2015-08-21
288
Традиция гностицизма [19].Она мыслит плоть как создание несовершенного демиурга[20]. Наш мир есть результат творения Божества низшего ранга. Это божество есть последнее из 365 последовательно созданных кругов Божеств. Они ведут свое происхождение от недвижимого и безымянного Бога, называемого Нерожденным Отцом, «pater innatus». Отсюда следует, что божественность нашего мира ничтожна; он есть плод «взаимодействия ущербного божества и неблагодатного материала».[21]
Человек осквернен первородным грехом, и его плоть и кровь, телесная природа – бесконечный источник скверны.
Гностицизм вообще это религиозно-философское течение, которое возникло в 1-2 вв. в условиях проникновения римского владычества на Восток и соединяло пантеистические построения языческих религий, иудейский монотеизм и христианские идеи о божественном воплощении в целях искупления.[22]
Путь к спасению указывает человеку знание, достигаемое путем откровения. Сущность первоначала сокровенна и непознаваема, но проявляет себя в эонах, т.е. – в эманациях. Этим эманациям противостоит материя. Источник материи – демиург, творческое начало, лишенное полноты и совершенства. Мировой процесс и состоит в борьбе греховной, отягощенной злом материи с божественными проявлениями.
В плане практической философии главное орудие гностиков – это аскеза и философское познание. Она позволяет вырваться из уз греховного материального мира. Совершенно ясно, какая в связи с этим здесь вырисовывается концепция тела.
Традиция неоплатонизма. [23] Она не видит в плоти, как и во всей материи, сущностной реальности. Человек хотя и коренится, так сказать, «обитает» в теле, но не имеет к этому телу принципиального отношения. Это несущественная оболочка, некая «маска», «кукла», случайная для нашей сущности.
Г.Л. Тульчинский на конференции «Дарвин и Ницше сквозь призму ХХ в.» (февраль 2000) сформулировал тезис о том, что «смена тела как смена костюма», но не отрефлексировал, что это неоплатонистская идея.
Традиция патристики. Она верит в спасение и обожение человеческого тела. Ириней Лионский говорит: «Плоть не лишена причастия силе Божией», или – «Христос пришел оживотворить плоть».
Патристика по существу продолжает в новой христианской парадигме традицию калокагатии: внутренняя красота освещает все тело.
Учение о теле разрабатывалось в патристике как соматология, с которой соприкасается христология. Культ Христа имеет здесь особое значение потому, что это прообраз апофеоза (т.е. обожествления) человеческого тела: «Сын Божий сделался тем же, чем и мы, дабы нас сделать тем, что он есть». Для христианской антропологии, лежащей в русле патристики, подлинное размежевание происходит не между материальной и духовной субстанциями, (как, скажем, в античности), а между «духовным человеком», у которого тело тоже «духовно», и «плотским человеком», в котором и дух отмечен безвольно-своевольной внушаемостью плоти. Как видим, здесь различаются «тело» и «плоть». «Плоть» означает принцип греховного своеволия. Преодоление плоти здесь не есть высвобождение духа из плена телесности, (как в гностицизме и неоплатонизме), а одухотворение тела. В русле этой традиции, например, В.С. Соловьев высказывает мечту о том, что духовные вожди общества, люди святы и вещие, будут вместе с тем и людьми могучими – владыками и правителями всей природы.[24]
