Предисловие составителей 7 страница

Но утешение в том, что прикосновение к метаистории может осуществляться и совсем иначе, чем это было разобрано здесь. Об этом свидетельствует тот элемент метаисторического опыта, кото­рый можно обнаружить зачастую под огромной толщей антиисториз­ма – кажущегося или подлинного. Чувство, замечательно передан­ное Тютчевым, когда личность ощущает себя участницей некоей исторической мистерии, участницей в творчестве и борьбе великих духовных – лучше сказать – трансфизических сил, мощно прояв­ляющихся в роковые минуты истории – разве, не обладая этим чувством, могла бы совершить свой подвиг Жанна д' Арк? Разве мог бы св. Сергий Радонежский – настоящий анахорет и аскет – при­нять столь решительное, даже руководящее участие в политических бурях своего времени? Могли ли бы без этого чувства значительней­шие из пап век за веком пытаться осуществить идею всемирной иерократии, а Лойола – создать организацию, сознательно стремя­щуюся овладеть механизмом исторического становления человечест­ва? Мог ли бы Гегель без этого чувства, одною работой разума, со­здать "Философию истории", а Гете – вторую часть "Фауста"? Разве мыслимо было бы самосожжение раскольников, если бы ледяной ветер эсхатологического, метаисторического ужаса не остудил в них всякую привязанность к миру сему, уже подпавшему, как им каза­лось, власти антихриста?

Смутное метаисторическое чувство, не просветленное созерцани­ем и осмыслением, часто приводит к искаженным концепциям, к хаотическим деяниям. Не ощущаем ли мы некий метаисторический пафос в выспренних тирадах вождей французской революции, в док­тринах утопического социализма, в культе человечества Огюста Конта или в призывах ко всемирному обновлению путем разрушения всех устоев, – призывах, принимающих в устах Бакунина тот отте­нок, который заставляет воспоминать страстные воззвания иудейских пророков, хотя оратор XIX века вкладывает в эти воззвания новый, даже противоположный мирочувствию древних пророков смысл? – подобных вопросов можно было бы задавать еще сотни. Непременные же ответы на них приведут к двум важным выводам. Во-первых, станет ясно, что в общем объеме как западной, так и русской культур подспудный слой апокалиптических переживаний можно обнаружить в неисчислимом количестве явлений, даже чуж­дых ему на первый взгляд, во-вторых – метаисторическое чувство, метаисторический опыт, неосознанный, смутный, сумбурный, про­тиворечивый, вплетаются то и дело в творческий процесс: и художе­ственный, и религиозный, и социальный, и даже политический.

Говоря о метаисторическом методе познания, я незаметно пере­шел к трансфизическому: странствия и встречи, рассказанные мною, отчасти относятся уже к областям трансфизического познания. Ведь я говорил уже, что далеко не всегда можно четко классифицировать эти явления; этого не нужно было бы вовсе, если бы не хотелось внести некоторую ясность в сложный и мало исследованный ряд проблем.

Может быть, некоторые выскажут удивление: почему вместо об­щепонятного слова "духовный" я так часто употребляю термин "трансфизический". Но слово "духовный" в его строгом смысле за­кономерно относить только к Богу и к монадам. Термин же "транс­физический" применяется ко всему, что обладает материальностью, но иной, чем наша, ко всем мирам, существующим в пространствах с другим числом координат и в других потоках времени. Под транс­физикой (в смысле объекта познания) я понимаю всю совокупность таких миров вне зависимости от процессов, в них протекающих. Такие процессы, связанные со становлением Шаданакара, составля­ют метаисторию; связанные со становлением Вселенной – метаэво-люцию; познание метаэволюции есть познание вселенское. Слово же трансфизика в смысле религиозного учения означает учение о струк­туре Шаданакара. Объекты метаисторического познания связаны с историей и культурой, трансфизического – с природой нашего слоя и других слоев Шаданакара, а вселенского – со вселенной. Таким образом, те явления, которые я назвал трансфизическими странстви­ями и встречами, могут быть, в зависимости от своего содержания, отнесены либо к метаисторическому роду познания, либо к трансфи­зическому, либо ко вселенскому...

ИСХОДНАЯ КОНЦЕПЦИЯ
Многослойность

Наш физический слой. – понятие, равнозначное понятию астроно­мической Вселенной – характеризуется, как известно, тем, что его пространство обладает тремя координатами, а время, в котором он существует, – одной. Этот физический слой в терминологии Розы Мира носит наименование Э н р о ф.

На арене современной науки и современной философии, в частно­сти, все еще длится спор о бесконечности и конечности Энрофа в пространстве, о его вечности или ограниченности во времени, а также о том, охватывается ли Энрофом все мироздание, исчерпываются ли его формами все формы бытия...

Понятие многослойности Вселенной лежит в основе концепции Розы Мира. Под каждым слоем понимается при этом такой матери­альный мир, материальность которого отлична от других либо числом пространственных, либо числом временных координат. Рядом с нами сосуществуют, например, смежные слои, пространство которых из­меряется по тем же трем координатам, но время которых имеет не одно, как у нас, а несколько измерений. Это значит, что в таких слоях Время течет несколькими параллельными потоками различных тем­пов. Событие в таком слое происходит синхронно во всех его времен­ных измерениях, но центр события находится в одном или в двух из них. Представить себе это, конечно, нелегко. Обитатели такого слоя, хотя действуют преимущественно в одном или двух временных изме­рениях, но существуют во всех них и сознают их все. Эта синхрон­ность бытия дает особое ощущение полноты жизни, неизвестное у нас. Немного опережая ход изложения, добавлю сейчас, что большое число временных координат в сочетании с минимальным (одна, две) числом пространственных становится для обитателей таких слоев, напротив, источником страдания. Это схоже с сознанием ограничен­ности своих средств, со жгучим чувством бессильной злобы, с воспо­минанием о заманчивых возможностях, которыми субъект не в состо­янии воспользоваться. Подобное состояние в Энрофе некоторые из нас назвали бы "кусанием локтей" или мукою Тантала.

За редкими исключениями, вроде Энрофа, число временных из­мерений превышает, и намного, число пространственных. Слоев, имеющих свыше 6 пространственных измерений, в Шаданакаре, ка­жется, нет. Число же временных достигает в высших из этих слоев брамфатуры огромной цифры – 236.

Неправильно было бы думать, перенося специфические особенно­сти Энрофа на другие слои, будто все преграды, отделяющие слой от слоя, непременно также мало проницаемы, как преграды, отделяю­щие Энроф от слоев других измерений. Встречаются, правда, прегра­ды, ограничивающие один слой и еще менее проницаемые, еще плот­нее изолирующие его от остальных. Но таких мало. Гораздо больше групп слоев, внутри которых переход из слоя в слой требует от суще­ства не смерти или труднейшей материальной трансформы, как у нас, но лишь особых внутренних состояний. Есть и такие, откуда переход в соседние обусловлен не большим количеством усилий, чем, скажем, переход из одного государства земного Энрофа в другое. Несколько таких слоев складываются в систему. Каждую такую систему слоев или ряд миров я привык мысленно называть индийским термином с а к у а л а. Впрочем, наряду с сакуалами встречаются и слои-оди­ночки, подобно Энрофу.

Слои и целые сакуалы разнствуют между собой также и характе­ром протяженности своего пространства. Отнюдь не все они обладают протяженностью космической, какой обладает Энроф. Как ни трудно это вообразить, но пространство многих из них гаснет на границах солнечной системы. Другие еще локальнее: они как бы заключены в пределах нашей планеты. Немало даже таких, которые связаны не с планетой в целом, а лишь с каким-нибудь из ее физических пластов или участков. Ничего, схожего с небом, в таких слоях нет.

Будучи связаны между собой общими метаисторическими процес­сами, обладая – в большинстве своем – как бы парой враждующих духовных полюсов, все слои каждого небесного тела составляют ог­ромную, тесно взаимодействующую систему. Я уже говорил, что такие системы называются брамфатурами. Общее число слоев в не­которых из них ограничивается единицами, в других – насчитывает несколько сот. Кроме Шаданакара, общее число слоев которого ныне 242, в солнечной системе существуют теперь брамфатуры Солнца, Юпитера, Сатурна, Урана, Нептуна, Луны, а также некоторых спут­ников больших планет. Брамфатура Венеры находится в зародыше. Остальные планеты и спутники столь же мертвы в других слоях своих, как и в Энрофе: это – руины погибших брамфатур, покинутых всеми монадами, либо не являвшиеся брамфатурами никогда.

Многослойные системы материальностей, до некоторой степени аналогичные брамфатурам, но несравненно более колоссальные, объемлют некоторые звездные группы, например, большинство звезд Ориона или систему двойной, со многими планетами, звезды Анта­рес, еще колоссальнее системы галактик и всей вселенной. Это – макробрамфатуры. Известно, что есть макробрамфатуры с огромным числом разноматериальных слоев, – до 8 ООО. Ничего, схожего с крайней материальной разряженностью, так называемой "пустотой " Энрофа в макробрамфатурах нет.

Легко понять, что макробрамфатуры находятся вне досягаемости даже для величайших из человеческих душ, ныне обитающих в Эн­рофе, иначе чем в отдаленных предчувствиях, и никаких конкретных сведений о них не может непосредственно почерпнуть никто. Такие сведения иногда достигают до нас от высоких духов Шаданакара, неизмеримо более великих, чем мы, через посредство невидимых друзей нашего сердца. Но и такие сообщения крайне трудны для нашего восприятия. Так, мне было почти невозможно понять стран­ную и скорбную весть о том, что в макробрамфатуре нашей галактики существует материальный слой, где есть пространство, но нет вре­мен, – нечто вроде дыры во Времени, причем, внутри себя обладаю­щей, однако, движением. Это – страдалище великих демонов, цар­ство темной вечности, но не в смысле бесконечно длящегося Времени, а в смысле отсутствия всяких времен. Такая вечность не абсолютна, ибо Время может возникнуть и там, и именно в этом – одна из задач огромных циклов космического становления. Потому, что только возникновение времен сделает возможным освобождение из этого галактического ада великих страдальцев, заключенных там.

Молекулы и некоторые виды атомов входят в состав крошечных систем – микробрамфатур, причем, существование некоторых из них во времени исчезающе мало. Однако, это довольно сложные миры и не следует упускать из виду, что элементарные частицы – живые существа, а иные из них обладают свободой воли и вполне разумны. Но общение с ними, а тем более личное, непосредственное проникновение в микробрамфатуры фактически невозможно. Ни в одном из слоев Шаданакара нет в настоящее время ни одного суще­ства, на это способного: это пока превышает силы даже Планетарного Логоса. Только в макробрамфатурах Галактики действуют духи столь невообразимой мощи и величия, что они способны одновремен­но спускаться во множество микробрамфатур: для этого такой дух должен, сохраняя свое единство, одновременно воплотиться в милли­онах этих мельчайших миров, проявляясь в каждом из них со всей полнотой, хотя и в ничтожно малые единицы времени.

Я все время говорю о, так или иначе, материальных слоях, ибо духовных слоев как слоев не существует. Различие между духом и материей скорее стадиальное, чем принципиальное, хотя дух творит­ся только Богом, эманирует из Него, а материальности создаются монадами. Дух в своем первичном состоянии, не облаченный ни в какие покровы, которые мы могли бы назвать материальными, пред­ставляет собою субстанцию, которую мы не точно, а лишь в порядке первого приближения, можем сравнить с тончайшей энергией. Ду­ховны только Бог и монады – бесчисленное множество Богорожден­ных и Богосотворенных высших Я, неделимых духовных единиц; они разнствуют между собой степенью своей врожденной потенциальной масштабности, неисчерпаемым многообразием своих материальных облачений и дорог своей жизни. Высоко поднявшаяся монада может быть там, здесь, во многих точках мироздания одновременно, но она не вездесуща. Дух же Божий воистину вездесущ, – Он пребывает даже там, где нет никаких монад, например, в покинутых всеми монадами руинах брамфатур. Без Него не может существовать ни­что, даже то, что мы называем мертвой физической материей. И если бы Дух Божий покинул ее, она перестала бы быть, – не в смысле перехода в другую форму материи или энергию, но абсолютно.

Происхождение зла. Мировые законы. Карма.

Если миф о восстании и падении Люцифера рассматривать в приме­нении к духовной истории Шаданакара, он потеряет смысл. Никаких событий в метаистории нашей планеты, которые могли бы быть отра­жены в событиях этого мифа, не совершалось никогда. Совершилось однажды, весьма давно, нечто иное, о чем воспоминания, хотя и очень искаженные, сохранились в некоторых других мифах, напри­мер, в сказании о бунте титанов. Об этом, впрочем, предстоит гово­рить подробнее в другой связи. Что же до легенд, связанных с восста­нием и падением Люцифера, то эти события совершались некогда в плане вселенском, в превышающих все категории нашего разума масштабах той макробрамфатуры, которая объемлет вселенную. Со­вершилось то, что будучи переведено духовидцами древности в пло­скость эпохальных человеческих понятий, отлилось в этот миф. Эпо­хальные понятия отмерли, масштабы наших представлений расши­рились неизмеримо, и если теперь мы хотим уловить в этом мифе бессмертное и истинное семя идеи, мы должны пренебречь всем эпо­хальным, внесенным в него и остановиться лишь на одном централь­ном факте, им утверждаемом.

Естественно, что сознание даже мудрейших в те времена отстояло от теперешних представлений об объемах и структуре вселенной так далеко, что ведение вселенского, просачивавшееся в их сознание благодаря усилиям невидимых друзей их сердца, сдавливалось, вти­скивалось в тесный объем их эмпирического опыта, их сильного, но не обогащенного и не истончившегося ума. Впрочем, мало чем легче и задачи того, кто ныне пытается выразить в человеческих понятиях и словах хоть отзвук вселенской тайны о восстании так называемого Денницы. Такая попытка состояла бы из двух стадий: в выискивании в океане наших понятий именно тех, которые ближе других к отра­жению этой запредельной реальности, во-первых; в выискивании в океане нашего языка таких словосочетаний, которые в состоянии хоть сколько-нибудь отразить, в свою очередь, эти ускользающие понятия, во-вторых. Но эта работа связана с органическим ростом личности и ее вселенского опыта. Ее нельзя форсировать по собствен­ной прихоти. Я чувствую себя находящимся лишь в начале этой работы. Поэтому говорить что-либо о вселенских событиях этого порядка я не могу, кроме обнаженной констатации некогда совер­шившегося факта: в незапамятной глубине времен некий дух, один из величайших, называемый нами Люцифером или Денницей, выра­жая неотъемлемо присущую каждой монаде свободу выбора, отсту­пил от своего Творца ради создания другой вселенной по собственно­му замыслу. К нему примкнуло множество других монад, больших и малых. Созидание ими другой вселенной началось в пределах этой. Они пытались создавать миры, но эти миры оказывались непрочны и рушились, потому что, восстав, богоотступнические монады тем са­мым отвергли любовь – единственный объединяющий, цементиру­ющий принцип.

Вселенский план Провидения ведет множество монад к высшему единству. По мере восхождения их по ступеням бытия, формы их объединений совершенствуются, любовь к Богу и между собой сбли­жает их все более. И когда каждая из них погружается в Солнце Мира и сотворит Ему – осуществляется единство совершеннейшее: слия­ние с Богом без утраты своего неповторимого Я.

Вселенский замысел Люцифера противоположен. Каждая из примкнувших к нему монад – только временная его союзница и потенциальная его жертва. Каждая демоническая монада, от вели­чайших до самых малых, лелеет мечту – стать владыкою Вселенной; гордыня подсказывает ей, что потенциально сильнее всех – именно она. Ею руководит своего рода "категорический императив" выража­емый до некоторой степени формулой: есть Я и есть не – Я; все не – Я должно стать мною. Другими словами, всё и все должны быть поглощены этим единственным абсолютно самоутверждающимся Я. Бог отдает Себя; противобожеское начало стремится вобрать в себя все. Вот почему оно есть, прежде всего, вампир и тиран, и вот почему тираническая тенденция присуща не только любому демоническому Я, но составляет неотъемлемую его черту.

Поэтому демонические монады временно объединяются между собой, но, по существу, они соперники не на жизнь, а на смерть. С захватом локальной власти их группою скоро вскрывается это проти­воречие, начинается взаимная борьба и побеждает сильнейший.

Трагичность для демонов хода космической борьбы обусловлена еще и тем, что Господь творит новые и новые монады, демоны же неспособны сотворить ни одной, и соотношение сил непрерывно уве­личивается не в их пользу. Новых отпадений не совершается и не совершится больше никогда, этому есть абсолютные гарантии, и я глубоко сожалею, что исключительная трудность этой проблемы не позволяет мне найти нужные понятия для того, чтобы изложить ее сколько-нибудь вразумительно. Во всяком случае, все демонические монады – очень древнего происхождения, все Они – давние участ­ники великого восстания. Правда, совершались и позже, совершают­ся и теперь не отпадения, а нечто, внешне схожее: высоко сознатель­ное существо, иногда даже целая группа их, временно противопо­ставляют себя Провиденциальной Воле. Но этот богоборческий выбор совершается не самою монадою, а низшим "я", душевным ограни­ченным сознанием. Поэтому богоборческая деятельность его проте­кает не в духовном мире, но в материальных мирах, подвластных, по воле самих же демонов, закону возмездия. Этим самым бунт оказы­вается заранее обречен, совершивший его.вступает на длительный путь искупления.

Постепенно, в ходе борьбы безуспешность попыток демонических сил создать собственную вселенную стала уясняться ими самими; продолжая создавать отдельные миры и прилагая неимоверные уси­лия к упрочению их существования, они в то же время поставили перед собой и другую цель: завладеть мирами уже существующими или ныне творящимися Провиденциальными силами. Отнюдь не раз­рушение миров, а именно завладение ими – такова их цель, но разрушение миров – объективное следствие подобного завладения. Лишенные объединяющего принципа любви и сотворчества, цемен­тируемые лишь противоречивым принципом насилия, миры не могут существовать сколько-нибудь длительное время. Есть разрушающи­еся галактики. И когда астрономические наблюдения внегалактиче­ских туманностей охватят более длительный период, чем сейчас, процессы этих мировых катастроф приоткроются взору науки. Есть погибшие и погибающие планеты: Марс, Меркурий, Плутон – руины брамфатур; все монады Света были изгнаны из этих систем, подпав­ших демоническому господству, вслед за чем последовала заверша­ющая катастрофа, и демонические полчища оказались бесприютно мечущимися в мировом пространстве в поисках новых объектов втор­жения.

Но есть макробрамфатуры и целые галактики, вторгнуться в ко­торые силам восставшего не удалось. Внутри нашей галактики систе­мою, полностью освободившейся от демонических начал, является Орион – макробрамфатура необычайного могущества духовного света. Тот же, кто будет созерцать в рефлектор великую туманность Андромеды, увидит воочию другую галактику, не знавшую демони­ческих вторжений никогда. Это мир, с начала до конца восходящий по ступеням возрастающих блаженств. Среди миллионов галактик вселенной таких миров немало, но наша галактика, к сожалению, не входит в их число. Давно низвергнутые из макробрамфатуры вселен­ной, силы восставшего ведут в мирах нашей галактики безостановоч­ную, неустанную, миллионы форм приобретающую борьбу против сил света; ареной борьбы оказался и Шаданакар.

Он стал такою ареною еще в те отдаленные времена, когда в Энрофе земля представляла собой полурасплавленный шар, а другие слои Шаданакара, исчислявшиеся еще однозначными цифрами, только создавались великими иерархиями макробромфатур. Там не было закона взаимопожирания: там в мирах существ, которые теперь нам известны под общим именем ангелов, господствовал принцип любви и дружбы всех. Не было закона смерти: каждый переходил из слоя в слой путем материальной трансформы свободной от страдания и не исключавшей возможности возврата. В этих мирах, тогда обла­давших только тремя измерениями пространства и, следовательно, почти таких же плотных, как Энроф, не было, однако, закона возмез­дия: совершенные ошибки исправлялись с помощью высших сил. Проблески воспоминаний об этом, из сокровищниц глубинной памя­ти поднимавшиеся в сознание древних мудрецов, но сниженные и упрощенные их сознанием, привели к кристаллизации легенды об утраченном рае. В действительности, не рай, а прекрасная заря и не над земным Энрофом, тогда еще лишенным органической жизни, а над миром, который теперь называется Олирной, сияла тогда и сохра­нилась в памяти тех немногих человеческих монад, которые не явля­лись в Шаданакар позднее, как большинство, а начинали в нем свой путь во времена, более давние чем древность и не в Энрофе, а в ангельской Олирне. Это содружество праангелов можно назвать, в известном смысле, первым человечеством Шаданакара.

Великий демон, один из сподвижников Люцифера, вторгся в Ша­данакар с полчищами меньших. Имя его Гагтунгр. То была длитель­ная и упорная борьба; она увенчалась его частичной победой. Изгнать силы света из брамфатуры ему не удалось, но удалось создать не­сколько демонических слоев и превратить их в неприступные цита­дели. Ему удалось вмешаться в процесс возникновения и развития жизни в земном Энрофе и поставить на животном царстве свою печать. Планетарные законы, с помощью которых начинали созда­вать органическую жизнь в Энрофе силы света, неузнаваемо искази­лись. Ложно и кощунственно приписывались Божеству законы взаи­мопожирания, возмездия и смерти. "Бог есть Свет и нет в Нем ника­кой тьмы".

От Бога только спасение. От Него только радость. От Него только благодать. И если мировые законы поражают нас своей жестокостью, то это потому, что голос Бога возвышается в нашей душе против творчества Великого Мучителя. Взаимная борьба демонических мо­над, победа сильнейшего, а не того, кто более прав, и низвержение побежденного в пучину мук – этот закон люциферических сил ото­бразился на лице органического мира Энрофа, выразившись здесь в законе "борьбы за существование". Всякое страдание существа, вся­кая его боль и мука, дают излучение – и здесь, в Энрофе, и там, в мирах Посмертия. Всякое его чувство, всякое волнение его душевно­го естества не может не давать соответствующей ауры. Излучения злобы, ненависти, алчности, похоти животных и людей проникают в демонические слои, восполняя убыль жизненных сил у различных классов и групп его обитателей. Но этих эманации едва достаточно, чтобы они восполняли убыль сил именно у отдельных демонических сообществ. Зато излучение страдания и боли – оно называется гаввах – способно насыщать гигантские толпы демонов почти всех ви­дов и рангов. По существу, гаввах – их пища. Налагая свою лапу на законы Шаданакара, Гагтунгр искажал их так, чтобы породить и умножить страдание. Он делал их тягостными, жестокими, нестер­пимыми. Он воспрепятствовал водворению в Энрофе закона транс­формы; как равнодействующая обоих борющихся начал возникла смерть и стала законом. Он воспрепятствовал принципу всеобщей дружбы; как равнодействующая обеих сил, появилось взаимопожи­рание и стало законом жизни. И, наконец, демонические силы вме­шались в жизнь других слоев Шаданакара – тех, через которые пролегал путь существ, хоть раз воплотившихся в земном Энрофе: эти слои были обращены в миры возмездия, где царствуют мучители, впивая страдания страдальцев. Среди различных видов гавваха осо­бое значение имеет тот, который связан с истечением физической крови. Когда кровь людей и животных вытекает из организма, то в первые минуты этого процесса она выделяет жгучее излучение осо­бой силы. Поэтому некоторые классы демонов заинтересованы не столько в смерти живых существ Энрофа и не в загробном страдании их душ, сколько именно в кровопролитиях. Ни одно кровопролитие в истории не происходило и не происходит без неосознанного нами внушения этих потусторонних кровопийц. И кровавые жертвоприно­шения в некоторых древних культах были ужасны не только своей жестокостью, но и тем, что питали собою отнюдь, конечно, не богов, а именно этих демонов.

Для восполнения сил Света Планетарным Логосом – первой и величайшей монадой Шаданакара – был создан новый слой и поло­жено начало новому человечеству. Энроф был оставлен животному царству; новый же слой населился титанами, обликом напоминавши­ми нас, но огромными и великолепными. В мире, напоминавшем Энроф, только сумрачном, их светящиеся фигуры двигались на фоне сине-серого, свинцового неба, по склонам и выгибам пустынных гор, их совершенствуя. Человечество титанов исчислялось несколькими тысячами. Пола они были лишены, рождение новых не связывалось с союзом двух старших никак. Но Гагтунгр сумел вызвать их бунт против Промысла. Идея их заключалась в том, что они – семя и ядро нового мирового начала, третьего, противостоящего и Богу, и демо­нам. Они жаждали абсолютной свободы своих "я", но жестокость и злобу демонов ненавидели. Бунт завершился тем, что силы Гагтунгара, пользуясь законом возмездия, вовлекли души титанов в глубо­кие мучилища. Там длилась их пытка свыше миллиона лет, пока с помощью Провиденциальных сил, им не удалось вырваться из плена. Теперь большинство из них совершает свой путь среди человечества, выделяясь на общем фоне масштабом своей личности и особым сум­рачным, хотя отнюдь не темным ее колоритом. Их творчество отме­чено смутным воспоминанием богоборческого подвига, как бы опале­но древним огнем и поражает своей мощью. От демонических монад их дух отличен порывом к свету, презрением к низменному и жаждой Божественной любви[4].

В последние тысячелетия до Христа могущество Гагтунгра было так велико, что в потусторонних слоях многих метакультур челове­чества у возмездия был отнят его временный характер. Выход из страдалищ был для мучающихся наглухо закрыт, и у них отнята надежда.

Этот закон возмездия, железный закон нравственных причин и следствий – тех следствий, которые могут проявляться и в текущей жизни, но во всей полноте проявляются в посмертии и даже в следу­ющих воплощениях – можно назвать индийским термином кар­ма. Карма есть такая же равнодействующая двух противоположных воль, как закон смерти и закон борьбы за существование. Если бы демонические силы не встречали постоянных препятствий со стороны своих врагов, законы были бы еще тяжелее, потому что демоническая цель законов – порождать гаввах и парализовать проявления под­павших им душ света. У законов есть и другая сторона, это – их очищающее значение. Это остаток древнейших светлых празаконов миротворивших прекрасных иерархий; цель этих иерархий и всех светлых сил Шаданакара – смягчение и просветление законов; цель демонических – еще большее их утяжеление.

Замысел провидения – спасение всех жертв. Замысел Гагтунгра – превращение всех в жертвы.

Богочеловечество следующего мирового периода будет доброволь­ным единением всех в любви. Дьяволочеловечества – по-видимому, его не удастся избежать в конце текущего периода – будет абсолют­ной тиранией одного.

Космос есть поприще становящихся монад. Антикосмос – всемир­ный союз соперников и скопище ущербленных светлых монад, пле­ненных ими в мирах, над которыми господствуют демоны. У этих пленников отнят священнейший их атрибут – свобода выбора.

Несоизмеримостью своих масштабов с масштабами Люцифера вселенной Гагтунгр не смущен: он, как и все демонические монады, понимает свою малость лишь как стадию. Слепая вера в безграничное свое возрастание и победу неотъемлема от его "я". Так верит в свой грядущий макрогалактический триумф любая из этих монад, сколь бы миниатюрна она ни была в настоящее время и какое подчиненное место не занимала бы в иерархии восставших. Поэтому любая из них, и Гагтунгр в том числе, – тиран не только в идеале и не только в данный момент, но и на каждой стадии в той мере, в какой это позволяет власть, достигнутая на этой стадии. Тирания вызывает такое обильное выделение гавваха, как никакой другой принцип водительства. Впивание гавваха увеличивает запас демонической мощи. Если бы демон стал восполнять убыль своих сил за счет влива­ния других психических излучений – радости, любви, самоотверже­ния, религиозного благоговения, восторга, счастия – это переродило бы его естество, он перестал бы быть демоном. Но он не хочет именно этого. И тиранией, только тиранией может он обуздать центробеж­ные силы внутри подчинившихся ему демонических множеств. И потому же совершаются иногда в метаистории (а отраженно – ив истории) акты отпадения, обратного восстания отдельных демониче­ских монад против Гагтунгра. Подобные восстания поддержаны си­лами Света не могут быть, ибо любая из таких монад есть в потенции такой же планетарный демон; если бы она оказалась сильнее Гагтун­гра, она сделалась бы еще большим мучителем, чем он. Не надо, впрочем, забывать, что не столь уж редки случаи восстания отдель­ных демонических монад не против Гагтунгра как такового, а против демонического миропорядка вообще. Такие восстания – не что иное, как обращение демонических монад к свету, и ясно, что им оказыва­ется тогда всемерная помощь Провиденциальных сил.

При всей сатанинской мудрости мировых замыслов Гагтунгра, замыслы эти зыбки именно вследствие указанных причин, ибо шансы обуздать все демонические монады мира, и, в будущем, самого Лю­цифера, для планетарного демона исчезающе малы.