Конец первой части 6 страница

- Отец знал про нас?
- Шутишь? Да он бы живьём меня в асфальт закатал. Он видел, как я мучаюсь без тебя, но списывал это на «особую близнецовую связь». Прикинь, верил во всю эту лабуду. Но конечно ему и в голову не могло прийти, насколько эта связь у нас особая, - его губы растянулись в хитрой улыбке. - Но всё тайное рано или поздно становится явным, - приспустив штаны, Билл оголил часть бедра. Тонкий, но заметный шрам в десять сантиметров бледной полоской спускался по боку к ягодице. Конечно, я и раньше видел его, но на все мои предположения и вопросы о его происхождении брат отвечал упорным молчанием. Я никогда не придавал этому значения, ведь таких меток у него по всему телу целая дюжина. - Он был крайне расстроен такой новостью. Как видишь, толерантность не его благодетель. Даже не знаю, чем всё закончилось, если бы в нашу драку не вмешались.
- Зачем же ты признался ему?
- Не я, а мой славный псевдо-друг, которого я по неопытности и дурости подпустил ближе, чем следовало. Доверился, как последний идиот, рассказав о своей тайной хронической страсти к собственному близнецу. Эта крыса решила возвыситься в глазах моего авторитетного отца, наивно решив, что опорочив его родного сына, выдав все его низменные желания и испоганив репутацию, получит расположение и привилегии, раз уж он такой молодец, что ставит работу доносчиком выше сомнительной, фиктивной, но всё-таки дружбы. Но недолго он ликовал.
- Ты отомстил? И тебя за это не наказали? – завороженный рассказом и материальным подтверждением его финала, я запоздало обнаружил, что касаюсь белёсой выпуклой линии, так нелепо и безобразно смотревшейся на смуглой коже. Брат, к моему стыду, следил отнюдь не за моими пальцами, а за лицом. И бог знает, что он смог на нём прочесть в тот момент. Я убрал руку и засунул её в карман. От греха подальше.
- Хуже пришлось, если бы оставил всё как есть, отпустив предателя без показательного урока. Больше он трепаться не сможет, потому что нечем.
- А отец, вы до сих пор общаетесь?
- Куда деваться. Примерно через месяц, когда первый шок и гнев улеглись, он припёр меня к стенке и потребовал объяснений. Больше всего он интересовался причинами. Его извращённая натура и хромая душа беспомощно скулила и корчилась в муках, уязвлённая таким поворотом событий. Я расширил горизонты, избавился от колючей проволоки, доказав, что у греха нет предела, и, кажется, он до сих пор мне этого не простил. Сын обскакал отца, взлетев по шкале аморальности на несколько делений, оставив его далеко позади.
- Звучит так, будто ты этим гордишься.
- Едва ли. Но для меня выгоднее, чтобы все думали именно так. Если бы выяснилось, что я заставил тебя, со мной бы и разговаривать не стали, а так… как я уже говорил, до нашей личной жизни им нет никакого дела.
- Причины. Что ты ему ответил?
Брат передёрнул плечами.
- Правду. Что подыхал, глядя на тебя каждый день, не имея возможности прикоснуться так, как мне хочется. А хотелось много и неприлично. Что чуть не свихнулся, когда впервые обнаружил, что меня возбуждает в тебе всё, вплоть до твоей робости, приправленной порочной невинностью и дурацкой привычкой ходить по дому в коротких шортах, задирая ноги, куда ни попадя. Как у меня там колом стояло, а я не смел до себя дотронуться, ведь это означало бы окончательное и бесповоротное поражение. В слезах и ярости прикусывал край подушки или одеяла, морально умирая под гнётом собственных фантазий, - Билл присел на пол, широко раздвинув согнутые в коленях ноги. Он пристально посмотрел на меня снизу вверх, приглашая последовать его примеру, но я не спешил выполнять его немую просьбу. Этот жест взволновал меня так сильно, вызвав одновременно бодрящий страх и непреодолимое жгучее желание противостоять. Совершенно новое чувство, до этого мне неведомое и оттого такое пленительное. Как обычно, брат безошибочно определил моё состояние, и, едва заметно поджав губы, отвёл взгляд, продолжив говорить «мимо». - Мне казалось, ты делаешь это специально. Ходишь передо мной полуголый, такой доступный и соблазнительный, смотришь глазами затравленного ягнёнка, когда мы не можем разойтись на узкой лестнице или стыдливо прячешь взгляд, по макушку заливаясь краской в ванной, забыв запереть дверь. Почему ты стеснялся меня? Мы же братья, - с ехидством заметил брат. Это было подло. Я заскрипел зубами от досады и унижения, впрочем, внешне ничем себя не выдав. По крайней мере, так мне хотелось думать.
- Да потому что я не знал, что и думать. Ты так смотрел на меня, как будто я сделал тебе что-то плохое и теперь ты меня ненавидишь. Одним своим видом внушал такой глубинный ужас, который я ни до, ни даже после не испытывал. Наверное, интуитивно улавливал твои сбившиеся импульсы, понимал, что с тобой что-то не так, но наша связь, раньше казавшаяся мне нерушимой, развалилась, и я перестал понимать тебя без слов. У меня и в мыслях не было… заигрывать с тобой.
- Знаю, - так тихо, что я едва услышал. - Но гораздо проще свалить всю вину на тебя, что я и сделал. Пытался убежать от фатальной катастрофы, прячась в спасительном самообмане. Потом и он растворился без следа. И осталась только безобразная реальность. Наталкиваясь на тебя дома или в школе, я боролся с двумя диаметрально противоположными, но одинаковыми по силе желаниями: избить до полусмерти или зажать в угол и получить всё, о чём грезил несколько бесконечных месяцев.
- Жалеешь, что не выбрал первое?
Тяжёлый взгляд исподлобья заставил меня замереть на вдохе.
- Иногда.
Прикусив губу, я активно кивал, пытаясь подавить возникшее в горле першение. Я предвидел такой ответ, но не подозревал, что воплотившись в звуковую оболочку, он сможет причинить такую боль. Не вытерпев, я всё-таки откашлялся.
- Прости, - шёпот опалил мои уши.
- Нет, ты…ты всё правильно делаешь… То есть, я хочу сказать… - теперь в носу зачесалось, словно в нём взорвалось сразу тысяча газовых пузырьков. Да что ж такое… - Спасибо за честность. Правда, это… очень важно для меня, и…
- Том, - брат прикрыл веки и потёр виски. Я запаниковал. Молчи, Билл, умоляю, молчи! Я не хотел больше слышать ни слова.
- Почему не Габриэль? Он ведь много для тебя значил.
- Такое ощущение, что твоя цель получить от этого разговора как можно больше комплиментов в свой адрес. Много, но не достаточно, понятно? Он был скорее другом, братом не по крови, но по духу. Замкнутый, ощетинившийся против всего внешнего, со мной он становился собой, пылким любовником, учителем, забота обо мне сквозила в каждом его слове, в каждом жесте. И я растворялся в этом внимании, почти болезненной ласке, в его фанатичной любви. Сделай мордочку попроще, Том, представь, меня тоже можно любить, и любить сильно, просто так, ничего не требуя взамен. Он знал о тебе, поэтому страдал, мучая себя и меня, приняв бесповоротное решение не позволить нам зайти слишком далеко. Это раздавило бы нас обоих. Габриэль…мой мудрый друг. Думал, я хочу использовать его, и в какой-то степени был прав. Я истерил, доводил его до бешенства, бессовестно пользуясь своим особым положением. Однажды он связал меня по рукам и ногам во время одного такого приступа, я тогда в очередной раз пришёл к нему требовать полноценного секса, - Билл запрокинул голову, рассмеявшись. - На каждое его «нет» я взрывал ещё хлеще, а этот непрошибаемый гад с каменным лицом смотрел на моё представление. Ну а потом он просто скрутил меня и бросил на кровать. Я извивался как уж и орал благим матом, а он сидел в кресле и читал книжку! Правда, свою вину он сполна загладил тем же вечером, заставив меня кричать уже по другому поводу. Клянусь, чуть не скончался, он выдавил из меня все соки.
- Вы были бы отличной парой.
- Если бы не ты.
- Если бы не я.
Повисла неловкая пауза. Билл закрыл глаза, а я не мог отвести от него взгляда. Вот и выяснилось, что чужой человек всего за один год сблизился с ним так, как мне не удалось за всю жизнь. А всё потому, что я никогда по-настоящему не пытался. Если бы не паталогическое влечение, значил бы я для него хоть что-то?
- Знаешь, о чём я часто думал, когда только познакомился с ним? Смешать бы вас как два ингредиента одного лекарства, может тогда эта смесь и вылечила бы меня. Каждому из вас не хватало чего-то, что было в другом. Тебе здоровой самоуверенности, смелости, дерзости и природного магнетизма Габриэля, его мужской энергии, жёсткости, в конце концов, чтобы справляться со мной. А ему… Хотя, о чём я говорю, он был совершенен, понимаешь? Вспоминаю и не могу придумать ни одного недостатка. Он ни в чём не виноват. Дело только во мне. Наверное, я был проклят, и теперь до конца своих дней вынужден биться в агонии собственных чувств к человеку, который никогда не ответит взаимностью. Ты моё проклятье, Том. Но я не намерен гореть в одиночку. Смирись, вот увидишь, станет легче.

- Смириться? Как это сделал ты?
- А что тебе ещё остаётся? - его губы скривились в издевательской ухмылке. - Что ты можешь?
- Бороться.
- Против меня? Ну-ка, ну-ка, поделись стратегией.
- Нет, не против, а за. За жизнь, за будущее, которого у нас нет, за маму… За всё то, что отец отнял у нас. На нём лежит груз ответственности, и ни ты, ни я не должны помогать нести его. Если мы не можем исправить то, что было, нужно хотя бы попытаться исправить то, что будет, - эта угнетающая, бьющая в виски мысль уже несколько раз всплывала на поверхность. Я потерпел поражение. Всё бесполезно. Прошлое слишком спрессовано, чтобы я мог втиснуться между слоями, вычистить один и заменить другим. Наверное, та старушка заранее знала, что я проиграю, тогда к чему всё это? Я узнал правду, без которой бы легко обошёлся, но теперь моя жизнь, какой бы дерьмовой она не была, станет ещё более нетерпимой.
- Только не начинай, ты же знаешь, меня тошнит от твоей лирики. Предупреждаю.
Я опустился на пол, усевшись по-турецки напротив него, и взял его ладонь в свою, внимательно следя за реакцией. Это гарантия моей безопасности и дополнительного времени в случае экстренной ситуации. Когда я касаюсь его, он всегда держится до последнего, не вырываясь даже на точке кипения, будто я зверёк, которого можно спугнуть одним резким движением. Ещё одно маленькое наблюдение, из которого пришла пора извлечь пользу. Билл сделал вид, что не заметил этого жеста.
- Наши отношения – это чёрная дыра. Она засасывает нас всё стремительнее, по пути истязая тела и души. Ты же видишь, как я подавлен, потому что сам все эти годы пребываешь в схожем состоянии. Нет, послушай меня, - заметив, что брат хочет возразить, я ещё крепче сжал его руку. - Можешь считать это официальным признанием, исповедью, покаянием, как хочешь… Да, мне действительно хорошо с тобой… в постели. Хоть и не с чем сравнивать, но я почему-то уверен, что лучше мне не будет ни с кем, и это…просто убивает, уничтожает по крупице, я превратился в заложника собственного тела, которым управляешь ты, Билл. Так виртуозно, что я не в силах сопротивляться. Мне остаётся только завороженно следить за твоими манипуляциями, втайне надеясь, что однажды кукловод сжалится и обрежет нити, отпустит свою любимую куклу и подарит ей долгожданную свободу. Твоя близость необходима мне как солнце и воздух, но я хочу, чтобы с телесной она заменилась на духовную, такую, как в детстве. Хочу нуждаться в тебе, но иначе. Давай найдём компромисс. Ты отпустишь меня, из этой квартиры, города, а я буду приезжать к тебе так часто, как только смогу, буду оплачивать жильё и обеспечивать тебя всем необходимым, но нашим прежним отношениям должен прийти конец. Вместе мы справимся. Взгляни на себя! Любой ляжет к твоим ногам, стоит только поманить. А я… Я хотя бы попробую, каково это – быть с кем-то другим. Ты заслуживаешь любви, о которой говорил и мечтал всё это время. На самом деле я тебе не нужен…
Я подавился словами, когда Билл выдернул руку, ловко оттолкнулся от стены и вскочил на ноги. С совершенно дикими глазами он смотрел сверху вниз, заставив меня высоко задрать голову. Я инстинктивно напрягся и отклонился назад, оперевшись на руки. Чёрные пряди волос перекрывали половину его побагровевшего лица, скулы заострились, а белые клыки из-под подрагивающей верхней губы привели меня в ужас.
– Думаешь, мне всё это нравится? – крик волной отразился от стен. Плотина прорвалась. - Жить с таким ничтожеством как ты?! Одолжение он решил мне сделать, мудак! Да я тебя ненавижу, презираю и отторгаю всем своим существом, это ты понимаешь, нет? Если бы не моё помешательство, от тебя и мокрого места не осталось бы. Мне стыдно, что ты мой брат, и что ещё абсурднее – близнец. Раз за разом жестокость побеждает ещё более губительное чувство – жалость. К тебе, Том. Ты жалок и бесполезен, ты никому не нужен, исчезнешь – вряд ли кто заметит. Убогость фантастически сочетается в тебе с эгоизмом, хотя в какой-то мере объясняет её. Ты трахаешь меня, потому что тебе хочется. Точка. Не ищи себе оправданий, трусливый зайчишка, в них никто, даже ты сам, не верит. Даже сейчас, о чём ты думаешь, мой милый? Уж не о том ли, как я дьявольски хорош в гневе? Может быть, вспоминаешь наши ночи, как вколачивал меня в матрас и бурно кончал, купаясь в моей милости? О, не стоит смущаться, все свои. Неужели нельзя принять, что ты извращенец, каких свет не видывал? Знаешь, а это просто. Нужно только перестать барахтаться в зыбучих песках. Ты мазохист, братишка, причём ядерный.
- Мне было четырнадцать! Ты перехватил меня в таком возрасте, когда у меня вставало на всё, что шевелится.
- Ну надо же, а твои друзья знали о потенциальной опасности? - брат жеманным жестом прикрыл рот.
- Они не клеились ко мне в отличие от тебя!
- Братишка, не огорчай меня. Ты отдался бы любому, кто проявил интерес, так получается?
Я застонал от бессилия. Голова закружилась, когда я встал на ноги.
- Каждый фанат в тайне мечтает хотя бы косвенно быть причастным к своему кумиру. Он готов на всё или на многое, чтобы прикоснуться к нему, поймать на себе его взгляд, улыбку. Просто быть рядом, неважно в каком качестве. И это влечение, непреодолимая тяга одновременно отягощает их и возносит. Это чувство не подвластно контролю. Ты был моим кумиром, Билл. Яркой ослепляющей звёздочкой на сером тучном небосводе. Я всегда был лишь твоей тенью, неудавшейся копией, но обижало меня не это, наоборот, я раздувался от гордости, когда кто-то восхищённо упоминал о тебе, неважно, в каком ключе. Тебя боялись и уважали, а я боялся и обожал. Мне было так страшно, когда ты пришёл ко мне, даже не представляешь насколько, но хочешь правду? Я знал, что рано или поздно это случится. Сам того не понимая, я был готов, я принял это как данность, так, как ты и хотел. Мы использовали друг друга, каждый для своих целей. Ты выдавал за любовь свои сексуальные отклонения, а я… Я тешил своё самолюбие, притворяясь безобидной жертвой опытного охотника. Поэтому не надо сравнивать себя с другими. Ты верил в свою ложь точно так же, как и я верил в свою. Мы в одной упряжке, только движемся в противоположных направлениях. Этот фарс затянулся, тебе не кажется? Пора остановиться, подсчитать убытки, сделать выводы и начать всё заново. Наш союз оказался губительным для обоих. Теперь каждый сам за себя. Я уезжаю домой, сейчас мама как никогда нуждается во мне, а ты делай, что хочешь. Надоело.
- Страшный ты человек, братец. К мамочке, значит, намылился, - Билл задумчиво постучал пальцами по подбородку, а затем сделал шаг на меня. - Накладочка вышла. Боюсь, что из больницы она так и так уже не вернётся. Видишь ли, путь её заказан при любом исходе. Не выживет – земля ей пухом, но если придёт в сознание, мы будем вынуждены сделать так, что бы оно снова покинуло её, на этот раз уже навсегда. Она может начать болтать лишнее. Конечно, есть шанс, что ей не поверят и спишут всё на шок от пережитого, но ножевое ранение зафиксировано, мы не можем так рисковать. Сосед или родственник, та же тётя Марта, подтвердит, что наши с ней отношения всегда были, мягко скажем, натянутыми. Так что для неё же будет лучше тихо и мирно покинуть наш бренный мир. Ты же не собираешься жить один в пустом доме, где всё будет напоминать о ней? С твоей-то склонностью к сантиментам. Хотя разок съездить придётся, нужно будет оформить наследство.

- Врёшь.
- Тебе не нужен дом? Какие проблемы, продадим – купим, что понравится.
- Ты не убьёшь её. Не сможешь, - чем больше я вглядывался в непроницаемое лицо брата, тем быстрее таяла моя уверенность.
- Я - нет. Мне нельзя светиться.
- Сделай что-нибудь, она же твоя мать!
- Не могу, - беззаботно пожал он плечами, по-ребячески выпятив нижнюю губу. - А даже если бы и мог… Она единственная преграда между нами. Не будет её – не будет проблем. Ты, наконец, угомонишься и перестанешь брыкаться.
Глухой удар и вскрик. В следующее мгновение я уже смотрел, как Билл оседает на пол, прикрывая рот ладонью. Мне понадобилось несколько долгих секунд, чтобы осознать свой поступок. И только тогда я почувствовал ноющую боль в руке, пальцы которой до сих пор были сжаты в кулак.
- С*чоныш, если ты сломал мне зуб, я тебя кастрирую, - открыв рот, он провёл языком сначала по верхним, а затем по нижним зубам. Они, как и дёсны, были бледно-красного цвета. - Поцелуемся?
От его новой кровавой улыбки мне стало дурно.
- Тварь.
- Какие слова мы знаем. Всё сказал? А теперь слушай меня, - схватив меня за плечи, брат надавил на них с такой силой, что мои ноги подкосились, и я оказался стоящим перед ним на коленях. Ярость и ненависть вспыхнули во мне единым пламенем, активизировав всю дремавшую энергию. Я толкнул брата в живот, встретив препятствие в виде каменного пресса. Только успев подняться, я снова был захвачен в тугие тиски.
- Пусти!
Все мои попытки вырваться были тщетны, я потратил на это последние силы, позволив Биллу повалить меня на кровать. Он сел сверху, по обыкновению сдавив бока коленями так, что даже дышать стало трудно, а любое движение лишь усугубляло положение. Грудная клетка жалобно заныла, когда на неё толчком оперлись руками. Дальше я уже плохо соображал. Брат что-то говорил, я улавливал только повышенные угрожающие тональности и совсем не различал слов. Сердце своими бойкими ударами приносило невыносимую боль. Оно как будто стало лишним и теперь мешалось внутри, отчаянно пытаясь вырваться, но не находя выхода. В глазах потемнело. Я начал терять сознание.
А дальше суета брата, размытые очертания сквозь густой туман, горький привкус таблетки и взволнованный шёпот на ухо.
***
- В чём было наше с Габриэлем главное отличие?
Билл отвлёкся от увлекательнейшего занятия созерцания потолочной плитки и повернулся на бок.
- Он принимал меня таким, какой я есть. Ты же вечно пытался переделать, обтесать, чтобы я стал помещаться в установленные рамки.
Я заторможено кивнул, не зная, кому и зачем, а может просто в знак согласия. Раньше имя этого загадочного француза не вызывало во мне ровным счётом никаких эмоций, так почему же сейчас стоит мне его услышать, как на сердце образуется новый микроожог?
Габриэль. В чём секрет? Ему далось то, чего не удалось никому – приручить стихию, олицетворением которой являлся мой брат. Непросто признаться себе в чувстве несомненно постыдном. Деформированная ревность разъедает меня изнутри, только представлю их вместе. Билл изменил мне всего несколько дней назад не пойми с кем, а я парюсь из-за парня из прошлого, с которым у него ничего не было. Неожиданно мне захотелось ещё раз увидеть Габриэля, посмотреть на него теперь уже другими глазами, узнать поближе. Раз уж выяснилось, что я бессилен против судьбы. Терять всё равно больше нечего.
- Когда вы виделись в последний раз?
Брат откинулся на спину и заложил руки за голову.
- Незадолго до нашего отъезда. Обычно мы встречались на каникулах, когда он приезжал из Швейцарии, но в тот раз он вернулся намного раньше, только на выходные. Сказал, что соскучился, - мягкая мечтательная улыбка тронула его губы. - Помнишь полуразрушенное здание старой школы? Это было наше с ним место. Сколько раз я предлагал по-человечески посидеть в кафе или в парке, но он категорически отказывался, аргументируя тем, что ему всегда меня мало, и он не хочет, чтобы я растрачивал предназначенное ему внимание на посторонних…
Я закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Как удобно. Всего несколько секунд в отключке, Билл и не заметит.

Воспоминание №4

Как просто, что было недавно так сложно.
И сложным вдруг стало вчерашнее просто. ©

Билл болтал без умолку. Мой обычно скрытный и немногословный брат обнажил душу перед своим приятелем так легко и даже привычно, что я тут же заподозрил неладное. Уж не закинуло ли меня в одну из параллельных реальностей?

Габриэль слушал молча, с непритворным обволакивающим вниманием, на все вопросы о себе отвечал коротко, понимая, что Билл задаёт их скорее из вежливости, и тут же возвращал разговор в прежнее русло. Возникающие долгие паузы он не заполнял, терпеливо ожидая, когда Билл снова заговорит. Я ощущал себя преступником, без права вторгнувшимся на чужую запретную территорию. Эти время и место не принадлежали мне. Они были только для них - интимная обстановка, не предусматривающая кого-то еще. С вороватым, почти детским любопытством и волнением, с ненормально горящими от стыда щеками, я подсматривал за ними, словно малолетний хулиган, в замочную скважину двери. Я не должен был видеть это, но хотел.

Парни забрались на ровную поверхность кирпичной кладки. Судя по общим очертаниям обвалившейся стенки, раньше там находилось окно. Француз принёс мягкую подстилку и две бутылки пива. Билл оказался повернутым спиной ко мне, из-за широкой балки, к которой он прислонился, я мог видеть только его правую часть, зато Габриэль с этого ракурса был как на ладони. Свесив ногу, он потягивал пиво мелкими частыми глотками и без конца зачёсывал назад густые каштановые волосы, в чём не было никакой необходимости - они и так лежали послушно. Вот выпендрёжник!

Повзрослевший и возмужавший, с вечно задумчивыми глазами и сдержанной улыбкой, он производил впечатление исключительно правильного по всем фронтам персонажа. Таких обычно ни в чём не подозревают, они до самого финала морочат всем голову, и только потом показывают своё истинное лицо, неожиданно оказываясь теми еще подонками. Этот иностранец не так прост, как может показаться на первый взгляд. Он мне никогда не нравился. Я словно каким-то левым звериным чутьем улавливал в нем подвох. Вот только какой? В конце концов, этому должно быть объяснение. И ведь не аховый красавец - мимо пройдешь, даже не обернувшись ему вслед. Но есть такой тип людей, которым стоит только открыть рот, слегка изменить выражение лица, просто улыбнуться или сделать вот такой привычный жест – и божественный свет, слепленный из нечеловеческого обаяния и харизмы, проникает во всех, кто находится в непосредственной близости от эпицентра. Страшные люди! Это же чистой воды гипноз. Взгляд не оторвать, это правда. «Природный магнетизм» - теперь я понял, что имел ввиду брат.

Когда Билл спросил про некого Шеннона, Габриэль вдруг заметно оживился, изобразив на роже до неприличия довольную улыбку. Напыщенный индюк.

- И что, он тебе дал? – с сомнением спросил брат и выкинул бутылку.
- Да, друг мой печального образа, от меня ещё никто не уходил неудовлетворённым.
- Брешешь!
- А если обижусь?
- Ты ж говорил, он натуральный продукт. Вот так взял и сдался без боя?
- Почему же без. Мне ли рассказывать тебе о волшебных свойствах алкоголя.
- Фу, как подло.
- Эй, за кого ты меня принимаешь? Я не какой-нибудь грязный извращенец. Ну ладно, разве что совсем чуть-чуть. Он был в здравом уме и светлой памяти, я лишь слегка подтолкнул его на путь истины и разврата. Между прочим, выпил он всего ничего. Знаешь, как это бывает, хотел казаться пьяным больше, чем был на самом деле. Вроде как, делай, что хочешь, и тебе за это ничего не будет, программа «ни стыда, ни совести» в действии, а потом благополучно спишем всё на злых спиртных демонов. Схема проверенная, сбоев не даёт.
- И тут ты.
- И тут я.
- Коварный соблазнитель с манящей улыбкой.
- И взором горящим.
- С глазами, полными намёков.
- И томным голосом глубоким.
- Требую подробностей.
- Попа слипнется.
- Сдуреть, ему же тридцатник!
- И жена есть.
- Дети?
- Полный набор.
- Похотливый пёс! – Билл покатывался со смеху.
- Энтузиаст-экспериментатор, – деловито поправил француз, подняв вверх указательный палец. - В таком возрасте их как раз тянет попробовать чего-нибудь новенького. Кто посмелее – идут до конца, остальные довольствуют малым.
- Ну и как он?
- Ломался недолго и только для вида, но бл*ть, я от одного его неубедительного «не надо» чуть не кончил. Шепчет какую-то ахинею словно в бреду, то отталкивает, то тянет обратно, скулит как побитая собака и стонет как дешёвая шлюха, а в глазах слёзы, представь зрелище. Думал, не выдержу, натяну без подготовки - так меня пробрало.
- Погоди минутку…
- Что?
- Лапшу с ушей сниму. Ну не мог взрослый мужик так просто взять и раздвинуть ноги!
- Ему и не пришлось.
- Только не говори, что…

В ответ Габриэль лишь широко улыбнулся и поиграл бровями.

- Везучий сукин сын!
- Спинка у него, что надо. Крепкая, гибкая. Кажется, раньше он прыжками с шестом занимался, спортсмен, короче. У меня так стояло, до утра прокувыркались, даже не помню, как вырубился.
- Пиздишь как дышишь. Где доказательства?
- Фигня-вопрос.
- Ты… Ты ещё и снимал всё это? – воскликнул брат, когда француз с интригующей неторопливостью доставал мобильник.
- Повторяю вопрос: за кого ты меня принимаешь?
- Не прибедняйся.
- Фото устроит? – Габриэль подполз ближе, устроившись между коленками Билла, и положил на них локти, пару раз провёл по экрану телефона, а потом отдал его ёрзающему от любопытства брату, - На, смотри и завидуй, мальчик.
- Он спит.
- Как ангел.
- Не катит, - возмутился Билл. - С открытыми глазами нет? Может это какой-то левый чел, не так уж хорошо я помню твоего Шеннона.
- Он не мой, - отмахнулся француз. - Я что, по-твоему, в процессе должен был фоткать, как я с ним объяснялся бы потом? Когда уснул – тогда и щёлкнул. Здорово же ты меня недооцениваешь. Оскорбиться что ли хоть разок для приличия.
- Ты чудовище, Габ. Обходи церкви и монастыри за километр, а то вдруг твоих внутренних бесов начнёт выворачивать наизнанку прямо на виду у прохожих, - Билл произнёс это с таким ехидством, что француз поморщился, словно ему под нос подсунули кучу свежего смердящего навоза. - Зато я узнал, как ты выглядишь после траха. У тебя тут такое лицо…
- Какое? - спросил Габриэль, прищурившись. Одно движение, и он уже почти лежал на брате.
- Незнакомое мне.
- Да… Но знаешь, это можно исправить,- он плавно подался вперёд, рукой скользнув по бедру Билла. Этот низкий, ласкающий слух голос вызвал у меня странные и неуместные эмоции. Я встряхнул головой, чтобы прогнать наваждение. Билл же никак не реагировал, словно выпал из реальности. И его можно было понять.

В какой-то момент брат резко свёл ноги, зажав между колен коварного француза. Тот громко шикнул и отдёрнул руки.

- Чёрт, я… - начал было оправдываться брат, но не нашёл подходящих слов и просто закрыл глаза.
- Не надо.

Габриэль вернулся на свое место у стены. Оба молчали. Я попытался поменять положение, поскольку сидеть на корточках было адски неудобно. Левая нога затекла и уже успела основательно занеметь. Однако, время я выбрал неподходящее. Акустика в пустых помещениях всегда была сильной, поэтому я сильно рисковал. Одно неосторожное движение, малейший шорох - и я выдам себя с потрохами. Капелька пота щекотно стекла по моему виску.

- Так что было дальше? – как ни в чём не бывало поинтересовался брат. Габриэля этот более чем нелепый вопрос должен был, как минимум, озадачить. По крайней мере, именно такая реакция должна быть у нормального человека после всего случившегося, или правильнее сказать, не случившегося. Но, похоже, я ни черта не разбираюсь в людях. Француз поднял на брата внимательный взгляд, в который раз убив меня своей невозможно притягательной улыбкой. Круто же я промахнулся. - Дай отгадаю: вы отключились, а утром ты проснулся в гордом одиночестве.
- Дважды мимо. Оклемался я только к трём часам дня. Поднимаюсь и первое, что вижу – перепуганного Шеннона в одном полотенце с краснущими глазами. Могу поклясться: ревел, и явно долго.
- И горько, - сочувственно заключил Билл.
- Не исключено. Стоит, значит, боязливо так придерживает полотенце одной рукой - и что я там не видел? -, а другой рыщет по полу. Брюки искал, бедняга. Я так понял, он надеялся свалить до моего пробуждения. Увидел меня, сразу весь напрягся, заметался и как давай какую-то чушню нести. В саду, говорит, кусты герани вянут, надо витамины для земли купить, удобрить, а то каюк цветочкам. Потом стал про дочкин день рождения что-то плести, типа, она x-box хотела. Про мировой кризис даже мне впаривал и ситуацию на бирже, представляешь? И прочую х*ету, на которую мне насрать.

Билл восхищенно присвистнул.

- Чёрт, да ты сломал его, как сухую ветку! Вот это эффект! Как бы он умом не тронулся.
- Я не ломал, лишь согнул, - француз был спокоен и невозмутим. Интересно, он вообще когда-нибудь проявляет эмоции, свойственные простым смертным?
- Скажешь это себе, если увидишь его фото в разделе некролога или в цикле передач о суициде.
- Не лечи, а...
- Нужно было оставить его в покое, - Билл покачал головой.
- Гуманист ёб*ный, - соскочив вниз, француз встал напротив Билла, засунув руки в карманы. За такие словечки в адрес Билла я бы тут же неслабо отхватил. Но, похоже, на Габриэля его неисчерпаемый гнев не распространялся. Поэтому наглец все еще был цел и невредим, и беспечно покачивался на пятках перед моим братом. Нет в мире справедливости. - Так забавно слушать от тебя эти высокоморальные рассуждения, а что у самого рыльце в пушку…
- Не приплетай сюда Тома, ясно?
- Я молчу.
- Ты слишком громко думаешь.
- Проехали.
- Обиделся?
- Нет.
- Или всё-таки…
- Нет.
- А то ты бьёшь и любишь с одинаковым выражением лица, поэтому уточняю.
- Вот сейчас я как никогда близок к насилию.
- Сексуальному или…
- Нарываешься.