Системный (структурный) характер языка

Де Соссюр считал, что основу языка задают не сами элементы, его составляющие, а отношения между ними. Он иллюстрировал это положение на примере игры в шахматы, где нам все равно, из чего сделаны фигуры на доске (то ли из слоновой кости, то ли из дерева, то ли из пластмассы), и вообще утерянная фигура может быть заменена, например, пуговицей, что не приведет к изменениям в игре. Таким образом, фигуру определяет не она сама, не материал, из которого она сделана, а сеть отношений с другими фигурами. Эти структурные отношения всегда важнее самих элементов.

Это очень важный параметр, задавший многие теоретические концепции нашего века. Он поднимает теоретическую модель выше возможных вариантов ее реализации. Проявление подобного взгляда мы можем найти в разных науках. Вот, например, анализ работы

разведки ¹. где вводится тот же системный взгляд, но на иных примерах, Уак, В.Плэтт утверждает, что сам по себе факт не имеет значения. ^сли известно, к примеру, что Советский Союз выпускает 10 тыс. инженеров, это еще не несет реальной информации. Факт должен быть поставлен в определенный контекст: а сколько инженеров Необходимо для Советского Союза, сколько инженеров используется в военных целях, сколько инженеров выпускается в США и пр. Лишь в водобном контексте факт обретет информационную ценность. Сам цо себе он смысла не имеет.

Осуществив подобный переход от факта к системе в качестве основания теории, де Соссюр предложил новую парадигму построения лингвистического знания.

Знаковая теория языка

Де Соссюр поставил лингвистику в ряд возможных наук о знаковых системах, назвав эту общую науку семиологией. Лингвистика — лишь адсть семиологии, поскольку она занята изучением знаков лишь одного ид существующих языков — естественного. Де Соссюр признал главенствующим для лингвистики понимание знака как двухсторонней сущности. В одной его плоскости лежит материал (форма), или означающее (в терминах де Соссюра), в другой — значение, или 9|начаемое. Это единство двух сторон невозможно разорвать, как лист бу не разделится на прямую и оборотную стороны.

Ф.де Соссюр назвал два основополагающих принципа строения

1) связь между формой и содержанием, между означающим и Означаемым носит условный характер;

2) означающее (форма) выстроено линейно. Это значит, что мы Должны произносить слово за словом, а не одновременно, звук за звуком, а не сразу все. Линейный характер формы связан с Определенными, вероятно, чисто биологическими ограничениями, ррые наложены на наш речевой аппарат природой. Условный характер связи означает, что данное содержание вполне о называться по —другому, получить иное наименование. Мы юсительно свободны в том, что можем придумать любое •значение. Ведь при употреблении, при синхроническом взгляде, не интересует, почему слово "портфель" или "лавка" получили

название.

Этот принцип критикуется последователями де Соссюра в том екте, что для носителя языка именно его условная связь кажется аиболее естественной. Так, слово "стол" более нормальное

¹. Плэтт В. Информационная работа стратегической разведки. Основные принципы. М, 1958.

обозначение соответствующего предмета для носителя русского языка, чем слово, к примеру, "table" или "tisch". Подобная критика представляется нам не совсем точной, поскольку включает в рассмотрение межязыковые наблюдения, что равносильно использованию диахронических доводов. Де Соссюр же все время стремился к тому, чтобы сузить возможный лингвистический объект, а не расширить его.

Ф.де Соссюр задал возможное развитие семиотики, исходя из лингвистических представлений о ней, хотя и четко отделил лингвистику в качестве одной из частных семиотик. Именно он впервые во весь голос заявил о существовании совершенно новой науки о знаках и знаковых системах.

Американский логик Чарльз С. Пирс (1839 — 1914) в отличие от лингвистической направленности Ф.де Соссюра, считал уже логику иным названием для семиотики, понимая под последней формальное изучение знаков.

В области знаковой теории Ч.Пирс известен введением в рассмотрение человеческого фактора — ИНТЕРПРЕТАТОРА, что получило дальнейшее развитие в работах другого американского ученого Ч.Морриса. Ч.Пирс предложил рассматривать знаковые отношения в виде треугольника с вершинами: Знак, Объект, Интерпретатор. Знак он рассматривал в качестве заменителя объекта, однако заменителем только в одном аспекте, а не по всем параметрам.

Знаки, по Ч.Пирсу, делятся на три вида: иконические, индексы и символы. Для иконических знаков характерно определенное подобие объекту. Например, рисунок. И фотография — это не сам объект, а лишь его изображение, организованное фотографом.

Знаки — индексы характеризуются фактической смежностью знака и объекта. Ч.Пирс отмечал, что они обязательно должны иметь какие — то общие характеристики с объектом, только характеристики реальные, а не относительные, как в предыдущем иконическом типе. Примерами знака — индекса служат: дым над лесом как знак костра, дыра от пули как знак выстрела, след на песке как след прошедшего человека. Как видим, с точки зрения семиотики перед нами как бы наименее интересный знак, поскольку он является кусочком самого объекта или реальным результатом его воздействия.

Третий тип знака — символ — не имеет никакой связи между знаком и объектом, примером чего могут служить слова естественного языка. Мы сегодня не знаем, почему рыба названа "рыбой", но это не мешает нам пользоваться этим словом. Как видим, здесь Ч.Пирс вышел на ту же характеристику условной связи, которая отмечалась и Ф.де Соссюром.

Условность связи в знаке нарушается у нас звукоподражательными словами (типа "буль — буль", "кукареку" и под.). Однако эта звукоподражательность работает только в рамках данного языка. В другом языке часто тот же самый внешний звук моделируется уже по — другому. Слова с внутренней формой типа русского "подснежник", «п>аянского "немовля" (младенец) также раскрывают нам схему, по которой они были построены. При этом таких слов не так уж и много.

В народном сознании могут осуществляться вторичные попытки внести связь в слова, где она сегодня отсутствует. С научной точки зрения фни выглядят странно. Это называется народной этимологией. Например,?спинжак", т.е. пиджак, образованный от слова "спина". Или, например, переход к разрешающему движение красному цвету в Китае в период культурной революции, поскольку как революционный красный цвет не мог запрещать движение.

Перед нами естественная человеческая черта — внести системность щ совершенно хаотический материал. Ср.: гадание на кофейной гуще, тест Рорщаха, ког^а люди видят различные рисунки в чернильных пятнах. Вспомним интерпретацию пионерского галстука, трех его концов, шгтерпретацию и реинтерпретацию красного флага (кровь героев или кровь жертв).

Р.Якобсон справедливо отмечал, что строгое деление на три типа знаков — это условность, большая натяжка. В реальности каждый отдельный знак может нести в себе характеристики нескольких типов сразу. При этом он приводил следующие примеры. Иконический знак 1|Ьжет иметь символизацию — в древнеегипетской живописи фараон фзрбражался большим, а его подданные — маленькими. Или: в некоторых федневековых школах живописи злодеи и честные люди различались т^ВГОМ изображения: анфас или в профиль. Посмотрел на такую картину, Ш сразу видно: кто там плохой, кто хороший. Вспомним типичный вид предателя в фильмах тридцатых годов, а также типичный вид нашего открытого парня. Знак —индекс с символизацией: у некоторых африканских племен указание пальцем является проклятием. Кстати, |1ё с этим ли связан запрет на указание пальцем и в нашей культуре? Ц^гавда, ребенку просто запрещают это делать, не приводя никаких ^оснований.

Типы знаков Ч.Пирса похожи на лингвистическое деление по Чвреносу значений — метафору и метонимию. Метафора (типичный ЧРИмер: "горлышко бутылки") похожа на иконический знак. Метонимия Типичный пример: "съесть тарелку"), являясь реальной смежностью, ■^вторяет в этом плане характеристики знака — индекса. Знак же символ аналогичен просто слову с одним значением. То есть типология знаков °о Пирсу и множественность значений (множественность переходов значениями) имеют тождественность определенной степени.

Двоичность как объект семиотики

Стремясь стать метанаукой, семиотика в то же время должна ограничивать области своего применения для того, чтобы остаться реальной наукой.

Ю.М.Лотман, представитель московско —тартуской школы семиотики, акцентирует внимание на вторичных моделирующих системах, понимая под ними системы, построенные по принципу языка: "естественный язык — не только одна из наиболее ранних, но и самая мощная система культуры в человеческом коллективе. Самой своей структурой он оказывает мощное воздействие на психику людей и многие стороны социальной жизни" ¹.. В разных искусствах Ю.Лотман видит "семиотические объекты — системы, построенные по типу языков".

Нам представляется, что вторичность действительно может рассматриваться в качестве объекта семиотики, однако по другим причинам. Ведь не все искусства, что признается и самим Лотманом, так мощно покоятся на естественном языке, например, скульптура или музыка, но это не снимает там с повестки дня знаковость. И возможны отклонения в такой жесткой зависимости от языка даже в тех искусствах, которые якобы на нем основаны. Так, АТарковский сближал фильм скорее с музыкой, а не литературой. Более того, подобная вторичность и связанные с ней характеристики могут быть свойственны и самому языку однотипно с другими явлениями и совершенно по иной причине: вероятнее всего это связано с тем, что все они, имея своим источником работу человека, работу мозга, с однотипно представляют себе, что такое шум, а что такое осмысленное сообщение. Эти единые структуры тем самым порождены единственностью результатов работы мозга человека, только так, а не иначе он и может мыслить. Однако саму идею вторичности/двоичности нам бы не хотелось сбрасывать со счетов. Поскольку она в явной или неявной форме будет присутствовать во многих рассуждениях о семиотике.

Так, У.Эко связывает семиотику с точками в коммуникации, где возможно возникновение лжи. Ложь — это несомненно двоичное представление, она возможна при знании того, что еще есть правдивая информация, иная точка. Сам Ю.Лотман в работе "Культура как коллективный интеллект и проблемы искусственного разума" называет интеллектуальным только такое устройство, которое в принципе "может сойти с ума" (с. 5). И это тоже двоичное рассмотрение ситуации. Подобное двоичное представление может активно использоваться в авторитарных системах. Так, например, объявление сумасшедшим

¹ Аотман ЮМ. Структура художественного текста. М., 1970, с 16.

П.Чаадаева позволило сразу же занизить ранг созданных им текстов. Не менее активно использовалась подобная практика и в совсем недавнее время: многие диссиденты прошли через подобное занижение их как противников. Вспомнив пушкинское "не дай мне бог сойти с ума", мы однако понимаем, что подобный способ определения интеллектуальности не является столь уж интересным.

Двоичные представления — правда/ложь, норма/сумасшествие — пронизывают и другие аспекты человеческой культуры. Вспомним, что даже в учебном пособии по стратегической разведке нам встретилась двоичность информации — факт интересен только в системе. Двоичность характерна также для цепочек управления человеческой деятельностью. Ср. такие активно реализованные возможности: церковная/государственная власть. Или более близкое йб времени: партийные/советские структуры. А.Богданов писал о Ыучаях как о возможном многоцентрии в рамках агрессии, что ййзможно при разграничении области их действия. В противном случае реализуется дезорганизация.

"На принципе единоцентрия легко лишний раз иллюстрировать фактическое значение организационной науки, — пишет А.Богданов. ^& В истории русской социал-демократии есть пример нарушения итого принципа, которое привело к немалым вредным последствиям. Йй съезде 1903 г. руководство партией было поручено сразу двум ^нтрам, редакции центрального органа и центральному комитету. Конечно, это было сделано по разным политическим соображениям, Истекавшим из группировки сил на съезде; но важно то, что не подумали Исследовать заранее и обсудить организационные результаты этого |*йпения. Если бы вопрос был поставлен так, то легко бы выяснилось, Что это — неизбежно конкурирующие учреждения, ибо поле Деятельности у них было намечено, в общем и целом, одно и то же: ее основное содержание заключалось в политическом руководстве ЙЙртией. Было смутное, инстинктивное сознание, что нужно разграничить роли так, чтобы один центр организовали одни |^гивности, другой — другие, "литературные" и "практические"; но |ймый умеренный организационный анализ показал бы, что литературные активности служат только для организации тех же Цргивностей практических и особой системы составить не могут" ¹.. В целом можно говорить о параллелизме, о наложении, об определенном дублировании как о свойстве человеческого Моделирования мира. Знаковость возникает уже при любом Цоделировании действительности, поскольку между действительностью *»ее описанием образуется определенный зазор, "люфт". Зазора нет,

¹. Богданов А. Тектология. Кн.2. М, 1989, с 123.

например, в термометре, поскольку никакого минирасхождения с действительностью в этом случае нет. Знак же можно представить как мостик между двумя действительностями: реальной и, например, вербальной. И чем это расхождение больше, тем знаковость выражена сильнее. Еще мощнее она проявляется, когда мы начинаем строить следующую модель, учитывая и действительность, и первую модель — здесь и возникает проблематика вторичных моделирующих систем московско — тартуской школы семиотики. Поскольку проявится то, что можно назвать не просто знаком, а суперзнаком.

П.Богатырев писал сходно о театральных декорациях и костюмах, подчеркивая, что они являются "знаками знаков, а не знаками вещей"¹.

Двойственные структуры управления, вероятно, более стабильны, если они не претендуют на область применения коллег, поскольку иная система возникает, как правило, чтобы занять свободную нишу, где действие данной структуры не столь распространено. Существует явная тенденция превращения многоцентризма в двуцентризм. Так, любая многопартийность с неизбежностью приходит к соперничеству двух ведущих партий. Вероятно, мы можем найти определенные корни рассматриваемого явления в двойственности гуманитарного сознания. Финский логик Э.Итконен² показал, что в случае естественных наук исследователь и его объект разделены, но в гуманитарных науках, в частности лингвистики и семиотики, исследователь и изучаемый им объект слиты воедино. Сходно писал русский религиозный философ С.Л.Франк: "Обществоведение отличается той методологической особенностью, что в нем субъект знания в известном отношении совпадает с его объектом. Исследователь муравейника не есть сам участник муравейника, бактериолог не принадлежит к другой группе явлений, чем изучаемый им мир микроорганизмов, обществовед же есть сам — сознательно или бессознательно — гражданин, т.е. участник изучаемого им общества" ³.

О двойственности китайской модели мира говорил С.Эйзенштейн в своих работах "Чет — Нечет" и "Раздвоение единого" ⁴.

Знак, если быть точным, отражает не действительность, он отсылает нас к той или иной модели действительности. Именно поэтому возможны "русалка" и "леший" в русском языке, отсылающие к нулевому объекту в действительности, резко понижена роль семантического компонента и в музыке. Жесткое соответствие действительности даже и неинтересно с точки зрения семиотики. Оно

¹ Богатырев П. Знаки в театральном искусстве // Труды по знаковым системам. Вып. VII-Тарту, 1975, с. 7.

² Itkonen E. Linguistics and Metasrience. Helsinki, 1974.

³ франк С.А Очерк методологии общественных наук. М, 1922, с 36.

⁴ Эйзенштейн С. в сб. Восток - Запад. Исследования. Переводы. Публикации. М, 1988.

более характерно для языка животных, где мтя предполагаем, что курица не может, например, лгать. В рамках же естественного языка дозволительно строить самые разные тексты. И если нехудожественные тексты тяготеют к полюсу соответствия действительности, то художественные тексты лишь моделируют это я^ртветствие, принципиально однако не признавая его.

Двойственность самого знака заключается в том, что он реализуется яе в самостоятельной, а в текстовой форме. Он возможен только в рамках текста. В чем различие этих двух его реализаций? Для знака разрешен повтор. Слова не являются индивидуальным изобретением И^рорящего. В то же время текстовые структуры являются индивидуальными. И после того как человечество прошло период анонимного авторства, писатель и текст сливаются воедино. Возникает проблема плагиата, заимствований и т.д. Если знак является принципиальным дублем прошлой реализации, то текст представляет добой принципиально новый элемент. Знак — универсален, текст дривязан к конкретной реализации. Поэтому любой текст всегда принципиально авторский. И даже "Не прислоняться" на двери вагона цетро вполне может иметь подпись начальника метрополитена. „ Знак не может быть забыт (если такое случается, то это вредставляет собой нарушение нормы). Незнание вообще <|(миотически плохо. Признаться в незнании чего —то этикетно. Оно этикетно разрешено только в усиленной форме: З, демонстрация незнания определенных бытовых, заземленных ifijjflKTepHcmK жизни человека является естественным для "дам высшего Cjtera". Человек не может, например, не знать своего имени. Он может Щ знать, как выглядит, к примеру, площадь во Франкфурте, но этикетно Шгоднее обладать даже таким дополнительным знанием. Русские Староверы считали греховным знание определенных аспектов современности. Но в целом ЗНАНИЕ в. рамках нашей культуры <$фнивается выше НЕЗНАНИЯ.. Текст вообще не должен помниться фликом. Чтобы не стать забытыми, тексты прошлого (во времена ЧКутствия письменности) тяготели к ритмическим и семантическим Чйвторам. в_{се эти} ухищрения помогали сделать их более долговечными. Например, свидетелям при продаже земли драли уши, чтобы событие ^И в памяти на более долгий срок.

Текст обладает не только своим автором, но и своим читателем.

например: сложные тексты, которые, по определению Ю.Лотмана, т отбирают свою аудиторию: "всякий текст (в особенности,

художественный) содержит в себе то, что мы предпочли бы назвать й аудитории и что этот образ аудитории активно

воздействует на реальную аудиторию, становясь для нее некоторым нормирующим кодом" ¹..

Общество санкционирует создание текстов, но не санкционирует (поскольку практически не принимает) создание знаков. Редкость авторских новых слов, вошедших в язык, лишь подтверждает это.

Общество наказывает создателей тех или иных отличающихся от его представителей о норме текстов. Ср.: историю с С.Рушди, многочисленные невербальные средства воздействия в тоталитарную эпоху.

Текст может быть волевым усилием вычеркнут из обихода. Со словами это случается достаточно редко. Ср.: пример со словами, которые были заменены другими при Павле (особым декретом!)²: