Глава V

О РАССУЖДЕНИИ (REASON) И НАУЧНОМ ЗНАНИИ (SCIENCE) Что такое рассуждение. Когда человек рассуждает, он лишь образует в умеитоговую сумму путем сложения частей или остаток путем вычитания одной суммыиз другой, или, что то же, если это делается при помощи слов, образует имяцелого из соединения имен всех частей или от имени целого и одной частиобразует имя другой части. И хотя в некоторых вещах (например, в числах)люди помимо сложения и вычитания называют еще другие действия, как умножениеи деление, но эти последние суть то же самое, что первые, ибо умножение естьлишь сложение равных вещей, а деление - лишь вычитание какой-нибудь вещи,повторенное столько раз, сколько мы можем. Эти операции свойственны нетолько числам, но и всякого рода вещам, которые могут быть сложены одна сдругой или вычтены одна из другой. Ибо если арифметика учит нас сложению ивычитанию чисел, то геометрия учит нас тем же операциям в отношении линий,фигур (объемных и плоских), 'углов, пропорций, времен, степени скорости,силы, мощности и т. п. Логики учат нас тому же самому в отношениипоследовательности слов, складывая вместе два имени, чтобы образоватьсуждение, и два суждения, чтобы образовать силлогизм, и много силлогизмов,чтобы составить доказательство. Из суммы же, или из заключения силлогизма,логики вычитают одно предложение, чтобы найти другое. Политики (writers ofpolitics) складывают вместе договоры, чтобы найти обязанности людей, азаконоведы складывают законы и факты, чтобы найти правильное и неправильноев действиях частных лиц. Одним словом, в отношении всякого предмета, вкотором имеют место сложение и вычитание, может быть также и рассуждение, атам, где первые не имеют места, совершенно нечего делать и рассуждению. Определение рассуждения. На основании всего этого мы можем определитьто, что подразумевается под словом рассуждение, когда включаем последнее вчисло способностей человеческого ума, ибо рассуждение в этом смысле есть нечто иное, как подсчитывание (т. е. складывание и вычитание) связей общихимен с целью отметить и обозначить наши мысли. Я говорю отметить их, когдамы считаем про себя, и обозначить, когда мы доказываем или сообщаем нашиподсчеты другим. Когда рассуждение бывает правильным. Подобно тому как в арифметикенеопытные люди должны, а сами профессора могут ошибаться, точно так и вдругого рода рассуждениях могут ошибаться и выводить неправильные заключениясамые способные, самые внимательные и опытные люди. Это не значит, чторассуждение само по себе всегда бывает правильным в такой же мере, в какойарифметика является точным и непогрешимым искусством, и рассуждение одногочеловека или какого угодно числа людей не дает уверенности в егоправильности, точно так же как не дает уверенности в правильностикакого-либо счета то обстоятельство, что его единодушно одобрило большоечисло людей. Вот почему при возникновении спора по поводу какого-либо мненияспорящие стороны должны добровольно согласиться между собой считатьправильным мнение какого-либо арбитра, или судьи, решению которого ониготовы подчиниться, если не хотят, чтобы спор довел их до свалки или в силуотсутствия правильного рассуждения, установленного природой, осталсянерешенным. Так же следует поступать во всяких спорах. А когда люди,считающие себя умнее других, крикливо требуют, чтобы судьей было правильноерассуждение как таковое, но при этом, однако, добиваются, чтобы правильнымсчиталось рассуждение не кого-то другого, а лишь их собственное, то это также неприемлемо (intolerable) в человеческом обществе, как в карточной игрепо вскрытии козыря использование людьми во что бы то ни стало в качествекозыря той масти, наибольшее количество которой находится в их руках. Ибоэти люди притязают не больше и не меньше как на то, чтобы каждая из ихстрастей, которая овладела ими в данную минуту, была принята за правильноерассуждение - и это в их собственных тяжбах. Претендуя на это, они тем самымобнаруживают отсутствие у них правильного рассуждения. Польза и цель рассуждения. Польза и цель рассуждения заключается не втом, чтобы найти сумму или истину одной или нескольких связей, лежащихдалеко от первых определений и установленных значений имен, а в том, чтобыначать с этих последних и двигаться вперед от одной связи к другой. Ибо неможет быть уверенности в правильности конечных заключений без уверенности вправильности всех тех утверждений и отрицаний, на которых они были основаныили из которых они были выведены. Точно так же, как глава семейства, которыйпри подсчете складывал бы в одну сумму суммы всех счетов расхода, непроверяя, насколько правильно составлен каждый счет тем, кто его представил,и не зная, за что он платит, был бы в этом случае не в лучшем положении, чемесли бы он принял весь счет оптом, доверяясь искусству и честностисоставителя счетов,- точно так же тот, кто, рассуждая о всех других вещах,принимает заключения, доверившись авторам, а не выводит их из первичныхданных каждого счета (каковыми являются значения имен, твердо установленныеопределениями), напрасно тратит свой труд: он ничего не знает, а лишь верит. Об ошибке и абсурде. Человек может размышлять и без помощи слов вотношении отдельных вещей, например, когда он при виде какой-либо вещипредполагает то, что, по всей вероятности, предшествовало ей или, по всейвероятности, последует за ней. Когда же этого не происходит, т. е. когда то,что, по его предположению, должно было последовать, не последовало или то,что, по его предположению, должно было предшествовать, не предшествовало, томы говорим о том, что человек ошибся. Такой ошибке подвержены самыеблагоразумные люди. Но когда мы, рассуждая словами, имеющими общее значение,приходим к общему ложному заключению, то, хотя в этом случае обычно говорятоб ошибке, на самом деле здесь имеет место абсурд, или бессмысленная речь.Ибо ошибка есть лишь обманчивое предположение, что что-либо было или будет,и, хотя предполагаемое фактически не имело места в прошлом или не произойдетв будущем, однако возможность того и другого не была исключена. Когда же мыделаем утверждение общего характера, то оно в случае его неправильности неможет быть представлено как возможность. А слова, при которых мы ничего невоспринимаем, кроме звука, суть то, что мы называем абсурдом, бессмыслицей,или нонсенсом. Вот почему, если кто-либо стал бы мне говорить о кругломчетырехугольнике, или об акциденциях хлеба в сыре, или о невещественнойсубстанции, или о свободном субъекте, о свободной воле или о какой бы то нибыло свободе, я не сказал бы, что он ошибается, а сказал бы, что его словане имеют смысла, т. е. что он говорит абсурд. Выше я сказал (в главе II), что человек превосходит всех остальныхживотных способностью исследовать при восприятии какой-либо вещи, каковыбудут ее последствия и какого эффекта он может достигнуть при ее помощи.Теперь я прибавлю, что другая степень того же превосходства состоит в том,что человек может при помощи слов свести найденные им связи к общимправилам, называемым теоремами, или афоризмами, т. е. что он умеетрассуждать или считать не только числа, но и все другие вещи, которые могутбыть сложены одна с другой или вычитаемы одна из другой. Однако это человеческое превосходство связано с противоположнойпривилегией, а именно привилегией абсурдов, которым не подвержено ни одноживое существо, кроме человека. А из людей более всего подвержены им те, ктозанимается философией. Очень верно Цицерон где-то сказал, что нет такогоабсурда, которого нельзя было бы найти в книгах философов. Причина этогоочевидна: ни один из них не начинает своих рассуждений с определений, илиобъяснений, тех имен, которыми они пользуются; этот метод применялся лишь вгеометрии, благодаря чему ее заключения стали бесспорными. Причины абсурдов. 1. Первую причину абсурдных заключений я приписываюотсутствию метода, тому, что философы не начинают своих рассуждений сопределений, т. е. с установления значения своих слов, как будто они моглибы составить счет, не зная точного значения числительных один, два и три. А так как все тела принимаются в расчет по различным соображениям (очем я уже говорил в предшествующей главе) и так как эти соображения различноназваны, то всякий абсурд возникает вследствие смешения или неподходящегообъединения имен в единое утверждение. И вот почему. 2. Вторую причину абсурдных утверждений я приписываю томуобстоятельству, что имена тел даются их акциденциям или имена акциденцийдаются телам, как это делают те, кто говорит, что вера влита или вдунута,между тем как ничто, кроме тела, не может быть влито или вдунуто вочто-нибудь; таковы также утверждения: "протяжение есть тело", "привидениясуть духи" и т. п. 3. Третью причину я приписываю тому обстоятельству, что именаакциденций тел, расположенных вне нас, даются акциденциям наших собственныхтел, как это делают те, кто говорит: "цвет находится в теле", "звукнаходится в воздухе" и т. п. 4. Четвертую причину я приписываю тому обстоятельству, что имена телдаются именам или речам, как это делают те, кто говорит: "существуютвсеобщие вещи", "живое существо есть род или всеобщая вещь" и т. п. 5. Пятую причину я приписываю тому обстоятельству, что имена акциденцийдаются именам и речам, как это делают те, кто говорит: "природа вещи есть еедефиниция", "повеление человека есть его воля" и т.п. 6. Шестую причину я вижу в использовании вместо точных слов метафор,троп и других риторических фигур. Хотя в обиходной речи позволительно,например, сказать "дорога идет или ведет сюда или отсюда", "пословицаговорит то или это" (хотя дорога не может ходить, а пословица - говорить),но, когда мы рассуждаем и ищем истину, такие речи недопустимы. 7. Седьмую причину я вижу в именах, ничего не означающих, нозаимствованных из схоластики и выученных наизусть, таких, какгипостатический, пресуществление, вечное-ныне и тому подобные бессмыслицысхоластов. Тот, кто умеет избегать таких вещей, нелегко впадает в абсурд, еслитолько это не случается в силу пространности какого-нибудь рассуждения,из-за чего можно забыть то, что было сказано раньше. Ибо все люди рассуждаютот природы одинаково и хорошо, когда у них хорошие принципы. В самом деле,кто же столь глуп, чтобы сделать ошибку в геометрии и еще настаивать на ней,когда другой обнаруживает ее. Научное знание. Отсюда очевидно, что способность к рассуждению не естьнечто врожденное, подобно ощущению и памяти, или же нечто приобретенноеодним лишь опытом, подобно благоразумию, а достигается прилежанием;во-первых - подходящим употреблением имен, во? вторых - усвоением хорошего иправильного метода, который состоит в продвижении вперед от элементов,каковыми являются имена, к суждениям, образованным путем соединения имен междусобой, и отсюда к силлогизмам, которые суть связи одного суждения с другим,пока мы доходим до знания всех связей имен, относящихся к интересующей настеме; именно это и называют люди научным знанием. Между тем как ощущение ипамять дают нам лишь знание факта, являющегося вещью прошлой и непреложной,наука есть знание связей и зависимостей фактов. Благодаря такому знанию,исходя из того, что мы можем сделать в данный момент, мы знаем, как сделатьчто-нибудь отличное от этого или сходное с этим в иное время, если таковобудет наше желание. Потому что когда мы видим, по каким причинам и какимобразом что-либо совершается, то, если подобные причины попадают в сферунашего воздействия, мы знаем уже, как их можно заставить произвести подобныеже следствия. Дети поэтому вовсе не одарены способностью к рассуждению до тех пор,пока они не получили способности речи; тем не менее они называются разумнымисозданиями в силу очевидной возможности обладать способностью к рассуждениюв будущем. А что касается большинства людей, то хотя они и обладаютнекоторой способностью к рассуждению, например до известной степени присчете, однако они обладают ею в такой малой степени, что она приносит иммало пользы в повседневной жизни. И если в повседневной жизни одни лучше,другие хуже справляются со своими делами, то это зависит от различия ихопыта, быстроты памяти, различного направления их склонностей, а особенно отудачи и неудачи и ошибок одних в отношении других. Когда же речь идет онауке или об определенных правилах действий, то эти люди настолько далеки отних, что не знают, что это такое. Геометрию они принимают за колдовство. Ачто касается других наук, то те, кто не обучался их основам и не достигнекоторого успеха так, чтобы видеть, как эти науки получились и как онивозникли, подобны в этом отношении детям, которые, не имея представления орождении, верят рассказам бабушек, что их братья и сестры не родились, абыли найдены в огороде. Тем не менее те, кто не обладает никаким научным знанием, находятся влучшем и более достойном положении со своим природным благоразумием, чемлюди, которые вследствие собственного неправильного рассуждения или доверияк тем, кто неправильно рассуждает, приходят к неправильным и абсурдным общимправилам. Ибо незнание причин и правил не так отделяет людей от достиженияих целей, как приверженность к ложным правилам и принятие ими причины того,к чему они стремятся, того, что является причиной не этого, а скорее чего-топротивоположного. Заключаем. Свет человеческого ума - это вразумительные слова, однакопредварительно очищенные от всякой двусмысленности точными определениями.Рассуждение есть шаг, рост знания - путь, а благоденствие человеческого рода- цель. Метафоры же и бессмысленные и двусмысленные слова, напротив, сутьчто-то вроде ignes fatui, и рассуждать с их помощью - значит бродить средибесчисленных нелепостей. Результат, к которому они приводят, естьразногласие и возмущение или презрение. Благоразумие и мудрость, их различие. Если богатый опыт естьблагоразумие, то богатство знания есть мудрость. Ибо хотя мы обычнообозначаем именем "мудрость" и то и другое, однако римляне видели различиемежду prudentia и sapientia, приписывая первое свойство опыту, а второе -знанию. Чтобы сделать более ясной разницу между этими свойствами, приведемследующий пример. Предположим, что один человек обладает природнойспособностью и ловкостью в применении своего оружия, а другой сверх этойловкости приобрел знание того, как он может ранить противника или бытьраненным им при всяком возможном положении и способе защиты. Способностьпервого будет относиться к способности второго, как благоразумие к мудрости:обе эти способности полезны, но вторая - непогрешима. Тот же, кто,доверившись лишь авторитету книг, слепо следует за слепым, подобен человеку,доверившемуся ложным правилам учителя фехтования: он самонадеянноотваживается выступать против врага, который либо убьет, либо посрамит его. Признаки научного знания. Некоторые из признаков научного знаниядостоверны и безошибочны, другие недостоверны. Достоверны, когда тот, ктопретендует на обладание знанием какой-либо вещи, сам способен учить этому,т. е. вразумительно доказать другому правильность своего притязания.Недостоверны, когда лишь некоторые частные явления соответствуют егопретензии и вследствие многих случайностей оказываются такими, какими, поего утверждению, они должны быть. Признаки благоразумия все недостоверны,ибо невозможно замечать путем опыта и запоминать все обстоятельства, которыемогут изменить успех. Но признаком безрассудства, презрительно называемогопедантизмом, является то, что человек, не имеющий в каком-либо делебезошибочного знания, необходимого для успеха в этом деле, отказывается отсобственной природной способности суждения и руководствуется общимисентенциями, вычитанными у писателей и подтвержденными многочисленнымиисключениями. И даже среди тех людей, которые на совещаниях погосударственным вопросам любят показать свою начитанность в политике иистории, весьма немногие делают это в своих домашних делах, гдезатрагиваются их частные интересы, ибо они достаточно благоразумны вотношении своих частных дел. В общественных же делах они больше озабоченырепутацией собственного остроумия, чем успехом дела.