Глава 49 «Флорентийские бродяги»

Черника или малина? Я молча раздумывала, яркий пурпур казался более привлекателен, чем его розовый компаньон. Мои глаза прыгали от одного к другому, выбирая за и против различных вкусов сиропа. И взбитый крем. И карамельные крошки. И шоколад?

О! Шоколадные чипсы…

Когда Элис постучалась в мою дверь поднять меня на йогу (куда я все равно не хотела идти), я была раздражена и на пределе желания убить кого-нибудь. Тепло и спокойствие рук Эдварда и ровное дыхание в мои волосы было невозможно покинуть. С ласковой нежностью, которую моя злость сделала почти невозможной, я выбралась из-под его руки и вышла в коридор.

- О боже мой, - улыбнулась она, стоя в холле, увидев спящего в кровати Эдварда, прежде чем я успела закрыть дверь.

- Вы будете как красавица и чудовище, - поддразнила она, вызывая у меня сонный шок от ее немедленного принятия положения. Я действительно ожидала, что она устроит сцену, так что ее обычное поддразнивание и большая ухмылка были более чем слегка удивительны. Когда я поинтересовалась ее странным одобрением, она просто пожала плечами,

- Я соскучилась по твоему «Лицу Эдварда», и в любом случае, я знала, что он вернется. Назови это интуицией, - подмигнула она, постучав по виску, и поскакала по ступенькам вниз, пообещав прикрыть меня для Кейт, инструктора по йоге, если она спросит о моем отсутствии.

Я не видела ее такой бодрой месяцы, и заинтересовалась: она прятала от меня свое счастье все это время, или Элис просто счастлива, потому что вечность назад поняла, что Эдвард был моим ключом к удовлетворенности. Возможно, это была глубина ее сестринской любви ко мне. Я солгала бы, если бы сказала, что не могу честно установить связь. Я любила видеть ее «Лицо Джаспера», и не откажусь иметь «Лицо Эдварда».

Сейчас холод открытого холодильника постепенно заставил испариться мое сонное состояние, трансформирующееся в сильное желание, такое знакомое мне. Готовка. У меня не было надежды пойти поспать еще. С напряженной улыбкой я выбрала чернику и собрала все необходимые принадлежности на граните кухонной стойки. Я стояла на цыпочках, немного подпрыгивая, порхая по кухне и работая. Было поразительно, какое отличие может принести безмятежный восьмичасовой сон.

Кармен читала мне строгую лекцию о важности сна. Она бубнила опять и опять о его эффекте как на эмоциональное здоровье, так и на физическое. Я просто пожимала плечами, потому что мы не пришли к точке, в которой обсуждение моих привычек сна не встречалось бы с моим раздраженным увиливанием.

Я ненавидела, когда она была права.

Я чувствовала воскрешение и ясную голову после ночи непрерывного сна. Поднятая вуаль истощения делала все яркое - темным и одинаковым, и мне было необходимо подойти достаточно близко, чтобы рассмотреть. Теперь мои мускулы чувствовали силу, мозг – остроту мышления, и мои глаза, хотя и тяжелые и печальные от просыпания, были широкими и более внимательными, чем я привыкла за месяцы.

Страстно желая дать выход всей этой энергии, я сделала для Эдварда блинчики с черникой и чрезмерным количеством добавок. Я поджарила его бекон и яйца в виде одного из тех отвратительных веселых лиц, которые обычно вызывали у меня тошноту. Я выжала ему свежий сок и была так возбуждена от смущения этими всеми-такими-знакомыми желаниями, игнорирующими мои скромные способности. Я немного соскучилась по кухне и, не прерываясь, вымыла все, когда закончила.

Я сервировала его непомерный завтрак и понесла его вверх по ступенькам, сражаясь с противоречивыми желаниями одновременно идти быстрее и задержаться. Когда я добралась до двери, я осторожно открыла ее двумя пальцами, сосредоточенно сжав губы и осторожно удерживая поднос с завтраком.

Мой лоб в замешательстве наморщился, когда я не обнаружила его спящую фигуру, лежащую на кровати, пока не услышала шум из ванны, предупредивший меня о его присутствии. Я подумала, что могу поставить завтрак на матрас и подождать его появления. Я подхватила блинчик с подноса и засунула его в рот, так как мой желудок заурчал, хотя в действительности не хотела есть. Мой сон с Эдвардом всколыхнул все те маленькие вещи типа нелогичного возбуждения от того, как он ест. Я вспомнила, как ему нравилась моя готовка и сильно хотела доставить ему удовольствие после суматохи предыдущего дня.

Дверная ручка наконец повернулась, и я пристально уставилась на открывающуюся дверь. Глаза Эдварда были опять спрятаны под его волосами, но лицо было бледным и нетерпеливым. Он надел те же самые вещи, что и предыдущей ночью, мятые и неопрятные. Во мне стали зарождаться странные желания, типа причесать его волосы или подобрать ему одежду на день. И потом накормить его. И потом обнять его. И потом поцеловать его. И потом… я внутренне закатила глаза.

Он застыл, заметив меня в середине кровати, сидящую вертикально, с сильным желанием в глазах, и с огромным завтраком передо мной. Его плечи явно расслабились.

- Я беспокоился, что ты ушла, - пробормотал он и отбросил волосы со лба. Я оставалась молчаливой и необычно робкой, когда он наконец оценил предложенную еду, разложенную на подносе передо мной. Его брови сошлись в замешательстве, и я ощутила, как мое лицо загорелось, и я отвернулась, тревожно сглатывая.

- Ты ничего не ел с прошлого вечера, - небрежно пожала я одним плечом, теребя край его боксеров. Жар на моих щеках усилился.

- Ох, - выдохнул он, явно удивляясь. Я ощущала его глаза на моем пылающем лице, пока он осторожно забирался на кровать, принимая позу, копирующую мою собственную, и расслабляясь.

- Ты не должна ничего для меня делать, - наконец печально вздохнул он, и моя грудь сжалась, и внезапно мое утреннее порхающее состояние рухнуло к моим ногам.

Я взглянула на него, контролируя свое выражение, и уверила его.

- Все в порядке, если ты не хочешь.

К несчастью, мой идиотский голос выдал всю боль от его отказа моему предложению. Я потянулась убрать еду от него, когда он быстро заорал «Нет!» и его руки поставили поднос на его колени.

- Я хочу это, - настаивал он, в его расширенных глазах появилось озадаченное выражение.

Теперь напряженная и испуганная, я сплела свои руки, пока он разрезал свою стопку блинчиков, поспешно запихивая вилку в рот. В это время я испытала иррациональный страх за то, что не использовала малину. Или шоколадные чипсы. Или карамельную крошку. Его глаза прикрылись, пока он жевал, тихо дыша сквозь нос. Неспособная оценить его реакцию, позитивную или негативную, я прижала колени к груди и крепко сжала их.

Когда его глаза открылись, я была так переполнена облегчением, увидев, что его губы сложились в маленькую улыбку, что немедленно отпустила колени.

- Гребаный ад, я соскучился по твоей еде, - весело хихикнул он и отрезал очередной кусок, с энтузиазмом пожирая его. Я опустилась на локоть, подпирая щеку ладонью, и следила за его удовольствием со знакомым спокойствием.

В его зеленых глазах плясало удовлетворение от моего выражения, когда он взглянул на меня. Он улыбнулся шире, на краях глаз появились морщинки.

- А ты не голодная? – спросил он. Я просто покачала головой. Его улыбка спала и я быстро соврала:

- Я уже поела, – чтобы успокоить его заботу.

Он скептически посмотрел на меня, но отказался давить дальше, и я была рада, потому что наблюдать, как он ест, было более приятно, чем есть самой. Я продолжила молча наблюдать за ним и ощутила неописуемое чувство, видя и слыша его очевидное удовольствие от моего творчества.

Поскольку мы сидели, не обмениваясь словами, я начала осторожно раздумывать над лучшим способом преодоления нашего очевидного охлаждения и проблем. Их накопился целый список, и он даже не знал полного объема моего предательства. Я не отрицала мою виновность, чтобы не могла принять мою огромную долю упреков.

Я могла найти его.

Я ведь знала, где он, и чувствовала в глубине моей души, что нужна ему, и не выбрала этот путь. Если быть полностью честной, это больше делалось моей собственной ненадежностью – ненадежностью, которая вспыхнула в его молчаливом отсутствии – от моей настойчивости дать ему пространство. Это была только одна правда в бесконечном море скрываемых фактов. Никто из нас не знал их все.

Его отросшие волосы падали на лоб новым, незнакомым способом, и линии его лба казались более точными. Он отсутствовал пять месяцев, и пропасть, разделяющая нас, чувствовалась громадной, чтобы ее можно было перейти. Я прикинула, что Кармен давала мне какое-то дерьмо на тему «оставаться правдивой в своих чувствах», и с тех пор, как я открыла, что она редко ошибается, я решила просто сделать так.

- Расскажи мне о Чикаго? – в конце концов попросила я, нарушая тишину. Я чувствовала отчуждение от него, и поняла – в отличие от остальных, о которых я заботилась – никакое количество печенья или еды не исправят этого. Я почувствовала, что ошиблась, когда в его глазах вспыхнула болезненная безысходность, и мгновенно отменила.

- Ты не должен. Я просто хотела услышать это от тебя, а не от Эсме, - пояснила я. Наверно, тяжело, когда все эти противоположные стороны передают нашу информацию туда и обратно. Я хотела – нет, мне было нужно – присоединиться к Эдварду.

Он коротко улыбнулся и покачал головой, его волосы опять упали на его глаза. Мои пальцы потянулись убрать их назад.

- Я расскажу тебе, просто… это просто типа слишком гребано, - признался он, показавшись странно смущенным и ранимым, вгрызаясь в свой бекон и избегая моего взгляда. Я не успела предложить мое ласковое ободрение, он скривился, отбросил волосы с лица, так, чтобы он мог видеть меня. Его глаза были осторожными и усталыми.

- Я просто хочу быть честным во всем и рассказать тебе правду, и я, блять, боюсь, что ты подумаешь обо мне плохо, - пояснил он, напрягаясь и не двигаясь.

Я нахмурилась и приподнялась, взглянув на него, опустошенная от того, что он мог даже подумать такое и зная, что это моя собственная ошибка.

- Я уже говорила тебе, Эдвард, - пробормотала я, сглотнув и отведя глаза от его внимательного взгляда, готовясь дать гарантию единственным путем, какой я знала.

- Ничто не может заставить меня любить тебя меньше.

В комнате воцарилась тишина, и хотя я не сожалела о своих словах, они повисли в воздухе между нами с невысказанной значительностью, от которой я почувствовала неудобство. Эдвард и я были данностями – как рисовые криспы и суфле, когда вы складываете их вместе вы получаете наслаждение, но по отдельности, они ничего, кроме ингредиентов, мягких и безвкусных. Мы должны были преодолеть гигантский барьер жизненного опыта, но я не была так пессимистична, чтобы поверить, что мы не можем перепрыгнуть его. Нежный свет из-за тонких занавесок балконной двери осветил стену, которую нервно осматривали мои глаза. Я не могла решить, хочу ли я признаться ему о моем тайном обещании или просто полностью проигнорировать его.

Вместо того, чтобы сделать или то, или другое, он виновато начал:

- Ну… найти ее не заняло много времени…

***

Мы весь день провели в постели, отставив поднос с завтраком на пол, когда он наконец получил возможность говорить. Я уже знала суть и прерывала, только задавая вопрос. Эдвард беспокоился, но был более честным, чем я даже могла понять.

Когда он рассказал мне о своих галлюцинациях меня, я была шокирована. Я действительно не знала, как реагировать, а он отказывался посмотреть мне в глаза.

- Она по большей части просто раздражала мое дерьмо, но… ты знаешь, она была… она была точно как ты, так что… -он остановился, нервно сглотнув и почесав затылок. Я испугалась за него, а часть меня почувствовала облегчение от открытия, что у него не было подобных повторов с Чикаго. Да, другая моя часть была… польщена? А еще одна моя часть чувствовала вину за удовольствие от чего-то явно тревожного. Это было невозможно примирить, и я молилась, чтобы нехватка сна была единственной причиной этого, потому что этого можно было легко избежать.

Я слушала, увлеченная каждой деталью, и в конце концов прекратила попытки спрятать свои ноги, спокойно сидя полуобнаженной, пока он продолжал. Я хотела знать нелепые вещи, типа могла ли она готовить или мурлыкать ему колыбельную, пока он был там. Я не чувствовала ревность или собственничество, просто мне было любопытно.

Скривившись, он покачал головой и ответил,

- Думаю, нам было слишком тяжело, чтобы сблизиться до такой степени, - тихо признался он. Я предположила, что это должно было быть неловко, и он согласился, мрачный от того, что его поведение временами было нечувствительным, и тогда обнаружила, что немного дура. Он быстро сменил тему, когда я сказала ему это, так что решила, что лучше помолчать.

Час за часом был наполнен тихим голосом Эдварда, и мое внимание не пропадало. Я пару раз вставала воспользоваться ванной, всегда возвращаясь в мою позу на кровати перед ним, бессознательно придвигаясь ближе с каждым часом. Он делал то же самое, и что-то странное начало появляться в атмосфере между нами.

Я впервые увидела, как Эдвард краснеет, когда он начал рассказывать мне о положении его матери и его ответственность за заботу о ней. Мое желание защитить вспыхнуло, когда я представила его в этой бедной и неподходящей обстановке.

- Повсюду крысы и плесень. Это было так гребано… омерзительно, Белла, - признался он, опустив взгляд.

- И даже отправить ее в душ было сражением. Это никогда на самом деле не стало лучше, – шепнул он, одинокий и переполненный стыдом. Я впервые действительно была благодарна Элизабет за то, что она сделала с Эдвардом. Даже простая идея о том, что он провел бы так всю свою жизнь, добавив себе еще и такое страдание, была непереносима. В этот момент меня ударило другое внезапное желание.

Прошлой ночью я болела от его близости. Но сейчас, сидя перед ним и слушая детали его страданий, я хотела успокоить его. Я хотела забрать боль из его глаз, когда он смотрел в пространство и говорил о своем отце. Он был как будто на острове, заброшенный и одинокий в своей скорби. Это было неправильно.

Я без колебания дотронулась до его руки, придвигаясь ближе, так, чтобы могла сохранить свое собственное удобство. Его глаза поднялись ко мне, мягкие и вопрошающие, когда наши колени соприкоснулись, и я положила наши сплетенные руки на свои бедра. Я поглаживала пальцами вены между его костяшками, сосредоточенно уставясь на наши слитые вместе руки. Через мгновение я ощутила, как его другая рука задела мою щеку, убирая выпавший локон за ухо, пока он продолжал говорить.

Я знала, что Карлайл и Эсме сильно интересовались нашим невыходом из спальни, когда полдень наступил и прошел, но они не побеспокоили нас. У меня было ощущение, что они оба знали, что взвихренная атмосфера между нами стала совершенно спокойной: мы не избегали их. Мы просто пытались найти то место, где мы встретились, связались и стали одной командой, помогавшей друг другу, и не имело значения, насколько глупы были наши методы, типа моих поисков несуществующих заколок, или как Эдвард проводил часы, пытаясь ласкать меня.

Кармен была права, что мои печенья были моей связью с людьми вокруг меня, но печенья не были достаточно сильной связью между мной и Эдвардом. Они были месяцы назад, но не больше. Мне нужно было что-то сильное, более прочное. Я сделала завтрак, подсознательно надеясь, что это может построить мост через пропасть и сделать наше взаимодействие знакомым, но это только убедило меня, что я хороший повар. Его показ мне части себя, которой он стыдился, и мои нежные прикосновения любви, не учитывая комфорт – это было сейчас нашей самой сильной связью.

Когда наступил вечер, я подумала, что Эдвард рассказал уже все. Он спокойно сидел и молчал передо мной, наблюдая, как мой палец играет с бронзовым кольцом, которое он носил, как мой палец скользит по его руке, легче перышка. Я взглянула на часы, осознав, как уже поздно, и вспомнив о моем отказе сделать Карлайлу обед предыдущей ночью. Я не хотела терять силу моих связей с другими только из-за того, что Эдвард вернулся домой. Я разочаровалась в себе из-за неспособности найти правильный баланс.

Я вздохнула, и взгляд Эдварда наконец поднялся встретить мой.

- Я хочу остаться, - искренне шепнула я, выразительно сжимая его руку.

- Но я на самом деле хочу сделать что-нибудь особенное на ужин, - взглядом умоляла я его, и была вознаграждена сдержанным кивком.

- Я не хочу, чтобы Карлайл подумал, что я избегаю его, как раньше, - прошептал он и потом остановился, делая тот же самый жест, убирая волосы за мое ухо. Я улыбнулась и поймала его взгляд.

- А ты не завтракала, - сознательно вздохнул он, сужая глаза.

Я открыла рот повторить мою автоматическую ложь, но со стыдом захлопнула его. Он был полностью честен со мной, а я уже начала врать. Вместо этого я жестко удержала его взгляд и призналась.

- Прости, я соврала.

Он вздохнул, сводя свои брови в тихом раздражении.

- Не начинай это дерьмовое «прости». Просто… поешь. Получше позаботься о себе.

Его голос был низким и ласковым, его глаза опять зафиксировались на наших сплетенных руках.

Моя грудь выпятилась под давлением такого чудовищного простого требования, и я инстинктивно кинулась на него. Он явно испугался, когда мои руки обвили его шею, наклоняя его вперед, пока я зарывалась лицом в его шею. За этим последовали слезы, когда он опомнился и вернул объятия с восторженной силой, не связанной со страстью, или отчаянием, или горечью, или даже сожалением.

Я плакала, потому что Эдвард никогда не хотел извинений, а всегда искал прощения. Я хотела быть таким человеком, для него больше, чем для других. Я зарылась лицом глубже, видя шрамы, которые нанесла я, когда я была чуждой самой себе, и хотя я знала, что он никогда не позволит мне, я болезненно хотела сказать ему, как я сожалею об этом. Я передвинула лицо и извинилась губами, прижимая их к полукруглым отметинам. Его дыхание рядом с моим ухом и руки, прижимающие меня ближе, подтвердили, что это было самым подходящим извинением. Я чувствовала его собственные извинения на кончиках его пальцев, которыми он ласкал мои волосы и в тепле его губ, прижимающихся к моему виску.

Мы вышли из комнаты десятью минутами позже, держась за руки, и украдкой бросая взгляды друг на друга, спускаясь по ступенькам. Это был короткий момент освобождения, наши поцелуи, разбросанные по шее и ушам, сказали все, что не могли слова, но их значение было безграничным.

***

Звук вилок и ножей, скребущих по китайскому фарфору, заполнял комнату, и я осторожно оглядела сидящих за столом.

Мы ели обед, на приготовление которого у меня ушло два часа. Эсме сидела на одном конце стола, Карлайл – на другом. Элис позвала Джаспера, который действительно не сказал и двух слов с момента прихода, за исключением «добро пожаловать назад» Эдварду, подчеркнув это одним из тех ударов по спине, которые часто делают парни. Я прикинула, что он, возможно, чувствует осязаемое напряжение, окружающее весь вечер. Он и Эдвард делились краткими и многозначительными взглядами, которые, как я предположила, означали согласие поговорить позже. Эдвард и я сидели напротив них, наше тихое удовлетворение от наших ранних объятий заменилось опасениями.

Сейчас было совершенно ясно, что все знали, что мы прошлой ночью спали вместе. Вызывающе очевидно. Темные глаза Элис перелетали от человека к человеку за столом, ее выражение было странной смесью беспокойства и раздражения. Джаспер осторожно ел, бросая нервные взгляды на Эдварда, сидевшего перед ним. Мой мозг вибрировал от того, что атмосфера была легко видна, а Эсме и Карлайл уставились в свои тарелки в неспокойной тишине.

Нееееловвввкооо.

Что бы я отдала, чтобы через стол сидел Эммет, с его склонностью ломать напряжение. Вместо этого рядом со мной сидел напряженный Эдвард и ушами цвета помидоров. Я видела, как его руки режут мясо с излишней точностью. В миллионный раз за день он поднял руку и отбросил волосы с глаз.

Карлайл заговорил первым, и даже он выглядел напряженным и нехарактерно уклончивым.

- Все было очень вкусно, Белла. Спасибо, - сообщил он, поднимая стакан. Все остальные встретили мой взгляд, бормоча согласие и кивая, после чего вернулись к молчаливому беспокойству.

Все напряжение в воздухе угнетало меня. Мои мышцы были напряжены, шея и плечи заболели. Мое раннее оживление от сна быстро ушло на обочину. Мои руки немного дрожали, от чего мой напиток подрагивал, несмотря на все попытки успокоить нервы. Эдвард взглянул на меня боковым зрением, изучая рябь воды в моем стакане. Сглотнув, он неопределенно передвинул свою руку на мое колено под столом. Но я не была в порядке, просто позволяя ему успокоить меня. Я уже открыла, что его электрическое мурлыкание эффективно только на короткое время. Даже хотя это могло помочь, это было чем-то заветным, не оскорбительным. И его прикосновение ко мне единственно ради того, чтобы успокоить мое раздражение – и мое раннее принятие этого – было определенно злоупотреблением. Я вздохнула и вонзила мою вилку с громким «кланк», от которого все вздрогнули.

Кармен делала меня очень гордой женщиной.

- Окей! – воскликнула я, неспособная больше переносить это, и получая следующее коллективное передергивание, и взгляды всех обратились ко мне. Я подняла подбородок и скрестила руки на груди.

- Давайте просто выпустим это наружу, потому что я становлюсь раздражительной, пожалуйста? – сказала я, но никто глупо не открыл рот, так что я продолжила, не дожидаясь ответа, и посмотрела в глаза Эсме.

- Эдвард и я спали вместе.

Десять глаз расширились.

- Я имею в виду – в одной постели, - я вздохнула и раздраженно потерла лоб.

- Да, мы немного… повздорили, но работаем над этим. Это не должно стать таким уж большим делом. Мы оба совершеннолетние, так что, пожалуйста, перестанем притворяться и искать в комнате розовых слонов?

Мои плечи расслабились после высказанного, и я была благодарна этому. В груди появилась необычайная легкость, и я могла легче дышать. Я вздохнула, улыбнулась и опять взяла вилку продолжить еду. Я чувствовала пять очень отчетливых взглядов, обжигающих мое лицо, но мне было легко из-за одного факта. Я сделала то, что не мог сделать ни один из них. Как собака, желающая ласки, я не могла дождаться, когда расскажу Кармен об этом.

Приоткрытые губы Эсме медленно открылись.

- Мне понравится, если вы будете держать дверь открытой, - тихо ответила она. Поскольку это явно было просьбой, а не приказанием, я нахально встретила ее взгляд и согласно кивнула. Это была простая просьба, и я была рада, что заработала ее доверие. Она вздохнула и вернулась к своей еде с тихим замечанием:

- И вы будете предохраняться.

Я была признательна, что Эдвард прекратил есть, и, открыв рот, уставился на меня, потому что его внезапный трепет выдавал, что он был в шоке. Его глаза странно метались от меня к ней, и в них было недоверие, паника и… надежда? Эсме посмотрела ему в глаза.

- И твои волосы слишком длинные. Я вижу, что это раздражает тебя, и это раздражает меня. Подстригись, - добавила она деловым тоном, не теряя ритма.

На лице Эдварда было все то же неестественное выражение, но, колеблясь, он согласно кивнул. Его уши и шея стали невозможно красными от стыда.

Я ярко улыбнулась ей. Комментарий о предохранении оскорбил нас, но она развеяла своего розового слона, и я была благодарна, что она не стала возражать против концепции сна в целом.

Следующей была Элис.

Она гордо вскинула голову на своем стуле с мрачным выражением.

- Я устала от всего этого мрачного настроения. Мы-живем-в-особняке-люди! – она подчеркивала свои слова тяжелым ударением, как будто говорила с идиотами.

Джаспер ухмыльнулся и едва заметно потряс головой. Элис продолжала,

- У нас у всех есть пара, бездонная яма с деньгами и нет особых проблем со здоровьем. Почему такие муки?

Карлайл оскорбленно заметил:

- Она не бездонная, Элис.

Она закатила глаза и поспешно отмахнулась от его неодобрения.

- О, и если мы не высказываемся, то это я разобила вазу на втором этаже, - и поспешно глотнула воды. Глаза Эсме метнулись к Элис, но, прежде чем она смогла отругать ее, внезапно подключился Джаспер, удивив нас всех.

- Если вы двое поженитесь, - задумался он, показывая вилкой поочередно на Карлайла и Эсме – станут ли Белла с Эдвардом типа… кузенами или другим дерьмом?

На его лице появилось любопытное выражение, когда он поджал губы.

Глаза Эдварда неторопливо поднялись.

- Нет, и поднимать этот вопрос было реально хреновым делом, - шепнул он, спокойно глядя на него. Джаспер закатил глаза.

- Технически говоря, да, вы могли бы. Типа… усыновленными – сводными – братом-сестрой, правильно?

Эсме и Карлайл, казалось, размышляли, уставившись друг на друга. Я готовилась отвергать эту логику.

Внезапно Эдвард напрягся и выплюнул взбешенно и торопливо,

- Элис, это Джаспер поцарапал твой БМВ, - и быстро засунул большой кусок брокколи в свой рот.

Голова Джаспера резко дернулась вверх, в поисках взгляда Эдварда, и он побледнел.

- Чувак…Что… За… Ху…

Эсме прервала его со строгим лицом,

- Язык, пожалуйста.

Ошеломленное и обиженное выражение Джаспера было достойно жалости, и он ядовито шепнул,

- Придурок. Только подожди, вот приедет Роуз. Он показал не-такое-уж-неуловимое движение пальцем через горло. Я в замешательстве свела брови, не определив, что он имеет в виду.

Внимание Эдварда переключилось, он поднял глаза и спросил,

- Подожди. Так это она подожгла мои рисунки?

Глаза Элис метались между ними, на ее изящных чертах лица проявлялось смущение, когда она прервала их.

- Что ты подразумевал под «это Джаспер»?

Все молчали, когда она явно собрала все куски вместе и внезапно повернулась к Джасперу с разъяренными глазами.

- Это ты! – заорала она.

- Стоп! – быстро воскликнула я, предвосхищая эпическую битву с визгами, чего я уж точно не намеревалась провоцировать.

Элис поджала челюсть и с преувеличенной силой накинулась на еду. Джаспер все еще суженными глазами смотрел на Эдварда через стол, а тот все еще не полностью пришел в себя от оскорбления и угрюмо смотрел в тарелку. Я внутренне простонала, когда каждый вернулся к еде все в той же манере.

Джаспер, не позволявший никому оставлять за собой последнее слово, ответил в том же тоне, не спуская глаз с Эдварда, с улыбкой, гуляющей на его губах,

- Тем не менее, я скажу, что ты единственный парень, испытывающий недостаток в вещах, ценных для Спрингера.

Стол внезапно взорвался, раздраженный вульгарностью Эдварда; Элис гневно заорала. Эдвард оскорбленно защищался и полу-удивлялся одновременно, Эсме мягко ворчала за мат, а Карлайл тщетно пытался успокоить их. Их глаза пылали различной степенью ярости, раздражения, паники и разочарования.

Наверно, это было немного неуместно, но во мне бурлил смех, и он внезапно вырвался наружу в громком, грубом хохоте, похожим на смех Розали.

***

Поднимаясь по ступенькам, я странно желала безопасности своей толстовки, чтобы скрыть себя. Я никогда не носила ее в доме. Я знала, что должна сделать, и знала, что после этого последуют вопросы. Я пробежала по коридору за мгновение, настраиваясь и желая, чтобы Карлайл и я были достаточно близки, чтобы придумать типа секретного кода для таких вещей.

Он и Эдвард сидели в его офисе, обсуждая его возвращение в школу и прочее, на котором я не концентрировалась. Я просто закончила печь порцию Флорентийских бродяг на вечер, отложив прием лекарств на достаточно долгое время, ожидая сильной настойчивости Карлайла, напоминавшего мне. Я пинала себя за то, что возложила эту проблему на него. Я вполне могла сама принимать свои таблетки, но хотела, чтобы он чувствовал себя настолько вовлеченным, насколько возможно. Теперь я сожалела о своем решении, вздохнула и вошла в комнату.

Эдвард сидел напротив него в углу, расставляя шахматы и хихикая, в лучшем настроении, с тех пор, как мой приступ неуместного смеха растворил напряжение на обеде. Он сидел ко мне спиной, уперевшись локтями в колени и оценивая положение на шахматной доске. Карлайл с усмешкой отклонился назад и только открыл рот, чтобы что-то сказать, как увидел меня.

- Белла, - поприветствовал он меня, искривив бровь.

- Я ждал тебя несколько часов назад.

Его неуловимая ругань не укрылась от меня, и Эдвард развернулся встретить мой взгляд, его глаза и улыбка расширились от удивления от моего внезапного прихода.

Конечно, для него это было внезапно. Голова Карлайла нагнулась по направлению к столу.

- Это ждет, - все, что он сказал, и продолжил игру. Я попыталась утихомирить раздражение от его спокойного упоминания о маленькой чашке, стоявшей на столе. Он не имел представления, какие вопросы и ответы последуют между Эдвардом и мною. Я сжала руки, теребя края рукавов, а взгляд Эдварда в замешательстве метнулся к чашке. Я размышляла, что будет, если попросить его уйти. Карлайл мог обеспечить мне уверенность без вопросов или сомнений, я уверена, но хотя я раздумывала над этим, я также знала, что прекратила скрывать что-то ради того, чтобы избежать конфликта. Лучше пройти через это сейчас.

Я решительно прошла к столу, чувствуя всю дорогу на себе озадаченный взгляд Эдварда. Я быстро взяла чашку, поднесла ее ко рту и проглотила две таблетки, запив их водой из бутылки, стоящей рядом, и повернулась. Лицо Эдварда было нечитаемым, губы приоткрылись, когда он уставился на пустую чашку и воду. Он только открыл рот, как я быстро вставила:

- Устал? – спросила я. Мой голос был слишком бодрым, чтобы не вызвать подозрений. Карлайл сузил глаза, потирая мочку уха и всматриваясь в Эдварда, чьи глаза не отрывались от стола.

- Я устала, а ты? – повторила я.

Эдвард медленно встретил мой взгляд и кивнул, с бледным лицом поворачиваясь к Карлайлу. Я отвернулась, пока он и Карлайл желали друг другу спокойной ночи, чувствуя себя назойливой, но параноидально боясь оставить их одних. Я прошла за ним через дверь, опустив голову, уже паникуя от предстоящего разговора и его результатов. После третьей ступеньки его рука схватила мою, переплетясь пальцами и он уставился на меня.

- Что это было? – наконец спросил он, прекращая подниматься по ступенькам и поворачиваясь ко мне с встревоженными глазами. Строя из себя идиотку, я спросила,

- Что такое «что»? – и я мгновение стояла перед ним, удерживая его руку и внимательно глядя на него. Его губы были немного приоткрыты, были влажными, пухлыми и соблазнительными. Я не могла вспомнить такого внезапного страстного желания поцеловать его за все десять месяцев нашего знакомства. Я перевела взгляд на тонкие розовые рубцы и страстно хотела обвить пальцами его шею, прижаться к нему и коснуться моими губами его. Что, если это мой последний шанс? Даже если я не расскажу ему о терапии, я хорошо знала, что он не позволит себе физически быть со мной после того дня. Что мы потеряем?

Может быть, просто поцеловать…

Я, размышляя, наклонила голову, бессознательно качнувшись к нему телом, и провела языком по нижней губе. Его отрывистый выдох разрушил мой момент идиотизма. Я застыла и быстро развернулась, уходя в комнату. Теперь я выучила, что брошусь к нему, только дойдя до совершенства.

Я слышала его шаги за собой, когда я открыла ящики комода, уже убрав всю его одежду чуть раньше. Повернувшись к нему, я обвела комод рукой и уклончиво сказала:

- Я держу всю мою одежду в гостевой комнате. Не удивляйся пустым ящикам, - и задвинула ящик движением бедра.

Он надул губы, опираясь на дверной косяк и уставясь на ноги.

- Ты принимаешь таблетки, - констатировал он, бросая на меня взгляд через ресницы и волосы. Чувствуя, как мое сердце упало и беспорядочно заколотилось, я кивнула, не уточняя, и приготовилась отстаивать свое мнение.

Я реально хотела гордиться собой за успехи в терапии, не стыдясь или пугаясь. Я хотела быть способной поделиться этим с Эдвардом, потому что он был моим лучшим другом, а это то, для чего существуют лучшие друзья. Но я была идиоткой, потому что его лицо вытянулось и затвердело, когда он смотрел на меня. Его ноздри раздувались, челюсть поджалась, руки сжались в кулаки.

- Все в порядке, если это частное дело, - проворчал он, стиснув зубы, и я нервно сглотнула.

- Но если ты больна, пожалуйста, скажи мне.

ЕPOV

Я был самым несчастным ублюдком на планете. Все было так хорошо. Слишком хорошо. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Я действительно должен был знать. Эсме не была полной сукой, Элис не собиралась оторвать мне яйца, и Джаспер все понял, несмотря на мой выпад против него и Элис. Он даже пообещал приходить и тусоваться вечерами. Карлайл разработал план вернуть меня в школу с надеждой, что я не пропущу год из-за моего отсутствия. Он был счастлив, что я дома, и уже пообещал позаботиться о моей матери. Он не рассказал деталей. Я не хотел этого. Отношения между нами стали легче и мы теперь могли свободно разговаривать, без любого дерьма, встающего между нами. Это был хороший день, первый хороший день, который я мог вспомнить.

И Белла… ну… у нас была целая ночь сна, и весь день простого сидения на кровати, становясь ближе, и дерьмо становилось лучше. Она сказала мне утром, что любит меня, и не оборвала Эсме, что предохранение не нужно. Я не радовался, что это ее будущие желания или что-то в этом духе. Это просто означало, что она не прыгнет в отказ, что мы будем близки. Если бы у нее не было желания быть со мной когда-нибудь, она бы так и сказала. Я был так обнадежен в тот момент, что это почти затмило мое полное унижение. И даже не упоминая, что она была так гребано близка поцеловать меня там, я чувствовал это.

И теперь… теперь это.

Так чертовски типично.

Она держала в руках свою одежду – мою одежду – и ее челюсть немного дрожала, когда она смотрела на меня. Я продолжал напрягаться, окружаемый реальностью, которая наконец пришла и раздавила меня, как и должно было случиться. Она покачала головой.

- Я не… не технически больна, просто…

Она остановилась и пошла к дивану, опускаясь на него и подгибая под себя ноги. Ее глаза уставились в пространство рядом с ней, осторожные и подозрительные, и я отклонился от стены, с беспокойством отвечая ей молчаливой просьбой.

В моей жизни было более чем достаточно неизвестного дерьма.

- Просто расскажи, Белла, - умолял я, садясь на диван рядом с ней. Так много обстоятельств пронеслось через мою голову, заставляя мое беспокойство перерасти в полную панику.

Она опустила подбородок, отвернувшись от меня, и ее пальцы постоянно теребили ее рукава. Я сейчас знал этот жест достаточно хорошо, чтобы понять, что у нее реально гребаные проблемы.

- Я боюсь, - в конечном итоге призналась она, бросая на меня взгляд через волосы.

Немногое могло испугать Беллу.

Мое дыхание переросло в резкие глотки воздуха, и я бессознательно начал перебирать возможные угрожающие жизни болезни.

Рак, лейкемия, отказы органов, перерождение костей. За годы жизни с Карлайлом я видел многое, и заменял пациентов Беллой, страдающей и разрушающейся на больничной койке.

Длинная жизнь с Карлайлом сделала меня посвященным во много ужасных вещей.

Я подавил страшные звуки и ответил:

- Я тоже боюсь.

Я честно не знал, что смогу перенести, если с ней случится что-то страшное. Предполагалось, что это будет раем, а не адом.

Она медленно выдохнула и развернула тело ко мне, ее глаза уже блестели и были наполнены ужасом. Ее пальцы все еще теребили рукава, я сглотнул и зафиксировал свой взгляд на дрожащих движениях.

- Ты бросишь меня, - выдавила она, крепко сжимая ткань.

Я быстро взглянул на нее, недоверчиво и немного разозлясь.

- Какого хрена ты так подумала? – спросил я, наконец разжимая ее пальцы и накрывая ее руку своей собственной, неопределенно поглаживая ее пальцы.

- Пожалуйста, скажи мне, - умолял я, цепляясь за руку и безумно всматриваясь в ее глаза. Ее подбородок и губы задрожали, от чего моя паника только возрастала, и она шепнула,

- Эти таблетки выписал мне мой… психиатр.

Она закрыла глаза и скривилась, отпуская мою руку из своего захвата.

Я моргнул и долго смотрел на ее застывшую фигуру. Ее карие глаза были испуганными и встревоженными, когда она медленно открыла их. Все еще отходя от шока, я, наконец, спросил:

- Так ты не… больна?

Когда она покачала головой, медленно и ритмично, я наконец позволил себе расслабиться. Я придвинул ее к себе и расплющил о мою грудь, зарываясь в ее волосы.

- Не делай со мной больше такой хрени! Гребаный боже, Белла, ты испугала все живущее во мне дерьмо.

Я пытался успокоить свой голос и панику, пока ее дыхание не позволило мне расслабиться.

- Ты не… сердишься? – спросила она в мою грудь, все еще напрягаясь в моих объятиях. Я продолжал шататься от облегчения, зная, что она не собирается умереть в ближайшем будущем. Она всегда делала меня чертовски иррациональным.

Зарываясь носом глубже в ее волосы, я искренне покачал головой, зная, что мы обсудим это, но сейчас мы слишком истощены, чтобы иметь необходимую энергию. Я поцеловал ее в голову и отстранился, желая, чтобы мы могли пропустить все это дерьмо и просто быть счастливы, как на обеде, когда она рассмеялась. Ее глаза все еще были осторожными и озадаченными, когда она растворилась в ванной готовиться ко сну.

Я последовал за ней, уже распаковав свою пижаму и едва найдя время почистить зубы, прежде чем выйти из ванной. Никто из нас не двинулся закрыть дверь, когда мы скользнули под одеяло, жадно обнимая друг друга в нашей любимой позе. Я прильнул к ее мягкости и теплу, страстно желая, чтобы каждый кусочек и частичка одежды между нами просто растворились. Я хотел чувствовать ее тепло и пульс на коже как постоянное напоминание, что слова моей матери были выдуманной, случайной возможностью, и моя жизнь с ней не будет горем. Тихое посапывание Беллы усыпило меня через несколько минут, мягкий свет, проникающий к нам из коридора, был скорее спокойствием, чем помехой.

ЕPOV

Суббота была моим днем, но воскресенье стало днем Беллы. Она сидела рядом со мной на кожаном диване и вгрызалась в свой сэндвич. Я неприлично кусал свой, как долбаный неандерталец. Как она полностью не отказалась от меня, было за пределами понимания, но это была она, вся гребано улыбающаяся и неуловимо придвигающаяся ко мне. Я внутренне закатил глаза на ее неудавшуюся хитрость, просто готовясь остановить ее, будучи гребано испуганным.

Когда я проснулся от очередного переполненного подноса, ожидающего меня, я немного разозлился. Она не может делать так каждое утро. Она застенчиво призналась, что проголодалась, и ей просто не понравилась идея готовить только для себя. Язвительно поблагодарив ее за то, что она приложила столько усилий для выполнения моей просьбы вчера утром, я, в конце концов, присоединился к ней поесть на диване.

- Йога ужасна, - продолжила она с кислым выражением, от которого я лениво хихикнул. Она объясняла мне свой график последний час. До этого она рассказала про терапию и ее лечение в мельчайших деталях. Наши тринадцать часов сна сделали ее энергичной и нехарактерно открытой. Или, может, это была ее свободная честность, как на обеде предыдущим вечером, я не был уверен.

Она пыталась раскрутить меня на еще один разговор про Чикаго, но я хотел провести день, не думая и не говоря об этом. Это слишком, блять, эмоционально истощало. Я так ей и сказал, а взамен попросил рассказать о ее лете. И терапии, конечно. Я не переживал от мысли, что Белла расскажет кому-то совершенно незнакомому о нас. Но я почувствовал неловкость и настороженность, когда она призналась, что я неоднократно упоминался в разговорах. Я также не переживал из-за мысли о ее боксе с кем-то, кто мог выбить ее симпатичные маленькие зубы.

Я всосал все это дерьмо и расплылся в улыбке, потому что я разволновался из-за вспышки успеха и гордости в ее глазах, когда она говорила об этом. Я сдержал себя и не сказал, что все это могло произойти.

- Йога, - я поджал губы и откинул мои волосы с глаз.

- Это не там ты изображаешь из себя эластичное дерьмо со странными названиями типа согнутой зебры? – спросил я, ухмыляясь. Ее тройное хихиканье было похоже на глоток свежего воздуха, и я, не растерявшись, купался в этом, пока она откидывала голову назад и фыркала.

- Достаточно близко, - кивнула она с кривой улыбкой.

- Хотя это очень рекомендовала Кармен, так что… - она остановилась и пожала плечами, вздыхая. Эта женщина Кармен упоминалась за последние два часа больше, чем Элис и Эсме, вместе взятые. Я почувствовал зависть, что эта незнакомка, возможно, знает о ней больше, чем я.

Я быстро взглянул на подползающую ко мне Беллу и вздохнул, сердясь на ее дерьмовую робость. Не думая много, я придвинулся ближе, и в ее глазах появилась осторожность, когда наши бока соприкоснулись. Я, возможно, должен был быть немного более заботлив, когда я садился глубже, но я, в конце концов, решил – пошло все на хрен, и просто положил голову на ее плечо. Я зевнул, убирая волосы с глаз, и был тайно благодарен Эсме за ее настойчивую просьбу подстричься. Она немного повернула голову, смотря на меня вниз, и медленно расслабилась в моей внезапной близости.

Мы долго сидели в этой тишине. Я поднял ее руку и проводил по линиям на ее ладони пальцем, как она делала со мной вчера, просто большей частью наслаждаясь обычными прикосновениями, которые мы могли иногда делать без неловкости. Я гадал, сколько это продлится, прежде чем полностью пропадет. Может быть, никогда.

Разрушая мои тихие размышления, она, в конце концов, шепнула.

- Мы можем поговорить о дне, когда ты уехал, когда мы… - она остановилась, и мое тело напряглось.

Я стиснул глаза, не определившись, готов ли я даже начать думать об этом, не то что говорить.

- Нам действительно нужно? – умоляюще спросил я, приподнимая голову и вглядываясь в нее.

Она нахмурилась и прикусила губу, перед тем как ответить,

- Это типа важно, знаешь? – ее глаза метнулись к моим, настолько озабоченные, насколько я мог ощутить, и я сжал зубы. Ей, возможно, это нужно больше, чем мне, решил я. Такой же сомневающийся и нервничающий, как она уже была, я прикинул, что весь этот день, возможно, разрушит все хорошее, что я сделал ради ее доверия и всего остального.

Я приподнялся от нее и быстро выпалил все, но знал, что этого могло быть недостаточно.

- Я не имел в виду всего того дерьма, что сказал, я просто типа… вышел из себя и сошел с ума. Я вывалил все это на тебя как последний кретин и потом… - я остановился, вспомнив, как ее ладонь била меня по лицу и вздохнул.

- Я заслужил все, что ты сделала, и даже больше.

Она покачала головой, прикусив губу между зубами, и запротестовала раненым голосом,

- Никто не заслуживает этого, Эдвард, - и прижала колени к груди. «Великолепно», -вздохнул я, ненавидя видеть ее в этой проклятой позе плода.

- Даже Ньютон? – вымученно улыбнулся я в попытке облегчить это дерьмо, но это не сработало.

Она посмотрела на пол и сглотнула.

- Я сделала это, чтобы ты занялся со мной любовью.

Моя челюсть недоверчиво дрогнула, и я усмехнулся.

- Белла, это… это не называется «заняться любовью», - ответил я, мой голос был пропитан отвращением от того, что я даже не дал ей приличного базиса для сравнения. Этот день был всем, что она реально знала, и… я даже не мог вспомнить, чтобы так ужасно обращался со шлюхой типа Стенли. Моя грудь загорелась, когда голову наполнили непрошеные образы. Мои пальцы в ее теле, двигающие и ставящие синяки. Я отогнал прочь воспоминания и отвел взгляд, неспособный смотреть ей в глаза. Я был огорчен тем, что это принесло нам, вместо того, чтобы дать нам удовольствие.

Белла вздохнула.

- Я не позаботилась о семантике. Это моя ошибка.

Я покачал головой, без юмора хихикнув, избегая ее взгляда.

- Это сделали двое.

Следующий час мы провели, двигаясь назад и вперед, сражаясь, как две жадные собаки, чья вина была больше. Она винила себя за потерю контроля, я делал то же самое. Она винила себя за то, что мучила меня, и я винил себя за то, что мучил ее. Она винила себя за эмоциональную непредсказуемость, и я винил себя за то, что был полным гребаным лунатиком.

- Но, Эдвард, - хмыкнула она с покрасневшим и рассерженным лицом.

- Я знала, что я делаю. Это манипуляция как по учебнику, - она почти визжала, взволнованная от нашего пылкого обмена.

Я покачал головой, стиснув зубы.

- А я знал, что ты манипулируешь мной, Белла, блять, - прорычал я раздраженно.

- Дай мне небольшой кредит.

Игнорируя мою логику, она продолжила.

- А я знаю, что ты сожалел об этом.

Уверенно кивая головой, она добавила,

- Я просто была эгоисткой.

Я не мог стоять и слушать, как она опускает себя так, блять, полностью. Я продолжил спорить,

- Я дал тебе сделать это и я не мог даже остановить себя.

Она усмехнулась.

- Я не хотела, чтобы ты остановился.

- А я не хотел, чтобы ты хотела, чтобы я остановился, - возразил я.

Поднимая подбородок, ее глаза вспыхнули яростью.

- Ну, я рассказала Элис и Розали о твоем пожаре и твоей матери.

Не разволновавшись, я пожал плечами и ответил,

- А я рассказал маме о тебе и Филе.

Невозможно более разозлившись, она выплюнула,

- Ну, я пошла на терапию, только чтобы разозлить тебя, – она остановилась, немного задохнувшись, и добавила,

- И чтобы залезть в твою гардеробную, - тихим голосом.

Смущенный и немного расстроенный ее признанием, я почти остановился и попросил ее продолжать. Вместо этого я потер лицо и вздохнул.

- Не имеет значения, - почти абсолютно искренне.

- Ты не сможешь убедить меня, что ты отвратительная сука, так что, пожалуйста, прекрати попытки.

Она простонала, откидывая голову на спинку дивана, и искоса взглянула на меня, помолчав мгновение, перед тем, как шепнуть.

- Скажи про меня что-нибудь плохое.

- Что? Нет, - ошеломленно отказался я, отодвигаясь от нее.

- Пожалуйста? – повторила она.

- Я реально думаю, что это то, что тебе нужно упомянуть твоему психиатру, - с расширенными глазами сказал я, потому что это явно было нездорово.

Она хмыкнула и села ровно, глядя мне в глаза.

- Ты не видишь, Эдвард? Ты поставил меня на пьедестал, а я не совершенна, - она подняла подбородок, уверенно выпятив грудь.

- Скажи это. Я не совершенна.

Смотря в сторону, я покачал головой.

- Нет.

Разозлившись, она опять хмыкнула.

- Есть же что-то во мне, что просто… раздражает твое дерьмо.

Когда я не нашел ответа, она издала вздох проигрыша. Если честно, ее маленькая часть действительно раздражала мое дерьмо, но прежде чем я смог сказать это, я встретил ее взгляд и понял, что этого может быть недостаточно.

Ее глаза были закрыты, она была сильно нахмурена, выпятив губы, и сказала,

- Жить твоей искаженной интерпретацией меня это… это такое большое давление, Эдвард.

Она открыла глаза, грустная и жалобная.

Блять, простонал я и сел глубже в диван, борясь с желанием пнуть что-нибудь ногой, как обиженный двухлетний ребенок.

- Прекрасно, - отрывисто-резко сказал я, ущипнув переносицу и закрыв глаза. Я искал что-нибудь в Белле, что раздражает и расстраивает меня, что бы не имело отношения к ее собственной искаженной интерпретации ее, потому что она рассмотрит это как обман. Если честно, мне было тяжело подобрать что-нибудь, и мои глаза невольно открылись. Я уставился в пространство, гадая, как это вообще возможно. Даже Эсме и Карлайл раздражали друг друга, я точно знал это. Как бы это не было болезненно, но я вспомнил, что мои мать и отец тоже ссорились, когда я был маленьким.

Белла ждала, в предвкушении облизывая губы, а я старался найти в ней изъян. Она была права. Никто не совершенен. Я сузил глаза, изучая ее лицо, проигрывая последние десять месяцев настолько хорошо, насколько мог, и наконец меня озарило.

- Ты, - начал я. Она с энтузиазмом в глазах взглянула на меня.

- Иногда, я имею в виду, ты можешь быть немного, - я остановился, беспокоясь, что задену ее чувства, но ее убежденный кивок вытащил это из меня на быстром выдохе.

- Неразумной.

Вот. Я сказал это. Белла была неразумной. Я собрался с духом, ожидая некоторого огорчения, но вместо этого, она ухмыльнулась и кивнула. Ободренный, я добавил,

- Даже иррациональной, - и пожал плечами.

Она воздела руки в воздух.

- Я поняла, хорошо.

Она начала смеяться, глубоким, свободным звуком.

- Я полностью сумасшедшая, клянусь!

Я долго наблюдал, как она смеется, и фыркает, и успокаивает себя.

- Спасибо, - наконец вздохнула она, явно успокоившись, и с ее губ сорвался еще один неконтролируемый смешок.

Я сжал губы, наблюдая за ней, и внезапно мне тоже стало любопытно.

- А теперь ты, - сказал я.

Она кинула на меня взгляд и спросила,

- Ух?

Ее улыбка пропала.

- А теперь ты, - повторил я, закатив глаза.

- Ты тоже поставила меня на пьедестал. Скинь меня оттуда.

Она побледнела, ее глаза расширились.

- Почему? Никогда, - настаивала она.

- Я всегда называла тебя задницей, ты не берешь это в расчет?

Я сузил глаза.

- Неа. Это совершенно нечестно. Я показал тебе меня, теперь твоя очередь, - упорно продолжал я, прежде чем многозначительно добавить,

- Перестань быть неразумной.

Она нервно сглотнула, скручивая руки, а я ждал. Она зажала свою нижнюю губу между зубами, пожевывая ее и показывая глубокое сосредоточение. Не понимая ее раннего поведения, я наклонился вперед в предвкушении, любопытный и страстно желающий. Мы – одна ебнутая пара, изумленно думал я, веселимся от того, что оскорбляем друг друга. Ее Кармен должна иметь боевой день…

Вдруг она пошевелилась, поворачиваясь ко мне с сомневающимся выражением.

- Я нашла одно, - сообщила она, и я с энтузиазмом кивнул, наморщив лоб для лучшего усвоения. Она прокашлялась и сказала

- Ты был таким жестким и…

- Не берем в расчет, - резко прервал я, вспоминая, когда это я использовал подобную отговорку.

Она встретила мой взгляд и сердито посмотрела,

- Ты не давал мне кончить.

Еще раз вздохнув, она продолжила.

- Ты думаешь, что ты не заслуживаешь определенных вещей, так что ты лишал себя и иногда… это кончалось тем, что ты задевал мо – чувства других людей, - закончила она, положив руки на колени.

Я почувствовал, как складка на лбу углубилась, и я нахмурился.

- Например? – спросил я.

Она неловко поерзала, устремляя взгляд на руки на коленях.

- Знаешь, типа еды вчера, - шепнула она, бросая на меня взгляд из-под густых ресниц. Увидев мое все еще тупое выражение, она уточнила,

- Ты думал, что не заслужил этого, так? Даже если хотел? – я честно кивнул, вспоминая, как ужасно я себя чувствовал от того, что она провела столько времени на кухне, готовя мне завтрак.

- Ну, я понимаю, что ты не хотел, но я вложила много сил в это, и все, что я услышала, это то, что ты не хочешь этого, - закончила она, ее лицо любопытно покраснело, и она сделала глоток воздуха.

- Ох, - я сжал губы и понимающе кивнул, хотя понял это уже давно. Я знал ее так хорошо, что она могла давать мне кредит. Я улыбнулся, но она покачала головой.

- Это относится и к другому, Эдвард, - добавила она, многозначительно поднимая брови и неудержимо краснея. Чувствуя, что я пропустил какие-то таинственные мысли, я ждал дальнейшего объяснения. Она простонала, откидывая голову назад и закрывая глаза.

- Другим… паре специфических вещей, - шепотом пояснила она немногословно. Когда она наконец открыла глаза, я мог только представить, какое выражение на моем лице – тупое, неверящее, блять… смущенное, или что-то в этом роде.

- Типа секса, - ровно ограничил я. Я был дома только два дня, и даже не знал, остается ли она все еще моей. Я начал задумываться, решит ли этот вывод судьбу всего, и мне ни на бит не понравилось это. Я чувствовал, как отстраняюсь и опускаю голову от мысли при этом.

- Нет! – она отчаянно замотала головой, ее волосы разлетелись вокруг ее лица.

- Меня не заботит секс, обещаю. Если ты не хочешь этого, это… бессмысленно и полупустое. Об этом даже не стоит спорить.- Оу. - Если ты думаешь об этом. Я имела в виду другие, более простые вещи.

Она опять напряглась, беспокойно теребя рукава, закончив и выразительно уставившись на меня. Это смахивало на прошлую ночь. Она облизала губы, перевела взгляд на меня, и, еще сильнее покраснев, выпалила,

- Это типа смущает.

- Да, - пылко согласился я и затем раздосадованно спросил,

- Можно я поясню мой предыдущий неправильный выбор? Потому что ты смешиваешь знаки, которые обоснованно завершают все остальное, - я пробежался пальцами через волосы и досадливо покачал головой. Сначала она заставила меня умолять и унижаться, просто позволить мне поговорить с ней, сказала мне, что я задница и практически сказала, чтобы я съебывался. Теперь она почти сказала, что любит меня и достаточно сильно просит поцеловать ее. Замешательство – это слабо сказано.

Скривившись, она кивнула и закатила глаза.

- Психованная, помнишь? – проворчала она, тыкая себе пальцем в грудь и хлопаясь на диван с тихим скрипом.

Мое лицо вытянулось, я откинулся на спинку дивана, играя с кончиками ее волос и снова посматривая на ее глаза. Ее неуловимое почесывание головы выдавало ее недоумение, так как она потерялась в глубоких раздумьях.

- Эй, - шепнул я, разрушая ее сосредоточенность и опять встречаясь с ней взглядом. Я поднял руку к ее щеке, отбрасывая ее волосы.

- Я не думаю, что ты психованная. Ты можешь не быть совершенством, но ты совершенна для меня, - я ради эксперимента провел пальцем по ее щеке, нервно сглатывая, опускаясь по ее нежному телу. Она вопросительно искала мои глаза, когда кончик моего пальца опускался по косточкам шеи, исследуя то, что лежит под ней, и обнаруживая то, что я искал, с относительным облегчением. Я не мог сдержать моей дерьмовой улыбки, когда я потянул цепочку, высвобождая ее из-под темного хлопка ее свитера. Надо признаться, я высматривал ее последние два дня, но она всегда скрывала ее. Другого пути узнать, носит ли она ее еще, не было. Это действительно было тем доказательством, которое было мне нужно. Все остальное за последние два дня просто замораживало мою легализацию.

- Что? – смущенно улыбнулась она, взглянув на кулон, который я подарил ей на Валентинов день. Она подняла руку, нежно поглаживая его, и призналась,

- Я никогда не снимаю его, - и моргнула ресницами, выглядя намеренно застенчивой. Во мне всколыхнулась уверенность, я наклонился ближе, освобождая цепочку на ее шее. Передвинув ладонь к щеке, я погладил пальцем ее пухлые губы, молча умоляя. Ее глаза отяжелели и остекленели, и она повторила мою позу. Наши лица приблизились друг к другу, пока наши носы не соприкоснулись. Я наслаждался ее теплым дыханием на своей коже, прижимаясь еще ближе, и наконец касаясь своими губами ее губ. Похоже, это будет наш первый поцелуй после моего возвращения, без фанфар и эпических заявлений. Просто накопленная вина и простейшие истины на сэндвичах из говядины и оставленными спорами.

Мой поцелуй был нежным и настолько ласковым, насколько позволяло мое возбуждение. Она вздохнула, обвивая пальцами мою шею и прижимая меня ближе. Я чувствовал, как ее губы дернулись вверх, подавляя улыбку, и мои руки забрались в ее волосы. Я позволил себе углубить поцелуй достаточно, чтобы кончики наших языков практически коснулись друг друга.

Мы одновременно оторвались, но оставались рядом, усевшись на диван поглубже. Я откинул руку на спинку дивана, касаясь губ кончиком языка и улыбаясь, а она ухмылялась мне. Она схватила мою руку, перебросив ее через плечо и играя с кольцом, а я дышал цветами и печеньями ее волос.

С внезапностью, которой я определенно не ожидал, она вдруг выпалила.

- Я обшарила все твои вещи и выбросила твое порно.

Да. Это остановило меня. Мои глаза невольно пропутешествовали к моей тумбочке перед тем, как вернуться к ней. Она виновато посмотрела на меня, покраснев и кивнув.

- Записки и все остальное, - тихо шепнула она, многозначительно намекая на непристойность.

Если бы в середине моего пола появилась дыра, я бы спихнул туда этого ублюдка и умер от стыда. Вместо этого я вздохнул, поцеловал ее в висок, краснея кожей на шее, сглотнул и пробормотал ей в шею,

- Я случайно показал своей матери рисунки с тобой, полуобнаженной.

Она раскрыла глаза.

- Ты не сделал этого.

Я кивнул, извиняясь, и она медленно вернулась в свое удобное положение рядом со мной. Мы сидели совершенно довольные, оба размышляли над разными вещами, и нас окутывала спокойная тишина.

Я почувствовал, как с моих плеч упал огромный груз, о существовании которого я даже не подозревал. В нас были наши изъяны и противоречия, но было достаточно ясно, что ни один из нас никуда не собирается. Я все еще был полным гребаным лунатиком, а она все еще была моей девочкой.

Моей неразумной, смущающей, пронырливой, ненавидящей порно девочкой.

***

- Нет, нет, смотри сюда, – пробурчал Джаспер, тыкая мне под нос бумагу, и показывая в нее пальцем.

- Здесь сказано полторы чайных ложки пищевой соды. Не пищевого порошка, - он убрал бумагу и начал внимательно исследовать ее, а я поморщился.

Я неуверенно уставился в миску для смешивания.

- А какая разница, - раздраженно спросил я, добавляя дополнительного дерьма в сито.

Какао-порошок, какао-сода, все, что угодно – гребаные таинственные Интернет-рецепты. Джаспер пожал плечами, сжав губы над бумагой и наклонив голову.

- Крем, взбитый до устойчивого положения. Какого хрена это означает? – пробурчал он, наконец встречая мой взгляд и приподнимая брови.

- В каком аду ты раскопал этот рецепт? Это звучит как извращение.

Я простонал и отобрал бумажку обратно.

- Перестань меня смущать. Это и так тяжело.

Я сделал морально очищающий вздох и вернулся к своей задаче. Джаспер наблюдал, не скрывая изумления, как я неуклюже дергался по кухне в третьем раунде Эдвард против приборов и другие. Я уже закончил со своей ужасной загруженностью домашней работой к вечеру, так что имел достаточно времени, чтобы попытаться опять. Мне надо было слишком много, блять, наверстывать для школы, и я вынужден был принять помощь Беллы. Или это, или оставаться на второй год. Карлайл был немного озабочен, что его деньги не имели такого веса, как обычно, но я и не думал рассчитывать на них. Это была моя личная хрень. Неделя пролетела как размытое пятно, после того, как я вернулся. Это было не так тяжело, как я ожидал. Школа, в отличие от дома, не изменилась ни на бит. Я продолжал встречать Беллу после уроков, забирая ее учебники, когда она позволяла мне, хотя она больше не так расслаблялась в моем присутствии. В любом случае, ей было уже не так плохо.

- Что следующее? – спросил Джаспер, сидя на стойке и перебрасывая из руки в руку маленькую бутылочку ванильного экстракта. Он пришел типа подождать, пока Элис и Белла вернутся со своих пятничных уроков бокса, но я лучше знал. Этот ублюдок наслаждался каждой секундой этого дерьма.

Я рассеянно ответил «номер три» и продолжил поиски в абсурдных запасах в буфете сахара-песка. Я не привык видеть так много дерьма в Карл – моей кухне. Там были вещи, которые я даже не надеялся обнаружить, но, надо же, у Беллы была целая бутылка вишневого ликера, стоящая здесь и поджидающая меня. Со вздохом я обнаружил ее. Дальнейшие поиски на верхней полке шкафа обнаружили банку с консервированными вишнями – этот новый рецепт победил.

Джаспер хихикнул и спросил из-за спины,

- И что за торт это будет?

Я повернулся к нему, держа обнаруженный сахар, и пробурчал,

- «Черный лес».

Я пытался подлизаться к Белле из-за моих больших требований, но не был уверен, что осквернение ее кухни будет хорошим способом добиться успеха. У меня была прорва времени начать и кончить, до того, как они вернутся домой, но я не знал, справлюсь ли я с отмыванием всего.

Кроме того, я, как полная задница, пропустил ее день рождения. Я знал, что она не примет настоящего подарка, а она испекла для меня торт. Я опять пытался найти эту возможность «око за око». Конечно, кулинария была так далеко от меня, что это было даже смешно. Кошмарные брызги, покрывающие сейчас мою футболку, подтверждали это – я должен был чем-то привлечь ее.

- Я чувствую себя тупой задницей, - признался я, посмотрев на мою футболку.

Мой жизненный опыт был достаточно маленьким, чтобы я догадался воспользоваться передником моей девочки. На полу были огромные куски теста и разбитые яйца, и… что-то еще, чему я не мог подобрать названия, покрывало мою грудь. Это же прилипло к моим рукам в гротескной и неудобной манере. Я поразмышлял, что бы это могло быть, прежде чем признать поражение и выкинуть это из моей головы. Я снял футболку, радуясь, что оставил под ней утром майку, когда проснулся и поспешно начал одеваться в школу. Я разрабатывал различные методы мести электрическому миксеру, несущему ответственность за мои трудности.

Они реально должны были предупреждать про этого ублюдка…

- Ты и выглядишь, как тупая задница, - засмеялся Джаспер, уворачиваясь от футболки, которую я бросил в его голову.

- Я не верю, что ты пользуешься женской взбивалкой. Я был прав, что ты бросишь весь этот трейлерный парк на меня, - продолжил он, несомненно, изумляясь себе, а я проигнорировал сотое упоминание «Спрингера» за неделю. Тайно смущенный, я раздумывал, как объяснить, что мне нравится спать в этом с Беллой – и больше ничего между нами – и самым несексуальным способом. Я решил, что он все равно не поймет и закатил глаза, продолжая заниматься своим делом. Он наблюдал, как я отмеряю сахар, нахмурившись в глубокой концентрации. Разрушая мою полную сосредоточенность, он спросил,

- Почему ты опять не даешь мне помочь? Я уже делал торты раньше.

Я решительно высыпал сахар в миску.

- Потому что это… это одна из тех вещей, которые будут особенными, если я буду делать это сам, - я вздохнул и решил испытать удачу, разбивая еще одно яйцо. Я уже испортил целую дюжину.

Он покачал головой и изучил бутылку с ликером.

- Я не знаю, согласится ли Белла… Фактически, - он вздохнул и встретил мой взгляд, стоический и мрачный.

- Я думаю, что как только она увидит свою кухню, она, возможно, использует все это дзюдоистское дерьмо, чтобы побить тебя.

Серьезное выражение его лица было одновременно веселым и тревожным. Я подумал, что она сделает для меня исключение. Как минимум я продолжал говорить это себе, облизав губы и пытаясь разбить очередное яйцо.

Двумя часами, шестью яйцами, одним предупреждением Джасперу, чтобы он не трогал вишневый ликер, и двумя разбитыми мисками позже, я покрывал глазурью самый безобразный гребаный торт, который я, блять, видел.

Карлайл пришел посмотреть, над чем все смеются.

Ужасное выражение на его лице испугало меня.

- Она или решит, что это внушает любовь, или приводит в ужас, - сообщил он, добавив,

- Ты спросишь ее сегодня?

Раздосадованный, я кивнул и наблюдал, как он уходит, бросая нервные взгляды на грязь, покрывающую стойку.

- Почему? – я мрачно наклонил голову, покрывая торт глазурью.

- Почему этот торт покрылся трещинами? Это же неправильно? – спросил я, поджимая губы в раздумье. Я предположил, что сделать шоколадные завитки будет немного, блять, бессмысленно.

Джаспер смотрел на нож со зловещей улыбкой.

- Чувак, думаю, тебе нужно было подождать, пока он остынет, прежде чем глазировать его.

Я сузил глаза за несвоевременность этой информации, прежде чем отдаленный звук открывающейся