Предпосылки

В данном параграфе мы рассмотрим возможные предпосылки появления философии иконоборчества.

Зарождение иконоборчества как оформленного течения в Церкви можно отнести только к византийскому периоду, однако всю предыдущую историю христианства право икон существовать зачастую ставилось под сомнение. Так, например знаменитый историк Евсевий Кесарийский очень негативно отнесся к просьбе сестры императора Константина получить икону Христа, вопрошая: «Кто же в состоянии изобразить мертвыми и бездушными красками и тенями издающий сияние и испускающий блистающие лучи свет славы и достоинства Его?».

Эльвийский собор, собравшийся около 300 года, осудил настенную живопись в церквях. Всполохи иконоборчества появлялись и на Западе, и на Востоке. Так в Марселе, епископ Серен в 598 году сорвал со стен церкви и выбросил иконы, которые, по его наблюдению, суеверно почитались его паствой. А во времена императора Зенона монофизитствующий епископ сирийского Иераполя Филоксен хотел отменить y себя в епархии иконы.

Свидетельством неких дискуссий по теме религиозного изобразительного искусства в Византии в конце седьмого века служит восемьдесят второй канон Трулльского собора в котором говорится о запрещении изображения Христа в виде агнца - «Мы указуем, что отныне и впредь Христос Бог наш должен быть представляем в Его человеческом образе, а не в облике древнего агнца» [25]

Откуда же такое настойчивое, хоть и не захватывающее полностью Церковь стремление избавится от икон? Разгадка кроется в священных текстах христианской религии. В книге Исход дается перечисление десяти наиважнейших заповедей, которые Бог дает избранному ему народу и одна из заповедей гласит: «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, что на земле внизу, и что в воде ниже земли. Не поклоняйся им и не служи им».

В книге Второзакония Бог повторяет это утверждение: «Твердо держите в душах ваших, что вы не видели никакого образа в тот день, когда говорил к вам Господь на Хориве из среды огня, дабы вы не развратились и не сделали себе изваяний, изображений какого-либо кумира, представляющих мужчину или женщину, изображения какого-либо скота, который на земле, изображения какой-либо птицы крылатой, которая летает под небесами, изображения какого-либо [гада], ползающего по земле, изображения какой-либо рыбы, которая в водах ниже земли». (Втор. 4:15-18)

В книге пророка Исайи уже можно встретить довольно осмысленную философию идолоборчества. «Плотник [выбрав дерево], протягивает по нему линию, остроконечным орудием делает на нем очертание, потом обделывает его резцом и округляет его, и выделывает из него образ человека красивого вида, чтобы поставить его в доме. Он рубит себе кедры, берет сосну и дуб, которые выберет между деревьями в лесу, садит ясень, а дождь возращает его. И это служит человеку топливом, и [часть] из этого употребляет он на то, чтобы ему было тепло, и разводит огонь, и печет хлеб. И из того же делает бога, и поклоняется ему, делает идола, и повергается перед ним. Часть дерева сожигает в огне, другою частью варит мясо в пищу, жарит жаркое и ест досыта, а также греется и говорит: «хорошо, я согрелся; почувствовал огонь». А из остатков от того делает бога, идола своего, поклоняется ему, повергается перед ним и молится ему, и говорит: «спаси меня, ибо ты бог мой»». (Ис. 44:13-17)

Во второканонической книге Премудрости Соломона видна уже развернутая философия возникновения и назначения изображений, которым воздаются культовые почести. Подчеркивается их тварность и созданность людьми: «Не было их вначале, и не во веки они будут. Они вошли в мир по человеческому тщеславию».

Далее разбираются причины возникновения идолослужения: «Отец, терзающийся горькою скорбью о рано умершем сыне, сделав изображение его... затем стал почитать его, как бога... Потом утвердившийся временем этот нечестивый обычай соблюдаем был, как закон». Вслед за этими рассуждениями разбирается мотив, к которому будут аппелировать в дальнейшем иконопочитатели, стремясь оправдать свою практику, а именно — почитание изображений правителя: «Кого в лицо люди не могли почитать по отдаленности жительства, того отдаленное лицо они изображали: делали видимый образ почитаемого царя, дабы этим усердием польстить отсутствующему, как бы присутствующему... народ, увлеченный красотою отделки, незадолго пред тем почитаемого, как человека, признал теперь божеством. И это было соблазном для людей».

Завершает свои рассуждения автор коротким и категоричным утверждением: «Служение идолам, недостойным именования, есть начало и причина, и конец всякого зла».

Об идолах размышляют практически все ветхозаветные пророки. Сквозь весь Ветхий Завет красной нитью проходит идея о строгом единобожии Бога и недопущения поклонения кому-либо другому, будь то это привычные сельхохозяйственные боги, или какие-либо статуи, изображения. Что уж говорить об этом, если даже могила Моисея находится в неизвестном месте, но находится она там не потому, что о ней забыли, а потому что его могила могла послужить соблазном для поклонения еврейского народа, который таким образом снова мог впасть в прелесть идолопоклонства. Даже медный змей, который был создан Моисеем для спасения евреев от болезни, был уничтожен царем Езекией, когда он обнаружил, что змей является объектом чересчур религиозного почитания.

В Новом Завете этот пафос угасает, ибо евангельская история разворачивается в уже среде победившего монотеизма. Но как только христианство начинает выходить за рамки сугубо еврейской общины вновь появляются идолоборческие ноты.

Прибыв в Афины, апостол Павел возмущается этим городом за обилие идолов. (Деян. 17:16). Сам же Павел в Послании к Коринфянам пишет: «идол в мире ничто, и что нет иного Бога, кроме Единого». (1Кор. 8:14). В следующем послании к Коринфянам Павел вопрошает: «Какая совместность храма Божия с идолами?». (2Кор. 6:16). Одно из своих посланий Иоанн Богослов завершает увещеванием хранить себя от идолов. (1Иоан. 5:21)

Таким образом, уже в текстах Библии содержатся не только запреты поклонения изображениям, но рассматриваются причины появления этих обычаев, а также их полную практическую бесполезность даже с точки зрения земного рассудка.

Первые христиане использовали в основном символическую живопись. Рыбки, хлеба, корабль, изображения креста напоминали верующим о божественной реальности. После того как новая религия получила государственный статус, религиозное искусство начало бурно развиваться. Практически моментально живопись переходит к изображениям персонажей священной истории, мучеников и самого Спасителя.

Этот факт сразу же привлекает внимание богословов того времени. В частности - отцы-каппадокийцы положительно относились к такому положению вещей. Святой Василий Великий даже предпочитает изображение святых красками, нежели словами. «Посмотрю на этого борца, живее изображенного на вашей картине. <...> Да будет изображен на картине и Подвигоположник в бранях, Христос, Которому слава во веки веков! Аминь». Ему же вторит и Григорий Нисский: «Живопись молча умеет говорить на стенах и доставлять величайшую пользу». [26]

Но появившееся практика иконопочитания стала очень скоро напоминать осуждаемое Ветхим Заветом идольское служение. Иконы к началу VIII века в среде простого народа были окружены полумагическим суеверием. Священникам случалось соскрести, хотя это и осуждалось, немного краски с иконы в священные сосуды для евхаристии, чтобы усилить реальность присутствия Христа чудесным присутствием иконы. [27]

Конечно, такая практика вредила церковной жизни, и вызывала справедливые нападки образованных людей и обвинения в излишнем суеверии. Иконы становились не просто материалом, на котором изображались значимые персонажи священной истории, они действительно становились подобием идолов в самом языческом смысле этого слова.

Несоответствие церковной практики, которая к тому времени становилась привычной и обыденной, церковному закону и в частности Заповедям Моисея становилось слишком разительным, причем не в пользу практики.

Появившийся в VII веке ислам, с его отрицанием любых человеческих изображений, вошедший с тесное соприкосновение с Византией только усилил градус тех тенденций, которые далее выльются в иконоборчество.

Поэтому иконоборцы ощущали себя очистителями церкви, сторонниками возвращения к почтенной традиции, подорванной иконолатрией. [28]

Что касается корней именно императоров Исаврийской династии, византист Успенский пишет: «Все литературные указания локализуют очаг иконоборческого движения во Фригии... Оказывается, что те части Малой Азии, где зародилось иконоборческое движение VIII в., были гнездом противоцерковных движений и религиозных сект: таковы монтанисты и в особенности павликиане».[29] Вполне возможно, что будущий император Лев рос и общался с павликианами, в результате чего и впитал враждебное отношение к иконопочитанию.

Мы выяснили, что идея отрицания культовых изображений явно и недвусмысленно содержится в самом Священном Писании, а также то, что растущее суеверие паствы, которое окружало иконы различными суевериями, в свете Писания начинало выглядеть действительным идолопоклонством, вредящим церковной практике.