курс-6 курс

1969-1971 гг.

Летом после четвертого курса вдруг среди девчонок появилось это заразное поветрие - все подались в стюардессы, работа подходящая для девушек, и можно зашибить деньгу не хуже, чем в стройотрядах. Физтешки, на год моложе, зарабатывали в стройотрядах поварихами, но наш курс был неохваченный, и вот Динка, Люба Тютнева и Наталья Зуйкова решились летать.

В нашем деканате Динке не хотели давать справку, что она студентка, Волкогон не одобрял этих подвигов молодежи и сердито выяснял у Фроловой, почему ей родители денег не дают?

Но Дина настояла на своем и всё-таки летала. Они довольно прилично заработали, и Люба Тютнева купила себе после расчета хорошие зимние сапожки. Возвращалась она к себе в Лианозово довольно поздно, в руках у нее была коробка с сапогами и сумка, в которой было триста рублей. Неожиданно, фактически у самой калитки на нее напал парень и стал вырывать коробку с сапогами из рук. Люба стала сопротивляться, громко кричать и тянуть коробку к себе; в пылу борьбы они упали на землю, и Тютнева легла телом на свою покупку и не выпускала ее из рук, продолжая громко звать на помощь. При этом сумка отлетела в сторону и упала в траву. И грабитель и Люба в драке за коробку с сапогами совсем забыли о ней.

Люба так орала, что парень, испугавшись шума и оказанного сопротивления, сбежал, а Люба, поднялась, отряхнула колени и пошла искать свою сумочку.

Всё обошлось без материальных потерь, и даже можно было морально торжествовать - попытка ограбления была мужественно отбита.

В начале учебы на пятом курсе Люба уже со смехом рассказывала эту детективную историю нам, а мы слушали, разинув рты, - меня удивила храбрость Любы, не пожелавшей отдать сапоги, купленные на деньги, добытые тяжким трудом стюардессы.

-Представляете, - говорила она, - мы боролись за сапоги за 70 рублей, а в сумочке было триста. Но он думал, что я всё потратила, и не поднял сумку.

Иришка в стюардессы не пошла из-за плохого зрения, пыталась устроиться проводником, но ее там не взяли по той же причине, она устроилась экскурсоводом и разъезжала по Москве в шикарном автобусе, а в августе добывала нам с Алешкой бесплатно билеты в театр - всегда кто-то из ее группы не ходил, а билеты давали на всех - так мы послушали оперу Чио Чио Сан.

В конце четвертого курса мы записались с Люсей в одну комнату, в 121-ую, - мы обе были замужем, обе решили пока не снимать квартиру, и так нам было удобнее всего.

К нам по нашей просьбе комендант подселила двух девушек, первокушек, москвичек, я на выходные часто уезжала к маме в Воскресенск или к мужу в Подлипки, девочки домой, к родителям, и Люся оставалась одна, т.е. вместе с Сашкой.

Ветка, вредная девка, ехидно сказала, вроде, не мне, но так, чтобы я слышала:

-Ну, и стоит выходить замуж, чтобы жить в общежитии.

Но так было со многими студенческими парами: лето семья проводила вместе, а зимой перебивались от случая к случаю, у всех были разные возможности, разные доходы.

Сама Виолетта уже третий год встречалась с Сережкой Пинчуком из моей старой группы с Электроники и, когда они ходили в обнимку, то казалось, что Сережка как-то провис на низенькой Ветке.

А ведь всё началось с того дня рождения Сережки, на котором мы были вместе с Виолеттой.

Но они не расписывались, ждали хороших условий, а я вот расписалась, чтобы жить в общежитии. Замужество давало большие преимущества, вот даже комендант пошла навстречу молодым женатикам, жалея нас, и подселила нам москвичек, а если бы мы были не замужем, то тогда нечего было и надеяться на снисхождение. Интимные отношения не только не поощрялось, но и всячески преследовались, однажды всё та же Ленка из студсовета донесла на Лариску коменданту, та пришла, застукала ее в постели с парнем, и был большой скандал, Ларку выселяли из общаги за разврат, и она, и так в последствии брошенная этим парнем, еще и этот позор должна была пережить. Такое положение дел было в студенческом общежитии, на рабочее общежитие, в котором жил Криминский, это не распространялось, парни сплошь и рядом водили баб.

А на физтехе правила стали особенно жесткими после того самоубийства парня с нашего курса, который повесился в шкафу.

Провести девушку в общагу и оставить ее на ночь было сложно, и мы часто наблюдали сцену, когда ребята из корпуса ФОПФа, напротив наших окон, затаскивали вечером девицу в окошко коридора на первом этаже, пока дежурная, чей силуэт маячил в плохом освещении где-то в середине коридора, придремывала или зачитывалась книжкой, или же ее кто-нибудь из заинтересованных лиц в этот момент отвлекал разговорами.

Я пересказала Веткины злопыхательные высказывания Люське, но Люся отнеслась к этому спокойно.

-Ветка есть Ветка, что ее принимать всерьез, - только и сказала она.

На август приятель мужа предоставил нам свою комнату в московской коммуналке, а потом на два месяца, октябрь и часть ноября уезжал Пономарев, сосед Криминского по комнате, и мы решили пока не снимать квартиру, так как мне надо было ездить в Пущино на четыре дня в неделю, и какой особый смысл снимать?

Первого сентября закончился срок аренды комнаты, я уехала к маме и только через два дня начала потихоньку интересоваться учебой - заявилась на физтех.

Вечером, не очень поздно, мы с Алешкой зашли в физтеховскую столовую, Леша пошел наверх - побыстрее занять очередь, а я одна, не спеша, поднималась по лестнице, когда меня догнал Ефим и спросил, в спину:

-Тебя можно поздравить?

-Да, можно, - ответила я, ответила резко, интонацией давая понять, мол, не приставай.

-Замужество - это очень ответственный шаг, - тем не менее, не смущаясь, продолжил Ефим.

-Ну, всё равно его надо когда-нибудь делать, - не поворачивая лица в его сторону и не останавливаясь, чтобы поболтать, бросила я через плечо.

Мы в это время уже дошли до третьего этажа, и там замыкающим в очереди стоял Криминский (любимое состояние Леши, какой бы длинный хвост ни был у очереди, Криминский невозмутимо стоял в ней последним), я подошла к нему. А Ефим быстро перебежал через кухню на другую сторону, и больше я его не видела, лет двадцать пять.

Я не остановилась по-приятельски поболтать с Ефимом, не похвасталась ему, что вот, видишь, ты мной пренебрегал, а я замужем и счастлива, нет, я была очень напряжена при нашей встрече, не повернула головы, цедила слова сквозь зубы, и это означало только одно, я не простила ему. Смирения и умения прощать - этих прекрасных свойств характера не было в моей натуре, гордыня и самолюбие - вот что лежало внутри меня, делая непримиримой и трудной в близком общении, именно в близком, так как я любила людей, была снисходительна к их недостаткам, никогда не обижалась по пустякам, но только до определенной грани - перешедшие этот рубеж вычеркивались мною из списка живых, раз и навсегда, и я проходила мимо них, как сквозь пустоту.

Я постояла возле мужа задумчивая, а потом спросила:

-Ты, вот, женился. А ведь это ответственный шаг...

-Ну, всё равно его надо когда-нибудь делать, - Леша буквально дословно воспроизвел мой ответ, которого он не мог слышать. Я была удовлетворена.

Много лет спустя наша дочь скажет нам со слезами в голосе:

-Мало того, что вы думаете одинаково, вы еще и говорите одними и теми же словами (у нее сломалась молния на сапоге, и она не могла его снять, вот мы по очереди, дергая эту проклятую молнию, и советовали ей лечь спать прямо в сапоге и, оказывается, одними и теми же словами).

На занятия в институт я заявилась уже с кольцом, но особых высказываний по этому поводу в группе не было, хотя никто меня с Криминским не видел, может, поэтому к моему браку отнеслись как-то не серьезно, и первое время приглашали на вечеринки в группу меня одну, без мужа.

Правда, когда я пришла на лекции по гражданской обороне, ко мне подошел Сашка без бороды, один из двух приятелей Инны, с которым мы целый год дружно играли в преферанс. Он увидел меня впервые после летнего перерыва и веселый такой подошел и поздоровался за руку, а на руке вдруг нащупал кольцо и расстроился:

-Ну, вот, познакомишься с симпатичной девушкой, подумаешь, подумаешь (мы были уже год как знакомы!), а не поухаживать ли за ней, а она, бамц, уже замужем. Так вот всех и разберут.

Сашка с бородой, который тоже подошел к нам, услышал его слова и тут же отреагировал, имея в виду меня и Алешку.

-Да чего, там с самого начала всё было ясно.

-Хватит и на твою долю девочек симпатичных, - засмеялась я, довольная, что вот хоть один оказался огорчен моим браком. (Сашка после окончания института женился на Светлане Светозаровой, так что я оказалась права.)

Как всегда, после летнего перерыва, народ делился впечатлениями о прошедшем лете. В тот год было много арбузов, и, когда мы заходили к Ирине, Иришкина бабулька угощала нас арбузами.

А теперь Ирка рассказала такой случай.

Однажды бабка купила небольшой, килограмма на два-три арбуз и положила его на подоконник, а он благополучно у нее скатился прямо на тротуар, где шныряло довольно много народу. Бабка тут же помчалась через черный ход и купила еще один арбуз. Мотивировала она свои действия так:

-Придет милиционер, спросит: это ваш арбуз упал на дорогу? А я скажу - нет, вот он, мой арбуз.

Сашка Маценко летом ездил в Норильск на стройку. Сашка мечтал купить себе машину и потихоньку копил деньги, которые зарабатывал летом в стройотрядах. Впечатление от этой стройки у него было самое ужасное. Работать приходилось по пояс в воде, холодной воде, одежда за ночь не просыхала, всё время в сыром, в грязи, и вокруг тучи кровососов, комаров и мошкары, облепляют любой голый участок тела.

-Когда я написал родителям письмо, - рассказывал мне Маценко в перерыве между лекциями, - они мне сказали:

-Саша, возвращайся. Мы знали, что будет трудно, но не до такой же степени.

Но Сашка всё же месяц там выстоял. Такая вот была романтика комсомольских строек.

Алешка был велосипедистом, ноги у него были хорошие, сильные крепкие ноги, он мог присесть сорок раз на одной ноге, а торс был слабый, и я решила, что ему необходимо заняться тяжелой атлетикой, делать по утрам зарядку с гирями. Если у Люсеньки Протазановой должен был быть муж с белой "Волгой", то у меня идеал мужественности заключался в махании тяжелой гирей по утрам. Пока мы жили у него в общаге, я всё просила Алешку купить себе гирю, но он не покупал, а женившись, он предпочитал тяжелой атлетике другие, более увлекательные виды спорта, и вот я, теперь, переехав в Долгопрудный, вдруг решилась. Взяла авоську, сетку, сейчас таких уже не видно, все полиэтиленовые и другие полимерные пакеты. А тогда я взяла авоську и потопала в спортмагазин на Первомайской, (потом там был книжный, а сейчас всякие товары для дома). По дороге встречаю Любочку Альтшулер, которая интересуется, куда это я намылилась спозаранку.

И я подробно объясняю ей свой план.

Люба смотрит на меня в изумлении:

-А как ты собираешься донести до общаги эту гирю. Она же 16 кг весит. Как же ты ее попрешь?

От этого простого вопроса я прихожу в состояние столбняка:

И как, взаправду, я собираюсь переть эту гирю, которую и с места не сдвину, по всей вероятности.

Я начинаю смеяться, смеяться до слез и решительно поворачиваю обратно. Повезло Алешке, остался он без гири на всю оставшуюся жизнь.

В середине сентября наш курс послали в колхоз. Я под впечатлением первого раза больше в колхоз не ездила, у меня было достаточно болезней, чтобы брать справку об освобождении, но в этот раз я поленилась идти за справкой, я жила у Алешки в общежитии в Подлипках до конца октября, и мне было не досуг ехать в Долгопрудный.

В результате меня вызвали в деканат за неявку на картошку. Я пришла и доложила, что вышла замуж и не поехала в колхоз.

-Прекрасно, - сказал Волкогон. Я вам сделаю свадебный подарок, сниму со стипендии на месяц.

Пообещал, но обманул и не сделал обещанного, хотя я ждала два месяца, что мне не дадут стипу.

Ирка же ездила в колхоз, ездили всем факультетом, и Павлик снял там замечательный фильм о сборе урожая студентами.

Мечтательно идет Мишка Черемных по полю и тащит пустой мешок, нагнется, медленно поднимет одну картофелину с земли, повертит в пальцах, долго рассматривает ее со всех сторон и с выражением глубокого разочарования и отвращения на лице выбрасывает.

Следующий кадр: ползет на карачках по полю Иришка и быстро- быстро (тут Павлик пускал ленту в другом темпе) хватает картофелины и кидает их в огромный мешок, набитый мешок, который еле-еле волочит за собой.

Потом сцена погрузки, маленького роста Борька Каплан пытается загрузить мешок с картошкой выше своей головы.

Конечно, эта была игра перед камерой, но роль каждого, отражала его внутреннюю сущность. Мишка был красавчик, разгильдяй и сибарит, совершенно не сочетающийся с крестьянским трудом, Ирка добросовестная трудяга, а Боря не боялся никаких трудностей, просто не понимал, что он может, а что нет. Лебедев же был отличным режиссером.

В конце октября я перебралась в общагу. Первокурсницы-москвички, которых нам подселила комендант, оказались очень милыми молоденькими девочками. Одна, высоконькая, голубоглазая, эмоциональная Лена, вторая, попроще, темненькая Ира. Они дружили между собой, но не долго держались особняком, довольно быстро у нас наладилась общая семейная жизнь. Я даже помогали им делать задания по матану - оказывается, я не только помнила за первый курс, но у меня всё как-то улеглось, и я стала лучше понимать анализ.

Я смеялась и говорила:

-Что в прошлом году учила, не помню, а что пять лет назад, то, оказывается, помню.

У меня был голубой бельгийский костюм, коричневая газовая косынка, хорошее болгарское пальто шинелькой, и пока я не надевала свою страшную серую под каракуль шубку, я казалась даже приличной молоденькой женщиной и явно произвела впечатление на девчонок.

К ним заходили ребята, и я отметила одного из них - очень хорошенького семнадцатилетнего мальчика.

-Какой красивый мальчик, просто на редкость, - сказала я, всегда придававшая внешней красоте большое значение.

И вот иду я по коридору в полутемном аудиторном корпусе, а навстречу мне какой-то молодой человек, и здоровается со мной.

Я напряжено вглядываюсь, отвечаю, не узнавая, кто это, но вдруг по его полыхнувшему румянцу понимаю, что это тот парень, которого я похвалила, и, ясно, девочки растрепались, и теперь он застеснялся и покраснел, бедный, буквально до слез, весь пунцовый стал.

Я пришла домой и давай ругать девчонок, - ну, что у вас за языки, ничего не держится!

Лена была с юмором и любила рассказывать такой случай:

Они сидели, ели, вошла я и сказала:

-Жрете? Ну, вот и я что-то кушать захотела.

Теперь по любому поводу они хихикали:

-Да, знаем, знаем, мы жрем, а Вы кушать хотите!

После замужества, в сентябре месяце я была очень и очень зеленого цвета, и Иришкина бабушка так и сказала мне:

-Зоя, ты как вышла замуж, совсем высохла.

Я и чувствовала себя не очень хорошо, ну а когда я чувствовала себя хорошо? Только в Батуми, но с той поры прошло 5 лет. И я не обращала внимания ни на недомогания, ни на расстройство цикла. Ну, у меня уже так было, и всё обошлось, не каждый же раз трястись. На самом деле трястись нужно каждый раз, но я еще этого не знала. Я до замужества купила в аптеке книжку, где были указаны стерильные дни, книжку мне предложила аптекарша - сказала, каждая женщина должна это знать, и я купила, тем более, что книга стоила всего 10 копеек.

Так что, я и ориентировалась по этой книжке - мне еще два года было учиться - не до детей.

На седьмое собрались у Иришки уже привычным коллективом - Ира, Дина с Женей, Людка Лифшищ, Лена Жулина, Наташка Анохина и мы с Алешкой. Люда Лифшищ была одноклассница Иришки - полная, темнобровая крупная девушка, приятная в общении, с чувством юмора.

За столом были маринованные помидоры, маринад был слабый, и я ела и ела, не могла от них оторваться.

-Что-то меня на солененькое потянуло, - вырвалось у меня.

Но неосторожная фраза не прошла мимо ушей.

-И давно тебя...? - сразу как бы очнувшись, заинтересовано спросила Люда.

-Да нет, это так, - но предательская краска пунцового румянца уже залила мое лицо.

Люда меня поймала на слове, я две недели тому назад сходила к гинекологу и не имела уже иллюзий относительно своего состояния.

-Что-то Хучуа покраснела, а это с ней редко происходит, - тут же вставила Диана, следя за мной зорким черным глазом, но разговор перекинулся на другое, и я осталась неразоблаченной.

Шли недели, как-то на лекции по гражданской обороне, один парень с нашего курса, не помню, как его звали, но его близкая подружка Надя, приятельница Натальи Зуйковой, звала его лапой. Так вот этот лапа предложил нам посмотреть какую-то брошюру по какому-то вопросу, но я решительно ее отвергла:

-Я не читаю дешевых книг, одна меня недавно очень подвела.

Сергеева мгновенно поняла, что я говорю о 10 копеечной книжке, которую нас, вернее, меня уговорили купить в аптеке - что-то вроде "Советы молодым женщинам", и даже подскочила на месте.

-Очень хотелось бы знать, насколько сильно она тебя подвела, - воскликнула она со смешком.

Но я и тут не раскололась.

И только когда Динка на занятиях в Курчатовском рассказала мне о переполохе у них в семье:

-Представляешь, я думала уже всё, три дня была задержка, мать была в шоке, пока Женька нам не сказал: ну что вы так переживаете, всё будет в порядке.

-Да, - протянула я, - понимаю. Правда я сама уже не переживаю.

Динка сразу поняла, замолчала прямо на полуслове и после паузы спросила:

-И давно?

-Да уже третий месяц, - вздохнула я.

-Во дела... - задумчиво сказала Григорьева.

Занятия по истмату. Мы с Павликом сидим на последней парте и жутко ссоримся.

У Витьки Новикова день рождения. Витька к тому времени отпустил уже бороду и не бреется.

Видимо именно потому, что он не бреется, парни купили ему в подарок на день рождения электробритву, а Лебедев хочет, чтобы эту электробритву преподнесла Новикову я.

Я вообще в гневе: надо придумать такую глупость - дарить бородатому бритву. Да еще Пашка хочет, чтобы и я участвовала в этом идиотизме.

-Почему, ну, почему, ты мне можешь объяснить или нет, вы дарите бритву человеку, который уже год не бреется? Не только не подарю ему бритву, но и рубль вам не дам.

-Тебе рубля жалко товарищу, - шипит Павлик.

Но тут нашу перебранку прерывает преподаватель.

-Эй, вы там, женатая парочка на последней парте, вы, может быть, перестанете ссориться?

Лебедев женился еще на четвертом курсе, на зимние каникулы, просто пришел в январе в группу с кольцом, женился на Лялечке, своей любви с первого класса, но мы с Ириной пока с ней еще не знакомы.

Я подпрыгиваю на месте, как будто меня укусили за ногу:

-Никакая мы не парочка, еще чего, он не на мне женат.

А Лебедев, не моргнув глазом, под смех парней, добавляет:

-Слава богу.

Я сверкаю на него глазами, но притихаю. А Лебедеву упорно хочется сделать Витьке двойной подарок - я должна преподнести ему их паршивую бритву и еще поцеловать Новикова.

Я? Новикова? Целовать? Я?

Я просто никак не могу поцеловать Витьку, любого другого в группе, пожалуйста, раз Лебедеву приспичило, чтобы я целовалась с именинником, ну, и поцелуюсь, с меня не убудет, я взрослая замужняя женщина, и меня не смутить мальчишескими глупостями, но Витьку, который просто и смотреть-то на меня не может спокойно, всегда подкарауливает и стремительно отводит глаза, как бы я не догадалась, чего он хочет, и, когда я сказала ему, - нечего на меня и зыркать, я уже всё, замужем я, - Витька сказал, решился-таки прямо посмотреть мне в глаза своими желтыми алчущими глазами и выдавить невнятно, так, чтобы я одна слышала, чтобы будто мы одни тут:

-В художественной литературе всякие случаи описаны про замужних тоже.

И теперь я должна поцеловать этого парня, портить себе нервы - ну, нет, на это я не соглашусь, не буду я его целовать.

Но Лебедеву невозможно, совершенно невозможно это объяснить, Сашке Маценко или Бережковскому с полунамека было бы ясно, а тут бесполезно и пытаться, тем более, что Лебедев догадывается о чувствах Новикова ко мне, но о моих к нему - нет, и именно поэтому вариант с Иринкой он отвергает.

Я говорю:

-Я руку ему пожму, и хватит с него, всё равно ваш подарок ему не нужен, даже и с моим поцелуем.

Но Пашка упорно плетет интригу и, чем дольше я отказываюсь, тем сильнее он настаивает. Прозвенел звонок. Мы оба в азарте встали и продолжаем препираться.

-Ну вот, - вдруг говорит преподаватель, про которого все уже забыли после звонка, - не знаю, кто там на ком женат, но уж ссоритесь вы как настоящая супружеская пара.

Лебедев покраснел и заткнулся, а я схватила бритву, подошла к Вите, пожала ему руку, которая тут же вспотела, не успела я за нее ухватиться, и поздравила от имени группы с днем рождения.

Ирка вечно прогуливала гражданскую оборону, ей было лень тащиться только из-за нее из Москвы. А я ходила, мне было недалеко, и стояла в строю - 14 человек парней и я, беременная женщина.

Беременности моей видно не было, стоять мне было не тяжело, но сам факт - в строю беременная женщина - меня очень шокировал. Я подошла к нашему майору и попросила:

-Можно, я не буду вставать в строй? - думая про себя, ну какое объяснение мне ему дать, если он спросит, почему.

Наш преподаватель очень стеснительный мужчина, он почти никогда не смотрит на студентов, такое чувство, что он нас боится. Мне всегда его жаль, он вынужден зарабатывать кусок хлеба, занимаясь обучением всяким глупостям высокоумных и насмешливых парней, и он боится насмешек. А женщин он остерегается с детства и поэтому сейчас, глядя в сторону, никак не на меня, чтобы я, не дай бог, не подумала, что он меня разглядывает, майор отвечает просто и коротко:

-Можно.

И я вдруг понимаю, что он либо уже заметил мою беременность, что фактически невозможно, либо просто догадался, либо в глубине души он считает, что девушке не место в строю с парнями, но, во всяком случае, я довольная сажусь за парту, и Палыч возмущенно требует, чтобы я стала рядом с ними, но я сначала делаю вид, что не понимаю, о чем он, а потом просто высовываю ему язык, поддразнивая.

Помимо занятий семинарских, нам еще лекции читали по гражданской обороне.

Читал тоже наш дядя, а потом его замещал один полковник - известная сволочь на военной кафедре.

Как-то Вовчик и Алешка Панков, сидели в небрежной, развалившейся позе у него на лекции в первых рядах, и вдруг он обратил на это внимание и разорался:

-Как вы сидите! Развалились тут! Много о себе воображаете!

К слову сказать, и Тульских, и Панков, отличники и краснодипломники вполне могли позволить себе воображать о себе много, но дело даже не в этом.

-Вас бы в сталинские времена, вас бы научили, как себя вести.

Ребята выпрямились довольно неохотно, но молчали, а я завелась с первых же слов из-за хамской интонации, а когда он еще и про Сталина вспомнил, то совсем разъярилась, и в наступившей паузе, когда он переводил дух от крика, в тишине я как-то отстраненно услышала свой громко прозвучавший на всю аудиторию звенящий от напряжения голос:

-А что, сталинские времена могут вернуться?

Никогда больше в жизни я не видела, чтобы человек так поменялся на глазах.

Он стал меньше ростом, испуганно съежился и тихим, совершенно другим голосом сказал:

-Я этого не говорил.

Вовка Тульских оценит мое вмешательство и скажет мне на перемене:

-Хорошо ты его осадила.

Наш майор на лекциях стеснялся так же, как и на семинарах, и тихо что-то шептал сам себе, стоя у доски.

Правда, проверку явки он проводил.

-Вы почему не были на предыдущем занятии? - спросил он Ирину.

Иришка встала и тоненьким девчоночьим голоском, прерывающимся от сдавленного смеха, начала объяснять:

-Я не явилась на занятия по непредвиденным обстоятельствам. Я шла в институт, и у меня сломался каблук на сапогах.

Мужская аудитория радостно приветствовала такую замечательную версию прогула.

-Но у меня, правда, сломался каблук, - настаивает Сергеева, реагируя на смех в зале и понимая, что ее слова не звучат убедительно.

-У меня правда сломался каблук, - повторяет она и фыркает, так ей самой смешно. - У меня одни сапоги, и я не могла пойти на занятия и пошла в сапожную мастерскую, где и просидела полтора часа, пока подошла моя очередь, и мне приделали каблук.

Все уже в лежку лежат, слушая эту сказочную историю.

Преподаватель чувствует, что из него делают шута горохового, сердится и говорит:

-Это не уважительная причина (не верит он про каблук, вот и причина неуважительная).

-Ничего себе неуважительная причина, - громко возмущается Ирина. - Да как же я дойду до Долгопрудного, на одном каблуке, что ли?

Аудитория уже рыдает, корчаясь от смеха, и майор сажает Ирку, ничего к своим словам не добавив.

На перемене я ругаю Сергееву:

-Ну, и чего ты выступала, мне прямо его жалко стало - устроила представление на занятиях. Он и так нас боится, а тут ты со своими каблуками. Сказала бы, что объяснишь на перемене, подошла бы и наедине и объяснилась: так, мол, и так, сломался каблук, не в чем было прийти. Он бы тебя не отметил, а теперь вдруг придется с деканатом объясняться.

Но в деканат Ирину вызвали по другой причине. На нее пришла жалоба из милиции.

Ирка переходила улицу и, как всегда, мчалась, сломя голову, своей пошатывающейся походочкой, а за ней погнался милиционер и начал свистеть изо всех сил.

-Я слышала свист, но никак не отнесла его к себе, - объясняла мне Ирина.

Бдительные граждане ее задержали, и милиционер потребовал пять рублей за переход улицы в неположенном месте:

-Я всю жизнь здесь ходила, почему вдруг нельзя, - сердилась Ира. - И откуда у студентки пять рублей?

Милиционер долго разглядывал ее студбилет, а потом сказал:

-Нет денег на штраф? Напишу в деканат.

И пришло послание, что гражданка Сергеева Ирина Леонидовна переходила улицу в неположенном месте и на свистки не реагировала.

-Ты, почему на свистки милиции не реагируешь? - со смехом спросила Ирину секретарша, подавая ей в конверт.

-На-ка, почитай, что на тебя тут накатали. Мы делаем тебе внушение, в следующий раз слушай, когда тебе засвистят, - заключила секретарь, хихикая, и на этом история закончилась.

Зимой на пятом курсе мы сдавали 4 экзамена - в Курчатовском Марк Каменецкий читал нам какой-то теоретический курс, потом Трошин параллельно с ним - экспериментальный, еще курс по выбору, можно было на базе, ещё общественный предмет, и всё.

Общественный предмет я сдала на отлично, Марку сдала тоже на отлично, но перед этим сдавала Трошину, и он, не зная к чему придраться, сказал мне:

-Ну, если вы надеетесь у Марка получить пять, и у вас будет выходить повышенная, то и я поставлю вам пятерку, а нет, то тогда четыре. Курс у меня не сложный, но я не могу всем только пятерки ставить.

И я поехала на базу, сдавать один курс по фотосинтезу, курс по выбору. Можно было и другой сдать, я долго колебалась, пока выбрала, и в результате неудачно выбрала. Он долго цеплялся неизвестно к чему, и довел меня до слез, а ребята из его лаборатории готовы были его сожрать, так как справедливо считали, что он скотина и выпендривается. Один даже всё время делал мне знаки и подбадривал. А когда я осталась одна, он подошел ко мне и сказал:

-Не обращай на него внимания.

Как я сейчас понимаю, преподаватель был неуверен в себе и поэтому цеплялся, чтобы самоутвердиться - мол, эти умные физтехи думают, что мой курс простой, так я им докажу, что нет. То ли дело было сдавать в прошлом году академику Спирину - курс четкий, необычайно красивый, и довольный жизнью академик не чета какому-то там кандидату, не цеплялся по пустякам, даже членкору и то лучше было сдавать, Птицын, по крайней мере, тупицу из меня не делал, а только лентяйку, каковой я и была на том этапе моей жизни.

А этот гад промариновал меня три часа и влепил четверку, и накрылась моя повышенная, и я поехала к мужу в Подлипки, и долго ему жаловалась, Леша вытер мне слезы рукавом рубашки и сказал только одну фразу:

-Вот скотина, пристал к беременной девчонке, - и сразу всё переменилось: униженной оказалась не я, а он, это он непристойно принимал экзамен, довел женщину до слез, беременную к тому же. Правда, нужно сказать, что, конечно, он не знал про это, но сути дела это не меняло, он был свинья и больше ничего, похоронил мою мечту о повышенной стипендии, а Пашка Корчагин получил ее, причем, когда он советовался со мной, кому сдавать на базе, я отсоветовала ему идти по моим стопам.

-Тебе Трошин поставил что, отлично? - спросила я Пашку. - Так не дури, у тебя же повышенная выходит.

Корчагин, который учился по принципу - пронесло без двоек - и слава богу, удивленно посмотрел на меня, соображая, и радостно закричал:

-Вот это да! Я и вправду на повышенную вытягиваю!

Тот не физтех, кто двоек и повышенную не получал, и я, получалось, не физтех, первая часть у меня как-то присутствовала, а на вторую я не дотянула. А у Пашки и с первой было всё в порядке, и вот, на пятом, получилась повышенная.

В общагу приезжала Ленина мама, посмотреть, как живет дочурка, и, увидев меня, очень удивилась - я поняла, что не соответствовала рассказам ее дочери обо мне - она ожидала увидеть взрослую женщину, ведь мы были на 5 лет старше своих первокушек, да и каких лет! Четыре из них - учеба на физтехе, а ее маме я показалась (да и была) совсем молоденькой, мне было всего 22 года, и беременность делала меня моложе.

Я довольно долго скрывала свою беременность, носила всё то же буклированное платье, а сверху кофту из белых и малиновых ниток, перевязанную из старой, шлагбаума, уже другой вязкой, вытянутыми петлями. Таким образом я много лет подряд разнообразила свой гардероб -надоест одно, возьму и перевяжу по другому из тех же ниток.

В конце января, когда животик стал виден, и мое буклированное платье не налезало, я купила очень симпатичный вельвет - светло-коричневый с мелкими квадратиками, синими и красными - и сшила себе по выкройке, которую мне где-то раздобыла Ирина, платьице со складкой впереди. Теперь уже было всем очевидно, что я в положении.

Девочки реагировали на мою беременность по разному. Люся была рада за меня, она только и ждала, когда получит диплом, чтобы вплотную этим заняться, Анюта, когда я ей пожаловалась, что немного не дотянула, сказала:

-Зато ты твердо знаешь, что можешь, а тут начинаешь бояться, почему не залетаешь - то ли потому, что осторожен, то ли вдруг что-то не так.

Анюта уже 3 года была замужем, и пока детей у них не было, Анюта родила дочку после окончания физтеха.

В январе Сашка и Люся купили байдарку. Накопили денег, а может быть, им платили в Источниках тока, не знаю, в общем, исполнили свою заветную мечту и купили байдарку.

Приволокли большущий рюкзак, в который она упаковывалась, и стали собирать посреди комнаты, препираясь и переругиваясь по поводу каждой детали, которую не знали, куда вставить. Я сидела в сторонке, с любопытством наблюдала за происходящей сборкой и помалкивала. Это был недоступный для меня заманчивый мир походов, ночевок у костра в палатках, синих озер и голубых гор. В прошедшее лето Юноши плавали, вернее, по их терминологии, ходили по речкам Северного Кавказа, и я представляла себе зеленые долины, бурную речку, белые вершины и тишину.

Тишина была нарушена приходом комендантши, которая, войдя к нам, споткнулась на пороге о нос байдарки и остановилась в изумлении - как сюда попала эта лодка?

-Скоро лошадь приведут, - прокомментировала она увиденное. - Как вы ее затащили, через окно, что ли?

-Да она разобранная была, просто рюкзак, и всё. Мы ее проверим и обратно разберем, - успокаивала ее расстроенная неожиданным вторжением Люся.

А зачем тогда завалилась к нам комендант - не помню, помню только изумление при виде огромной байдарки на ее красивом, чуть стареющем, голубоглазом лице.

Сашка сидел у нас каждый вечер, обедал у Люськи, потом целовал ее на ночь, целовал сначала ее, потом меня и, вздохнув, уходил. Целовать меня его заставляла жена.

-У Зойки муж далеко, она скучает по нему, видишь, какими завистливыми черными глазами на нас смотрит (никакими я не смотрела), поцелуй ее. Пусть она успокоится, а то сглазит наше счастье. Сашка был послушный муж. Надо целовать подругу жены перед уходом, значит, надо.

После ухода Сашки мы мыли посуду, немного сплетничали про наших мужей. Потом мерзлявая Людмила брала грелку, шла на кухню, набирала в нее кипяток и клала под одеяло.

-Мой автомуж, хорошо греет, - вздыхала Люся, укладываясь спать.

Знакомый Люды Лифшиц сдавал квартиру, мы ее сняли и, наконец, зажили с Алешкой настоящей семьей.

Произошло это в марте, к тому времени мне уже не надо было часто ездить в Пущино, наш распорядитель Нина Ефимовна, женщина, которая занималась студентами, как узнала, что я, беременная, мотаюсь в Пущино из Долгопрудного, очень разволновалась, ведь ездить в Пущино из Серпухова приходилось в битком набитом автобусе:

-Зоя, вам нужно срочно искать шефа в Москве, а то вы сюда не наездитесь, вам будет сложно, и, не дай бог, в давке чего сделают, родите раньше времени, - в общем, она мне посоветовала, я пошла к Каюшину, нашему завлабу, и он отнесся сочувственно к моей идее не терять год и делать теоретический диплом и передал меня шефу из Московского отделения Биофизики, Махбубе Каюмовне Пулатовой, узбечке, которую из-за неудобства произносимости ее имени и отчества зовут просто Любочкой, на что я никак не могу решиться. Замечательная женщина, талантливая, у которой у самой двое маленьких девочек, она отпускает меня на полгода после родов:

-Когда ребенок станет уже похож на человечка, будет сидеть, тогда уже легче, тогда и придешь, а диплом будем делать теоретический, рассчитывать на вычислительной машине.

Таким вот образом, благодаря вниманию и пониманию со стороны окружающих, у меня появляется возможность закончить институт без академического отпуска. На пятом курсе нас продолжали учить французскому языку, я очень подружилась с нашей француженкой, она учила и Алешку и помнила его

Во французской группе вместе с нами училась молоденькая девочка с первого курса из спецшколы по французскому языку, свободно владевшая языком. Проучившись месяц, она ушла из физтеха, молоденькая скромная девочка, всё стояла на переменке в сторонке, в носочках и с косичками, тихая такая, ни с кем почти не общалась, отвечала односложно.

Физтех ее не удовлетворил, ей показалось скучно здесь учиться, и она ушла, кажется, в университет. На моей памяти это был единственный случай, когда человек сам ушел с физтеха, не потому, что не смог учиться, а по другой причине. Остальные как попадали в эту безумную гонку, так и мчались до конца, не хотелось отстать от других.

В конце мая, начале июня мне предстояло рожать, и я стала сдавать сессию досрочно. Сессия, правда, была перенесена на более ранние сроки из-за военных сборов ребят, которые проходили в июне.

По историческому материализму я написала реферат, добросовестно всё пересодрав с рукописи, которую мне дал Саша Потапов, и пошла сдавать.

Пришла с животиком, что-то ему рассказала:

Я вовсе не хотела пять, меня и четверка устроила бы, по французскому, мне всё равно было не сдать на отлично, поэтому о повышенной в этом семестре я и не мечтала, но преподаватель посмотрел на меня, послушал и сказал:

-Реферат не очень (ну, ты не должен так говорить, думала я, ты не в первый раз его читаешь), да и отвечаете тоже не очень-то, но, учитывая всякие обстоятельства, - не глядя на меня, он взял зачетку и поставил отметку. Я вышла, открыла, посмотрела - пять баллов.

-Боялся, что я тут и рожу, если четверку получу, - смеялась я вечером, рассказывая Алешке про свой экзамен. В общем, к середине мая я освободилась и впервые оказалась в Москве, свободная от экзаменов, от занятий, а впереди грозило полное отсутствие свободного времени после родов, и я всё бегала по театрам, пока Алешка не сказал мне:

-Ты так, в конце концов, и родишь в театре.

И я утихомирилась и стала ждать срока родов.

11 июня я родила нам дочку, прехорошенькую девочку, которую мы назвали Катей.

Алешка взял программу у мужа Пулатовой, расчет строения молекул, распределения электронных плотностей и т.д., и т.п. методом Хьюккеля, и мы рассчитывали аминокислоты. Экспериментальные данные были, надо было только сравнить расчет с экспериментом. Основная задача состояла в геометрии - нужно было правильно рассчитать координаты аминокислот, предполагая некую пространственную конфигурацию, чем мы с Алешкой и занимались - сначала вручную, а потом он составил маленькую программку, и она нам и считала координаты, так что диплом получился толстый, у Лешки была возможность выхода на БЭСМ-6, могучей тогда советской машины, и Любочка пользовалась случаем, и мы просчитали три или четыре аминокислоты и их анионы - рисунки, таблицы, получилось сто двадцать страниц текста.

Писала я из рук вон плохо. Девчонки на базе, аспирантки Любочки, заливались смехом, читая мою рукопись. Там были подзаголовки типа: аминокислота глицин и ее координаты, которые мы использовали при расчетах - совсем как у Диккенса, а в научной литературе все старались писать безликими?? безличными предложениями.

Мы с Люсей, аспиранткой Любочки и ее соруководителем по моему диплому, целый день сидели у нее на квартире и правили текст, который, никто, по-моему, и не читал, и только Львов как-то ехидно посмеялся, взвесив мои 120 страниц трактата на руке. Нина Ефимовна помогла мне с печатанием диплома, обратилась к какому-то мужчине прямо на улице и попросила его подписи на моем рукописном дипломе, чтобы отдать печатать в машинописное бюро:

-Знаете, вот у студентки диплом, печатать сама она не может, и в семье тяжелое финансовое положение, ребенок.

Он поднял глаза на мои 46 кг и заторопился:

-Да, да, конечно, конечно, нет вопросов, - и тут же поставил свой крючок, и я избавилась от необходимости печать 120 листов своего опуса самостоятельно.

На защиту диплома я приехала вместе с Алешкой, оставив Катеринку маме. Привезла большой букет сирени и тюльпанов для Нины Ефимовны, а у нее свой сад, и там тюльпанов и сирени до черта, и она стоит со своим свежим букетом, а я иду со своим, подзавядшим после трехчасового пути.

-Ну, главное, что это вы мне дарите, - видя мое огорчение, успокоила меня Нина Ефимовна.

Диплом я защитила на отлично, отвечала на вопросы бодро, в общем, обрела свою прежнюю уверенность после всех унижений физтеховской учебы.

Такое происходило постепенно со всеми нами, мы выходили с хорошим багажом в научную жизнь, и нам, выпускникам физтеха, теперь было легче, чем другим, которых так не мордовали во время учебы, зато и напихали меньше.

На торжественное вручение дипломов нас собрали в актовом зале Нового корпуса, говорили речи, жали ручки, просили пропагандировать физтех среди знакомых.

Встретившийся Бугаев доложил, что у Ефима родился сын. Стоя в толпе перед корпусом и тараторя с подругами, я вдруг в паузе услышала недалеко его голос, повернулась, но самого не увидела, да и не уверена была, что хочу его видеть: ну, и о чем бы мы стали говорить? О наших детях? А зачем?

Ворошить прошлое не хотелось.

Спустя 25 лет, если не больше, после окончания, мы с Ефимом всё же встретились: шли по противоположным платформам на Новодачной и мгновенно узнали друг друга, хотя я к тому времени уже была бабушкой.

Он снял кепку, приветствуя меня, и оказался лысым.

-Лучше бы ты ее не снимал, - засмеялась я и добавила, - у меня уже внучка.

-А у меня дочка, - ответил он и показал, какого роста. Очевидно, что нам с Ефимом в жизни было не по пути - пока он созрел для отцовства (в воспитании сына от первой жены он, как я знала, участвовал очень мало), я уже была бабушкой.

Насколько я поняла из слов Сашки Бугаева, к которому зашла, будучи на физтехе года за четыре до этой нашей с Ефимом встречи, Ефим женился на молодой женщине, и она родила ему дочь. Бугаев очень расстраивался:

-Вчера здесь бегал Ефим, а сегодня зашла ты. Как вы разминулись.

-Не судьба, - сказала я, нисколько не огорченная. Еще не вечер.

И действительно мир тесен, и вот мы всё-таки встретились.

Подошла его электричка, он махнул мне рукой и уехал.

После защиты диплома я заболела вирусным гриппом по второму разу за год, а когда выздоровела и встала на напольные весы в институте "Химфизики", то оказалось, что я в плаще и туфлях вешу 45 кг вместо 59 при поступлении. Зато у меня был диплом и годовалая дочь.

Пожалуй, это всё, что удалось вспомнить о годах моей учебы.

-Жизнь моя бежит всё быстрей и быстрей, как санки с крутой горки, уже дух захватывает, - во время доверительной беседы скажу я Ленке Жулиной.

После диплома мне показалось на месяц, на два, что бег саней слегка замедлился, но это было обманчивое впечатление.