Глава 17. «Пока-пока» печенье с коньяком

Мы опять проснулись до будильника. Солнце еще не встало, как вчера, но в комнате было уже достаточно светло. Я открыла глаза и украдкой взглянула на Эдварда, вспоминая, как он выглядел вчера. Он уткнулся в мои волосы, которые закрывали его рот и нос при дыхании. От этой картины я радостно улыбнулась.

Ему нравились волосы. Я знала это не только потому, что он сказал, что они прекрасны. Я заметила, что он смотрит на меня по-особенному, не так, как на остальных. Надеюсь, с хорошей стороны. Я слегка приподняла голову, но обнаружила, что пальцы Эдварда запутались в локонах на затылке и держат ее. Ему точно нравились мои волосы.

Я еще долго лежала так. Моя голова на груди Эдварда поднималась и опускалась в такт его дыханию. Мне было хорошо от мысли, что он мирно спит рядом со мной, зарывшись в сверкающие локоны. Прошел час, прежде чем он начал шевелиться, глубже зарываясь головой в мои волосы. Я опять улыбнулась, прижимаясь к его груди. Мне хотелось знать, заметил ли он, как сильно ему нравились мои локоны.

Заметив отражение моей прически в зеркале, я скривилась и улыбнулась одновременно. Скривилась, потому что это было нечто – все пряди были спутаны. А улыбнулась, потому что в них были руки и лицо Эдварда.

Я поспешно собралась, испугавшись, что Элис застукает меня в дверях, если я не попаду домой до того, как она проснется, оставила на тумбочке овсяное печенье Эдварда и ушла через балкон, предварительно проверив, что спуск пройдет без свидетелей.

Я пришла домой в семь. Элис еще спала. Я подошла к ее комнате проверить, не остался ли у нее опять Джаспер, но дверь, как всегда, была широко открыта. Я приняла душ и переоделась. Мне было жаль мыть волосы, но ведь Элис пообещала мне, что еще раз сделает прическу. На первый взгляд это казалось небольшим отличием, но оно привело к большому сдвигу. Я провела остаток утра, ожидая, когда проснется Элис и раздумывая, что будет дальше.

Я сделала завтрак для Элис в благодарность за прическу. Она появилась на кухне в восемь, радостно пританцовывая, что заставило меня захихикать. Ее лицо светилось от возбуждения.

- Доброе утро, - прощебетала она, проскальзывая на стул и энергично раскачивая ногами вперед и назад.

Мне нравилась возбужденная Элис. Намного лучше, чем угрожающая Элис. Я передала ей тарелку с завтраком, которая уже ожидала ее, и села поесть с ней.

Она рассказала, что у нее с Джаспером есть планы на следующий уикенд, что ни мало не удивило меня. Мы сидели, болтали и хихикали, как две нормальные девчонки-тинейджерки. И я очень встревожилась, когда в дверях появилась Эсме, которая не должна была вернуться домой до вечера. Она вошла на кухню, немного задыхаясь и с улыбкой глядя на то, как мы хихикаем. Ее улыбка была необычно сладко-горькой.

- Привет, девочки, примите к себе старушку? – мягко сказала она, садясь на стул рядом с Элис.

Я восхищенно кивнула и положила для нее в тарелку еду, которую мы ели.

- Странно видеть тебя здесь, мама, - пропищала Элис, продолжая болтать ногами и приподнимая тоненькую черную бровь.

Эсме улыбнулась ей и начала есть, не желая отвечать, почему это она так рано появилась дома.

Я осторожно села и продолжила завтракать, хотя наши смешки над Джаспером прекратились. Мы ели в полной тишине. Элис и я с любопытством поглядывали на Эсме, пока она завтракала. Наконец, она отложила вилку и изящно протерла рот салфеткой, встречаясь со мной взглядом.

- Белла.

На ее лице появилось осторожное выражение. Я немедленно застыла, соображая, что могло случиться, и молилась, чтобы никто не засек меня, вылезающей от Эдварда утром.

- Мне звонили прошлым вечером, - мягко сказала она, обнадеживающе улыбаясь.

Но мне не стало легче, что-то было неправильно.

- Твоим опекуном в Финиксе была миссис Ланкастер? – спросила она.

Я кивнула, вспомнив старую седоволосую женщину, которая была моим официальным опекуном, пока я оставалась в Финиксе. Эсме прокашлялась и попыталась улыбнуться опять, только вот улыбка больше походила на гримасу. Она перевела взгляд на остатки еды в тарелке.

- Суд над Филиппом на этой неделе, - шепнула она в тарелку.

Я стиснула зубы при одном звуке его имени и сжала кулаки. Она тепло посмотрела на меня и сразу же вновь посмотрела в тарелку.

- Они хотят, чтобы ты завтра приехала в Финикс, чтобы приготовиться к даче показаний, - мягко сказала Эсме, гоняя по тарелке свой бекон.

Я тупо уставилась на нее, на самом деле не зная, что делать. Мне придется опять смотреть ему в лицо, а я действительно не хотела этого.

- Надолго? – сквозь зубы спросила я, еще сильнее сжимая руки, осознав, что я нарушу свое обещание Эдварду и уеду от него.

Эсме не отрывала взгляд от тарелки.

- Двенадцать дней, - тихо ответила она, кладя кусочек яичницы в свои красные губы.

Я не знала, что сделала Элис или как она отреагировала, потому что ни на чем не могла сосредоточиться. Я посмотрела вниз в тарелку и, скривившись, кивнула. Мой аппетит испарился, я слезла со стула и ушла к себе.

Достав чемодан, я начала кидать туда одежду, не видя, что именно я бросаю, и абсолютно не заботясь об этом. Я предполагала, что это время настанет. Я согласилась дать свидетельские показания год назад, и вот уже пора. Я застегнула молнию на чемодане одним широким движением, чувствуя онемение во всем теле. Осторожно присев на край кровати, уставилась на дверь ванной, и при виде ее дрожь прошла по моей спине. Правда была в том, что я никогда не оставалась в моей комнате, только принимала душ и переодевалась каждое утро. Комната Эдварда была больше моей, чем эта. Синие стены, кровать королевского размера – я не пользовалась этим все время, что жила здесь. Я внезапно поняла, что мне придется двенадцать дней прожить без сна. Точно так же, как и Эдварду. Я упала на большую синюю кровать, которой никогда не пользовалась, и заплакала, сжавшись в комочек и подтянув колени к подбородку. Почувствовав, что кровать по обе стороны от меня промялась, я села. И ощутила, что меня обнимают четыре руки. Эсме и Элис. Они сидели со мной, пока я плакала. Я услышала всхлипы – Эсме тоже плакала. Элис нежно положила мою голову к себе на колени и позволила моим слезам капать на ее дизайнерские джинсы, пока Эсме поглаживала меня по спине, плача вместе со мной.

Мы сидели там почти весь день, плача и страшась того, что мне надо сделать. Я не думала, что можно ненавидеть Фила сильнее, чем тогда, но, лежа на кровати и плача вместе со своей семьей, собираясь с силами, чтобы покинуть их, возненавидела его еще больше.

В пять вечера слезы прекратились. Я продолжала лежать на мокрых джинсах Элис, она перебирала пальцами мои волосы, говоря мне, какие они симпатичные. Я подавила смешок, вспоминая свой последний взгляд на Эдварда этим утром. Эсме передала мне билеты на самолет и сообщение о том, где я буду жить в Финиксе. Это был отель. Большое спасибо, что мне не надо возвращаться в общежитие. Миссис Ланкастер, старая седоволосая женщина, социальный работник, останется со мной.

В шесть я, наконец, оторвалась от Элис, слабо улыбаясь ей. Это была лучшая благодарность, которую я могла сейчас изобразить, и пошла готовить. Я много приготовила. Я сделала то, что Эсме и Элис могут заморозить и потом легко разогреть. Я делала печенье, партию за партией и разложила их по отдельным дням, собрав пять различных наборов пакетов. Только это могло успокоить меня. Мое личное утешение ждало меня за соседской дверью в десять, еще не зная, какие новости я принесу ему.

В девять я обняла и поцеловала Элис и Эсме, пожелав им спокойной ночи и поблагодарив их за сочувствие в спальне. Они обе пожали плечами. Эсме не собиралась ехать со мной, и я понимала ее. Она оставалась с Элис, и у меня не было выбора. Мать и дочь неразделимы.

Я запихала в мой старый рюкзак двенадцать пакетов с печеньем для Эдварда и обед, который я сделала вечером. Я не смотрелась в зеркало весь вечер. Натянула на голову капюшон и хмуро выскользнула за дверь. Волосы – последнее, о чем я думала.

Поднимаясь по решетке, я хорошо чувствовала каждый шаг, приближающий меня к балкону Эдварда, беззвучно спрыгнула и тихо постучалась в балконную дверь. Эдвард ответил, не глядя мне в лицо, и впустил меня к себе. Только увидев на моей голове капюшон, он медленно снял его, освобождая мои совершенно не сияющие волосы.

Я прошла к его кровати, ничего не говоря и не смотря на него, и достала его ужин из рюкзака. Я услышала, как он шлепнулся на кровать и начал открывать контейнер, и, шаркая, потащилась к дивану. Только после этого я развернулась и встретилась взглядом с его расширенными глазами.

- Что случилось? – спросил он.

Его лоб сморщился от беспокойства, пока он сидел на середине кровати, держа контейнер с едой. Я скривилась и упала на диван, вздохнув и уставившись на свои колени.

- Эдвард, я завтра уезжаю, - прошептала я, не поднимая глаз и сжимая пальцы.

В комнате воцарилась тишина. Она была громоздкая, тяжелая, и я очень хотела, чтобы этого никогда не случалось.

- Ты, блять, обещала мне, - обвиняюще прорычал Эдвард с кровати.

Я скривилась и украдкой перевела взгляд со своих коленей на его больные, сузившиеся глаза. Мои глаза наполнились слезами. Я даже не думала, что могу еще плакать.

- Мне надо давать показания на слушаниях. Это всего на двенадцать дней, - прохрипела я сквозь слезы, которые текли из глаз.

Лицо Эдварда немного смягчилось, и он отложил вилку.

- Ты вернешься? – спросил он, скептически глядя на меня.

Я кивнула, не поднимая глаз. Его лицо расслабилось, оставаясь скорее нахмуренным, чем сердитым. Эдвард уставился на контейнер с едой. На глаза ему упала прядка волос. Он отбросил ее назад, ничего не говоря, и слез с кровати.

- Я уже готов лечь, - прошептал он, уставившись на свои колени.

Я кивнула, слезла с дивана, схватила сумку и поплелась в ванну переодеваться, раз уж он готов лечь.

Я только почистила зубы – торопилась, испытывая непреодолимое желание оказаться в кровати с Эдвардом. Когда я вышла, Эдвард уже был в пижаме, стягивая покрывало с кровати. Он грустно посмотрел на меня, и это еще больше ухудшило мое настроение.

Я потащилась к кровати, медленно забралась на нее и залезла под простыню. Эдвард сделал то же самое. Мы оба легли на спину, он протянул руку к лампе и выключил свет.

Как всегда, инстинктивно, мы развернулись и обняли друг друга. Эдвард тесно прижал меня к себе, зарываясь лицом в волосы, а мое лицо уткнулось в его жесткую грудь. Я тяжело дышала. Он тоже. Я подняла руки вверх, медленно проводя по его плечам, и, наконец, ласково зарываясь в его мягкие спутанные волосы, заставляя его выдохнуть в мою макушку.

Я немного дрожала, так что он притянул меня еще ближе, так близко, что я не могла дышать, но меня это не волновало. Фактически, я распласталась на нем, сплетясь с ним ногами и прижимаясь к его теплому телу. Он опять вздохнул, и я начала тихо напевать.

- Пока не надо, - прошептал Эдвард в мои волосы.

Я немедленно прекратила напевать, но продолжила поглаживать его волосы и вдыхать его запах. Я кивнула, осознавая необходимость продления момента. Я чувствовала, как его большая рука медленно поглаживала меня по спине, вдавливая меня в его грудь. Мои пальцы перебирали его волосы, а он еще глубже зарывался в мои.

Прошло несколько минут, и я ощутила, как он нежно поцеловал меня в макушку, продолжая поглаживать мою спину. Я не знала, что происходит, но что-то в этом нежном поцелуе сломало меня. Я попыталась получить то, что могу, и медленно подняла голову, чтобы встретиться с его взглядом.

Когда он понял, что я поворачиваю голову, то немного откинул свою назад. Мне хватило одного взгляда в его грустные зеленые глаза, чтобы потерять остатки разума. Моя рука, до сих пор запутавшаяся в его волосах, медленно скользнула по его затылку к шее. Он недоуменно посмотрел в мои глаза, но у меня не было времени на вопросы и недоумения, или я потеряла бы самообладание. Поэтому я быстро наклонилась к его лицу и прижалась к его губам своими.

Он напрягся и прекратил поглаживания, прошептав в мои губы:

- Стоп.

Но я не остановилась. Я завладела его полной нижней губой и нежно целовала ее, ожидая его ответа. Он не поддавался. Он все еще был напряжен, поэтому я поступила так же, как делал он, когда расслабиться нужно было мне. Я провела рукой по его шее, затем переместила ее на его лицо, поглаживая щеку большим пальцем, и снова начала покусывать его нижнюю губу. Это не сработало. Я ненадолго оторвалась и завладела теперь уже его верхней губой, целуя ее и просовывая свою нижнюю губу между его, надеясь, что он все-таки ответит.

Со стоном он, наконец, сдался. Одна его рука легла на мою спину, вторая – на затылок, прижимая меня к нему. Его губы сокрушили мои. Я тяжело дышала, посасывая его губы, пока он вжимался в мои. Я запустила руку в его волосы, сжав их в кулаке, притягивая его лицо к своему. Приоткрыв рот, я провела языком по его нижней губе. Он не колебался, как в прошлый раз. Он встретился своим языком с моим, заставив меня тихо простонать. Эдвард еще крепче прижал меня к себе, сплетаясь в нежном поглаживании своим языком с моим. Я в ответ выдохнула ему в рот, усиливая борьбу языков, и потерлась о его тело. Эдвард опять громко простонал, заставив мое тело воспламениться. Но на этот раз он не оторвался.

Вместо этого он перевернул меня на спину и оказался сверху, не прерывая поцелуй, приподнимаясь на одной руке и удерживая второй мое лицо. Я запустила ему в волосы вторую руку, наклонив голову так, чтобы глубже проникнуть в его рот. Он еще раз простонал и обрушился на мое тело всем своим весом. Я чувствовала каждый дюйм его тела, тесно прижатого к моему. От этого восхитительного чувства я невольно простонала ему в рот опять.

Он оторвался от губ и начал покрывать дорожкой поцелуев и полизываний мое лицо, спускаясь по подбородку к шее. Мы оба тяжело дышали, наши тела были так плотно прижаты друг к другу, что двигались в одном ритме. Я выгнулась, подставляя ему шею и постанывая от ощущения его языка на своей коже. Эдвард грубо втиснулся между моими бедрами. Я почувствовала его возбуждение. Было уже поздно заботиться о приличиях. Я обхватила ногами его талию, тихо хныкая и желая ощутить его еще ближе. Он хрипло прорычал в мою шею, продолжая двигаться между бедер, вызывая у меня очередной стон. Я теребила его волосы, продолжая прижимать его к шее, где он покусывал и целовал меня.

Каждая клеточка моего тела горела в огне. Эдвард оторвал губы от моей шеи и прижал их к чувствительному местечку за ухом. Я слышала его тяжелое прерывистое дыхание.

- Нам надо перестать трахаться, - хрипло прошептал он, но я покачала головой, охваченная желанием, потерлась своими бедрами о его и выгнула спину, вжимаясь в его грудь.

- Блять, - громко выдохнул он мне на ухо и уткнулся в изгиб моей шеи, глотая воздух и щекоча меня носом.

Я уже начала думать, что моя девственность не такая уж важная вещь, и не могла вспомнить, почему считала так раньше. Но Эдвард оторвался от меня и лег рядом на спину, закрыв глаза и тяжело дыша.

Я лежала на спине, облизывая распухшие губы, восстанавливая дыхание и желая прикосновений Эдварда в самых неподходящих местах. Мы долго просто лежали, пока наше дыхание не успокоилось. Я украдкой взглянула на Эдварда – у него все еще были закрыты глаза.

- Эдвард, - выдохнула я, от всего сердца надеясь, что ничего не разрушила.

Он открыл глаза и медленно повернул голову, встретившись со мной взглядом. Он не разозлился и не расстроился. Его глаза потемнели, и я предположила и понадеялась, что в них горели желание и похоть. Эдвард тяжело вздохнул и тряхнул головой.

- Это гребаный идиотизм, - пробормотал он.

Я нахмурилась, не понимая, что такого идиотского мы делали.

Он закатил глаза в лучших традициях Эдварда и перекатился на свою сторону кровати.

- Я уже готов, - вздохнул он, затем обхватил меня и вернул в прежнее положение.

Так как я была опять тесно прижата к Эдварду, то чувствовала, что он еще вполне возбужден. Это больше не беспокоило меня. Я теснее прижалась так, что он зашипел, но не отстранилась, а начала перебирать его волосы. Я хотела извиниться за то, что он чувствовал сейчас, но в действительности мне не было жаль. Эдвард опять зарылся в мои волосы и начал глубоко дышать, так что я опять начала тихо напевать. Только когда он заснул, я прикорнула на его груди и закрыла глаза, радуясь своей последней ночи сна за двенадцать дней и молясь, чтобы это продолжилось после моего возвращения.

Прозвонил идиотский будильник. От моего уикенда оставался только кусочек. Я прижалась к груди Эдварда так плотно, как могла, надеясь, что он не отвернется после того, что случилось прошлой ночью. Надеясь, что он вздохнет или как-нибудь еще покажет, что он в порядке. Надеясь, что он не отодвинется.

Фигушки. Он простонал и откатился во сне, с закрытыми глазами, выключая будильник. Я нахмурилась и медленно соскользнула с кровати, сонно пробираясь к дивану за своей сумкой. Я подхватила ее с пола и с опущенной головой потащилась в ванну.

Прикрыв с тихим щелчком дверь, я привалилась к ней спиной и соскользнула на пол. Я была такой идиоткой. Просто обнимать Эдварда и целовать его еще не было большой проблемой. Лучше бы мне держать свои эмоции в узде и не только потому, что была серьезная опасность получить отказ, но и потому, что очень многое окажется на грани, когда он, наконец, сделает это.

Я долго сидела, ненавидя себя, после чего подняла себя с пола и посмотрелась в зеркало. Мои щеки, конечно, пылали. И эта идиотская зубная щетка продолжала стоять в стаканчике рядом с его щеткой. Я не стала ей пользоваться, быстро переоделась, тяжело вздохнула и натянула капюшон.

Когда я вышла из ванны, Эдвард все еще лежал с закрытыми глазами, запустив руки в волосы. Как и всегда. Никаких разговоров или хотя бы словечка. Больно. Я опять почувствовала себя дурой. Подойдя к тумбочке, я начала выкладывать на нее пакеты с печеньем, борясь со слезами, которые уже скопились в глазах. Последний пакет я положила сверху, «Пока-пока, печенье с коньяком» ехидно издевались надо мной своей черной надписью. Я прикрыла на мгновение глаза, стоя перед кроватью, понимая, что я все испоганила и только… пытаясь оцепенеть. Молясь, чтобы я оцепенела.

Открыв глаза, я наткнулась на взгляд Эдварда. Он все еще лежал, с бронзовыми волосами, спутанными от моих поглаживаний и взъерошиваний, и абсолютно пустым взглядом. Ни эмоций, ни злости, ни похоти, ни любви, ни беспокойства. Только пустота. Я медленно закрыла глаза и развернулась, ненавидя то, что этот взгляд будет моим последним воспоминанием об Эдварде на следующие двенадцать дней. Очень тяжелых и полных боли двенадцать дней.

Я пошла по направлению к двери, натянув капюшон и опустив голову.

- Подожди, - мягко приказал Эдвард с кровати.

Я застыла, ожидая его следующих слов, и медленно разворачивалась, встречаясь с ним взглядом. Его взгляд оставался пустым. Я стояла, ожидая неизбежного. Но он не говорил ничего. Он достал из-под кровати свой черный, в кожаном переплете альбом для набросков и протянул мне.

Я секунду стояла, не понимая, зачем он это делает, потом подошла и забрала альбом из его руки.

- Не смотри в него, блять, пока не уедешь, - резко сказал он, сузив глаза.

Я вздрогнула от его жесткого голоса и поспешно развернулась к двери, выбегая на балкон и захлопывая за собой дверь. Быстро спустившись, я побежала через темный двор к своему дому, всхлипывая.

Эсме отвезла меня в Сиа-Так в десять утра. Я смотрела через окно на эту зелень, которую я так полюбила, боясь отъезда. И боясь возвращения. Одновременно. Эсме ничего не говорила мне во время поездки, лишь изредка с любовью дотрагивалась до моей руки. Я хотела улыбнуться ей и сказать, что со мной все будет в порядке, но все это было дерьмом.

Я попрощалась с Эсме в аэропорту объятиями и поцелуем. Я не говорила ей, что буду в порядке. Она и так поняла, или, самое меньшее, подумала. Я прошла сквозь толпу, скривившись, натянув капюшон и опустив голову. Наконец, объявили мой рейс до Финикса. Я вошла в самолет, озираясь, съежившись от всех этих людей, находившихся так близко ко мне, и благодаря Эсме за то, что она выкупила сиденье рядом со мной, так что я могла сидеть в одиночестве.

Казалось, что самолет взлетал целую вечность. Это было метафорой всей моей жизни. Когда самолет, наконец, взлетел, солнца не было видно. Везде, куда достигал взгляд, находились облака.

Только когда мы поднялись в воздух, я скользнула рукой в спортивную сумку и достала черный альбом Эдварда, благоговейно прикоснулась к переплету, сдерживая слезы, появившиеся из-за всех идиотских вещей, которые я сделала, и осторожно открыла первую страницу. Там был превосходный рисунок молодой женщины. На вид ей было чуть больше двадцати. У нее был изумительный прямой нос Эдварда и широкая улыбка на губах. В углу рисунка была подпись: