2015-08-21
321
В холле офиса доктора Кармен раздавалась невразумительная и успокоительная джазовая мелодия. Было еще достаточно рано, солнечные лучи все еще ярко светили в большие окна. Я потерла глаза рукавом толстовки и скривилась, вытягивая и приподнимая ноги. Ожидание было выматывающим. Я напрягла слух, чтобы хоть что-нибудь услышать, страстно желая иметь рентгеновское зрение или суперслух, но ничего не услышала. Ни бормотания, ни приглушенного голоса. Только джазовая мелодия.
Мне показалось, что я каким-то образом оказалась на канале прогноза погоды.
Я одернула рукава и запрокинула голову. Мое беспокойство, похоже, раздражало блондинку-секретаршу. Ну и хер с ней. Она все равно проводит кучу времени, читая журналы со сплетнями. От пластиковых стульев, изогнутых, современных и разработанных для удобства, мои ноги болели. Взгляд не отрывался от ручки ее двери, которая вот-вот должна открыться и выпустить наружу улыбающегося Эдварда.
Доктор Кармен не позволила мне присоединиться к ним, когда мы с Эдвардом утром пришли к ней. На самом деле я уже устроилась на диване в ее офисе позади Эдварда, готовая включиться в их дискуссию. Но зашедшая доктор Кармен быстро выгнала меня. Какое-то дерьмо о «честность легче сохранить между двумя» и «три – уже толпа».
Я готова была нарваться на ее неудовольствие, взглянув на Эдварда для поддержки, но обнаружила, что он… согласен с ней.
Может быть, он хотел поговорить с ней наедине.
Я не могла понять причины своего беспокойства. Да, я волновалась, как Эдвард отнесется к доктору Кармен, и этот страх я определила. Не было ничего, чего бы я хотела больше, чем его полной поддержки, а это всегда было неопределенным. Мне казалось, что их разговор сейчас должен сформировать Эдварду впечатление о терапии в целом. Мне требовались дополнительные подтверждения, кроме моей надежды, что ему это понравится.
Кроме того, мне хотелось, чтобы Эдвард понравился Кармен. Я боялась, что она найдет в нем что-то, что может побудить ее разорвать наши отношения. Всю прошлую неделю она навала мне больше советов по отношениям, чем я могла переварить. Она хотела, чтобы я: «расслабилась, и пусть все идет своим чередом», и «выясни, что он хочет, прежде чем лезть в омут» (При этих словах она подмигнула). Она хотела, чтобы мы «выстроили своего рода доверие и комфорт, который позволит вам признаться в более важных и ужасных вещах», и «пусть сначала наступит «шаг номер один», прежде чем шаг номер два толкнет вас к номеру три» (Что, черт возьми, это могло бы означать?). Она хотела, чтобы я выучила наше «Много, много, много минетов, пока наше время плавает в Ниле», и воспользовалась этим знанием, чтобы «дать отношениям стать такими, каким они должны быть». Она хотела чтобы я «была открытой, даже если это сделает меня слащавой дурочкой», и дала ему время «привыкнуть к жизни Калленов в доме, полном эстрогенов вместо того тестостерона, которым он был наполнен раньше».
Она хотела, чтобы я была «терпеливой».
«Ебать терпение», - горько подумала я.
Терпение, очевидно, было необходимо, но жизнь с Эдвардом была далеко не так гламурна, как я мечтала. Была какая-то невидимая стена, разделявшая нас, которая наедине растворялась, но очень, очень медленно. Я задумывалась, сколько еще нужно ждать, прежде чем она упадет, и мы можем быть «нами». Я не могла решить, кто несет ответственность за ее возникновение. Возможно, я немного скептично относилась к глубине обязательств, но у него были собственные замечания. Что плохого было в том, что я просто хотела, чтобы все было прекрасно? Я отложила этот вопрос для обсуждения с Кармен или Карлайлом попозже. Или даже с Эдвардом, если наступит правильное время.
На прошлой неделе нам некогда было поговорить. Мы с Эдвардом употребили всю нашу восстановившуюся связь на его возвращение в школу. Он погрузился в свои занятия и разрешал мне помочь ему, но только после очень долгих уговоров. Мы просыпались, одевались в раздельных спальнях, спускались вниз и завтракали вместе с Элис, Эсме и Карлайлом, и я ехала в школу с Элис, а он заезжал за Джасом. По приезде мы с Элис разделялись, и Эдвард провожал меня на уроки. Это было почти как раньше, только с небольшими отклонениями.
В первое утро после нашего возвращения я решила, что не хочу, чтобы его электричество успокаивало меня в школе. Он явно расстроился, когда я первая стряхнула его руку, но я не могла. Я не хотела, чтобы он верил, что причиной моего нахождения рядом с ним было его прикосновение. Я шла рядом с Эдвардом, потому что наслаждалась его компанией, а не потому, что мне нужен был его успокаивающий эффект.
Было трудно отказывать себе и жертвовать тем, что могло с такой легкостью доставить удовольствие, но я сделала это. Эдвард волновался по поводу моего восстановления. Он боялся, что это заставит меня порвать с ним, потому что он больше не будет мне нужен. Если я смогу показать ему, что сейчас не нуждаюсь в нем, то, может быть, он поймет, что я остаюсь с ним потому, что он добрый и понимающий, и веселый, и красивый, и преданный, и ощущение от его пальцев на моем теле – только одна причина из длинного списка того, почему я останусь с ним навсегда. Когда я рассказала ему, насколько много это для меня значит, он что-то понял, и это выразилось в его ободряющей улыбке. Но я знала, что это беспокоит его, и, в свою очередь, это беспокоило меня.
В общем, наша связь росла – что было не так уж плохо. Нет, она не была тусклой. Она просто была… под контролем.
Ну… после пятницы… Я невольно улыбнулась, вспомнив, что произошло после того, как я вернулась с бокса вместе с Элис.
То, как я налетела на него, было незабываемо. Восхитительная капелька коричневого крема на его подбородке требовала внимания, и мой язык хотел слизнуть ее. Он встретил меня на полпути, обхватив за талию и прижимая меня ближе, пока наши губы встретились. Я молилась, раздвигая губы, чтобы он на самом деле поцеловал меня, и была полностью вознаграждена, когда его язык проник в мой рот. Последний воздух покинул мои легкие, глаза закатились, колени ослабли, птички запели, облака расступились, послышалась «Аллилуйя» - все это клишевое дерьмо случилось на самом деле, когда его язык покачнул мой гребаный мир.
Эдвард-в-футболке + крем-для-торта х (бокс + эндорфины) = возбужденная Белла.
Элементарное равенство.
Но это было чересчур. За доли секунды наши чувства превратились из капелек в сносящий все на своем пути поток, и мы оказались не готовы к этому. Если честно, я готова была трахнуться с ним прямо на кухонном столе, и это только доказывало, в каком иррациональном состоянии находился мой разум.
Мы еще и не делали этого. Даже учитывая, что выглядели полными идиотами. Он только что уехал от своей матери, единственного кровного родственника в мире, а я только что начала бороться со своим состоянием, понимая, каким медленным и сложным будет этот путь. Мы с Эдвардом были хрупкими и нежными. У меня могло уйти на это много времени, но я наконец начала принимать тяжесть наших проблем. Я должна уделять этому много внимания, и то уважение, которого они заслуживают, если хочу, в конце концов, стать лучше.
От этих мыслей мое настроение постепенно улучшилось, и я нахмурилась, разглядывая манжеты рукавов. Темная ткань совершенно истерлась за мой последний год в Форксе. Я хмуро изучала ее и размышляла, не купить ли мне новую, но это не выглядело правильным.
Прежде чем я позволила своему мозгу уйти достаточно далеко, чтобы отвлечь меня, из офиса раздался любопытный шум. Моя спина напряглась. Это было похоже… на приглушенный шепот мужского голоса. Определенно Эдвард. Я украдкой придвинула стул поближе к двери, не сводя взгляда с увлеченной журналом секретарши. Оказавшись в паре футах от двери, я устремила взгляд на темное дерево.
Тишина.
В этом было нечто жуткое. Я закусила губу и опять начала рассеянно постукивать каблуками. Мой взгляд постоянно смотрел на ручку, и я отчаянно прислушивалась. Успокаивающий джаз наконец, закончился, и в тишине зазвучала новая песня.
Потом я услышала это.
Совершенно ясное: «Какого хрена вы думаете?» - прозвучал из комнаты голос Эдварда.
Я вздрогнула так резко, что каблуки проскрипели по линолеуму.
Секретарша даже не обратила внимания. Она лизнула палец и перелистнула страницу.
Я продолжала обрабатывать новую информацию, когда дверь неожиданно распахнулась. Каждый мускул моего тела напрягся, когда из офиса вылетел Эдвард, со сведенными бровями и раздувающимися ноздрями. В руках он стискивал куртку, пальцы сжались в дрожащий кулак, а глаза искали меня. Когда его разъяренный взгляд остановился на мне, я побледнела, громко сглотнув, но затем что-то в выражении моего лица заставило Эдварда смягчиться.
Он протянул ко мне руку ладонью вверх и предложил:
- Пойдем? – Эдвард явно пытался сдержать свою злость, не сводя взгляда с меня и вцепившись пальцами в кожу куртки.
Я, не колеблясь, взяла его руку, теплую, нежную, ласкающую меня. Поймав взгляд Кармен и ее улыбку, я вместе с Эдвардом вышла за дверь.
Она позвала нас:
- Я скоро увижу тебя, Эдвард!
Его шаги по полу были твердыми и громкими. Он высказал достаточно громко, чтобы устроить сцену:
- Пошла на хрен!
***
Эдвард, сидя напротив меня, уперся локтем в спинку своего стула, молча глядя в окно. Он настоял на том, чтобы отвести меня на завтрак, хотя я не могла понять, почему. Он явно был не в настроении, чтобы куда-нибудь ходить.
Дорога от офиса Кармен была совершенно заурядной. Две машины перед нами повернули, не включив поворотников. Это спровоцировало яростную и абсолютно нецензурную тираду Эдварда, адресованную «Убийцам поворотников в Форксе», против которых он лично собирался выдвинуть протест. Задницы, рандомно показывающие сигналы, упоминались столь же часто. Потом, когда мы доехали до закусочной, выходящий мужчина хлопнул передо мной дверью. Эдвард как-то смог удержаться от диалога с ним, но совершенно уверена, что, если бы меня не было рядом, у них была бы интереснейшая беседа. Когда мы заказывали нашу еду, у официантки не было ручки, чтобы записать заказ, что разозлило его еще больше и привело к тому, что он пообещал «серьезно заняться этим дерьмом, если она проебает наш заказ».
Его раздражение волновало меня до чертиков. Я стиснула зубы и сжала губы, давая ему возможность выплескивать свою злость, чтобы не сказать чего-нибудь, сделав все еще хуже. И я действительно надеялась, что он сможет справиться со своим раздражением, пока сидит здесь, ломая пальцы и впиваясь ими в кожаное сиденье. Меня иногда беспокоило, что он просто не знает, что дальше делать. Раньше он курил или срывался на Эммета, или просто избегал всех подряд. Больше у него не было таких возможностей. Теперь он просто позволял всем видеть себя и учился, как жить дальше.
Просто позволять вещам идти своим чередом Эдвард не умел.
Когда принесли нашу еду, он внимательно уставился в тарелки и мысленно проверил заказ. Французский тост, покрытый сахаром, для меня, кусочек бекона, гамбургер и омлет с сыром для него. Я удивленно закатила глаза, когда он чуть более терпеливо попросил принести салфеток. Официантка, похоже, не обратила внимания на его раздражение и быстро выполнила его требование. Я подумала, что ей, видимо, часто приходится иметь дело с задницами, так что она научилась обращаться с ними.
Мы ели в полной тишине. Никакого дружеского общения или спокойствия, только неловкость и раздражение. Воздух между нами так искрил от его напряженной ярости, что это сказалось и на мне. Я почти наорала на официантку, когда она в четвертый раз предложила принести нам напитки. В конце концов, я потеряла аппетит и начала бездумно ковырять свой тост.
- Ты не голодна? – поинтересовался Эдвард. Когда я подняла взгляд, встречаясь с ним, он пялился в свою тарелку, разрезая гамбургер на мелкие кусочки. – Ты немного ела прошлым вечером, - добавил он, бросая свою вилку и устремляя взгляд ко мне.
Приподняв бровь, я спросила:
- И сколько я съела?
Он ответил мгновенно.
- Половину порции энчалады и чуть-чуть риса. – И глотнул из своего стакана.
Я молча смотрела на него, гоняя вилкой два кусочка тоста.
- Не знала, что кто-то подсчитывает потребление мной калорий, - сухо ответила я.
Он закатил глаза, приподняв кончик губы.
- Ты сказала, что позаботишься о себе. Прости, но это хреновая забота. – Он опять вернулся к своей тарелке, и в его глазах читалась еще большая ярость.
Просто великолепно…
- Это не сработает, - пробурчала я, бросая вилку и со вздохом откидываясь на спинку стула.
Коротко взглянув на меня, он прошипел:
- Что не сработает?
- Это! – рявкнула я, помахав рукой между нами. Вместо того, чтобы посмотреть в мои глаза, он резко отвернулся к окну, бездумно уставившись в него и сжав челюсть. – Ты хочешь рассказать мне, что произошло этим утром, или просто проведешь кучу времени в дерьмовом настроении? – спросила я.
Он опять закатил глаза, но не встречался со мной взглядом.
- Я не в дерьмовом настроении, - коротко ответил он, упершись локтем в стол и запустив пальцы в волосы.
Наконец, его взгляд встретился с моим. Я скептически подняла брови. Он проиграл и слегка расслабился.
- Окей, - пробурчал он, вновь беря свою вилку. – Я в ужасном настроении. Прости, - признался он, бросая на меня короткий извиняющийся взгляд.
Я резко выдохнула, пытаясь справиться с собственным возмущением, потому что оно только подогрело бы его.
- Все нормально, - наконец, ответила я, заправляя волосы за ухо.
Но его лицо вытянулось, и он запротестовал:
- Нет. – Эдвард с лязгом оттолкнул свою тарелку с едой в мою сторону. Прежде чем я успела спросить его, он нервно встал и перешел ко мне, садясь рядом. Дрожащей рукой он обнял меня за талию и привлек ближе, крепко целуя в висок. – Я сволочь, - признался он, нахмурясь и глядя на стол.
Сидя рядом с его напряженным телом, я смотрела на него и размышляла, стоит спорить или нет. Конечно, с Эдвардом это бесполезно, так что я просто сменила тему и спросила:
- Что случилось? – Я понимала, что это не мое дело, и офис Кармен – это своего рода хранилище слов, произнесенных там, но мое любопытство заставляло меня действовать. Я знала, о чем Эдвард планировал поговорить с ней. Я была не такой дурой.
Наши эмоциональные отношения прогрессировали. У нас все еще возникали небольшие недопонимания – такое, я уверена, бывает у каждой пары. Но они были редкими и редко могли поколебать мою уверенность в нас. Хотя были и другие, на первый взгляд незначащие, но много о чем говорящие моменты.
Он всегда не давал мне споткнуться о бордюр, делая это автоматически. Он всегда знал, какую книгу дать мне почитать вечером, когда мы еще не так устали, чтобы идти спать. Он отдавал мне более мягкую подушку, и я знала, что Эдвард надевает «майку-алкоголичку», потому что хочет быть ближе ко мне. В ответ я выбирала рецепты без лука, потому что он ненавидел его. Если я видела, что его айпод опять где-то валяется, то относила его на место, потому что он всегда терял эту чертову вещицу. Я провела два дня, уговаривая Эсме не ремонтировать третий этаж, потому что знала, как ему нравится постоянство. Он знал, что, когда я надевала коричневый свитер, слишком тесный для меня, мне надо сказать, как хорошо я выгляжу, потому что это придавало мне уверенности в себе. Я знала, что иногда ему нравится дотрагиваться до меня, чтобы успокоить, потому что это заставляло его чувствовать себя нужным, и я, в конце концов, разрешила ему.
Мы синхронизировались весьма странными путями, но это работало. Каждый день приносил обещание новых уроков, новый кусочек знания о другом, который мы добавляли к нашей растущей кучке. Мы с Эдвардом определенно были парой. Это было ясно без слов. Наша любовь только росла со временем. Это было совершенно ясно. Наши эмоциональные отношения сильно напоминали тщательно спланированный итальянский обед: мы могли провести все утро, готовя порцию за порцией пасту, но к шести вечера все будет готово, потому что мы не начинаем, пока не сделаем все правильно.
Однако наши физические взаимоотношения…
Он, сжав губы в тонкую линию, избегал моего взгляда, уставясь на свой омлет, ковыряя его вилкой. Волосы, обрамляющие его лицо, только подчеркивали его нахмуренность.
Его отказ отвечать в смеси с дурным настроением вселяли ужас, и я почувствовала, что вытянулось мое собственное лицо.
- Что, все так плохо? – спросила я, опуская взгляд на колени и начиная теребить концы рукавов.
Очевидно, мое состояние было гигантским препятствием – для нас обоих. Это не волновало меня, пока я не подходила к пределам для меня. Пока я не узнала, что Эдвард вернулся ко мне. Да, теперь это волновало меня. Наша предыдущая беспечность по отношению к сексу была идиотизмом, но, как ни странно, удовлетворительной – если не обращать внимания на наши проблемы. Но я отказывалась поступать так опять. Если доктор Кармен разрешит нам секс, то я последую ее совету.
Черт побери все это…
- Только не начинай опять все это дерьмо, Белла. Не сейчас, - попросил он расстроенным голом, опять запуская пальцы в волосы. Он закрыл глаза и стиснул зубы. – Ты будешь винить себя за, блять, все, и поверь мне… - Он горько хихикнул, тряхнув головой. – Это все касается меня. – Он сглотнул, отворачиваясь от меня и сузив глаза неизвестно на что.
- Что? – растерянно спросила я.
Он кашлянул, немного поерзал и поставил локти на стол. Резко выдохнув, он повторил.
- Это не ты. Это я. – Опять воцарилась тишина. Его расстроенный взгляд избегал моего. Когда он, наконец, посмотрел на меня, то прошипел, закатив глаза:
- Она сказала, что все в порядке, ясно? Она сказала, что… - он замолчал, опять неловко повернувшись, и прошептал, - что… возбуждение или как-там-мать-его… не будет препятствием для тебя. – Горячий румянец залил мои щеки. Он закончил. – Если мы будем делать все медленно и… следовать ее советам, ты можешь… - Он прервался, обнадеженно, но в то же время и немного горько, помахал рукой.
Я впала в ступор.
И улыбнулась.
И, как бы иронически это ни звучало… возбудилась.
- Правда? – взвизгнула я, выпрямив спину и поворачиваясь к нему.
Похоже, мое внезапное удовольствие заставило мои глаза чуть просиять, но это ненадолго отвлекло его. Он с тупым выражением уставился вперед и добавил.
- Она сказала, что есть еще какое-то дерьмо, которое она хочет обсудить с тобой.
- Типа чего? – спросила я, слегка притушив свой энтузиазм.
Надув щеки, он резко выдохнул и растрепал волосы.
- Черт, Белла. Я не знаю. Какое-то дерьмо по поводу «близости» и «притяжения», и бог знает что еще, - проворчал он.
- Близость и притяжение? – с любопытством переспросила я. Я не понимала, что ожидать от этой темы, так что не удивилась, когда, перебрав все технические определения у себя в голове, не нашла между ними особой разницы и задумалась, что бы это значило.
Рука Эдварда, все еще обвитая вокруг моей талии, сжала меня крепче. Я встретила его взгляд. В его глазах все еще была тень тревоги, которую я не могла объяснить.
- Ты понимаешь различие? – спросил он, нервно постучав ногами о пол. Я медленно покачала головой, заинтересовавшись его взглядами на этот предмет. Но, получив мой ответ, Эдвард застыл и в его фигуре блеснула вспышка ярости. Он сжал зубы и отвел взгляд, нервно пробурчав.
- Это еще одна вещь, которую я ебал…
Серьезно?
Я еще сильнее повернулась к нему, забросив ногу на колено.
- А какое, ты думаешь, там различие? – спросила я, потому что в его вопросе звучала некая снисходительность. Я не была лишена эмоций. Может быть, у меня не было большого опыта, но он практически был уверен, что мой ответ неверен, и он ответственен за это. Я почувствовала себя пятилетней девочкой, которой определенно не была.
Он повернулся ко мне лицом и убрал руку с моей талии.
- Близость… - он замолчал, нахмурившись и начиная комкать салфетку на столе. – Это… - он опять замолк, закрыл рот и, похоже, не мог закончить. Он разочарованно выдохнул и вдруг склонился ко мне. Без предупреждения он прижался ко мне лбом, чуть задержав там губы. Его дыхание теплом обдало кожу. Я закрыла глаза и вздохнула, удовлетворенная направлением, в которое поворачивалась беседа.
Он оторвался и решительно кивнул.
- Это притяжение без близости, - пояснил он, хотя в его голосе не было наставительности. Это было просто объяснение факта. Я не смогла не заметить, что он только что признался в том, что со времени своего возвращения испытывал ко мне только притяжение, потому что между нами были только легкие поцелуи в лоб.
Но, прежде чем я смогла озвучить свою мысль, его губы внезапно вжались в мои. От удивления я задохнулась, он силой раскрыл мои губы языком и прижался ближе. Мои руки сами собой легли на его плечи, пока я смогла осознать, что он целует меня. Я хотела поцеловать его в ответ, но была неспособна устоять под быстрыми толчками его языка. Твердые линии его тела были странно жесткими и напряженными. Я постаралась стать такой же. Не то чтобы я не наслаждалась поцелуем… но он был таким… насильственным. Он был жадным и внезапным, что, правда, доставляло удовольствие, но напомнило мне то пустое ощущение от секса в тот день, когда он уехал.
Я была почти благодарна, когда он оторвался через несколько коротких секунд. Он втянул нижнюю губу в свой рот, продолжая накрывать меня собой, упершись рукой в спинку стула. Его взгляд смягчился, когда наши глаза встретились, и Эдвард положил ладонь на мою щеку.
- А вот это близость без притяжения, - вздохнул он, помрачнев. Прежде чем я смогла обработать информацию, его губы вновь оказались на мне. Но на этот раз они были более нежными. Он вяло прижимался ко мне губами, лаская щеку подушечкой большого пальца, и сдерживал раздражение или нетерпение предыдущих поцелуев. Он был почти… нежным.
Я со вздохом вернула поцелуй, и он позволил мне притянуть его ко мне. Мои пальцы нашли путь в его волосы. Когда наши губы разошлись, наши языки мягко скользнули друг по другу, возвращаясь назад в наши рты и вновь высовываясь. Когда он в последний раз оторвался, возвращаясь на свое место, то ему не требовалось объяснять, что означает этот последний пример.
Я открыла, что предпочла бы комбинацию из обоих, но определенно он мог почувствовать это в моем взгляде, пока я прокашливалась и приводила себя в порядок.
***
Этим вечером, пока я мыла посуду после ужина, мною владело расстройство и… слегка гнев. Утренний показ Эдварда полностью отвлек меня от первоначального вопроса. Я хотела знать, что привело его в такую ярость. По пути домой я снова спросила его, но получила только загадочный ответ:
- Есть некоторые вещи, о которых ты просто не можешь поговорить с такими гребаными незнакомцами, Белла.
Ну, я могла поговорить с Кармен обо всем. Фактически, то, что она чужой для меня человек, делало все немного легче. Она всегда была деловой, и я знала, что Кармен серьезно относится к моей частной жизни. Она не расскажет Эдварду о моем вопросе.
Но я просто не могла переносить его беспокойство.
Мы с Эдвардом были непохожи во всех отношениях. Я была замкнутым человеком, но он был вообще чертовой крепостью. У меня ушел почти год на то, чтобы пробраться к нему в разум, и даже сейчас я чувствовала, что он показывает мне только то, что хочет. Расстроенная и огорченная, я стояла рядом с Эсме и вытирала тарелки, кивая в ответ на ее сообщения по поводу ремонта на втором этаже. К моменту окончания работы я почти устала. Обычно я проводила вечера с Эсме и Элис в гостиной, но сегодня у меня не было на это сил. Делая «Секретные Санди», я даже не ощутила, что начала печь уже днем.
Эдвард ушел в кабинет к Карлайлу, как всегда делал после ужина. Мысли об Эдварде в кровати вызвали тяжесть в моих ногах, и я понадеялась, что он не будет возражать, если мы пойдем в спальню пораньше, учитывая, что мы рано встали, чтобы поехать к Кармен. Это давало мне шанс поговорить с ним. По крайней мере там, в моей кровати, я знала, что его стена утончается – я чувствовала, что он становится ближе. Может быть, мне удастся опять спросить его.
Тяжело поднимаясь по лестнице, я дошла до кабинета Карлайла, готовая принять мою обычную дозу и определить, устал Эдвард или нет. Когда я дошла до двери, она была чуть приоткрыта, как всегда, и оттуда по коридору разносились голоса. То, что я услышала, заставило меня замереть на месте.
- … и тогда, словно из ниоткуда, эта сука оттрахала мне мозг своей дерьмовой Вуду-терапией, Карлайл. – Голос Эдварда был тихим, но отчетливым. – Это выглядело так… тривиально, со всем, что случилось между тогда и сейчас, но… но сейчас у меня оттрахан мозг, и он постоянно ноет, понимаешь? – Я нахмурилась, услышав его раздраженный тон, и пошевелилась, опираясь на стену.
«Кармен – богиня мозготраха», - мысленно согласилась я, вспомнив мое истерическое выпекание печенья после первого сеанса с ней. Я могла только догадываться, какая версия выпекания печенья досталась Эдварду. Возможности были бесконечны.
Эдвард шепотом продолжал.
- Просто… это может выглядеть мазохизмом… ты понимаешь… и потом… опять почувствовать это. Что, если… - он замолчал, и незнакомая уязвимость была в его шепоте… - что, если это опять будет больно?
Карлайл немедленно ответил.
- Думаю, что если ты не попробуешь, то пойдешь ко врачу. Конец дискуссии.
Миллион разных мыслей возникли в моей голове.
Эдвард ответил приглушенным стоном.
- Но не к тебе.
- Это может быть серьезно, - настаивал Карлайл. – Если это настолько плохо, что ты боишься попробовать, то в любом случае необходимо посещение врача.
Послышался вздох Эдварда и шуршание ткани.
- Я не боюсь, - неловко пробормотал он.
- Да? – недоверчиво спросил Карлайл. – Так ты считаешь, что для восемнадцатилетнего парня нормально не мастурбировать в течение пяти месяцев?
- Гребаный боже, Карлайл, - выдохнул Эдвард… - Где, блять, твоя деликатность и осторожность?
Голос Карлайла звучал раздраженно.
- В этом нет ничего стыдного, Эдвард.
Эдвард фыркнул и потом раздался глухой стук, словно упала шахматная фигура.
- Для нормальных людей в этом нет ничего постыдного. Но нормальные люди не испытывают оргазм в форме обжигающей боли, так что, думаю, ты можешь не тратить на меня клиническое «Это совершенно нормально» дерьмо.
Вот тогда я поняла, что Эдвард пришел к Карлайлу поговорить о том, что не мог обсудить с Кармен. В этом был смысл, и хотя я была рада, что он выбрал кого-то для разговора, никогда не была настолько сконфужена – и продолжала слушать. Бесстыдное подслушивание следующие пять минут дали мне все, что я хотела знать. Последний оргазм Эдварда был со мной. Он был болезненным. Мучительным. Он был настолько смущен, что не пошел к врачу и боялся ощутить это снова, хотя это определенно были симптомы нехватки сна и передозировки наркотиков.
Я подождала, пока их дискуссия перейдет на другую тему, прежде чем вошла в комнату. Эдвард держал глаза опущенными, пока я пила свои лекарства. Я что-то пробурчала на тему того, что устала, и быстро вышла из комнаты, поднялась на третий этаж и залезла на диван Эдварда. Я приготовила свою работу по английскому, пока сидела в тишине, но ничего не делала.
Я была разъярена, что он все это время держал это в тайне от меня.
Я пялилась на бумагу и моя злость росла и разжигалась, горя в моих глазах. Я даже не поднимала взгляд от книги, когда в комнату вошел Эдвард, тихо закрывая за собой дверь. Он встал в центре комнаты и стоял там, кажется, годы, пока я не отрывала взгляда от страницы. Я видела периферическим зрением, как он неловко разглядывал меня и переводил взгляд в комнату. Он периодически запускал руки в волосы и выдыхал, словно хотел что-то сказать, но не мог.
В конце концов, я услышала, как он пошевелился, и его дыхание слегка участилось.
- Ну, - начал он и остановился. Мои зубы сжались, я посмотрела на его напряженную фигуру. Он, побледнев, смотрел на дверь ванной. Его губы приоткрылись, он выдохнул и, закрыв глаза, сказал:
- Мне нужно быстро принять душ, - и громко сглотнул. Опустив голову и что-то проворчав, он пошел в ванную, распахнув дверь и слишком сильно захлопывая ее.
Эдвард никогда не принимал душ вечером.
Моя злость возросла.
Что-то внутри меня росло и колотилось в ребра, пока мое дыхание не стало неконтролируемым и беспорядочным. Эдвард даже не снял одежду, настолько нервным и сосредоточенным он был. Слезы с каждой секундой набухали в моих глазах. Я даже не услышала, как включилась вода.
Он был там – в душевой кабинке.
Я двадцать семь минут слушала, как капает вода. Я захлопнула свою книгу и бросила ее на кожу с глухим стуком. Я встала и расхаживала по комнате, дергая себя за волосы, пиная своими ногами все, что попадалось под них, забралась на постель и… Как он смел?
Я почувствовала облегчение, ворвавшись в ванную и возблагодарив бога за то, что Эдвард не подумал запереться. Большое зеркало уже запотело от пара, и я с трудом различила себя, свои покрасневшие глаза и раздувающиеся ноздри.
Но моя ярость улеглась, когда я услышала голос Эдварда.
- Белла? - Он стоял за запотевшим стеклом, и я еле могла различить его силуэт. Что-то в том, как он спросил, его уязвимость, и тон его голоса сжали мое сердце достаточно для того, чтобы успокоить мою злость.
Теперь мне было больно.
- Как ты мог? – выдохнула я, закрывая за собой дверь. Он молчал. Я подошла к стеклу и прижала руки в двери. По ней хрустальными слезами стекала вода. – Как ты мог скрывать это от меня? – повторила я, хотя это звучало скорее неуверенно и болезненно, как я себя и чувствовала.
Я упала на пол рядом со стеклянной дверью. Он продолжал молчать. Я позволила пару обволакивать себя, пока кончики моих волос не начали завиваться в тугие локоны вокруг моей головы. Я наблюдала, как струйки воды ударяются о стекло и медленно стекают вниз.
- Ты слышала, как я говорил с Карлайлом? – спросил он. Его голос в шорохе воды, бьющейся о стекло, звучал странно и глухо.
- Да, - призналась я и добавила через секунду. – Ты должен был сказать мне. – С каждой секундой его молчания моя ярость возвращалась. – Почему ты не сказал мне? – заорала я. Мой гнев ясно виделся в тоне моего голоса жесткими нотками. – Мы должны работать вместе, - закончила я, глядя через стекло на его неподвижную фигуру.
Он, наконец, издал вздох, но продолжал стоять.
- Белла, я не мог…
- Насколько все плохо, Эдвард? – обеспокоено спросила я. Сказать, что я чувствовала страх – значит, ничего не сказать. Я никогда полностью не понимала его реакции в тот день, то, как он раскачивался взад-вперед на краю своей кровати. Я считала, что ему просто нужно было немного поспать. Но я даже не могла представить…
- Плохо, - сиплым голосом произнес он.
Раздражаясь от его продолжающейся отстраненности, я нажала:
- И с той поры…?
- Нет.
Я вздохнула, откидывая голову на дверь и сосредотачивая свой взгляд на вьющихся кончиках волос.
- Может быть, Карлайл прав? – прошептала я, сглотнув. – Если это так плохо… может быть, тебе просто стоит пойти к врачу?
- Все нормально, - пробурчал он, хотя каждое его слово и действие противоречило этому.
- Тогда ты хочешь… - Я замолчала. Моя уверенность испарилась, а щеки начали краснеть. Осознав, насколько глупым было мое поведение, я закатила глаза и пробормотала:
- Ты хочешь подрочить?
Через стекло я видела неясные очертания его руки, быстро поднимающейся и закрывающей лицо. Его шепот был еле слышен:
- Боже, убей меня…
- Если ты хочешь остаться один, я могу уйти, - шепотом предложила я, расстраиваясь, что он отказывается даже поговорить со мной об этом. Теперь я понимала его нежелание обсуждать проблему с незнакомцем, но я-то была далеко не им, так что он вполне мог поговорить. Вместо этого он стоял там, стыдясь и молча. С каждой секундой, которой он отказывался говорить, моя злость росла. Тот факт, что я сохранила собственное достоинство в прошлом, во время похожего разговора о моей собственной неспособности удовлетворить себя, только увеличивало мой гнев. Мы же всегда были в одинаковом положении? И даже больше, осознание того, что он чувствует сейчас стыд, заставил меня стыдиться тех моментов в прошлом впервые за все это время.
Мое негодование было ощутимо.
Он, наконец, сердито сказал:
- Ты даже не представляешь, насколько, блять, это ужасно…
Его прервал удар моего кулака по стеклу, с громким стуком ударившим по скользкому стеклу.
Я оборвала его на полуслове, непередаваемым голосом заявив:
- Ужасно? Ты говоришь мне, что это ужасно? - В ванной стало еще тише, чем прежде. Мое дыхание с хрипом вырывалось из легких. Кулаки сжались, ногти впились в ладони. – А как тебе понравится бойфренд, три месяца использующий «технику», чтобы положить руки на мои титьки? Как насчет того, что я потеряла девственность и все испортила, потому что не могу перенести даже слабую боль? – Когда он все еще продолжал молчать, я затрясла головой и помимо своего желания начала вспоминать прошедшие месяцы. Неверящим голосом я продолжила: - Боже, Эдвард. Я даже не могу сказать тебе слово «оргазм». Ты думаешь, я никогда не смущалась, говоря все это время о дурацких единорогах? – К своему удивлению, я хихикнула и закончила. - Теперь мне, благодаря тебе, кажется, что пара вещей, происходивших со мной, абсолютно кошмарна.
Я встала и, убрав волосы с шеи, сошла с небольшого возвышения и подошла к двери. Моя грудь болела и пульсировала, и нечестно, что я показала ему свои изъяны, а он продолжал скрывать свои. У него был шанс ответить мне, показать мне себя, а вместо этого он предпочел скрываться за закрытыми дверями, тогда как я с легкостью могла сделать то же самое и избавить себя от унижения. Но я была готова оттолкнуть его. Пока он не встретит меня на середине и не даст мне шанс принять каждую его часть, я буду упрямо стоять на своем.
Мои пальцы сжались вокруг дверной ручки, скользнув на конденсате. Я повернула его и приготовилась выйти, оставляя его одного, испуганного и встревоженного.
Потом я услышала резкий, резонирующий стук.
Я медленно повернулась. Дверь душа отворилась. Мои пальцы соскользнули с ручки.
- Заходи.
***
Зеркало уже почти совсем запотело, когда я, наконец, встала обнаженной в центре ванной. Я осмотрела мои размытые очертания и задумалась, почему я так нервничаю. Я уже и раньше принимала душ с Эдвардом. Он уже видел всю меня. Но я чувствовала что-то другое. Сейчас я была худее, и знала, что ему это не понравится, но мои занятия в спортзале сделали меня более крепкой. Интересно, а я стала более привлекательной? Лично я радовалась моей тонкой талии и жесткости моих округлостей. Я была тонкой восемнадцатилетней девушкой с длинными волосами и хорошими зубами. Так что в этом плохого?
Мои сиськи стали меньше после потери веса, вспомнила я.
Нахмурясь, я посмотрела на себя. Шрамы, разбросанные по телу, сейчас ощущались как мое дополнение. Я говорила с Кармен о них, объясняя свое чувство неполноценности и рассказывая, как старательно я пыталась их скрыть. Это было бесполезно. Шрамы были частью меня, как родинка на колене. Я, наконец, поняла это. Я не торопилась демонстрировать их, но теперь при их виде мой желудок не выворачивался наизнанку.
Сделав глубокий вдох горячего и влажного воздуха, я решила, что Эдвард и я уже выяснили, что могут означать для другого даже маленькие шрамы. Закатив глаза, я подошла к душу, задрала вверх подбородок, распахнула дверь и вошла. С тихим щелчком я закрыла ее за собой и обнаружила, что Эдвард стоит ко мне спиной под струями воды.
Сглотнув, я оглядела его. На худой спине резко выделялись мышцы. Вода пригладила взлохмаченные волосы. Она струйками стекала по его телу, прослеживая линии его спины и обтекая жесткие округлости его задницы. Я видела, как его мышцы напряглись, когда я подошла ближе. Мои ноги шлепали по полу душевой кабины. Я положила ладонь ему на спину, и он дернулся. Вода потекла с его плеч.
Я обняла его и прижалась щекой к его горячей спине, позволяя воде потечь по моему телу и отводя на себя часть потока. Она бежала по нам, словно мы были одним телом, моя грудь прижималась к его коже. Спина Эдварда выгибалась при дыхании. Но он не двигался.
- Эдвард? – прошептала я, поворачивая голову, чтобы заглянуть в его лицо. Он отвел назад руку и положил ладонь на мое бедро, но, кроме этого, не двигался, нервно глядя вперед. Я тихо спросила.
- Можно мне..? – и протянула руку вперед, пока не коснулась мягких и влажных волосиков. Его дыхание запнулось, когда мои пальцы обхватили его член, мышцы на спине напряглись.
- Нет, - жестко ответил он, кладя руку на мое запястье и отводя его в сторону.
Я раздраженно вздохнула, но согласилась и стала ждать, пока он сделает это сам. Его рука оставалась на моем бедре, большой палец описывал круги на моей коже.
В воздухе повисла неловкость. Та, которая возникает, когда вы хотите отсосать вашему парню, чтобы определить, причинит ли ему это боль, но он не позволяет вам и трусит сделать это сам. И что, интересно, теперь делать – задумалась я, переступив по кафелю.
Ну, теперь у меня новая любовь к честности, правда?
- Прекрати трусить, - наконец, вздохнула я, хотя внутренне паниковала. Я не позволяла ему видеть мой собственный страх – увидеть, что ему опять больно. – Это похоже… - я замолчала, закусив губу, - как сорвать пластырь, - просто эякулируй…
- Я не трушу, - возразил он, но дрожащий глосс выдал его нервное состояние.
Я подняла бровь и задумалась, сказать ли ему о его очевидной трусости, но решила, что это не поможет. Так что вместо этого я изменила свои слова.
- Тогда докажи это, - и опять нашла рукой его член, обхватывая его пальцами. Его дыхание участилось, пальцы крепче сжали мое бедро. Мне было любопытно посмотреть, как его частично эрегированный член начнет расти в моей ладони.
Его спина напряглась, но он не оттолкнул меня.
Я повернула голову и уперлась лбом в пространство между его плечами. Моя рука медленно гладила его от основания до кончика, вызывая форму, которую я помнила. Его дыхание ускорилось, он вжался в меня спиной. Не могу казать, пытался ли он стать ближе ко мне или отодвинуться от моей руки.
Я встревожилась, когда его свободная рука нашла мою и сплела наши пальцы. Она дрожала. Я подумала, что он хочет остановить меня. Но вместо этого он начал вести меня по своему члену. Голова Эдварда запрокинулась, он испустил длинный, мучительный вздох. Капля мыла на моей руке улучшила скольжение. Его дрожащие пальцы сжали мои, ускоряя ритм, а бедра начали подаваться вперед, к нашим ладоням. Он прижался подбородком к груди, и я подумала, что он смотрит на наши пальцы, скользящие по его эрекции. Без слов инструктируя меня, он ускорил наше молчаливое поглаживание его члена. Мое собственное дыхание начало учащаться. Мои бедра двигались вместе с его, не позволяя нашим телам отодвинуться друг от друга. Горячая вода стекала по ним и капала на наши руки.
Я приподняла голову, чтобы крепко поцеловать его напряженную спину, страстно желая ощутить мягкость его губ. Мои пальцы нажимали на него. В этот момент он, наконец, повернулся, прижимаясь ко мне скользкой кожей, и отпустил мою руку только затем, чтобы заново положить ее на себя. Его свободная рука обняла мою щеку. Я видела, как он нетерпеливо разглядывает меня. Он сглотнул, нервно изучая мое тело, и его пальцы сжались на моих.
Я больше не нервничала. Его нахмуренность исчезала, он медленно возобновил наши поглаживания и с удовольствием пялился на мою грудь. Его большой палец ласкал мою щеку, и было немного неудобно ласкать его в такой позе, так что я прижалась ближе, толкая его вперед.
Когда его взгляд встретился с моим, я осознала, что он часто дышит, и наши ладони ускорились. Я не могла точно определить, что содержится в его взгляде. Он смотрел на меня, и его темные и влажные волосы спускались со лба, и это было довольно сложно. Он свел вместе брови, тяжело дышал, противоречиво заглядывая в мои глаза. Его охватывала буря чувств, заставляя дергаться его бедра, и он сопротивлялся этому, стискивая зубы. Его рука двигалась в неопределенном, механическом ритме.
Я обняла свободной рукой его шею и прижала его лицо к себе, предлагая ободряющий, невинный поцелуй. Было довольно трудно притянуть его к себе, его тело так застыло от напряжения, что мне пришлось встать на цыпочки и приподняться к нему. Его губы сжались в жесткую линию, и некоторое время он сжимал их, но, в конце концов, колеблясь, ответил на мой поцелуй. Но потом, когда я сжала его член сильнее, он простонал мне в губы, и мышцы его челюсти сжались.
Его удовольствие начинало превосходить его страх.
Его рука опять ускорилась, бицепсы напряглись, и наши тела начали двигаться сильнее. Я была немного заинтригована, размышляя… Он всегда кончает так… быстро? Он продолжал свои быстрые движения, прижимая свои губы ко мне, тяжело дыша в меня, и вода стекала по нашим телам вместе с движениями наших рук.
Я потом он захныкал, свел брови, и я начала бояться, что делаю ему больно. К счастью, его рука соскользнула по моей щеке и провела по моей груди. Я осознала, что он наслаждается этим – и даже хочет больше. Я выгнула спину, предлагая ему себя, молча благодаря, что мы, наконец-то, занялись этим. Его условия моему разуму и телу не были разрушены его присутствием.
Наши руки сжались. Он зарычал, обхватил мою грудь и начал ласкать ее. Его губы приоткрывали мои. Он тяжело дышал, задыхаясь. Наши губы скользили друг по другу, напряженные толчки его рук сотрясали его тело. Он приподнял лицо. Его глаза потемнели и были заполнены желанием, достаточным для того, чтобы отвлечь его от тревоги. Я облизала губы, и, хотя моя рука начала гореть, постаралась двигать ей еще быстрее, чтобы получить удовольствие от его реакции. Он шагнул ближе, наблюдая, как его пальцы ласкают мою грудь. Наши руки сотрясались между нами. Его брови еще сильнее сошлись, он вжал большой палец в мой сосок, зубы прикусили нижнюю губу, а из горла вырвалось «Ffff», что, очевидно, должно было означать «Fuck».
Он схватил меня за грудь и прижался ко мне, зарываясь лицом в мою шею, начиная оставлять страстные и жадные поцелуи за ухом. Его рука больше не дрожала, направляя меня резкими, быстрыми движениями по его длине. Его голос был хриплым и задушенным, когда он проворчал мне в кожу:
- Как хорошо, блять…
Я не могла отрицать собственное возбуждение. Он рычал в мою кожу и продолжал массировать мою грудь. Мои бедра двигались, я задыхалась, растирая их друг об друга, а моя рука горела от трения. Без предупреждения его рука соскользнула с моей груди и вжалась в промежность. Ощущения от его внезапно возникших там страстных пальцев заставило меня простонать. Мой живот начал сжиматься едва знакомым способом. Моя голова затуманилась. Я простонала, когда они проникли в меня, продвигаясь все глубже и касаясь в правильных местах. Но я обнаружила, что мне трудно концентрироваться на его лице и дыхании, когда наши руки двигаются, так что схватила его за запястье и вернула его на свою грудь.
Хотя он согласился и продолжил ласкать меня, но взмолился:
- Дай мне коснуться тебя, - и открыл рот в мою шею, всасывая плоть в себя и ослабляя свой захват моей руки. Но я просто запустила руку в его волосы, пытаясь ослабить его беспокойство, поцеловав его макушку, потому что была умнее, чем он считал. Сконцентрировавшись на мне, он может забыть про себя, а я буду так отвлечена, что не замечу этого.
Я почувствовала, как его бедра внезапно задрожали, наши руки ритмично двигались, плоть в моей руке стала невозможно тугой, и его эрекция набухла. Ясно было, что он близок, потому что его рычание трансформировалось в громкие стоны, и его рука скользнула на мое плечо, в тревоге сжимая его. Он запрокинул голову, и в его взгляде было желание, страсть, любовь, и все это было пропитано ужасом. Почувствовав, что его движения стали неуверенными, то сжала зубы и ускорила свои движения. Его стоны убедили меня в том, что ему и нравится, но он и боится опять.
Его лоб прижался к моему, он громко и тяжело дышал, невольно двигая бедрами. Я почувствовала, как он извергается мне в ладонь.
- Черт, - внезапно прошипел он.
Когда я посмотрела на него, его глаза были закрыты, каждая мышца на его теле напряглась, он сжал челюсть и дрожал. Я продолжала искать на нем хотя бы один признак боли, лаская его волосы и чувствуя, как его эрекция пульсирует у меня в руке.
- Мать его, - выдохнул он. Его нос сморщился, но я не могла определить, положительный это признак или отрицательный. Но потом я почувствовала, как что-то теплое ударило мне в живот, и его рука запуталась в моих волосах, прижимая меня ближе. Он шипел сквозь стиснутые зубы.
Его рука расцепилась с моей. Я почувствовала, как напряжение покидает его тело. Его грудь поднималась от тяжелого, громкого дыхания. Он расслабился, отпуская мою руку и плечо, только для того, чтобы обнять меня за талию и зарыться лицом мне в шею.
- Все… хорошо? – нервно спросила я, все еще не понимая происходящего. Я пропускала его мокрые волосы между своими пальцами. Впервые я поняла, как похожи боль и удовольствие, если видеть их на чьем-то лице.
Он тяжело дышал мне в кожу, прижимаясь всем телом ко мне.
- Отлично, - ответил он усталым, но удовлетворенным голосом, и добавил: - Фантастично.
Моя улыбка, должно быть, была достаточно велика, чтобы не поместиться на моем лице, когда он, наконец, переместил свои губы с моей шеи на мой рот. Он убрал влажные волосы с моего лица, жадно целуя меня, лаская мой язык своим, прежде чем оставить еще один нежный поцелуй на моем лбе. Когда он отклонился назад, то выглядел таким успокоенным и расслабленным, что его глаза сияли, когда он посмотрел на меня. На мою улыбку он ответил своей ленивой кривоватой улыбкой.
Потом он перевел взгляд на мою грудь и приподнял бровь, игриво касаясь меня рукой.
Следующий час мы провели в душе, заново знакомясь друг с другом, лаская друг друга в таких местах, которые никогда не забывали предыдущих ласок, но страшно соскучились по ним. Наши пальцы массировали кожу, мы периодически нежно целовали друг друга. Потому что близость была прекрасна сама по себе. Как и притяжение.
Но вместе они были совершенством.
