Почему я должен быть моральным?

Нам все еще предстоит решить важную проблему относительно взаимоотношений на уровне малых групп, и поэтому я хотел бы вернуться к основаниям важнейших обязанностей личности и задать вопрос: «Почему я должен быть моральным?». Что является основанием моих обязанностей и долга перед ближними? Этот вопрос часто ставится перед гуманистами, с одной стороны, верующими, с другой – скептиками. Теисты утверждают, что они разрешили проблему обязанности; мы должны подчиняться моральным правилам, потому что так установил Бог. Это считается оправданием морального долга, обеспечивающим его нормативную силу. Без него, настаивают они, мы лишаемся каких-либо основ морального поведения. Натуралисты и гуманисты, на первый взгляд, оказываются здесь в затруднительном положении. Однако мы уже рассматривали вызываемую этим тезисом некорректность. Она связана с недостаточной очевидностью существования Бога. В конечном итоге, религиозные убеждения вынуждены основываться на вере. Идея Бога как основания этики заставляет скептицизм сделать шаг назад и отказаться от выдвижения какого-либо довода за или против моральности человека. Тем не менее, многие люди, которые исповедуют веру в Бога, пренебрегают моральными обязанностями и фактически нарушают моральные принципы. Моральный потенциал веры в Бога не выдержал испытание временем, по большей части исчерпал себя и не представляет собой достаточно очевидного основания морального поведения на современном этапе мировой цивилизации.

Кроме того, боязнь наказания или надежда на воздаяние едва ли могут быть признаны этическим основанием следования божественным заповедям. На самом деле, в некотором смысле теистический довод аморален, так как он выходит за рамки сознания и указывает на авторитарное внеморальное основание этического. Таким образом, теизм отступает в сторону от содержания и сущности морального императива. Теистическая мораль неадекватна, поскольку моральная обязанность важна сама по себе и для самой себя. Она не нуждается ни в каких априорных предпосылках. Пытаться подпереть моральную обязанность ссылкой на более фундаментальное и неморальное основание, значит, обманывать наши глубочайшие моральные интуиции.

Проблема, с которой мы здесь сталкиваемся, состоит в следующем: в состоянии ли мы обосновать ответственность в ее собственных границах, на чисто этических основаниях, не обращаясь к чему-то независимому от нее или априорному? Этический скептик отрицает такую возможность. Он ищет «последнее» основание морального поведения и не может ничего найти. Но он критикует и теистическое объяснение феномена моральной обязанности, поскольку считает, что не существует необходимой дедуктивной связи между Богом и нашими нравственными обязанностями. Теист, по его мнению, оставляет недоказанным обязательный характер обязательства. Скептика не убеждают аргументы теиста, и он отказывается признать справедливым утверждение, что божественные заповеди являются морально обязательными.

Однако скептик оборачивает свой скептицизм и против этического натурализма и гуманизма, поскольку не видит возможности вывести «должное» (ought) из «существующего» (is) без скачка в аргументации. Скептик жаждет обретения первой предпосылки и всем понятного оправдания для «должного». Требуя того, чего нельзя найти, он в порыве субъективистского отчаяния всплескивает руками. Он задает вопрос «почему?» ad infinitum* и потому не может найти доказательства, оставаясь неудовлетворенным любым предоставляемым ему ответом. «Почему это благо?» «Почему это обязательно?» — без конца вопрошает он.

Давайте рассмотрим эту проблему с вопроса: что означает этот вопрос? Признаюсь, что в традиционной формулировке вопроса: «Почему я обязан быть моральным?», — я не нахожу особого смысла. Если здесь спрашивается об универсальном смысле должного, то на него нельзя дать ответ. Как вопрос всеобщего характера, абстрактный вопрос, он кажется мне мало вразумительным. Более того, он скрывает лежащее в его основе «требование убедительности» (quest for certainty), как назвал Джон Дьюи случай, когда то, о чем спрашивается, в принципе, не может быть найдено, поскольку за каждым ответом всегда следует вопрос: почему?

Я смею утверждать, что этот вопрос должен быть сформулирован конкретнее: «Почему я должен выполнять эту обязанность или этот долг?». По крайней мере, для таким образом сформулированного вопроса существует конкретный референт, и поэтому адекватный (identifiable) ответ здесь может быть найден. «Почему я должен вернуть деньги, которые я занял у моего друга?», «Почему я должен быть правдивым со своими клиентами?», «Почему я не должен грабить старушку в закоулке?» Каждый из этих вопросов контекстуален. Вместе с тем каждый из них рассматривается и обсуждается в конкретных эмпирических терминах.

Рассмотрим первый вопрос. Предположим, ваша подруга одолжила вам деньги, когда вы попросили ее об этом, и сейчас требует вернуть их, потому что сама нуждается. Это требование предъявлено в контексте определенной ситуации и вы соответственно обязаны удовлетворить его. Во многих случаях относящиеся к делу контекстуальные основания достаточны, и всякая разумная личность не будет их оспаривать. Конечно, можно спросить: «Почему люди должна возвращать свои долги?». Если кто-то задаст этот философский вопрос, мы можем улыбнуться или изумиться, предположив при этом розыгрыш или отсутствие у этого человека понимания морали, или, наконец, его слабоумие. Такой индивид может остановиться на младенческом уровне морального развития и ему поистине не хватит ума разобраться в элементарных актах морального поведения. Но что более серьезно, он может быть лишен подлинного сочувствия к интересам или нуждам других. В таком случае он оказывается морально невежественным. Тем не менее, мы можем попытаться показать ему его заблуждение. С чего мы должны начать? Под сомнение здесь ставится факт применимости prima facie всеобщих правил и моральных качеств, которые мы черпаем из опыта. Правило «Выполняйте ваши обещания» усилено другим правилом — «Платите по своим долгам». Оба они имеют отношение к вышеупомянутой ситуации. Конечно мы можем доказать достоинства этих общих принципов. Если они будут постоянно нарушаться, то никто не захочет ничего давать взаймы другому. Всякое кредитование прекратится, доверие между людьми исчезнет. Последствиями этого должны явиться всеобщий кризис доверия и развал человеческих взаимоотношений.

В споре с моральным скептиком, который спрашивает, обязан ли он возвращать долг своей подруге, мы должны, прежде всего, спросить, занимал ли он деньги. Если он скажет да, мы должны затем спросить его, соглашался ли он возвращать их. Если он снова ответит да, мы должны сказать: «Это достаточное основание для вас возвратить деньги». В этой ситуации его обязанность усилена тем обстоятельством, что на него как на друга было возложено дополнительное обязательство. Конечно, в этой ситуации могут возникнуть извиняющие его обстоятельства, и он может указать на них. У него может не оказаться денег, или он может пребывать в ужасном положении и надеется, что его подруга поймет это и простит ему долг. Если она ему друг, то вероятнее всего она легко пойдет ему навстречу. Возможно, и она занимала у него деньги в прошлом и не могла вернуть их. Ясно, что аргументация этого уровня достаточна и очевидна. Для разрешения этой моральной дилеммы нет необходимости обращаться к Богу или метафизике. Чтобы усилить возникающую здесь систему аргументации, можно обратиться к утверждениям следующего порядка и сформулировать этический принцип: «Люди должны возвращать свои долги». Но, как мы видели, этот принцип не абсолютен, а является только условной общей обязанностью. Обещание сдержать слово или вернуть деньги может быть взято назад, если другие принципы вошли с ним в конфликт. Например, возможно, я не могу вернуть долг, потому что отдал деньги другому близкому мне человеку, который серьезно болен и весьма нуждается. Возвращать долг должно в том случае, если это не входит в противоречие с выполнением более высокого долга или блага. Все это, по крайней мере, доказуемо.

Тем не менее, теист и скептик могут объединить свои усилия и педантично вопрошать: «На каком основании мы подчиняемся какому-либо этическому принципу вообще? Почему мы не отвергаем их все? На каком основании мы должны верить в мораль? Докажите мне, что должно вести себя морально». Эти вопросы так же стары, как философия. В «Государстве» Платона Главкон и Адимант задают Сократу тот же вопрос: можешь ли ты доказать, что справедливость, мораль или добродетель действительно являются благом не по тем инструментальным или утилитарным соображениям, что они ведут к достойной жизни и поэтому пригодны, но сами в себе и по себе? Каков мой ответ на этот вопрос? Опять-таки, этот вопрос не возникает в повседневной жизни, поскольку обязанности конкретны и вырастают из наших социальных ролей, предъявляемых к нам претензий и требований, наших прежних обязательств и наших будущих ожиданий. И все же, задающий такой вопрос глядит в корень моральной жизни. Такие вопросы могут возникать у отчаявшихся людей, которые оказались в оппозиции к установленным нормам жизни и готовы попрать все общепринятые правила и приличия. Или же они могут быть заданы студентом философии, ищущим эпистемологической (гносеологической) гарантии всего многообразия прав, обязанностей и обязательств.

Нужно проводить различие между причиной и мотивом. Для обоснования моральности аргументы могут быть найдены, но они не обязательно будут обладать психологической убедительностью для индивида, который может по-прежнему спрашивать: «Зачем быть моральным?». Мой ответ состоит в том, что этот вопрос бессмыслен, если не содержит в себе ссылку на конкретное требование. Моральные правила, блага, права, обязанности, ответственность и долг основаны на предшествующих обязательствах и привязанностях человека и на его месте в системе социальных ролей и отношений. В качестве prima facie общие принципы и общие моральные правила существуют и действуют внутри этих сфер деятельности людей. Вместе с тем они возникают в нашем сознании как императивы: будь правдивым, не кради и не причиняй страдания другим, будь добрым и полезным другим. Почему? Потому что, живя вместе, мы узнаем, что должны быть правила, регулирующие наши ожидания и обязанности. Основные моральные правила являются той смазкой, которая делает гармонические социальные взаимодействия возможными. Каждое из этих правил проверяется по его последствиям в нашем действии. Их отрицание ведет к хаосу и беспорядку.

В ответ на это может быть задан вопрос: «Почему я должен беспокоиться о гармоничных социальных взаимодействиях?» Ответ является двояким. Во-первых, потому что это в собственных интересах каждого человека, поскольку фактически все, что человек хочет и в чем он нуждается, затрагивает других людей. Поэтому между людьми должны существовать согласованные и дружеские отношения. Имеются инструментальные и прагматические соображения, которые благоразумная личность будет принимать из чисто рациональных оснований. Такая личность берет на себя роль беспристрастного наблюдателя и осознает общность моральных размышлений, по крайней мере, на prima facie основаниях. Общий принцип не является реально существующей обязанностью, ибо то, что мы должны делать, зависит от взвешенного рассмотрения всех факторов конкретной практической ситуации.

Во-вторых, этика не может основываться исключительно на эгоистических соображениях. Если бы это было так, она могла бы привести нас к макиавеллизму, ловко использующему мораль в своих собственных корыстных интересах и отвергающему ее, если это позволяют условия. Существует более глубокий аспект этической жизни: моральное сознание укоренено в нашей природе как человеческих существ. Встроенное в общественную жизнь отношение индивида к себе и окружающим обусловлено его социо-биологическими корнями и всем культурным контекстом. Это отражается и в наших эмоциях. Мы в действительности или возможности сочувственно относимся к другим. Эта значит, что социальный, а не только собственный, интерес мотивирует наше поведение. Влюбленные непроизвольно испытывают эмпатическое отношение друг к другу. Два друга реализуют свои альтруистические чувства в товарищеских отношениях и общих интересах. Мать испытывает глубокое чувство любви к своему ребенку. Обыкновенно мы склонны уважать труд мясника, пекаря или создателя подсвечников.

Если человек не чувствует своих обязанностей и ответственности, то тем самым демонстрирует моральную слепоту и общую неразвитость своих познавательных способностей. У некоторых людей начисто отсутствует склонность к математике. Они с трудом понимают геометрические доказательства. Мы можем для начала попросить их построить силлогизм, и если они не могут понять, что такое силлогизм, то я смею думать, нам не остается ничего другого, как выполнить его самим. Силлогизм: «если a = b и b=c, то a=c» является достаточно простым, и мы допускаем, что практически любой студент поймет его, хотя более сложные математические рассуждения доступны не каждому.

То же самое справедливо и по отношению к эмпирическим вопросам, с помощью которых мы пытаемся оценить очевидность фактуального утверждения. В отношении к элементарным дескриптивным предложениям должно существовать соглашение типа, скажем того, что если «за окном идет дождь», то это может быть проверено простым наблюдением. Более сложные эмпирические гипотезы или теории открыты для обсуждения их достаточной очевидности, но это едва ли относится к эмпирическим чувственным данным. Сходные рассуждения применимы к доказательству реальности элементарных моральных обязанностей. Если ребенок или взрослый не понимают, что они не должны лгать и причинять бессмысленное страдание другому человеку, то они либо морально недоразвиты (как правило, вследствие психологической или физиологической ущербности), либо лишены элементарной способности понимания морального, что так необходимо для социальной совместимости. Мы можем зайти в тупик, имея дело с человеком, который по каким-то причинам имеет низкий M.Q. (коэффициент моральности).

Проблема эта может казаться запутанной вследствие того, что моральные способности людей неодинаковы. У некоторых людей они могут быть незначительными и проявляться только в отношении к близким. Кроме того, внутри личности этические мотивы сталкиваются с другими импульсами и искушениями и как бы погашаются ими.

Для начала будем считать достаточными следующие теоретические положения:

1. Моральное поведение составляет только одно из измерений нашей природы как социальных животных.
1. Онтогенетически моральная мотивация в значительной степени потенциальна и развивается только при оптимальных условиях. Существуют стадии морального роста.
3. Моральное развитие личности может быть нарушено, сдержано или подавлено различными воздействиями и причинами.
4. Могут возникнуть различные отклонения от норм моральной эмпатии по трудно уловимым биологическим, психологическим или социальным причинам.
5. Развитие морального чувства и социального интереса зависит от роста познавательных способностей и чувства сострадания.

Лоренц Кольберг, Жан Пиаже, Абрахам Маслоу и другие психологи утверждали, что существуют стадии морального развития, однако, спорным является соответствие действительно существующих стадий этого развития предлагаемым ими классификациям. Я хочу представить свой анализ фаз роста и развития, хотя порядок развития у различных людей может быть различным. (Более полное обсуждение этой проблемы представлено в седьмой главе.) Вместе с тем наиболее значимым является здесь вопрос о причинах отсутствия у некоторых людей поздних (последних или наиболее высоких) фаз нравственного развития.

Инфантильная аморальность (Infantile amorality). Наделенные ею люди лишены чувства правильности и ошибочности нравственного суждения или поведения. Они живут в узких рамках собственного удовольствия — почти как дети, неспособные или не желающие приспосабливаться к другим. Моральное осознание отсутствует. Эта стадия присуща только психотикам или людям, страдающим сильными психическими недостатками. Такие индивиды не могут быть полностью социализированы.

Подчинение правилам (Obedience to rules). Здесь моральное поведение основывается преимущественно на повиновении правилам и обычаям, навязанным и усиленным социальными требованиями.

Любое отклонение от закона строго наказывается. Моральный кодекс условен, и человек приучается подчиняться ему так же, как он подчиняется закону. Он вознаграждается за исполнение обязанностей и карается за отклонение от них. Отношение между учеником и учителем носит характер пассивной покорности авторитету. Многие религиозные моральные учения не выходят за пределы этой авторитарной стадии. Каждый должен проходить эту фазу обучения, особенно если речь идет об усвоении основных моральных правил.

Моральное отношение к другим (Moral feelings for others). На этой стадии у нормального человека возникает забота о нуждах других, появляется уважение к моральным правилам и желание выполнять их. Такая личность эффективна на межличностном уровне, она способна любить и иметь друзей. Но моральное развитие может остановиться на этом уровне, особенно если тормозится психофизиологическое развитие человека, и деформируются его основные потребности. Моральное отношение к окружающим является нормативным выражением социальной природы людей. Оно может быть снижено или отсутствовать у людей с различными отклонениями. В таких случаях мотивация этического поведения с большим трудом поддается стимуляции. Развитие эмпатии в раннем возрасте, вероятно, является лучшим стимулом для роста подлинной моральной симпатии.

Этика эгоизма (The ethics of self-interest). Решение о поступке может быть принято исключительно на основе соображений собственной выгоды. Этический субъект рационально просчитывает будущее поведение, иногда пренебрегая общими этическими принципами, особенно если он верит, что может избежать порицания. Очень немногие свободны от такого искушения. Те, кто подвержен ему в значительной степени, достигают особой изобретательности в получении собственной выгоды. Тем не менее, решение сдержать корыстные побуждения и соблюдать некий договор о сотрудничестве может быть принято из соображений собственного долгосрочного благополучия. В таком случае эгоистическая личность твердо придерживается этических правил только потому, что ее главной задачей является достижение своего собственного долговременного счастья. Моральное совершенство часто рассматривается как путь максимального увеличения своих личных благ. У таких людей может отсутствовать какое-либо моральное отношение к другим, они по преимуществу эгоцентричны. Однако эгоизм не обязательно предполагает отсутствие моральной заботы о других.

Единство морального чувства и разумного эгоизма (Union of moral feeling and rational self-interest). На этом уровне возникает подлинное чувство эмпатии и любовная забота о других. Любовь к своей семье, спортивной команде, роду или нации, все это может составлять своекорыстный интерес. Процветания своей социальной группе желают и тогда, когда это может быть достигнуто за счет других социальных групп. Здесь альтруизм находит благоприятную почву в личных и социальных привязанностях и связях.

Гуманистическая этика (Humanistic ethics). Полностью развитый спектр нравственных принципов и отношений включает в себя заботу о более широкой общности людей на более универсальной моральной основе. Она в состоянии преодолеть уровень взаимоотношений малой группы и включает следующие составляющие:

– приверженность общим этическим принципам и отказ от их нарушения без веских на то причин;
– внутреннее чувство моральной симпатии и благодеяния, нежелание причинять морально не обоснованный вред другим людям;
– разум используется как регулятор нравственного поведения личности в соответствии с идеалом совершенства. Он может включать своекорыстные соображения, но также предполагает соблюдение интересов своей группы;
– осознание необходимости распространять моральное отношение за пределы относительно ограниченных социальных сфер на более широкое сообщество людей. Такое стремление является выражением этической заботы о сохранении и благополучии мирового сообщества и человечества в целом.