Глава 17. Суд

Азкабан
2 января 2001, 22:15

Сначала было только чёрное небытие и безмятежная, на первый взгляд бесконечная пустота. Но потом в этом вечном мгновении откуда ни возьмись появилась мысль:

«Я до сих пор существую?»

И с этой мыслью беспроглядная темнота едва различимо изменилась. Она больше не охватывала всю его сущность, не затмевала чувства и мысли. Завеса, заслонявшая душу от тела, истончилась и стала прозрачной, теперь он мог посмотреть сквозь неё и медленно вспомнить. Прояснившийся рассудок взял верх и начал разбираться с самыми важными воспоминаниями.

Пока он вспоминал, кто он такой, его поразило шокирующее открытие: он чувствовал отчётливые отголоски собственного сердцебиения в висках. А причиной зверского холода, от которого его знобило, оказался морозный воздух, овевающий обнажённую кожу.

«Я до сих пор жив?»

Опаляющую изнутри кислоту сменил потрясающий холодный воздух. Он без труда проникал в лёгкие и дарил телу невероятное облегчение. Обострённые чувства распознали грубую, прохудалую подстилку под спиной. Она совсем не защищала его измученное тело от ледяного пола. Дрожь становилась всё сильнее. Здесь было невыносимо холодно. Он не знал, долго ли пролежал тут, но этого времени хватило, чтобы у него занемели ноги. Когда он попытался пошевелить ими, оказалось, что все его конечности закованы в стальные кандалы. Теперь он понимал, что в его незрячести виновата не беспроглядная темнота комнаты и не его возможная — как он на секунду испугался — слепота, а скорее всего повязка на глазах.

И его положению было лишь одно объяснение — он пленник.

Он задёргал руками в надежде освободить их, но очень скоро понял тщетность своей попытки и безвольно опустил их на холодный каменный пол. Выровняв сбившееся было дыхание, он распробовал воздух, который осел на нёбе привкусом ржавчины и гнили.

Ему ничего не оставалось, кроме как лежать и ждать, когда о нём вспомнят. Но уже скоро он не смог отвлекать себя от невыносимого холода и от такого же невыносимого воспоминания о безумной боли. Всё это время она настойчиво маячила на краю сознания. Если бы он не противился ей — она с лёгкостью затмила бы всё… всё, кроме давящего воспоминания, которое снова и снова появлялось перед глазами.

«Зелёные глаза растерянно впиваются в мои, ко мне тянется тёплая рука и почти касается, когда ядовито-зелёный луч разлучает нас, навсегда закрывает эти лучистые глаза».

Его снова пронзило эхо нестерпимой боли, перехватило горло.

Гарри… его мальчик… его возлюбленный … его не стало. Единственный человек, который понимал его и принимал со всеми недостатками, потому что любил.

Любовь… нежное, хрупкое, но такое пугающе-сильное чувство, она заставляет людей жертвовать всем во имя неё, всем… даже собственной жизнью…

Раньше он считал её ненужной, неестественной. Он не понимал её — он ничего не понимал. Его изуродованная душа так и не дала ему увидеть, как сильно он любил Гарри. Он был слепым глупцом; только глупец не смог бы понять, почему он так счастлив рядом с мальчишкой, который отобрал у него всё. В то время он не ещё не осознал, что именно Гарри дал ему это всё.

Он тоже любил его…

Но так и не сказал…

И никогда уже не скажет из-за глупого тщеславия и поразительной близорукости.

— Гарри… — мягко позвал он, с ужасающей отчетливостью понимая, что ему никто не ответит.

Даже с разорванной душой он никогда раньше не чувствовал себя настолько опустошённым…

А потом он услышал шаги. Быстрое, ритмичное цоканье каблуков о холодный камень становилось всё громче и громче, пока вдруг не остановилось.

— Откройте дверь, — велел приглушённый, приторно сладкий женский голос. Тело Волдеморта одеревенело, ненависть тут же затмила все остальные чувства. В груди, подобно змее, готовой к нападению, сворачивалось неистовое отвращение.

Долорес Амбридж.

Он с трудом заставил себя расслабиться, когда отворилась дверь и она вошла в камеру.

Не одна. Он услышал другие, почти бесшумные — по сравнению с её — шаги.

— Давайте-ка посмотрим, пришёл ли он в себя, — прощебетала Амбридж своему спутнику.

— Crucio!

Пронзительная боль застала его врасплох. Тело содрогнулось, потом выгнулось дугой и начало корчиться в неудержимых судорогах. Лишь благодаря недавней ослепительной боли он сдержался от криков. Но Волдеморт знал: ему не продержаться долго, мучительный огонь и тысячи раскалённых ножей, пронзающих каждый нерв, рано или поздно ломали любое сопротивление. В пыточном проклятии именно это и было потрясающе — чем дольше его удерживали, тем больше боли оно причиняло. Никто не в силах был противиться этой пытке, она разгоралась внутри как взбешённый дракон, и он уже потерял связность мыслей и не удержал первого болезненного вскрика.

— Достаточно! — отрезал глубокий мелодичный голос, и проклятие тут же пало. — Мне кажется, мы уже убедились в том, что он пришёл в себя, верно… Долорес? Больше того, вы, как Министр Магии, должны дважды подумать перед тем, как использовать Непростительные. Особенно если хотите продержаться на своей должности чуть дольше.

От этого хорошо знакомого голоса каждая подрагивающая мышца Волдеморта застыла.

Хотя он не мог сказать, что удивился, дыхание его всё равно сбилось: стало быстрее и глубже, а по телу волной прошёл страх. Тёмный Лорд прекрасно знал, как сильно этот вампир жаждет его крови. Он почти чувствовал это желание, протравляющее воздух.

Зачем его привели в себя? Неужели таково наказание за его преступления — снова и снова вставать лицом к лицу с величайшим своим страхом?

Он стиснул зубы и судорожно втянул в себя воздух.

— Боюсь, я вынуждена с вами не согласиться, — вмешался в его размышления голос Амбридж, полный кичливого превосходства. — Он заслуживает именно такого обращения.

Негура промолчал.

— Завтра после суда я ухожу в отставку, — сменил он тему. — Здесь я со всем разобрался.

Волдеморт ещё сильнее стиснул зубы.

Завтра после суда — суда над ним — Негура начнёт стирать воспоминания о себе, а потом и магическая Британия окажется под ударом. Всё, о чём так пёкся Салазар Слизерин — чистота крови, процветание магического мира — сотрут с лица земли вместе с его последним потомком. Понимание того, что он не смог спасти никого — даже себя — разожгло теплившуюся ярость и помогло обуздать страх.

— Как пожелаете, — пожала плечами Амбридж, но по голосу её стало понятно: она просто счастлива, что никто не посягнёт на её мнимую славу.

Губы Волдеморта дрогнули. Она не понимала, что станет первой жертвой. Он даже жалел, что не увидит, как Негура шепнёт ей: «Простите, Долорес, но я всегда хотел вас убить».

Снова зацокали каблуки, а потом остановились где-то рядом с его головой.

Амбридж, судя по всему, набиралась смелости, чтобы заговорить с ним. К его удовольствию, так и не нашла. Она до сих пор боялась его, даже такого: обнажённого, со связанными руками. Этот страх сжирал её изнутри…

— Расскажите ему о его наказании, — обратилась она к Негуре. — Вкратце. Уверена, вы уже знаете, что его ждёт. Когда закончите, придёте ко мне в кабинет. Я должна сделать публичное объявление.

Амбридж зашагала к двери, потом снова остановилась.

— Если он назовёт имена или места, доложите мне.

И с этими словами она ушла, оставляя его наедине с вампиром. Как свинью на убой.

Негура, видимо, подумал о том же. Его плотоядный взгляд был почти осязаем.

Волдеморт звучно сглотнул: клейкая слюна с трудом протолкнулась в пересохшее горло. Он был беспомощен перед своим страхом, он не был готов ко встрече с ним, но с его чувствами творилось что-то странное: он принимал его, принимал свой страх. И пусть Тёмный Лорд не мог управлять им, но и страх не управлял им. Казалось, некая странная безмятежность стала его частью, даровала внутреннюю силу, которой прежде не было.

Но когда вампир опустился рядом с ним на колени и ласково прикоснулся к лицу, он задрожал, к горлу подступила тошнота.

Странно, но после этого жеста, полного фальшивой любви, не последовало зверского нападения. Наоборот, его промёрзшее тело укрыли одеялом, а с глаз сняли повязку.

— Так лучше? — спросил этот подонок с притворным выражением добродушия на лице.

Волдеморт даже не посмотрел на него, упрямо не сводя взгляда с потолка. Он не собирался подыгрывать.

— Я спас тебя, Волдеморт.

И на этом испарилось его решение не обращать на вампира внимание. Правда, он тут же пожалел о своей несдержанности: его мимолётный удивлённый взгляд пришёлся этой твари по нраву.

— Я не лгу. Я действительно тебя спас. Если бы не я — ты был бы уже мёртв. Убитый собственным раскаянием — жалкий конец для столь могущественного тёмного лорда, верно? Но тебе повезло, я немного разбираюсь в магии души и поэтому смог помочь тебе.

Волдеморт продолжал молчать. Они оба оказались правы: Гарри и даже старый безумец Дамблдор: бывают вещи страшнее смерти. Теперь он понимал: превратиться в вечного раба Негуры — хуже, чем умереть.

Почти так же ужасно, как влачить существование без Гарри…

Он вздрогнул от этой мысли.

— Я знаю, что Поттер спасал тебя пару раз. Поэтому ты так глупо в него влюбился? — мягко продолжал Негура. Упрямое молчание в ответ ему не мешало. — Скажи мне, теперь, когда я тоже спас тебя, ты сможешь меня полюбить?

Это был сильный удар. Негура насмехался над ним. Он с удовольствием бередил до сих пор кровоточащую рану и наслаждался этим. Тело Тёмного Лорда содрогнулось, как будто от физической боли, которая ледяным ядом собралась за зубами и уже готова была вылиться в жгучий ответ.

— Забудь об этом мёртвом мальчишке, Волдеморт. В конце концов, это был твой выбор — ты сам дал ему умереть, а тебе пора двигаться дальше. Ты ведь до сих пор хочешь жить вечно? Я здесь, чтобы предложить тебе эту удивительную возможность. Ты не умрёшь завтра после суда. Ты не повторишь судьбу Поттера.

Негура наклонился ближе, его ледяные глаза впились в алые. Они были так не похожи на глаза Гарри, он не мог смотреть в них… не мог выносить этих слов…

— Забудь о нём и смотри в будущее, где ты будешь править миром вместе со мной. Я сделаю тебя счастливым — уверен, что сделаю. Просто ответь «да», и об остальном я позабочусь сам. Я сохраню твою магию… сфальсифицировать смерть, после того как ты примешь мою сторону, будет несложно. Уже завтра ты получишь свободу; у тебя будет всё, чего бы ты ни пожелал…

Ненависть Волдеморта достигла своего апогея и теперь почти душила его. Длинное тело затряслось от бешенства.

— Я же знаю: на самом деле ты хочешь принять меня. Не нужно сомневаться… В глубине души ты знаешь, как глупо отказываться от всего ради Поттера, который всегда хотел одолеть тебя. На самом деле ты не хочешь умирать, Волдеморт…

Клейкая слюна ударила в гладко выбритую щёку Лидера и медленно соскользнула вниз по челюсти, оставляя мокрый след.

Это было наихудшее оскорбление из всех возможных. Чистокровные маги никогда и никому, даже в случае глубочайшего презрения, не плевали в лицо: они считали эту низкую маггловскую привычку недостойной их. Но изумлённое лицо Негуры стоило этого позора.

— Мразь, Гарри был… всем для меня! — холодно прошипел Волдеморт, выплёвывая слова. — А теперь убей меня, чтобы я мог уничтожить тебя! Можешь быть уверен — я найду твоё слабое место! Дай мне шанс, и жизнью клянусь: я раздавлю тебя!

С губ вампира сорвался яростный крик; он утратил контроль над магией, которая наделяла его человеческой внешностью: кожа начала утрачивать здоровый цвет и стала белой с зеленоватым отливом, а клыки удлинились и стали острыми.

— Я был безгранично терпелив! — прорычал он, его когти оцарапали бледное лицо. — Я был учтив… я спас тебя… помог тебе… даже приготовил для тебя подарок… И вот как ты отплатил мне! Оскорблениями и ненавистью! Это я получил в ответ на свои надежды … что ты, возможно, просто слишком горд, чтобы признать, что ты… может… хочешь быть… со мной…

Негура опустил голову, словно признавая поражение, но его плечи почти перестали подрагивать. Когда он вздёрнул подбородок, ярость сменилась ледяным отчуждением.

— Но всё это с самого начала было ложью. Я ошибся, когда счёл тебя своей ровней… своим будущим спутником. Я ошибся, когда после трёхсот с половиной лет продолжал надеяться, что однажды найду человека, который по-настоящему будет на моей стороне… Я давно должен был понять, что ты недостоин меня…

С каждым словом голос вампира становился всё холодней.

— Делай, как знаешь, Волдеморт. Но я тоже могу быть жестоким. Настолько жестоким, что ты себе даже не представляешь. Пришло время тебе на собственной шкуре распробовать мою бесчеловечность. Завтра ты умрёшь… и клянусь, ты умоешься кровавыми слезами!

С этими словами он забрал одеяло и вышел.

Холод вновь сковал длинное тело, пробираясь к самому нутру, но Волдеморту было плевать.

Негура ошибался. Он не сможет сделать ему ещё больнее.

Хогсмид
2 января 2001, 18:35

— Идёмте со мной.

Казалось, этот голос пробился откуда-то издалека и дважды эхом прогремел в голове, прежде чем Рон пришёл в себя. Он понял, что неподвижно стоит на месте и качает головой, по-прежнему крепко удерживая в руках всхлипывающую Гермиону. Его горло пересохло, а лицо намокло от слёз. Он вытер их рукавом и мягко подтолкнул Гермиону, чтобы они тронулись следом за суровым аврором, имени которого Рон не помнил.

Они подошли к длинной скамье у разломленной стены, где уже ютились их друзья, и сели рядом с Луной и Невиллом.

— Интересно, нас отправят в тюрьму? — пробормотал себе под нос Ли. Он сидел чуть дальше от них по правую руку. — Вы только посмотрите на Кингсли и МакГонагалл. Смотрите, как они спорят с аврорами. Ещё чуть-чуть и они снова вскинут палочки.

Рон мельком посмотрел на директрису, а потом перевёл взгляд на двух волшебников, которые уводили закованного в кандалы Долохова. Вампиры совершенно свободно бродили по трактиру.

— И почему мне всё здесь кажется неправильным? — выдавил он сквозь крепко стиснутые зубы и смахнул слезу, сорвавшуюся с уголка глаза. — Если бы Гарри был здесь, он бы… — у него перехватило горло, когда Гермиона снова отчаянно всхлипнула. Рон притянул её ближе и нежно поцеловал в волосы — только так он мог утешить её сейчас. Он и сам не знал, как пережить смерть лучшего друга.

— Как бы я хотел… — начал Рон и помотал головой. Голос вновь его предал.

Чуть погодя он открыл глаза и заметил, что Луна с любопытством его рассматривает. Честно говоря, ему было плохо и без её полоумных взглядов.

Он уже повернулся к ней, готовый огрызнуться, но она заговорила первой. Как всегда мечтательно, но отчего-то растерянно.

— Почему ты плачешь?

— Поч-почему я плачу?! — возмущённо вскричал Рон, брызжа слюной. — Ты не поняла, что произошло? Или тебе всё равно? Всё равно, что Гарри… что Гарри у-умер?

На её лице проступило удивление, и она быстро осмотрелась по сторонам, на лица тех, кто повернулись, чтобы понять, что так разозлило Рона.

— Но ведь Гарри жив, — с поразительной уверенностью ответила Луна, и он скрючился пополам. А разогнувшись, заметил, что не его одного подкосили её слова.

Луну, казалось, их реакция совсем не тревожила, и сейчас она с интересом рассматривала что-то на потолке. Рон обменялся с Ли непонимающими взглядами и пожал плечами. Он всегда знал, что Лавгуд немного с приветом.

— Луна, сейчас не время для твоих глупостей, — обречённо покачал головой Ли.

— Я не глупости говорю, — обиженно отрезала она и перевела большие глаза с потолка на Кингсли, который разговаривал с Невиллом.

— Почему… — Гермиона шмыгнула носом в объятиях Рона. — Почему ты думаешь, что он жив? — спросила она ослабшим голосом.

Луна пару раз по-совиному моргнула, а потом повернулась к ней, и Рон неосознанно сильнее сжал дрожащие плечи своей девушки.

— Вы не знаете? — удивилась Лавгуд. — Разве вы не видели, что произошло?

Терпение Рона лопнуло. Он хотел получить ответы, и прямо сейчас.

— И что же, по-твоему, произошло, Луна? Потому что мы все видели, как по Гарри ударило убивающие проклятие!

К его удивлению, она кивнула, медленно встала и, замявшись на мгновение, снова заговорила мечтательным голосом.

— Аа, конечно… следуйте за мной. Я покажу вам.

Поначалу за ней никто не пошёл, но Луна не собиралась ждать и сразу же направилась туда, где упал Гарри. Когда Гермиона высвободилась из объятий Рона, он тоже неохотно встал. Через несколько секунд за ним последовали все, кто сидели на скамье.

— Здесь, — прошептала Луна и опустилась на колени прямо на грязный, усыпанный обломками пол. Она схватила золотой медальон и подняла его, чтобы каждый мог рассмотреть его треснувшую чёрную поверхность, окроплённую кровью.

— Убивающее проклятие попало не в Гарри, — с непоколебимой уверенностью добавила Луна и опустила медальон на дрожащую ладонь Гермионы.

— Он висел на шее Сами-Знаете-Кого. И я видела, как проклятие ударило по нему.

На секунду повисла ошеломлённая тишина.

— Но… но… но это же медальон Слизерина… как, чёрт побери, Сами-Знаете-Кто вернул его себе… и… что важнее, мы видели, как Гарри упал! — бессвязно бормотал Рон. — Он… он не двигался!

— Его защитные чары пробили, — выдавила Гермиона и прикрыла рот ладонью. — В ту же секунду по нему ударило несколько ошеломляющих заклинаний. Поэтому он… не смог пошевелиться.

— П… п… ПОГОДИТЕ-КА! — задохнулся Ли. — Разве это не значит, что Гарри теоретически может…

— Именно поэтому он его забрал, правильно? — перебила его Гермиона. Она заметно воспрянула духом. — Негура. Вот почему он забрал Гарри в Министерство, ни с кем не обсудив своего решения. Он знал, что Гарри жив! Он ведь вампир, он слышал его сердцебиение!

— Рон! — Гермиона повернулась к своему парню, её глаза лучились надеждой. — Если он жив… если есть хоть один шанс, что он выжил — мы ДОЛЖНЫ пойти туда! Мы должны спасти его!

— Твою мать… Ты на самом деле думаешь, что… Святой Мерлин… — сбивчиво пробормотал Рон, а потом повернулся к Луне.

— Почему ты сразу нам не сказала?! — накинулся он не неё.

В больших немигающих глазах не мелькнуло ни тени смятения на его неожиданный всплеск эмоций.

— Вы не спрашивали, — мягко ответила Луна.

И снова между ними повисла потрясённая тишина, пока её не нарушил строгий голос профессора МакГонагалл.

— Что здесь происходит?!

— Профессор! — закричала Гермиона. — Мы можем надеяться, что Гарри жив!

Все замерли.

Смолкли даже авроры, которые отправляли пленённых Пожирателей Смерти в Азкабан.

— О чём ты говоришь? — глубокий голос Кингсли грянул громом в этой тишине.

— Гарри жив?! Ничего себе! Просто потрясающе! — закричал воодушевлённый Невилл. — Но… откуда вы это знаете?

— Луна сказала, — решительно ответила Гермиона.

В комнате тут же восторжествовал скептицизм. Авроры горько улыбнулись и обменялись взглядами, которые ясно говорили, что они думают о словах спятившей девчонки.

— И у нас есть доказательства, — куда громче добавила Гермиона и подняла медальон над головой.

— Хочешь сказать, проклятие ударило по нему? Если это так, с Гарри должно было быть всё в порядке!

— Возможно, — признал Кингсли секунду погодя. — Это неплохая версия. Его нужно было сразу же осмотреть. Но когда Сами-Знаете-Кто… гхм, когда Волдеморт впал в тот припадок … никто не осмелился подойти к Гарри и проверить.

— И? — с мольбой спросила Гермиона.

— Что «и»? — отрезал высокий белокурый аврор, который появился рядом с ними. — Если Поттер выжил — сейчас он в безопасности в Министерстве…

— Что?! — выплюнул Рон, отчаяние снова переполнило его. — В безопасности… в Министерстве? Вы же не серьёзно! Если до вас на самом деле не доходит, давайте я расскажу вам побольше об этом месте! Если бы вчера во время переворота нас с Гермионой не спас Сами-Знаете-Кто — мы бы погибли. Погибли, понимаете? Как вы можете говорить, что там Гарри в безопасности — находиться там небезопасно никому! Там умирают люди, а вы ничего не делаете, потому что Амбридж говорит, что всё в порядке! Да что вы за авроры такие, если вместо вас людей спасает тёмный лорд!

Рон обвёл взглядом дюжины лиц, что смотрели на него в полной тишине.

— И не смейте говорить мне, что все мои слова — чушь! Я уверен, все вы знаете, что происходит, но никто из вас даже пальцем не пошевелит! Лучше так, чем потерять работу, лучше так, чем сесть в тюрьму или умереть, да? И вы, правда, гордитесь собой? Или вы на самом деле поверили чудотворно очнувшемуся Негуре? Что Волдеморт разучился использовать убивающее проклятие? Что даже Гарри не может выжить дважды? Ха… смех, да и только! Вам самим-то не смешно?! Сами-Знаете-Кто убил сотни людей! А Негура не умер, потому что он чёртов вампир! Именно он в ответе за всё, что сейчас творится в стране! И это он убьёт Гарри, потому что Гарри стал известен его секрет и он пытался всех нас спасти! Неужели мы будем сидеть сложа руки?!

Когда Рон закончил, все смотрели на него, затаив дыхание. Он чувствовал их пристальные взгляды, но видел лишь полные обожания глаза Гермионы и её раскрасневшиеся от восхищения щёки.

А потом к нему подошёл Невилл и обнял за плечи.

— Великолепная речь, Рон. Гарри не сказал бы лучше. А теперь давайте прикончим Негуру.

— Не хотелось бы нарушать момент вашего ликования, мальчики, — раздался спокойный женский голос из небольшой группы авроров, стоявших в стороне. — Но вампиры не могут пользоваться нашей магией, значит Лидер — не вампир. Боюсь…

— Они могут пользоваться магией, — решительно перебила её Гермиона. — Если у них есть хоркрукс с частичкой души.

— Вампир с хоркруксом? Да ты над нами издеваешься? — усмехнулся другой аврор.

— Если мы никогда о таком не слышали, это вовсе не означает, что такое невозможно, — разнёсся по комнате глубокий голос Кингсли.

— И вы хотите, чтобы мы поверили вам… на слово? — снова спросила женщина.

— Нет, вы можете и дальше делать вид, что всё в порядке и что вы не замечаете, как вокруг вас гибнут люди, — холодно ответила Гермиона, и аврор вздрогнула и переступила с ноги на ногу. — И не замечаете, что за прошедшие две недели Негура убил больше людей, чем Волдеморт за сорок лет своей тирании!

Очень долго в комнате висела звенящая тишина, но никто не сдвинулся с места, и это можно было расценивать как ответ.

Кингсли повернулся к Рону, Невиллу и Гермионе.

— Волдеморт смог прорваться в Министерство благодаря армии инфери, но у нас нет таких сил. Вампиры во много раз превосходят нас численно.

— А что с ними, — Рон кивнул на пленённых Пожирателей Смерти. — Держу пари, они оказались здесь, потому что хотели спасти своего хозяина так же, как и мы Гарри. Раз уж у нас одна цель, мы могли бы переступить через себя и…

Реакция авроров оказалась весьма предсказуемой. Некоторые рассмеялись, потом закричали «Да ты с ума сошёл?», другие просто обескураженно качали головами.

— А что, если я хочу помочь?!

Юный Пожиратель Смерти выступил вперёд, невзирая на скованные кандалами лодыжки.

— Малфой? — задохнулся от удивления Рон.

— Всё, что они сказали — правда, — громко произнёс Драко и нервно облизнул губы. — Я хочу сражаться. И никто здесь не ненавидит Негуру сильнее, чем я: этот подонок убил отца на моих глазах. Если хотите, я могу поклясться под Веритасерумом. Если мы ничего сейчас не сделаем — то все умрём!

— Ничего себе… он кажется таким искренним, — присвистнул Невилл, удивлённо качая головой. Рон и Гермиона обменялись красноречивыми взглядами. — Ну что, вступим в этот неожиданный для всех нас союз? Кто что думает? Мне кажется, мысль просто потрясающая! Тогда давайте составим какой-нибудь план?

Все трое посмотрели на авроров и старших членов Ордена, которые уже что-то обсуждали. Но Рону отчего-то казалось, что всё не может быть так просто.

Азкабан
3 января 2001, 6:12

Они пришли за ним рано утром. Одели в простенькую серую тряпицу и снова завязали глаза. Ему не сказали ни слова, даже когда жёстко завели руки за спину и застегнули кандалы на запястьях, а потом и на лодыжках. Цепь сократила его обычно размашистый шаг почти вчетверо, и он чуть не упал, когда его толкнули в спину. И хотя он смог восстановить равновесие, тело казалось чужим и непослушным. Они обращались с ним как с бездушной куклой, и очень скоро он и в самом деле начал ощущать себя таким.

Казалось, всё это происходит не с ним. Словно всё это сон, ночной кошмар, и он вот-вот проснётся. Словно он сейчас в чужом теле и смотрит на мир глазами жертвы.

Они вывели его из тюремной камеры и повели вниз, в подземелья Азкабана. Оказавшись на месте, авроры впихнули его в большой камин. Он понял это, когда жёсткие угольки оцарапали тонкую кожу его обнажённых ступней. Взметнулось зелёное пламя, и его понесло в Министерство.

Зелёное пламя… паника… он чувствовал, как ему становится дурно…

Но всё закончилось быстро, уже через секунду-другую его передали в руки других охранников, которые отвели его в другую камеру. Тут ему предстояло ждать под неусыпным надзором своих надзирателей.

Его поставили у стены на хороших полчаса, сесть или хотя бы пошевелиться ему было запрещено. Ему не дали ни поесть, ни попить — всем было наплевать, что у него тоже были потребности. Однако их полная отстранённость вовсе не значила, что они не смотрели на него — смотрели. Он чувствовал их ледяные взгляды, ощущал их мстительные желания… желания замучить его до смерти…

Гарри …

Как бы он хотел, чтобы его мальчик был здесь, с ним. Даже если он ничем не смог бы помочь. Одно лишь его тёплое присутствие облегчило бы его страдания…

Но он сам виноват в том, что Гарри здесь не было…

Он облизнул пересохшие губы и силой прогнал эти мысли. Сейчас не время для самобичевания. Единственное, что они не могли отобрать у него силой — достоинство. Именно поэтому он не жаловался на пересохшую глотку и тошнотворный ком в желудке, а воспринимал их как напоминание о том, что он до сих пор жив.

К счастью или нет, но уже через пару минут в камеру вошли трое новых охранников и объявили, что время пришло. Это могло значить только одно — они пришли, чтобы отвести его в зал суда. Но никто ему этого не сказал, они вообще не разговаривали с ним, если не считать отрывистых приказов остановиться или идти дальше. Как будто он смог бы не повиноваться. С кандалами-то на ногах.

Они со скоростью улитки двигались по бесконечному казалось пути, но чем дольше они шли, тем сильнее он боялся. С каждым шагом, подводящим его к смерти, ощущение, будто всё это происходит не с ним, исчезало.

Когда ему приказали остановиться, сердце уже как обезумевшее металось в груди.

Они пришли.

Он стоял перед входом в зал суда. Тут заканчивался его путь. Страх достиг своего апогея, и он судорожно, до боли глубоко вдохнул, словно неосознанно желал до краёв наполнить лёгкие. Пока ещё мог. Пальцы начали подрагивать, и ему пришлось сжать их в кулаки, чтобы скрыть дрожь.

Кто-то сдёрнул повязку с его глаз. От взгляда на огромную, грязную, тёмную комнату он ещё раз быстро и жадно вдохнул холодный воздух.

Огромным усилием воли он сохранил самообладание.

Ему пришлось напомнить себе, что он сам сделал выбор. Умереть было намного лучше, чем навечно превратиться в раба Негуры. Но от этих мыслей ему не стало легче. Как бы хотел он не бояться — невзирая ни на что, он не должен был показывать свой страх, граничащий с ужасом.

С очередным дрожащим вздохом он смотрел, как медленно отворяется огромная дверь.

В лицо ударил слепящий свет. Но он смог рассмотреть сотни тёмных силуэтов, восседающих на высоких скамьях по обе стороны комнаты. Они поднимались от пола до самого потолка.

В мёртвой тишине его заставили войти. Он слышал, как зашуршали мантии волшебников, когда они привстали со своих мест, чтобы лучше его рассмотреть, как с невероятной скоростью заскрипели по пергаменту два пера и как позвякивала цепь кандалов между его лодыжками.

Его лицо не выражало ничего: все свои чувства он спрятал за равнодушием. Глаза привыкли к освещению, и он начал узнавать лица. Впрочем, ему было всё равно. Какая разница, кто пришёл на его суд? Они все тоже сегодня умрут, правда, им повезло — они этого пока не знают.

Новый толчок магии заставил его ноги идти дальше, вглубь комнаты. Он заметил, что этот зал выглядел совсем не так, как те, что он видел в сознаниях попадавших на суд Пожирателей Смерти. Скамьи здесь формировали полукруг, а в самой середине стояло кресло для Министра. Напротив стоял двухфутовый каменный пьедестал с длинными, тяжёлыми, проржавевшими цепями, которые свободно свисали с просевшего, загрубевшего потолка.

Стена позади пьедестала оказалась выжжена дочерна от бесчисленных убивающих проклятий, которыми казнили осуждённых много веков назад.

Сердце пропустило удар.

Так его жизнь оборвут в зале суда номер тринадцать.

Последний раз это место использовали сто шесть лет тому назад.

Понимание стегануло кнутом.

«Я умру».

Он знал это, конечно же знал, но… Он не мог позволить, чтобы они казнили его здесь! Он не собирался принимать тот факт… он отказывался…

Все его метания вылились лишь в мимолётную заминку в шаге.

Он понимал, что если начнёт сопротивляться — его заставят, если начнёт сражаться — его так или иначе убьют.

Ему не выбраться отсюда живым. Всё кончено. Он лишь унизит себя в глазах тех, кто до сих пор боится его.

Именно поэтому он безо всякого сопротивления позволил подвести себя к пьедесталу и защёлкнуть на запястьях кандалы. Он прикрыл глаза, его лицо казалось бесстрастным.

Оставалось надеяться, что всё произойдёт раньше, чем храбрость изменит ему.

После секундной тишины Амбридж начала свою хвастливую речь. Она всё говорила и говорила о его бесчисленных преступлениях, о своей блистательной победе. А он представлял, как она вздувается и лопается, обдавая брызгами своих внутренностей остальных стражей справедливости, этот образ помог ему отвлечься. На какое-то время. Он чуть-чуть приоткрыл глаза в надежде найти то, чем можно было бы отвлечься.

Но не мрачного и равнодушного ко всему Негуру, который стоял по правую от Амбридж руку, он искал.

Он тут же закрыл глаза и попытался прислушаться к звукам, к каким угодно, лишь бы не к невыносимо надоедливому девчачьему писку.

На третьем ряду справа кто-то закашлял, и Рита Скитер сломала третье своё Прытко-Пищущее Перо. Но этого не хватило, чтобы он отвлёкся. Напряжение сводило с ума. Когда Амбридж начала зачитывать список его жертв, он закусил губу, чтобы не осмеять нелепое представление. Всё это так глупо и бессмысленно. Зачем она устроила этот цирк? Ведь все они пришли только для того, чтобы увидеть, как он умрёт.

Он больше не мог этого выносить, страх и презрение вот-вот готовы были перелиться через край.

Поэтому он снова начал думать о Гарри. Он представил его перед глазами, представил, как говорит всё то, о чём раньше и помыслить не мог.

И у него получилось. Он чувствовал, как возвращается к нему безмятежность. Когда он думал о Гарри, страх отчего-то отступал.

Имена шли за именами, некоторые были ему знакомы, другие он слышал впервые, а были и имена тех, кого — он был в этом уверен — он не убивал. Не то чтобы сейчас это было важно. Но кое-что привлекло его внимание.

Он хотел знать, обвинит ли Амбридж его в смерти Гарри, ведь это именно с её палочки сорвалось убивающее проклятие.

Он признавал и свою вину, но был почти уверен, что она не последует его примеру и имя Гарри окажется в конце списка.

Время тянулось так медленно, что он уже и не знал, чего хочет больше: чтобы оно пошло ещё медленнее или напротив, пролетело побыстрее. Несколько человек произнесли свои бессмысленные речи, прежде чем Амбридж дошла до имени Доулиша — первое убийство, посеявшее в нём сомнение в своих поступках. Его тело снова напряглось, а кровь побежала по венам с невероятной скоростью.

— …Рональд Билиус Уизли и Гермиона Джин Грейнджер, — закончила Амбридж и подняла голову от пергамента.

Рональд Уизли и Гермиона Грейнджер?

Эти имена оказались для него такой неожиданностью, что на лицо едва не просочилось удивление. Друзья Гарри тоже погибли? Неужели Негура убил их и теперь хотел избавиться от доказательств? Другого объяснения он просто не видел.

Но не бессмысленно ли теперь возражать? Это ничего не изменит. Он будет просто смешон, если попытается откреститься от смертей этих двоих.

— Обвиняемому есть что сказать перед тем, как суд вынесет решение?

Это был первый и, вероятно, последний раз, когда Амбридж обратилась лично к нему. Он видел: она предпочла бы обойтись без этого вопроса, но закон ясно прописывал его необходимость. А ещё этот вопрос значил, что суд почти подошёл к концу. Теперь Амбридж — в отличие от него — пыталась разобраться с судебным процессом как можно быстрее.

Он промолчал. Сейчас ему полагалось каяться, и он на самом деле раскаивался во многих своих преступлениях, но делиться этим чувством с Долорес Амбридж и Драгомиром Негурой он не собирался.

— Как и ожидалось — нечего, — усмехнулась она. Оба пера Скитер и судебный писец черкнули краткие пометки.

— Поскольку Визенгамот уже вынес единогласное решение, я с удов… обязана сообщить обвиняемому, что он признан виновным во всех преступлениях, — сладко протянула Амбридж. — В виду особой их жестокости Визенгамот решил применить высшую меру наказания, которая тут же будет приведена к исполнению, Суд объявляется закрытым.

Волдеморт опустил взгляд на свои ноги. Сердце на секунду замерло, а потом заколотилось о рёбра с такой силой, что начала подрагивать грудь. Сколько ещё ударов ему осталось, перед тем как оно остановится? Неужели Гарри думал о том же, когда шёл к нему в Запретный Лес? Неужели все его жертвы испытывали такие же чувства? Если да — он хотел бы сейчас заполучить хотя бы крупицу их храбрости. Он должен оставаться сильным… но это так тяжело…

— В виду недавнего преступления мы единогласно выбрали палача. Прошу вас, выйдите, — совершенно бесстрастно проговорил Негура, и Волдеморт медленно поднял голову, чтобы увидеть лицо человека, который должен оборвать его жизнь.

Стройный, среднего роста мужчина, отстранённо заметил он, когда по правую от Негуры руку появился палач. Он был юн и держался безупречно прямо. Его лицо оставалось в тени, когда он отошёл от Негуры, который что-то шепнул ему на ухо, но Волдеморт тут же заметил в нём что-то до боли знакомое.

В его походке…

В том, как сильнее сжались его пальцы на палочке…

В том, как преломлялся на стёклах его очков свет…

«Нет…»

В том, как поджались чётко очерченные губы, словно ему что-то не понравилось…

«НЕТ!»

В том, как раздражённо нахмурились брови…

В том, как торчали во все стороны непослушные чёрные волосы…

«Нет! Не может быть! Невозможно!!! Это какая-то уловка… Негура вынудил кого-то принять Оборотное Зелье, чтобы заставить меня страдать!»

В том, как он прикусил губу и почесал лоб, когда его что-то озадачило…

В том, как яркие зелёные глаза заглянули в самое нутро его изувеченной души — которая изувеченной больше не была…

Невозможно или возможно, но это без сомнения был Гарри Поттер — Мальчик-Который-Выжил, Мальчик-Которого-Он-Полюбил. Он стоял в дюжине шагов от пьедестала, такой восхитительно… живой. Его палочка твёрдо указывала на костлявую грудь, а прекрасные глаза были полны ненависти.

У Волдеморта подогнулись колени, и он рухнул вниз, повиснув на цепях, как марионетка в руках неумелого кукловода. Где-то за животным ужасом и онемелым неверием он понял, как сильно недооценил силу озлобленности Негуры. Вампир был совершенно прав, когда сказал, что Волдеморту неизвестны глубины его жестокости.

Он был потрясён и не мог этого скрыть…

Гарри жив, значит…

Этот подонок изменил его воспоминания, чтобы использовать как палача. Хотя ему было плевать, что Гарри приготовился к тому, чтобы убить его. Сейчас Волдеморта волновало лишь одно: он хотел во что бы то ни стало защитить своего чудотворно воскреснувшего мальчика. Гарри не знал, что умрёт, как только сделает то, чего от него ждут.

Их глаза снова встретились, и он попытался сдержать сумасшедшую радость, бурлящую сейчас в нём — это чувство было обманкой и вот-вот должно исчезнуть. Поэтому он отчаянно пытался передать безмолвный крик.

Сейчас всё зависело от того, справится он или нет. Он боролся с ограничителем магии, которым был скован, изо всех сил складывая слова, что должен вложить в мысли молодого человека.

«Гарри… я люблю тебя. Ты в опасности! БЕГИ!»

Впивающиеся в него зелёные глаза подозрительно сузились, а потом медленно, очень медленно распахнулись в неподдельном удивлении.