Введение

Как жить с душой и телом, телом, имеющим пол? Как суметь создать единство из этих двух измерений, которые нас делают теми, кем мы являемся, и которые однако нам кажутся враждебными? Как победить эту противоположность, которую мы ощущаем в нас чаще всего болезненным, чтобы не сказать мучительным, образом?

Это не только те вопросы, которые наполняют человеческую историю, как об этом свидетельствуют все культуры, это - вопросы, которые настойчиво тревожат человеческое сердце до самой глубины. Мы сознаем - и это не ненормально - что мы испытываем трудности в приятии самих себя в двойственности нашего тела и нашей души. Мы ощущаем этот разлад как драму и мы в этом обвиняем себя самих, делая нас ответственными за это противоречие между порывами нашей души, нашего разума, нашего интеллекта, нашей воли и всего того, что есть духовного в нас, и тяжести нашего тела, наших чувств, нашей "плоти". Или мы в этом обвиняем Бога, упрекая Его за то, что создал человека с душой или за то, что создал его с телом. За то, что Он не создал человека чистым духом или простым животным! Мы с трудом сами соглашаемся с дуализмом нашего тела и нашей души.

Отказ от тела? Отказ от ума?

Мы проживаем это положение как противоречие в самом внутреннем и в самом тайном нас самих и в конечном счете именно там решается вопрос успеха всей человеческой жизни или ее провала. Всю жизнь человека можно свести к попытке завоевания равновесия, которое останется всегда ненадежным, несовершенным и незаконченным между этими двумя измерениями его бытия, которые ему не удаётся заставить сосуществовать гармоничным образом. Языческая мудрость это выражает в знаменитом слове поэта Овидия, современника Иисуса: «Я вижу лучшее, что надо делать, и я это одобряю, и я делаю самое худшее». Святой Павел этого не избежал, когда он жалуется: «Есть в моей плоти закон, который противоборствует закону моего ума. Несчастный я человек. Кто меня освободит от этого тела, которое меня обрекает на смерть?» Отказ от тела или отказ от ума, такова кажется действительно фундаментальная дилемма условия человеческого существования, из которой мы пытаемся чаще всего выходить, отвергая наше тело, поскольку верно, что мы чувствуем, что мы меньше дегуманизируемся отказом от тела, чем отказом от ума.

И если есть место, где мы осознаём очень конкретно меру трудности сопрячь то, что в нас есть духовного, и то, что в нас есть плотского, то это - именно брак, как место нормального или обычного осуществления сексуальности. Сексуальность, кажется, действительно кристаллизует в себе существенную часть противоречия между телом и умом, будучи одновременно печатью величия и смирения. Величие по ее конечной цели, напрямую связанной с тайной жизни, смирение по её средствам выражения, в которых человек испытывает свою ужасную плотскую уязвимость.

Здесь намного больше, чем антропологический и психологический вопрос; это - также фундаментальный богословский вопрос. Христианская религия действительно прежде всего есть религия тела, так как она основывается на вере в воплощение Слова Божия. Это не может не ставить проблем. История Церкви и развитие христианского вероучения свидетельствуют о затруднениях в понимании и приятии того, что Бог стал человеком и принял все измерения условия человеческого существования: «Он познал наше условие существования человека во всём, кроме греха». Это не поддаётся пониманию. Первые века истории Церкви - но это - периодически возвращающийся вопрос - свидетельствуют о затруднениях, которые испытала богословская мысль, чтобы утвердиться в этом существенном пункте христианской веры. Не воскликнул ли Несторий в 431 году на Эфесском соборе: «Никогда я не соглашусь называть Богом ребенка, пищащего в яслях!»? Давайте пойдем до конца реализма: нам трудно понять, что Бог познал уязвимость и зависимость младенца, который нуждается в том, чтобы его кормили грудью, чтобы ему меняли пелёнки, чтобы его купали. Бог, который познал все ограничения тела вплоть до самых унизительных: ограничения тела, которое устаёт, тела, которое изнуряется и не слушается, тела, которое хочет есть, которое хочет пить и не может быть всегда чистым, тела, которое потеет и которое страдает... Здесь находится корень арианства, который Церковь всегда с трудом пытается вырвать окончательно: если Иисус есть полностью человек, Он не может быть действительно Богом. Наш разум и наше сердце затрудняются принять, что Бог смог решить познать и возлюбить до самых границ нашего тела. Мы достигаем здесь сердца самого глубокого требования христианской веры.

Отказ от тела, отказ от Воплощения и отказ от этого Бога, который идет до того, чтобы сделаться пищей для нас. Когда Иисус утверждает: «Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день. Ибо Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие», то это чересчур для его учеников. Они не могут или не хотят об этом больше слышать. «Какие странные слова! кто может это слушать? (…) С этого времени многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним». И однако, нельзя быть действительно христианином, не принимая полностью своё тело и его достоинство и обвиняя тело в том, что является в действительности грехом сердца. Иисус старается разъяснить это своим ученикам, провозгласив - кажется безуспешно - толпам, которые приходили его слушать: «Неужели и вы еще не разумеете? еще ли не понимаете, что всё, входящее в человека, приходя извне, не может сделать его нечистым, потому что это не входит в сердце, но во чрево и извергается вон? (…) То, что исходит из человека, это делает его нечистым. Так как изнутри, из сердца человека, исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, жадность, желание, гордость, лжесвидетельства, хуления. Все это зло исходит изнутри, и делает человека нечистым». Подлинная проблема человеческого равновесия не располагается в теле, которое слишком легко обвинить, но в сердце человека, которое дает обмануть себя.

Именно в эту перспективу вписывается теология тела Иоанна-Павла II: «Теология тела является не столько теорией, но скорее специфической, евангельской и христианской педагогикой тела». Как педагогика, эта теология тела есть способ приручить наше тело и даже «примирить» нас с ним, понимая его и видя его на своём месте в плане Бога Творца в истоках, во время - говоря самими словами Иоанна-Павла II - "теологической предыстории человека». Понимая затем как первоначальный грех, эта монументальная катастрофа, которая отмечает приход «исторического человека», ранил сердце мужчины и женщины и окончательно помутнил их взгляд на их тело. Открываясь наконец искуплению нашего тела, которое нам приносит Иисус своим воплощением и принимая помощь благодати, а именно благодати таинства брака, которая одна только позволяет нам прожить подлинно человеческую сексуальную жизнь, то есть вписанную в динамику подлинного дара личностей. Вот глубинное намерение папы: дать ключи понимания нашего тела в свете божественного плана, отвергнутого человеком, восстановленного Христом, провозглашаемого Церковью.

«Эта теология-педагогика, говорит ещё Иоанн-Павел II, уже составляет сама по себе существенное ядро супружеской духовности». Не может быть супружеской духовности без глубокого понимания того, чем является наше тело и божественный план любви Бога к этому телу. Без этого, не может быть попросту христианской духовности, так как наша природа состоит в том, чтобы быть воплощенными и мы не можем полностью принять Бога, не принимая Его с Его планом воплощения. Тело человека - вершина божественного Творения. В этом - его достоинство, его предназначение и, даже если мы затрудняемся это допустить, причина его великолепия.

Через его теологию тела, Иоанн-Павел II бросает на тело и на личность, на сексуальность и на брак, радикально новый свет в истории Церкви, но который остается к несчастью почти абсолютно неизвестным. Джордж Вейгель, американский биограф папы, этому впрочем удивляется, сообщая о словах, которые ему говорил в 1997 монсиньор Анджело Скола о теологии тела Иоанна-Павла II. M. Скола без колебаний утверждал, что «почти все богословские понятия - Бог, Христос, Троица, благодать, Церковь, таинства - открылись бы нам в новом свете, если бы богословы начали глубоко исследовать богатый вклад тезисов Иоанна-Павла II». И Джордж Вейгель комментирует: «Мало кто из современных теологов откликнулся на этот призыв. Еще меньше священников касаются данных тем в своих проповедях. И уж совсем ничтожное число - буквально микроскопический процент - живущих в мире католиков вообще догадывается о существовании "теологии тела". Почему так? Немалую роль здесь играет насыщенность материала. Необходим «перевод» мыслей Иоанна Павла на более доступный массам язык».

Таково именно первое намерение этой книги в нашу эпоху, которая стала жертвой всегда болезненных, иногда жестоких разочарований «сексуальной революции», оказавшейся ложной в ее претензиях освобождения: сделать так, чтобы это сокровище, которое Иоанн-Павел II оставил Церкви и миру как первый подарок своего понтификата, не оставался бы больше неизвестным христианскому народу и всем мужчинам и женщинам доброй воли, которых это послание может просветить и успокоить. Цель этой книги есть явная вульгаризация, термин, который мы хотели бы взять в его лучшем смысле обнародования или продвижения, для того, чтобы познакомить наибольшее число людей со светом, который невыносимо чувствовать скрытым под спудом неведения или, хуже, равнодушия.

Для этого нам надо было принять вызов быть абсолютно верным глубокой мысли папы, делая её доступной. Мы к этому стремились как в плане словаря, так и реорганизуя согласно линейному и легче воспринимаемому плану то, что было изложено папой "кругообразно", как большое размышление, которое, по мере его развития и созревания, кажется, возвращается к тому, о чем уже было сказано, чтобы его обогатить.

Учение, которое Иоанн-Павел II развивал в продолжение более четырёх лет, было таким образом реорганизовано в четыре главы. Во-первых, план Бога в начале о сотворении мужчины и женщины - теологическая предыстория человека - о которой Иоанн-Павел II скажет нам, что она продолжает еще существовать в глубинах сердца человека подобно далекому эхо: радость творения, радость взаимного открытия, радость общения, полнота ясности взгляда личностей на их мужественность и их женственность... Во вторых, грех истоков, добровольный разрыв мужчины и женщины с планом Бога, и вереница его последствий, которые препятствуют желанию общения, которое дремлет в сердце каждого мужчины и каждой женщины: мятеж, страдание, непонимание, разобщение, господство, эксплуатация... Затем искупление тела, ставшее возможным благодаря воплощению Слова и Его воскресению, которое возвещает о нашем воскресении, возвышение значения тела, которое, благодатию таинства брака, становится знаком союза Христа-Жениха с его Невестой, Церковью. Наконец, в полном свете плана Бога в начале, разрыва греха, искупления и обещания прославления наших тел, как и в каких условиях половой акт супругов, в благодати таинства брака, призван к тому чтобы стать делом святости, не только для самих супругов, но для всей Церкви.

Пролить этот свет на смысл тела, чтобы позволить понять и принять этические нормы, которые позволяют в полноте прожить предназначение союза тел,- таким было первое намерение Иоанна-Павла II через это учение о теологии тела. Почему такая озабоченность и такое значение, данное этому вопросу с самого начала его понтификата? Прежде всего именно на этот вопрос нам кажется необходимым ответить. Поэтому четырем главам систематического изложение катехез папы предшествует вступительная глава об оригинальности мысли папы, её созревание, его пастырский опыт, его мотивации. Редки, действительно, пасторы, которые были лучше приготовлены, чем Кароль Войтыла, одновременно интеллектуально и пастырски, к тому, чтобы пролить свет, авторитетный и обоснованный на вопрос о сексуальности, до такой степени, что можно справедливо подумать, что в истории папства, папу Иоанна-Павла II будут менее рассматривать как папу падения коммунизма, чем как того, кто дал Церкви и миру наиболее полное и наиболее положительное и наиболее полное учение о смысле тела и человеческой сексуальности.