? Ведь о них известно лишь то, чтоговорили поэты и собиратели мифов. Что же Еврипид ставит на место Олимпа? Современники намекали, что унего "своя вера" и "свои боги"; есть свидетельства, что он былпоследователем Анаксагора, но от признания космического Перводвигателя доживой веры еще очень далеко. Главной же страстью Еврипида было разрушение.Он крушил идолов, и на их месте оставалась пустота, куда слетались демоны.Народных богов нет, однако существует "нечто", какие-то таинственные силы,которые обступили человека и мучают его. Они гнездятся в самых недрах души. Театр Еврипида вводит нас в мир разбушевавшихся страстей ипатологических надрывов. Стихия темного, подсознательного лишает людейразума. Ослепленная ревностью, Медея своими руками убивает детей; Ипполитагубит преступная любовь мачехи. Человек не может справиться с бесами всобственном сердце. Вот где его Судьба! Вот та сила, от которой не убежать.Бешенство Электры, мстившей своей матери Клитемнестре, исступление Агавы, вприпадке помрачения растерзавшей сына,- все это примеры роковойпредопределенности людей ко злу. Какая плотина может преградить путь этому потоку? Разум здесьбеспомощен, бессильны законы общества. Еврипид - скептик, но скептик, верящий в злые силы; вольнодумец,который порабощен демонами. И все же он боится окаменеть в отчаянии и ищетверы, любой веры. Не желая слышать о гражданских богах, он делает попыткуобрести Бога в Дионисе. Об этой попытке рассказывает трагедия "Вакханки",написанная Еврипидом среди лесов Македонии незадолго до смерти (3). Бытьможет, покинув Афины, он мечтал исцелить истерзанную душу в слиянии сприродой, в экстазах вакхического культа. Но, как видно из трагедии, и этанадежда обманула его. "Вакханки" переносят нас в те времена, когда религия Диониса толькопоявилась в Элладе, где одни приняли ее с восторгом, а другие противилисьуспехам юного божества. Фиванский царь Пенфей, главный герой драмы,- непримиримый противникДиониса; он наслушался всяких ужасов о женских оргиях и объявил им войну.Это человек трезвый и здравомыслящий, однако он молод, и в глубине души еговлекут тайные обряды. Воображение царя тревожат рассказы о хороводах менад,и, хотя он уверен, что в лесах они совершают всяческие непотребства, в немпостепенно пробуждается болезненное любопытство. Доказать Пенфею преимущество нового культа берется сам бог Дионис,который для этого принимает облик человека - жреца вакхических радений. Емуизвестно, что Пенфей хочет идти во главе вооруженного отряда ловить в горахженщин, и старается оградить их от посягательств царя. Мнимый жрец не выдвигает перед царем аргументов в пользу дионисизма, онлишь обещает ему показать мощь бога стихии: ведь в Дионисе явлена силаПрироды, которая не может не увлечь в свой водоворот. Но Пенфей не желает ничего слышать; к ужасу менад, он приказываетсвязать жреца (самого Диониса!). Жалкие попытки: цепи распадаются, а богпродолжает увещевать и манить царя. Женщины же, одержимые вакханическойстрастью, лишь ждут сигнала своего владыки, чтобы начать исступленный танец. "Ведь это бред - безумие сплошное!" - протестует Пенфей. "Безумие?Пусть! В нем слава Диониса",- отвечают ему. Вместо логики и недоверчивойрассудительности царю предлагают священное безумие стихий, опьянение вином,запахом земли и плясками: Сладки дары Диониса: В хороводы вакханок вплетать, Да под музыку флейты смеяться, Да из сердца гнать думы, когда Подают за трапезой богов Виноградную влагу (4). Между тем Пенфей вовсе не намерен "из сердца гнать думы", онразмышляет, колеблется. Старики уговаривают его бросить бесполезноесопротивление. Дионис все равно победит: Да, перед богом тщетно нам мудрить. Предания отцов, как время, стары. И где те речи, что низвергнут их, Хотя бы в высях разума витал ты? (5) С такими словами, вероятно, не раз обращались к самому Еврипиду. Вдраме они звучат с какой-то безнадежной покорностью. Смешны старики,нацепившие на себя венки и шкуры, но они повинуются: можно ли гневитьбессмертного! Человек - мошка. Велел ему Дионис плясать - другого ничего неостается - он будет плясать. С гор приходит пастух и рассказывает о том, что вакханки все сметают напути. "О, господин,- говорит он Пенфею,- кто бы ни был этот бог, но он -велик". Однако для Пенфея, это еще не доказательство, ему противнопревозношение внешней силы. Что из того, что одержимые ведьмы могут творитьудивительные вещи? Разве этого достаточно, чтобы признать их бога? "Стыд навсю Элладу!" - в гневе восклицает он. И, странное дело, Дионис не находит слов в оправдание своему культу.Ведь разум - не его область; он может лишь дать Пенфею совет: смирись! Ноцарь уже оставил колебания: он снаряжает воинов для похода в горы. Тогда Дионис коварно расставляет сети, спрашивая, не лучше ли сначалаПенфею одному пойти в разведку: "Хотел бы ты их видеть там в дубраве?" Бытьможет, прежде чем разгонять вакханок, Пенфею захочется тайно поглядеть заними? Соблазн велик: Пенфей. Да! Груду золота бы дал я! Дионис. Опомнись, что за странное желанье? Пенфей. Нет, нет! На пьяных и смотреть противно. Дионис. Противно, да? И все ж хотел бы видеть? Пенфей. Ну да. Но молча, затаясь под елью (6). Ловушка захлопнулась, царь пойман. Дионис спешит переодеть его вженский наряд, и они отправляются в путь. Хор провожает их мрачными словами: Медленным, твердым шагом Божья сила к нам движется. Дерзких она карает... Кто отвергает безумно Жертвы богам и моленья, За нечестивцем издали Зорко следят бессмертные. Казнь приближается тихо к ним С каждым мгновеньем. И кончает решительно, как бы в назидание всем сомневающимся: Веры не надо нам Лучше отцовской (7). Но вот Пенфей и Дионис в лесу. Там царя ожидает страшный конец: егообезумевшая мать Агава принимает сына за льва и ведет против него всю стаюменад. Они разрывают на куски тело Пенфея, и мать с торжеством несет водворец его окровавленную голову. И только там, встретив своего отца, Агаваприходит в себя и понимает, что сделала. Но ее отчаянные крики напрасны. "Кбогу вы идете слишком поздно",- холодно говорит ей Дионис. "Я, бог, терпелот смертных поношенье". Теперь Вакх отомщен, скептик нашел конец самый омерзительно жуткий,какой только может измыслить воображение. Пусть все знают отныне силуДиониса. Но победил ли бог в действительности? Ведь он не сумел завладетьсердцем Пенфея, не мог убедить его и поэтому уничтожил при помощи коварства.В духовном смысле здесь проявляется не сила, а бессилие. Что противопоставилДионис сомнениям Пенфея? Одну лишь мощь и месть. Языческий бог презираетчеловека, требуя от него в первую очередь рабской покорности. Трагедия Пенфея - это в значительной степени трагедия самого Еврипида.Измученный блужданиями в рассудочных пустынях, он искал веры, подобноПенфею, тянулся к тайнам природной мистики, подобно Пенфею, колебался ипротивился и в итоге, как показывает конец "Вакханок", отверг Диониса. Бог стихий - не его бог; пусть он силен и может растоптать своегопротивника, но это самое большее, на что он способен. Как и его великие собратья Эсхил и Софокл, Еврипид нуждался в Боге,который был бы не только Силой, но прежде всего Добром и Истиной.