Научные течения в этнологии XX в

Более весомые теоретические основания имелись у функциональной школы в этнологии, сыгравшей важную роль в становлении науки в XX в. Сторонники функционализма (Бр. Малиновский, А. Радклифф-Браун) опирались на идеи неокантианства, отрицавшего познаваемость исторического процесса и принципиально разделявшего гуманитарные и естественные науки. Кроме того, влияние на новое течение оказала и установка на познание сущности социальных институтов, высказанная в работах Э. Дюркгейма и его последователей. Так, Люсьен Леви-Брюль (1857–1939) выдвинул теорию о господстве «дологического мышления» в сознании первобытного человека. Функционализм формировался также в условиях кризиса колониальной системы 20–30-х гг. XX в., когда речь уже не шла о существенной трансформации традиционных обществ в колониях, а напротив, о сбережении их в прежнем состоянии, чтобы они могли служить опорой колониальным режимам.

Основателем функциональной школы был английский исследователь Бронислав Каспер Малиновский (1884–1942), автор работ «Туземцы Маилу» (1915), «Аргонавты западной части Тихого океана» (1922), «Научная теория культуры» (1944). Одна из вариаций этой теории принадлежит Альфреду Реджиналду Радклифф-Брауну (1881–1955), автору работы «Структура и функции в примитивном обществе» (1952). Суть концепции функционализма в этнологии сходна с принципами структурного функционализма в социологии: культура есть единое функционирующее целое, каждая часть которого выполняет какую-либо функцию, жизненно важную для целого. «Пережитков» в культуре не существует, всё, что в ней наличествует, имеет значение именно в настоящем и для живой культуры; как и вообще в культуре нет лишних, ненужных составляющих.

Социальная жизнь в трактовке функционализма получает биологическую окраску: каждая культура есть тип приспособления общества к природе, и смысл её функций в том, чтобы удовлетворять основные потребности. Потребности бывают следующих видов: базовые (в пище и т.п.); производные (в распределении пищи, разделении труда, защите, социальном контроле); интегративные (в психологической безопасности, социальной гармонии, наличии цели в жизни, наличии законов, моральных и религиозных норм). Поскольку каждый такой тип приспособления уникален, то различия между культурами не случайны, а функциональны, отражают не разные стадии развития, а принципиально иные подходы к решению проблемы приспособления. Более того, структуры различных локальных общностей взаимосвязаны и объединяются в более крупные общности: племя – целостность первого порядка, народы Африки – второго, колониальная Африка и империалистические метрополии – третьего порядка. Нарушение функционального действия любого из этих явлений может не только погубить отдельную культуру, но разрушить и всю целостность. Поэтому для представителей функционализма характерно отрицательное отношение к любым изменениям в традиционной структуре, которую они рекомендовали консервировать, изучая при этом не столько сами институты (род, семью, инициацию), сколько их функции в обществе. Основное значение функционализма заключается в том, что впервые культура изучалась как целостное явление, оригинальное и своеобразное.

Значительное влияние на развитие научного знания в США и появление новых идей сыграл Франц Боас (1858–1942), называемый «отцом американской антропологии». «Школа Боаса» или «американская школа исторической этнологии» отличалось отказом от всех традиционных школ этнологии (эволюционизма, диффузионизма, функционализма), Боас призывал фактически заново создавать науку об этносах, отказавшись от ложных посылок и неверных выводов предыдущих школ. Целью новой «науки о человеке» Боас считал создание целостного представления об истории, которое можно получить только изучив культуру каждого отдельного народа, не подменяя это изучение схематизацией и абстрактными выводами. Боас не отрицал возможность получения некоего общего знания, но призывал рассматривать явления в их историческом развитии, чтобы соблюсти осторожность в обобщении и не принять уникальный факт за типический, или наоборот.

Боас оказал огромное влияние как на американских так и на зарубежных учёных, не только в теоретическом плане, но и в практическом сотрудничестве: так, из русских учёных с ним сотрудничали В.Г. Богораз-Тан и Л.Я. Штенберг; Боас оказал влияние на становление в США этнопсихологической школы
(А. Кардинер, Р. Бенедикт) и культурного релятивизма(9) (М. Херсковиц). Культурный релятивизм подчёркивал разрыв с любой формой этноцентризма, подчеркивая несопоставимость разных типов культур и наличие культуре любого народа своей сложности и уникальности. М. Херсковиц (1895–1963) отделял понятие «культура» от понятия «общество»: общество – орг­а­н­и­з­о­ван­ный агрегат взаимодействующих индивидов, ведущих определённый образ жизни, а способ поведения, ими избираемый – это их культура. Херс­ко­виц ввёл понятие «инкультурации», под которой понимал вхождение индивида в конкретную форму культуры, процесс, схожий с социализацией, но и отличный от неё.

Перемены в научной теории XX в. вызвали рождение структурализма
(А. Радклифф-Браун, Э. Эванс-Притчард, К. Леви-Строс). Структурализм – широкое научное течение в гуманитарном знании, впитавшее в себя ряд новых методов: моделирования, формализации и математики, элементов семиотики и структурного метода. Культура в структурализме понимается как совокупность знаковых систем (язык, наука, искусство, мода), поэтому важно прежде всего познать структуру связей между ними.

Становление структурализма в этнологии связано с именем французского исследователя Клода Леви-Строса (р. 1908), автора работ «Элементарные структуры родства» (1949), «Печальные тропики» (1955), «Структурная антропология» (1958), «Первобытное мышление» (1962), «Мифологики» (тт. 1–4, 1964-1981). Уже в первой из названных работ Леви-Строс принципиально выступает против идей французской социологической школы, прежде всего, против Э. Дюркгейма с его знаменитой работой «Элементарные формы религиозной жизни», и против теории Л. Леви-Брюля. Изучив этнические группы индейцев Латинской Америки с устойчивой социальной структурой и истолковав существующие в них формы брака, номенклатуру родства, тотемические обозначения, обряды и мифологические представления как семиотические (знаковые) системы, Леви-Строс показал, что, несмотря на свой конкретно-эмоциональный характер, мифологическое мышление способно к обобщению, классификации и логическому анализу. Научный анализ мифа позволил выявить постоянные структуры, остающиеся таковыми несмотря на временные изменения, и показал, что между мышлением первобытного и цивилизованного человека не принципиального различия. Нельзя считать первобытное мышление более примитивной и неразвитой формой, чем современное. Следовательно, несостоятельным является и любое учение об интеллектуальном превосходстве одних рас или цивилизаций над другими.

Структурализм выступает также с критикой исторического подхода: рассмотрение явлений в их развитии, без сомнения, облегчает понимание их генезиса и помогает увидеть различные стадии – зато, в противовес, мешает понять сущность самой структуры. Поэтому внимание исследователя должно быть перенесено на исследование устойчивых структур (языка и т.д.), коллективных представлений, где отображаются бессознательный характер ряда социальный явлений. Эти идеи Леви-Строса частично совпадают с идеями психоаналитика К.Г. Юнга о мифологических «архетипах», составляющих содержание коллективного бессознательного; однако, в отличие Юнга, Леви-Строс говорит не о соотношении инстинктивного и сознательного, но о соотношении природы и культуры, не о психологических, но о логических противопоставлениях. Тем самым, структурализм исследует этносы как, условно говоря, стабильные системы, что позволяет широко применять математические методы исследования – так же, как это делается в социологии.

Кроме того, в 1960-х гг. возрождаются эволюционистские тенденции – в качестве неоэволюционизма(4) (Дж. Стюарт, Дж. Мёрдок, Л. Уайт, М. Харрис).

В США переиздают «Древнее общество» Л.Г. Моргана и начинается переоценка его идей. Неоэволюционисты противостоят мнению о непознаваемости мира и о бессмысленности рассматривать общество в процессе его развития – эти положения и роднят их с эволюционизмом. Отличие от эволюционизма заключается прежде всего в том, что прогресс не считается теперь всеобъемлющим и однонаправленным. История общества – сумма многолинейно развивающихся замкнутых систем, сходные условия развития порождают и сходные формы обществ. Неоэволюционисты не стараются отыскать всеобщих законов развития, допуская возникновение новых качеств релятивистки, в рамках отдельной линии развития. Неоэволюционисты признают особенности развития разных обществ, но обращают внимание на то, что между обществами есть и совпадения, которые нельзя объяснить ни заимствованием, ни случайностью.